Текст книги "Робинзон. Инструкция по выживанию"

Автор книги: Александр Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Александр Покровский
Робинзон

Действующие лица

1. Лейтенант Робертсон Александр Васильевич

2. Боцман Степаныч

3. Командир БЧ-2 – капитан 3 ранга Сова Николай Николаевич

4. Старший помощник командира – капитан 2 ранга Зубов Анатолий Иванович

5. Помощник командира – старший лейтенант Петров Владимир Яковлевич

6. Командир группы БЧ-2 старший лейтенант Кашин

7. Начхим – старший лейтенант Рустамзаде Эдуард Пейрузович

8. Матрос Алиев

9. Корабельный врач – майор Демин Михаил Сергеевич

10. Заместитель командира по воспитательной работе – капитан 2 ранга Близнюк Николай Васильевич

11. Командир дивизиона живучести – Вознюшенко Андрей Степанович

12. Мичман Пасичный – специалист, куда ни сунь

13. Мичман Артемов – гроза всех трюмных

14. Мичман Саахов Серега Чудовище

15. Капитан-лейтенант, КГДУ-1, командир группы дистанционного управления дивизиона движения – Поляков Геннадий Петрович

16. Командир корабля – капитан первого ранга Белов Александр Иванович, строгий, очень положительный мужчина

17. Командир БЧ-5 – Владимир Владимирович

18. Командир электронно-навигационной группы БЧ-1 (штурманенок) – Стожик Вадим Петрович

19. Начальник штаба – капитан первого ранга Попов Виталий Александрович

20. И другие…

Предлагается следующая история…

После училища в отдел кадров флота приходит лейтенант-ракетчик. Его назначают на лодку. Лодка готовится к автономке. В этот поход командиром ракетной боевой части идет капитан третьего ранга Сова, который после похода должен уходить в академию. На его место назначается нынешний командир группы старший лейтенант Серега Кашкин, а на его место они за время похода должны подготовить нового командира группы – вот этого самого только что назначенного к ним лейтенанта.

У лейтенанта необычная фамилия – Робертсон, а зовут его, как Суворова, – Александр Васильевич.

В отделе кадров с самого начала его спросили:

– Кто вы по национальности? (С этого и начинается фильм.)

– Русский.

– Но фамилия-то (с усмешкой) французская?

– Почему французская? Фамилия шотландская! У меня и документ есть. Я ксерокопию сделал. Меня о моей фамилии еще в училище спрашивали. Вот!

И лейтенант показывает документ. Это копия грамоты, выданной Петром Первым шотландскому шкиперу Джеймсу Робертсону, поступившему на русский флот в 1712 году.

– И что потом? – спрашивает оторопевший кадровик.

– Потом? А потом Гангут! С Апраксиным Федором Матвеичем! Он и медалью награжден! «За прилежание и верность»! – лейтенант достает из папки, которую он держит в руках, бумаги и раскладывает их перед изумленным кадровиком.

Так и начинаются приключения лейтенанта Александра Васильевича Робертсона, получившего поначалу кличку «Сашка Робинзон».

Под музыку «Прощайте скалистые горы» лейтенант Робертсон на верхней палубе ПСК (пассажирский катер) подводит с моря к базе подводных лодок. Пока ПСК идет, можно рассмотреть силуэты кораблей.

ПСК подошел, пришвартовался, люди вышли.

– А где штаб тридцать первой дивизии? – спрашивает лейтенант у первого попавшегося офицера.

Тот смотрит на него с интересом, потом спрашивает:

– Только что из училища?

– Да!

– Тогда через зону тебе не пройти. Пропуска нет, а впрочем, у тебя же есть командировочное предписание. Вот с ним и попробуй прорваться через зону. Вон КПП, но если не пустят – там всякий народ стоит, может, они не знают, что такое «командировочное предписание», – тогда придется вокруг сопки идти. Там дорожка есть. Она тебя и выведет в казарменный городок. Вон она (показывает), вот так по ней и иди. Она тебя на ПКЗ приведет. На плавказарму. Вот там и размещается штаб тридцать первой дивизии. Давай!

– Спасибо!

– Не за что!

Лейтенант поплелся на ПКЗ. С собой он тащил чемодан. В ней военная форма на все случаи жизни.

Лейтенант Робертсон стоит в проходном коридоре на плавказарме.

Вокруг него пробегают офицеры, а он все пытается у них спросить: где же тут помещается флагманский ракетчик.

– Флагманский? – кто-то сжалился и остановился на бегу.

– Да!

– Ракетчик?

– Да!

– А хрен его знает!!!

На верхнюю, штабную, палубу лейтенанта не пускает вахтенный. Ему сказали: «Ждите, к вам выйдут!» – и вот уже целый час никто не выходит, только мимо все бегают как ошпаренные. Раздается истошный крик: «Ком-диввв!!!» – и все разом пропадают – только стук дверей.

В конце коридора слышны тяжелые шаги, видна адмиральская фуражка, тужурка – идет. Комдив движется прямо на лейтенанта, его шаги в полной тишине – невольный ужас. Комдив подходит. Камера с его ног медленно переползает на лицо. Лицо – строже только у памятников. Комдив останавливается перед лейтенантом. В глазах у него вопрос.

Лейтенант не знает какой, но на всякий случай он представляется и отдает честь:

– Лейтенант Робертсон!

– Как?

– Лейтенант Робертсон, товарищ адмирал, прибыл для дальнейшего прохождения службы!

Нужно сказать что-то еще, но лейтенант не знает что. Адмирал его разглядывает и явно ждет чего-то.

– В боевую часть два!

– ?!

– Прибыл! Вот только к флагманскому ракетчику никак не могу попасть!

– ?!!

– Час уже стою – и никого!

И тут адмирал вдруг резко наклоняется к лицу лейтенанта и громко говорит:

– Сутками! Сутками! Будешь стоять!!!

На что лейтенант Робертсон отвечает:

– Я готов стоять сутками, товарищ адмирал, но не выстаивать!

Адмирал еще раз наклоняется, но теперь к уху лейтенанта и говорит ему тихо тоном, не предвещающим ничего хорошего:

– Следуйте за мной!

Через мгновение адмирал находит ему флагманского ракетчика. Указывая на лейтенанта, он говорит ракетчику:

– Ваш?

– Нет! – отвечает тот.

– Еще раз скажите «нет», – говорит ему адмирал, – и я найду чем вам поправить память! И подстригите лейтенанта. Ему это полезно!

Через десять минут лейтенант Робертсон уже подстрижен здесь же, на ПКЗ. Парикмахер, матрос, с помощью зеркала демонстрирует ему его затылок – тот совсем без растительности.

– Готово! – говорит матросик. – Гарантия – месяц ничего не будет расти!

Отрывается дверь в каюту к флагманскому ракетчику, и лейтенант входит в нее.

Ракетчик идет ему навстречу с распростертыми объятиями:

– Лейтенант Робертсон?

– Так точно!

– Александр Васильевич?

– Да!

– Дорогой мой, вы меня изводите! Ну где вы все время бродите!!! Вы уже час как должны быть на К-216! Восьмой пирс, правый борт, командир БЧ-2 капитан третьего ранга Сова уже весь изнылся! А страдания старшего помощника командира капитана второго ранга Зубова вообще не поддаются никакому описанию! Вперед! Что надо сказать?

– Есть!

– А еще?

– ?!

– А еще у нас кричат «Ура!».

Пирс, экипаж, лодка. Перед экипажем старпом и лейтенант Робертсон.

– Внимание личного состава! В наши стройные ряды вливается еще один будущий Лаперуз! Покоритель морей! Гроза пальм и папуасов! Перед вами лейтенант ракетной боевой части Робертсон Александр Васильевич! Не слышу аплодисментов!

Строй рукоплещет, лейтенант, обалдевший от такого приема, переминается с ноги на ногу, но терпит.

Со шкентеля вопрос:

– А правда, что у него прабабушка воевала вместе с Петром Первым?

– Правда! – говорит старпом. – И звали ее Екатерина Вторая! Лейтенант Робертсон!

– Я!

– Берете свой чемодан и становитесь в строй!

Лейтенант встает в строй.

– Так! – говорит старпом. – Внимание личного состава! Сейчас прибывают пять «КамАЗов» продовольствия. Загрузка до полных норм. Помощник! Владимир Яковлевич, расставьте людей. Задействованы все. Надо управиться до ночи. Командирам подразделений! Все дела отставить, пока не погружены продукты.

На пирс приезжает первый «КамАЗ». Начинается его разгрузка. Экипаж выстраивается в цепочку. Грузят все – и офицеры и матросы. Помощник мечется. Он всюду. В лодку рекой идут продукты – мешки, паки, ящики.

У верхнего рубочного люка стоят двое: боцман и матрос Алиев. Алиев придерживает балку – она прямо над их головой – через нее перекинут шкерт (веревка). Один конец шкерта держит Алиев, на другом они, привязав ящики и мешки, спускают все это в люк лодки. Все это в диком темпе – вяжется, спускается, летит вниз, там отвязывают, и шкерт вытягивается назад, опять вяжется, спускается.

И тут они увязали пять мешков с сахаром и при спуске (это 150 кило) эти мешки чуть не утащили за собой Алиева. Тот выпускает из рук шкерт, и мешки срываются и летят в люк центрального. У люка стоит старпом, и мешки падают прямо перед его носом.

Хорошо, что никого не убило.

– Бомцан! – орет старпом в шахту люка. – Что у вас там происходит? Кто на шкерту? Степаныч! Убью гада, – шепчет старпом.

В это время боцман Степаныч уставился на Алиева.

– Ты че эта, болтяра конская! – говорит он ему угрожающе.

Алиев от страха опускает руки по швам, при этом он перестает придерживать одной рукой балку – та все время выскакивает из пазов. Балка, которую уже ничего не удерживает, выскакивает из пазов и бьет боцмана в лоб – тюк!

– Боцман! – орет старпом. – Что у вас там?

Боцман, закатив глаза, падает в люк головой вниз. Пролетая по дороге семнадцать метров, он на последних метрах приходит в себя, хватается за поручни и тормозит. Появляется он (ободранный, но живой, в царапинах) перед глазами изумленного старпома головой вниз и говорит:

– Вызвали, Анатолий Иванович?

Командир БЧ-2 капитан 3 ранга Сова проводит инструктаж лейтенанта Робертсона. Рядом стоит старший лейтенант Кашин. Стоят они на проходной палубе 4-го отсека. Погрузка продуктов все еще идет, вокруг народ все время что-то носит. Мечется помощник командира старший лейтенант Петров Владимир Яковлевич.

– Значит, займемся регламентом! – говорит Сова Кашину и Робертсону.

Пробегающий мимо помощник вдруг набрасывается на Сову:

– Каким регламентом, Николай Николаевич! Все на погрузку продуктов! Пять «КамАЗов»! Мы до утра так грузить будем!

Сова, не обращая на него никакого внимания:

– Регламентом ракетного оружия! Не сделаем регламент – никому их продукты будут не нужны!

– Анатолий Иванович! – помощник бросается к проходящему мимо старпому. – Сова забирает всех ракетчиков на регламент!

Старпом останавливается:

– Ну?

– Анатолий Иванович! Блин! Яопять один буду все грузить? (Помощник.)

– Регламент– святое! (Старпом.) Николай Николаевич! Оставишь себе на регламент минимум людей, остальных отдашь помощнику.

– Анатолий Иванович! – говорит Сова. – В регламенте участвует вся боевая часть два.

Старпом начинает раздражаться:

– Сова! Николай Николаевич, ты что хочешь, чтоб я от злобы сейчас по шву разошелся? Ну, что непонятно?

– Все понятно!

– Ну и делайте то, что вам велят!

– Мне нужен Робертсон. Мы сейчас с ним вместе пойдем подписывать бумаги!

– А мне Папа Римский нужен! Позарез! Перейти хочу! В католичество! Там крест можно раздобыть! Большой! Взял его в руки – и по башке всем! По башке! Робертсон, кстати, чтоб через пять минут был у начхима. Тот проведет с ним занятие по средствам индивидуальной защиты органов дыхания – я договорился, а потом ты возьмешь его, поставишь ему зачет и пойдешь дальше подписывать свои бумаги. Остальные будут и грузить продукты, и делать регламент! Понятно?

– Понятно!

Робертсон у начхима. Погрузка продуктов, но они заперлись в ЦДП (центральный дозиметрический пост), и начхим обучает Робертсона управляться с ПДУ и ИПом.

Начхим – старший лейтенант Рустамзаде Эдуард Пейрузович.

– Будем знакомы: Рустамзаде Эдуард Пейрузович! Можно на «ты» и просто Эдик. Отчество мое ты все равно не запомнишь.

– Ну почему же!

– Потому что на этом корабле половина народа считают, что «Рустам» – это мое имя, а «заде» – фамилия. А «Пейрузович» тут выговаривает только старпом, да и то в два приема: сначала он говорит: «Пей!», а потом: «Рузович!» Мы с тобой сейчас быстренько научимся пользоваться ПДУ – портативным устройством для экстренной изоляции органов дыхания от отвратительного влияния нашей внешней среды. Носится оно всегда с собой. Защищает ровно двадцать минут. Все ясно?

– Да!

– Тогда поехали включаться! Надо затаить дыхание, закрыть глаза, на ощупь передвинуть ПДУ, привязанное на бедре, перед собой, дернуть за стяжную ленту, вытащить ПДУ из футляра, футляр бросить, загубник – в рот, наносник – на нос, флажок перебрасываем – вот и все включение. Включаемся при пожаре самостоятельно, без команды. Это понятно?

– Понятно.

– Переходим к ИПу. ИП – изолирующий противогаз…

Открывается дверь на пост, и в нее задом лезет матрос. Матрос влез в ЦДП, после чего он разворачивается, в руках его ящик, матрос сияет.

– Это что, Патрикеев? – спрашивает Рустамзаде.

– Простокваша. Кажется… – на лице у Патрикеева разлито блаженство. – Целый ящик!

– Дима! – говорит Рустамзаде строго.

– Ну, тащ-ка! – тянет Патрикеев.

– Дмитрий Патрикеев!

– Ну чего вы, в самом деле! Мы возьмем только две баночки, остальное – назад заколотим!

– Матрос Патрикеев!

– Вот вы опять «воровство-воровство»! А в автономке же нет аппетита! И все зря только выбросят! А мы ее сейчас съедим. А в автономке не будем!

Все равно же все это наше! А тут– свеженькое! Я сам ее заварю. Вот увидите – будет вкусно!

– Матрос Патрикеев! Вам начальник что говорит?

– Ну знаю, нехорошо воровать! Но вдумайтесь – это же все наше!

– А ну давай назад, «вдумайтесь»!

– А как же я им теперь назад его отдам? Что они скажут?

– Они скажут, что ты этот ящик свистнул, философ!

– Тащ-ка! Я потом все отдам!

– Сейчас!

– Ну, может, потом?

– Не может!

– Эх… – Дима огорчен, ящик уплывает обратно в отсек.

– На чем мы остановились? – спрашивает Рустамзаде Робертсона.

В это время открывается дверь, и в ЦДП появляется корабельный врач – майор Демин Михаил Сергеевич.

– Так, Эдуард! – обращается он к начхиму. – Завтра с утра всем сдать анализ мочи в спецполиклинике! Это кто с тобой? Новый лейтенант? Робинзон?

– Я Робертсон.

– Ну, это все равно. Медкнижку ко мне занесешь и завтра тоже на анализы! Встали утром, не писаем, бежим в спецполиклинику, там в гальюне будет стоять тележка, а на ней – баночки. Писаем в баночку и пишем на бумажке свою фамилию и только после этого идем на завтрак! Врач исчезает.

– Слушай, – говорит начхим Робертсону, – забыл спросить: а ты где остановился?

– Нигде. Я сразу на лодку из дивизии пришел.

– Не женат?

– Нет.

– Значит, тебе, как и мне, на ПКЗ каюту дадут, а пока в моей переночуешь. Второй ярус все равно не занят.

– Спасибо.

– «Спасибо» не отделаешься. Водка, пьянство, женщины, разврат.

– Так я же не пью!

– А кто пьет?

В это время в ЦДП входит старпом.

– Анатолий Иванович! – обращается к нему начхим. – Я на эту ночь приютю лейтенанта?

– Приютю! Значит так, Пейрузович, ты занятие с ним по ПДУ и ИИ провел?

– Так точно!

– Тогда зачет, приказ о допуске не забудь. И завтра анализы.

– Доктор уже говорил.

– А потом стрельбы из автомата организуешь!

– Анатолий Иванович! Опять я? Целая БЧ-2 же есть! Вот и лейтенант у них появился! Ну при чем здесь я?

– При том! У Совы регламент. Вся БЧ-2 задействована, а у нас в этом году горит отстрел личного состава. Проведешь. Исмотри, чтоб оцепление никто не перестрелял. Доложишь. Кстати, и я схожу постреляю. Робертсон! А вы почему до сих пор здесь? Вас там Сова с собаками ищет! Бегом! Ему надо показать вам, как бумаги на работы подписывать у начальства.

Сова с Робертсоном стоят в зоне режима радиационной безопасности. Сова с папкой в руках. Перед ними скалы. На скалах огромный плакат – матрос сжимает автомат, под ним лозунг «Североморец! Бдительность – наше оружие!», снизу приписка: «Североморец! Не води ебалом!» Последнее слово затерто, но понять, что там было сначала написано, можно.

– Учись, Александр Васильевич, настоящему делу военным образом! Мы сейчас встанем тут на пересечении всех путей и будем ждать, когда мимо нас пробежит все наше ракетное начальство. Тогда мы и подпишем у них бумаги.

И тут внимание Совы привлекают два кота. Они выбегают на дорогу, устраиваются друг напротив друга и начинают орать.

Сова слушает их с явным удовольствием, потом вдруг начинает завывать на манер кота, чем немало удивляет Робертсона. Тот начинает смотреть на него с опаской. После того как в разговор двух котов вмешивается Сова, коты, перестав орать, слушают его немного смущено, а потом тихо уползают в кусты.

– Не мог! – говорит Сова с удовлетворением. – Мужики выясняют отношения. Не мог не вмешаться. Так, на чем мы остановились?

– На том, что нам флагманские здесь подпишут все бумаги.

– Вот именно. Обязательно здесь.

– А разве нельзя в кабинете подписать? – спрашивает Робертсон.

– По кабинетам ходить – время тратить. И их еще и на месте никогда не бывает. Они же бегают. Но мимо этого места никто пробежать не может. Вот увидишь – через двадцать минут через нас пробегут все флагманские. Да! Вот еще что! Мы стоим в зоне в рабочее время. Тут так просто не стоят, поэтому мы сейчас замаскируемся.

– В траву ляжем?

– Ну зачем так радикально? У нас повязки патрульных имеются.

И Сова достает из кармана две красные повязки с надписью «Патруль». Они повязывают их друг другу.

И тут Сова меняется на глазах. Он выпрямляется, расправляет грудь, набирает воздух, а потом вдруг как заорет:

– Молчать! Право на борт! Молчать! Право на борт!

Робертсон от неожиданности пугается, поскольку в зоне никого нет, она совершенно пустая, и поэтому Робертсону в который раз кажется, что его начальство, Сова – не совсем в себе.

– Испугался? – хитро хихикает Сова. – Учись! Вот так утром проорешь пятьдесят раз – и потом весь день служишь спокойно! Да вот, гляди!

Вдалеке бредет строй воинов-строителей.

– Вот смотри, лейтенант, – говорит Сова, кивая на строителей, – только у нас есть такое возмутительное словосочетание, как воин и строитель. Везде воины разрушители, а у нас, понимаешь, строители. Вот смотри, как они идут.

Те идут – нога за ногу, зачуханные какие-то. Сова вдруг становится по стойке «смирно», Робертсон невольно повторяет за ним каждое движение. И тут вдруг Сова громовым голосом здоровается с подходящим строем воинов:

– Здав-ст-вуйте, то-ва-ри-щи воины-стро-и-тели!

Те немедленно берут ногу, выравниваются, подтягиваются, делают «равнение направо», орут:

– Здравствуйте, товарищ майор! – и, чеканя шаг, идут мимо.

Сова и Робертсон отдают им честь.

Потом Сова косит на Робертсона хитренькие глазки и говорит:

– Вот что Устав животворящий с людьми-то делает! Понимаешь, с ними, похоже, никто до этого не здоровался. Их вообще за людей не считали – а тут. Вот из-за этих моментов, Робертсон, я и люблю нашу армию!

Сова был прав. Через двадцать минут мимо них пробежала куча флагманских и все они подписали Сове бумаги на регламент.

Утром Рустамзаде и Робертсон идут с ПКЗ в спецполиклинику.

– Чертовы анализы! – говорит начхим. – Ну почему нельзя встать утром, помочиться в баночку и в спецполиклинику принести уже баночку? Почему каждый раз надо так мучиться? Нет! Я уже не могу. Ты как хочешь, а я отолью немного.

Начхим становится посреди дороги и, воспользовавшись тем, что утро и дорога пуста, писает прямо на дорогу. Робертсон сначала терпит, а потом он слышит от приятеля: «Ну что, терпеть будешь?» – и делает то же самое.

– Фу! – говорит начхим. – Теперь жить можно.

И они идут в спецполиклинику.

Там, при входе, они находят гальюн, а в нем – тележку с баночками.

– У тебя что-то осталось? – спрашивает начхим у Робертсона, рассматривая баночку на свет. – Нет? И у меня нет! Не писается! Хотя, впрочем.

Он берет пустую баночку и отливает в нее из тех баночек, что уже стоят.

– Делай, как я! – говорит он при этом. – От этого не хочу, от этого не хочу – он перебирает баночки – вот от этого хочу!

Так они наполняют собственные баночки разной мочой.

– Надо немного разбавить! – говорит Рустамзаде и разбавляет это все водой из-под крана. Робертсон повторяет за ним все в точности.

Как только они хотят поставить баночки на тележку, резко открывается дверь в гальюн, и в него врывается кто-то из их экипажа.

– Ну что, уже нассали? – говорит он возбужденно, а потом выхватывает у Рустамзаде баночку, отливает из нее немного в пустую баночку и разбавляет все это из-под крана. При этом он не переставая говорит: – Эдик! Блин! Представляешь! По дороге чуть не обмочился! Пришлось остановиться и отлить! А теперь – ну хоть бы капельку!

Робертсон поражен.

Потом они с Эдиком идут на завтрак, и Эдик рассказывает Робертсону:

– А у заместителя командира по воспитательной работе в прошлый раз в моче обнаружили белок. Он три раза пересдавал.

– А что это такое – белок в моче? – спрашивает Робертсон.

– Белок в моче – это конец почкам. Протоэнурия.

– И что, зам действительно болен?

– Да нет, конечно. Это ребята подшутили. Плюнули ему в анализы, а он, бедняга, расстраивался, у всех столбов ссал!

– Как это?

– Ну, шутки такие.

– И что потом?

– Да ничего, перестали плевать – и зам выздоровел. Только это между нами, ладно? А то он до сих пор не догадывается.

Док на пирсе ищет заместителя.

– Зама не видел? Нет? Никто не видел Николая Васильевича?

– А что такое?

– Да у него опять белок в моче.

Все на стрельбище. Стрельбище – ущелье между сопками, где-то там, впереди, помещаются щиты. Взгляд сначала вверх, по сопкам, потом вниз – на то место, куда будем стрелять, а потом – под ноги, и оттуда на строй. Строй улыбается. Вместо щитов для стрельбы – обугленные головешки. Старпом осматривает их и негромко, про себя:

Бля! Враги сожги родную хату. – Потом громче: – Рустамзаде! Пристрой мишени по кустам!

Рустамзаде идет к кустам с мишенями, старпом корректирует:

– Давай!… Да не там же!.. Чтоб видно было!.. Да! Левей! Вешай, вешай! Хорошо!

Потом старпом командует всем:

– Внимание личного состава! Сейчас будем выполнять боевое упражнение из автомата АКС-У. Раньше у нас был АК-47, который нам заменили на эту красоту! Начхим! (Обращается к Рустамзаде)

У тебя все готово? Оцепление выставлено? Кто следит, чтоб они там на скалах не разлагались? Мичман Пасичный? Хорошо! (Возвращается к строю.) Вот и посмотрим, как вы сейчас стрелять будете! Сначала – личный состав срочной службы, потом– мичмана, а затем, самое вкусное, офицеры! Разойдись! Начхим! Командуйте!

Рустамзаде выходит перед строем и командует:

– Личному составу построиться! На первый-второй рассчитайсь!.. На огневой рубеж шагом марш!.. Первый номер к стрельбе готов! Второй номер к стрельбе готов!..

Все это слышится на заднем плане, а на переднем плане старпом, наблюдая за стрельбой, беседует с Робертсоном:

– Ну что, лейтенант, врастаем в обстановку?

– Так точно!

– Зачетный лист получил?

– От флагманского?

– И от него и от нашего помощника?

– От помощника еще не получил.

– Получишь! Это по устройству корабля и своего отсека! Ты у нас будешь командиром пятого отсека! Все в отсеке твое. Каждый болт надо знать! Скажешь Кашкину, чтоб все имущество отсека тебе показал! (Старпом отвлекается на стрельбу) Ну кто так стреляет? Кто так стреляет! Рустамзаде! Куда они у тебя стволы направляют! Анекдот, бля! Они же сейчас перестреляют друг друга! Вот я вам! (Возвращается к лейтенанту) На чем мы остановились?

– На устройстве отсека!

– Вот и хорошо! (Отвлекается) Рустамзаде!

Мичманов и личный состав в казарму! Офицерам приступить к стрельбам! Командуйте!

В мишенях ни одного попадания, зато очередями выкошены все кусты вокруг. Старпом изучает мишень так, будто там есть что-то интересное. Мишень изготовлена самостоятельно (типографских нет), она представляет собой улыбающуюся рожу, намалеванную на ватмане, на носу у нее цифра «10», над глазом «9».

– А чего, Эдуард Пейрузович, нормальных мишеней не было? – обращается он к Рустамзаде.

– Тыл меня послал на три буквы, Анатолий Иванович, пришлось самому рисовать!

– И ты нарисовал свою физиономию? Это ж человек с Кавказа!

– Где, Анатолий Иванович? – Рустамзаде смотрит в мишень из-за плеча старпома. – Да не похож же, Анатолий Иванович!

– Ладно, шучу! А автоматы у тебя почему в цель не попадают?

– Это не автоматы, Анатолий Иванович, это люди не попадают. И потом, оружие непристрелянное. Только же получили.

– Так пристрелял бы! Я ж тебе время давал! Целую ночь!

– Не мог я, для этого нужны специальные приспособления и специальная мишень! И вообще: АКС-У – это оружие ближнего боя.

– Ладно, умник, вечно у вас проблемы, посмотрим, как стреляют офицеры. Начните с Робертсона – он только что из училища, должен попасть.

Офицеры стреляют, Робертсон первым – ни одного попадания.

Старпом теряет терпение.

– Это что такое? Рустамзаде! Я вас спрашиваю!

– Анатолий Иванович!

– Давай сюда автомат! Значит, так! – говорит он разражено Рустамзаде. – Если попаду – с тебя новая фуражка и кабак, если нет – тебе неделя без схода!

– А где же мой интерес, Анатолий Иванович? – успевает спросить начхим.

– В звезде твой интерес! – отвечает старпом. – Есть еще одно место! При Робертсоне не хочу говорить!

Старпом берет автомат, идет с ним к мишеням, снимает с себя белую фуражку и прилаживает ее там, возвращается бегом, крича на бегу:

– Сейчас увидим! – подбегает, разворачивается, сам себе командует: – Старпом Быстрыкин! На огневой рубеж марш! – идет на рубеж чуть ли не строевым шагом, там изготавливается, говорит начхиму: Командуй! – тот ему дает команду: «Огонь!»

Старпом пальнул – мимо, фуражка даже не шевельнулась, очередь – мимо, выпустил весь рожок – тот же результат. Старпом сменил рожок – еще одна длинная очередь – фуражка как приклеенная, рядом рожа на мишени улыбается – она тоже не повреждена. Теперь улыбаются все присутствующие, даже Робертсон пытается.

Вставив третий рожок, старпом подбежал к фуражке чуть ли не вплотную и расстрелял ее как врага народа.

При этом он кричал:

– На тебе, сука, на!

Потом лицо его стало багровым, слегка перекосилось, когда он медленно поворачивался к офицерам с автоматом наперевес. Смешки мгновенно стихли, все напряглись. Начхим даже закрыл глаза.

– А теперь в кабак. Я угощаю! – донеслось откуда-то издалека.

Офицеры идут в казарму. Рустамзаде рядом со старпомом. Он старается держаться чуть сбоку от старпома. Дорога, пыль. По всему видно, что он хочет у него о чем-то спросить, но не решается. Наконец, решился.

– Анатолий Иванович!

– Да?

Судя по тону, старпом успокоился и с ним можно разговаривать.

– Разрешите вопрос?

– Ну?

– А вот тогда, при стрельбе, почему вы назвали себя старпомом Быстрыкиным? Вы же Зубов!

– Запомни, начхим! – старпом становится почти торжественным. – И навсегда запомни! Старпом Зубов не промахивается. Это старпом Быстрыкин может промахнуться, но Зубов – никогда! Понятно? (Громовым голосом.)

Рустамзаде смотрит на него сначала как на идиота, потом говорит:

– Понятно!

Пятый, ракетный отсек подводной лодки. На проходной палубе стоят: Сова, Кашкин и Робертсон. Сова говорит, обращаясь к Кашкину:

– Заявку на спирт подписал?

– Подписал.

– У всех?

– У всех. Даже крановщик интересовался: «Когда Сове шило дадут?» Только, Николай Николаевич, командир все равно нам столько спирта не даст.

– Это мы поглядим. Твое дело бумажки собрать. Сейчас мне отдашь заявку. Теперь по Робертсону. Надо провести его по имуществу отсека. Чтоб все посмотрел. По ведомости. Потом – зачет.

– Сделаем.

– И договорись с командиром дивизиона живучести, чтоб он занятие с Робертсоном по нашему замечательному индивидуальному дыхательному аппарату ИДА-59 организовал.

– Хорошо.

– И про ЛВД у него спроси. Надо погрузить лейтенанта в аппарате в бассейн.

– Хорошо.

– И чтоб зачет и приказ о допуске сразу.

– Ясно.

Мимо них идет офицер. Сова:

– О! А вот и Андрюха! А мы только что о тебе разговаривали, мол, не поможет ли нам командир всей нашей живучести с зачетом для лейтенанта по ИДА-59.

– Поможет, конечно, Артемова не видели?

– Кто же не знает мичмана Артемова – грозу всех трюмных? Он как раз внизу. В трюме его только что видел.

Комдив Андрюха наклоняется к трапу вниз и орет:

– Артюха!

Где-то снизу:

– А?

– Где Чудовище?

– В первом!

– Он что там один, что ли?

– Один!

– Ты чего, с ума сошел?

– Так там редуктор ВВД травит, вот он им и занимается!

– Он там сейчас кокнет кого-нибудь или пол-лодки разнесет!

– Да что ж он, совсем дурной?

– А ну вылезай из трюма и бегом в первый!

– Да иду я, иду!

Из трюма вылезает мичман Артемов – маленький, рукастый, улыбающийся гном.

– Ну чего вы так волнуетесь? Серега Саахов хоть и наше Чудовище, но оно ж наше. Куда он денется? – говорит он, улыбаясь, вытирая руки ветошью.

– Бегом, я сказал!

– Андрей Степанович! Так я ж уже скачу!

Артюха исчезает, демонстративно подскакивая на бегу.

– Они меня до инфаркта доведут!

– Андрюха, ты себя береги! – говорит ему Сова.

– Конечно! Сбережешь тут!

– А еще наш заместитель командира по воспитательной работе, славный и гордый капитан второго ранга Близнюк Николай Васильевич, озабоченный в последнее время недержанием мочи, высказал мне как-то свои волнения. Вы, по его мнению, Андрей Степанович Вознюшенко, совершенно не уважаете свой любимый личный состав! Обзываете его всячески! Мичмана Саахова, к примеру, окрестили Чудовищем!

– Я б его еще не так окрестил.

– Что? Не удалось продать Чудовище?

– Пока из мелкой посуды его никто не берет. Ладно, народ, пойду в первый, чую, что-то будет.

Первый отсек у переборочной двери. Рядом с перемычкой ВВД сидит совершенно крохотный, толстенький человечек – это мичман Саахов Серега. Он осторожно вывинчивает предохранительный клапан из редуктора ВВД. Осторожный, как на минном поле, глаз внимательный-внимательный, даже язычок высунул и прикусил.

Тут открывается дверь и в отсеке появляется мичман Артемов. Тот с ходу понимает, в чем дело, и изо всех сил дает Сереге по заду ногой, тот улетает головой в перемычку.

– СЕРЕГА! – вопит Артюха, – СУКА! Ты чего творишь! Там же не мама за окошком! Там ЧЕТЫРЕСТА КИЛОГРАММ! Воздух высокого давления! Ты чего отвинчиваешь? Нет, это невозможно! Тебе ж голову сейчас снесет, дураку! Блядь! Убить меня хочешь? В тюрьму посадить? Ну ладно, тебя, дурака, кокнет, но я-то за что страдаю? За что я страдаю, блядь? А перекрыть вот этот клапан? Не сообразил? Да когда ж ты соображал? Для этого соображалку надо иметь! А стравить? НЕ НАДА, ДА? Блядь! (Можно заменить на «Ять!».) Вот что бывает, когда детей пьяным дядей делают! Понабрали на мою голову! Где вас всех понабрали, а? Вас что, из мешка на ощупь достают?

Через минуту Артюха уже исправил редуктор и говорит совершенно спокойным голосом насупившемуся Саахову:

– Слышь, Чудовище, а лучше б тебя убило! Я вот так подумал… Вот, Серега, ты знаешь, лучше б ты сдох! Да! Честное слово! Я сейчас об этом подумал – и так хорошо! И все в этом мире сразу стало бы здорово. Птички бы для меня запели, листья на деревьях расцвели. Все было бы хорошо! Я бы сдал деньги на твои похороны и знал бы, что все в этом мире отлично, ты – в гробу.

Робертсон все еще в пятом отсеке, ходит с какой-то ведомостью в руках и чего-то ищет, находит, отмечает. Словом, человек самостоятельно изучает свой отсек. Тут мимо идет какой-то офицер. Он останавливается, смотрит на Робертсона ласково: