Текст книги "Дзержинский на фронтах Гражданской"

Автор книги: Александр Плеханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 2
Правовое положение органов и войск ВЧК – ОГПУ

Если мы желаем победить, мы должны быть жестокими и к себе, и к другим.

Ф. Дзержинский

Конституция РСФСР, принятая 10 июля 1918 г., стала первым в истории Основным законом социалистического государства, закрепившим общественные отношения, общественный и государственный строй, сложившийся после Октябрьской революции. Ранее таким законом, по сути, являлась Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа, принятая в январе 1918 г.33

По Конституции 1924 г. главным правовым документом Советского Союза, основу единой государственности РСФСР, а затем СССР образовывала система Советов. Именно Советы должны были быть воплощением государства диктатуры пролетариата, призванного проводить революционные преобразования в стране в интересах рабочих и крестьян. Как видим, налицо был ярко выраженный классовый подход.

До октября 1917 г. почти за столетний период коренных изменений в стране не произошло, хотя она пережила несколько революций и реформ социально-политической системы. Причин для этого много. В их числе можно назвать и стремление всякой власти в отсутствие гражданского общества, прикрываясь высокими помыслами, сохранить и защитить прежде всего саму себя. И это ей удавалось с большим успехом при слабой развитости или отсутствии демократических институтов путем усиления и наращивания количества различных охранительных учреждений, что, как правило, вело к созданию полицейского государства.

И в формировавшейся советской системе уже с 1918 г. хорошо видны характерные черты прежнего самодержавного порядка: сверхцентрализация и идеологизация власти, отсутствие выраженного разделения властей, пренебрежение к праву, демократическим свободам, нетерпимость к оппонентам, стремление государства к монополизации всего политического пространства, бесконтрольность и всевозраставшая роль политической полиции, громоздкость и неповоротливость государственного аппарата, бюрократический произвол и неравноправие граждан, превращение большевиков в своеобразное «служилое сословие».

В этом и сила инерции, и приверженность к системе, которая в глазах представителей правящего класса оправдала себя как наиболее способная защитить его. Еще несколько столетий назад А. Кюстин после посещения России писал: «Русский государственный строй – это строгая военная дисциплина вместо гражданского управления, это перманентное военное положение, ставшее нормальным состоянием государства»34.

Главная причина такого процесса заключалась в том, что и диктатура большевиков в условиях разделения народа на «своих» и «чужих» в большей мере строилась на основах политической культуры царского времени: цензуры, политической полиции, системы политических преследований и др. А созданная военно-коммунистическая организация общества состояла из огромного бюрократического аппарата и системы чрезвычайных органов, которые при необходимости действовали в обход и иногда даже вопреки государственной машине.

Вместе с тем шел процесс перерастания декларировавшейся «диктатуры пролетариата» в «диктатуру над пролетариатом», осуществлялась подмена диктатуры пролетариата диктатурой партии и свертывание намечавшейся первоначально полновластной деятельности советов. Это происходило по нескольким направлениям: усиление в верхнем эшелоне власти роли исполнительных органов по отношению к законодательным, концентрация значительной части законодательной работы в СНК, падение роли съездов и конференций на губернском, городском и уездном уровнях, принятие большинства решений исполнительными органами советов, узкого состава различной направленности, превращение «чрезвычайщины», основанной на принуждении и насилии, в один из ведущих принципов, методов и приемов управления, а аппарата ряда отделов (военный, хозяйственный и ЧК) – фактически в самостоятельные органы с подчинением центральным ведомствам, все большую зависимость советов в своих действиях и решениях от партийного аппарата.

Если в 1917 г. большевистская партия выступала на политической арене как демократическая партия под сильным авторитарным руководством, то после прихода к власти в условиях Гражданской войны она претерпела серьезные изменения: из общественной организации трансформировалась в мощный бюрократический аппарат, стала милитаризованной и в высшей степени централизованной, находившейся почти в постоянной мобилизации и дисциплины. На смену «государству-коммуне», «полугосударству» пришла диктатура не пролетариата, а диктатура иного типа – диктатура партии, а точнее, группы лиц, составлявших ее руководство. Она стала постепенно перерастать в диктатуру одного человека. Правящую партию И.В. Сталин рассматривал «как своего рода орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий орган последнего и одухотворяющий их деятельность», а органы безопасности как «обнаженный меч рабочего класса»35. Иначе и быть не могло, потому что создание Советского государства происходило в экстремальных условиях Гражданской войны, когда сверхцентрализация и государственное принуждение играли важную роль в мобилизации сил и ресурсов страны. Огосударствление партии большевиков привело к тому, что, воплотившись в государственный аппарат, она была вынуждена представлять и защищать и особенные государственные интересы, которые, развиваясь, все более отчуждали большевиков от их первоначальной задачи защиты интересов рабочего класса и трудового крестьянства.

Большевистская партия перестает играть традиционную для политической партии роль посредника между обществом и государством. Общество оказалось беззащитным перед тандемом «партия – государство». Возросшая роль партийных лидеров приобрела большее значение. При отсутствии концепции разделения властей и институтов системы управления ведущая роль партии в обществе превратилась в ведущую роль лидеров над самой партией. Органы безопасности постепенно превращаются в орудие политической борьбы даже не большевистской партии, а ее лидеров.

Первые страницы истории ВЧК писали люди, не имевшие необходимого опыта, путем проб и ошибок. Во многом оправдались мысли Ф. Энгельса, высказанные им о русских революционерах в 1885 г. Вере Засулич на вопрос о перспективах русской революции: «Люди, хвалившиеся тем, что сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали, что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать»36.

После образования ВЧК в годы Гражданской войны и новой экономической политики советский репрессивный аппарат возглавляли революционеры, в основе работы которых были принципы: «кто – кого», «цель оправдывает средства» и «если враг не сдается, его уничтожают».

Под руководством Дзержинского в силу объективных причин они восприняли силовые методы, упрощенный взгляд на вещи (что может быть проще, чем все объяснять с позиций классовой борьбы). Их жизненным путем стало противоборство с реальными и мнимыми врагами. И каждый из них мог бы сказать о себе словами песни: «И вся-то наша жизнь и есть борьба». Но в процессе борьбы не заметили, как цель удаляется, средства превращаются в самоцель, а кумиры перерождаются. Их судьба по-своему трагична.

В этих условиях органы безопасности занимали особое место в советской политической системе, постепенно становясь все более сильным инструментом власти большевиков. Созданные как временные и чрезвычайные, они превратились в постоянные с ограниченными чрезвычайными полномочиями не только в годы Гражданской войны, но и в период новой экономической политики. Отметим, что один из видных чекистов М.Я. Лацис в декабре 1920 г. считал, что «ВЧК, как орган чрезвычайный и временный, не входит в нашу конституционную систему»37.

Место ВЧК в механизме диктатуры пролетариата определено постановлением СНК РСФСР от 20 декабря 1917 г. И лишь после Гражданской войны ее деятельность стала постепенно вводиться в конституционные рамки, но партийные приоритеты в руководстве ВЧК – ОГПУ не были отменены. И неслучайно через десятки лет в совершенно секретном «Положении о КГБ при СМ СССР», которое было утверждено Президиумом ЦК КПСС и введено в действие постановлением Совета Министров в январе 1959 г. и продолжало действовать до середины 1991 г., место КГБ в политической системе СССР определялось следующим образом: «Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР и его органы на местах являются политическими органами, осуществляющими мероприятия коммунистической партии и правительства по защите социалистического государства от посягательств со стороны внешних и внутренних врагов, а также по охране государственной границы СССР. Они призваны бдительно следить за тайными происками врагов Советской страны, разоблачать их замыслы, пресекать преступную деятельность империалистических разведок против Советского государства… Комитет государственной безопасности работает под непосредственным руководством и контролем Центрального Комитета КПСС»38.

Такой «двойной» политико-правовой статус вполне соответствовал сложившейся системе политического режима и методам руководства. Он не был чем-то характерным только для органов ВЧК – ОГПУ. Любая государственная структура создавалась с согласия партии и «по воле партии» и была пронизана ее элементами, начиная с низового до центрального звена. В любом подразделении была первичная партийная организация (ячейка), которая отвечала за его деятельность и осуществляла постоянный партийный контроль. И «политическая линия, – отмечал не раз председатель ВЧК – ОГПУ, – определяется для нас не в наших группах, а в рамках общепартийной организации»39. Он рассматривал органы безопасности как важную составную часть партии. «Наши ЧК на местах – это отражение наших местных партийных сил. Улучшить ЧК – это значит усилить губком, перед которым губчека, как ВЧК перед ЦК, отчитываются»40.

Решения вышестоящих партийных органов для них были обязательны: парткомы не имели права вмешиваться только в оперативную деятельность чекистов, но зато внимательно следили за повседневной жизнью каждого сотрудника. Обособленность ввиду специфики службы и официальной точки зрения партийного руководства, считавшего органы безопасности «вооруженным отрядом партии». И чекистское ведомство никогда не играло самостоятельной роли и тем более не «стояло над партией» и само не проводило репрессии вопреки воле партии. Легенда о возвышении органов безопасности над партией и государством была изобретена в середине 1950-х гг. самими партийными функционерами. Наоборот, оно было самым послушным, наиболее дисциплинированным и наиболее острым орудием большевиков.

Главные усилия органов безопасности, по мнению Ф.Э. Дзержинского, должны быть направлены на проведение в жизнь партийных решений. Они, отмечал он, «никогда еще не нарушали партийных директив и линии, а всегда были и есть слуга партии и борец партии». Более того, «ЧК должна быть органом Центрального Комитета, иначе она вредна, тогда она выродится в охранку или в орган контрреволюции»41.

Слова председателя ВЧК – ОГПУ нельзя понимать буквально. Во-первых, органы безопасности не входили в организационную структуру партийного аппарата, а работали по директивам правящей партии и под ее контролем, не как прямые органы; во-вторых, в советском государстве не было ни одной структуры, которая не была бы создана без участия РКП(б). Безусловно, органы безопасности были частью системы государственной власти и государственного управления. Но особой ее частью. Именно «от полноты, интенсивности и своевременности мероприятий, принимаемых ВЧК, зависит, быть может, самое бытие Советской республики»42. И Ф.Э. Дзержинский постоянно указывал на необходимость тесной связи в работе чекистов с советами и различными наркоматами и другими ведомствами: «У нас должна быть ставка на местную власть»43. Он писал, что сотрудники органов ВЧК – ОГПУ не должны подчеркивать «прав и власти ЧК», держаться скромнее, работать под руководством губисполкомов и губкомов, «у которых вся полнота власти, а не в губчека». Более того, считал «вообще опасным, если губчека или ос(обые) отделы будут думать, что они только соль земли… Чека и ос(обые) от(делы) должны объективно сыграть громадную роль в борьбе с неурядицами. Но это возможно только тогда, если субъективно и даже формально (в правовом отношении) мы будем только слугами (а не спасителями) других ведомств»44.

Осуществляя государственное строительство, политическое руководство страны учитывало специфику каждой составной части государственного аппарата, обращало большое внимание на те его звенья, от которых зависел успех решения задач на данном этапе развития страны. Органы ВЧК – ОГПУ стали как бы опорной структурой для реализации сложных политических решений РКП(б) – ВКП(б). Они претворяли в жизнь «волю партии», ее вождей, только формально подчиняясь Совнаркому, а фактически – Политбюро ЦК Компартии. И правильно утверждал Г. Агабеков: «Если при жизни Дзержинского ОГПУ иногда пускалось в обсуждение того или иного вопроса или постановления ЦК, то после его смерти оно получило при ЦК партии чисто исполнительные функции и не смеет рассуждать»45.

Большевистскому руководству для претворения в жизнь своих планов требовалась организация, перед которой можно было ставить задачи специфического характера. Партийные органы для этого не годились. В борьбе с политическими противниками (от членов антибольшевистских партий до оппозиции) самое большое, что они могли дать, – это оказать моральное воздействие, исключить из партии и в крайнем случае уволить с работы. Но они не могли арестовывать, допрашивать, проводить судебные процессы и тем более исполнять приговоры. Такие функции были возложены на органы госбезопасности. Это было и одной из главных причин постоянного уточнения компетенции и функциональных обязанностей органов ВЧК – ОГПУ, неизменного возрастания их роли в жизни страны, в том числе и в совершенно несвойственных им сферах деятельности. Очень часто они наделялись особыми полномочиями, выходившими за рамки социалистической законности, действовали по принципу политической целесообразности. А в последующем даже стали орудием внутрипартийной борьбы с оппозиционными группами в самой коммунистической партии.

После октября 1917 г. политические противники не ограничивались диалогом, а прибегли к крайним мерам борьбы. Считаем, что лидеры революционно-демократических партий и большевики 5 января 1918 г. совершили трагическую ошибку, разогнав Учредительное собрание. Ведь народы России с конца 1917 г. ждали от революции только позитивных изменений. Надо прямо сказать, что Россия в этом году в точном смысле слова выбрала (всецело свободно выбрала!) социализм: почти 85 % голосов на выборах в Учредительное собрание получили партии, выступавшие против частной собственности на основные «средства производства», прежде всего на землю, то есть социалистические партии. На смену политическому диалогу пришла Гражданская война, в которой как красные, так и белые, проводили политику физического уничтожения и устрашения по отношению к своим оппонентам.

При рассмотрении проблемы становления законности нельзя забывать, что это было первое десятилетие после Октябрьской революции. В Советской России не существовало законности в классическом понимании начала ХХI века. И здесь, быть может, главный ответ на многие вопросы, которые возникают при обращении к реалиям того времени. Неизвестный поэт писал о «законности» тех лет:

Много законов я в жизни знал.

От этих законов согнулась спина,

От этих законов темнела луна,

От этих законов слезы текли,

Глубокие складки на лбу пролегли.

В процессе развития органов ВЧК менялось и ее правовое положение. 31 января 1918 г. СНК решил разграничить функции органов розыска и пресечения, следствия и суда. «В Чрезвычайной комиссии, – говорилось в постановлении, – концентрируется вся работа розыска, пресечения и предупреждения преступлений, все же дальнейшее ведение дел, ведение следствий и постановки дела на суд предоставляется следственной комиссии при трибунале»46.

14 февраля 1918 г. ВЦИК на основе директивы ЦК РКП(б) дал ВЧК «права непосредственной расправы» лишь при наличии контрреволюционных или бандитских вооруженных выступлений, а также в местностях, объявленных на военном положении, за преступления, указанные в самом постановлении о введении военного положения»47.

Следует иметь в виду, что военное положение вводилось в том случае, когда данная местность становилась театром военных действий или получала для военных целей особо важное значение. Режим военного положения включал в себя меры, направленные на создание условий для отражения агрессии противника, и предполагал расширение прав органов военного управления, ограничение прав и свобод граждан и возложение на них дополнительных обязанностей.

Помимо военного, на территории страны вводилось и исключительное положение при контрреволюционных выступлениях и иных посягательствах на органы власти и отдельных ее представителей, неисполнении или противодействии законным распоряжениям власти со стороны отдельных лиц, если они грозили принять массовый характер, в случае массовых посягательств на личное имущество, при стихийных бедствиях и пр. Решения о введении военного и исключительного положений принимались постановлениями ВЦИК и СНК сроком до трех месяцев и при необходимости продлевались. Военное положение вводилось в том случае, когда данная местность становилась театром военных действий или получала для военных целей особо важное значение.

В трудные, критические для советской власти дни 1918 г., когда немцы, прервав мирные переговоры, начали наступление и в короткий срок захватили значительную часть Украины, всю Латвию и Эстонию и реальная угроза нависла над Петроградом, 21 февраля СНК принял подготовленный при участии Ленина декрет-воззвание «Социалистическое Отечество в опасности!». Статья 8 декрета гласила: «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления»48.

22 февраля 1918 г. ВЧК через газету «Известия» довела «до сведения всех граждан, что до сих пор комиссия была великодушна в борьбе с врагами народа, но в данный момент, «основываясь на постановлении Совета Народных Комиссаров, не видит других мер борьбы с контрреволюционерами, шпионами, спекулянтами, громилами, хулиганами, саботажниками и прочими паразитами», кроме как расстрела. Было объявлено, что шпионы, контрреволюционные агитаторы, спекулянты, организаторы восстаний и участники восстания против советской власти, продавцы и скупщики оружия для отправки белой финляндской гвардии и вооружения контрреволюционной буржуазии Петрограда «будут беспощадно расстреливаться отрядами комиссии на месте преступления»49.

В этот же день комиссар по гражданской части г. Москвы выдал Дзержинскому удостоверение № 3411 «на право хранения и ношения при себе одного револьвера системы «Браунинг» или «Кольт», а 25 марта 1918 г. товарищ председателя ВЧК В.А. Александрович и секретарь Г.Н. Левитан подписали удостоверение личности Ф. Дзержинского № 159. Ему было дано право «производства обысков и арестов». Всем учреждениям и организациям предложено «оказывать тов. Дзержинскому всяческое содействие»50.

Для выполнения своих служебных обязанностей сотрудники получали соответствующие документы (мандаты). Так, 9 января 1918 г. Е.П. Баклановой выдано следующее удостоверение за подписью Дзержинского: «Предъявительница сего Елена Петровна Бакланова состоит агентом Контрразведывательного отдела при Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете Народных Комиссаров.

Настоящим Е.П. Бакланова уполномочивается на задержание всякого рода контрабанды, следующей за границу, почему прошу, как военных, так и гражданских властей оказывать ей при исполнении обязанностей службы всякое законное содействие, что подписью с приложением печати удостоверяется»51.

В борьбе с противниками большевиков на их стороне выступал и сын А.М. Горького. 9 мая 1919 г. председатель ВЧК подписал ему мандат, действительный до 1 июля 1919 г., которым Максиму Алексеевичу Пешкову предоставлено право «задержания всех подозрительных лиц по его усмотрению для немедленного препровождения в МЧК без права обыска на квартире арестованного». Всем советским учреждениям и партийным органам предлагается оказывать тов. Пешкову всемерное содействие при исполнении им возложенного на него поручения»52.

Сначала статья 8 декрета СНК от 21 февраля применялась ВЧК крайне редко. Первыми приговоренными к высшей мере наказания – расстрелу считаются самозваный князь Эболи (известный под фамилиями Дегриколи, Нонди, Маковский, Долматов) и его сообщница Брит, арестованные и расстрелянные 26 февраля 1918 г. за дерзкие ограбления под видом обысков от имени ВЧК53. Дзержинский первым поставил свою подпись под приговором.

В конце марта 1918 г. за спекуляцию оружием и убийство самокатчика ВЧК, пьянство и разгульную жизнь расстреляны Р. Гигашвили, В. Джикидзе, С. Яковлев, В. Герасимов, С. Абрамов и П. Федотов. Распоряжением председателя ВЧК от 22 марта 1918 г. их деньги и вещи переданы в склад вещей и денег, конфискованных в пользу Республики54.

В эти же дни расстреляны и другие преступники, в том числе главарь шайки налетчиков, бывший поручик Алексеев, шантажисты и вымогатели Смирнов и Строгов, выдававшие себя за сотрудников ВЧК и грабившие посетителей петроградских ресторанов55.

Помимо внесудебных полномочий Коллегии ВЧК на местах существовали чрезвычайные «тройки», которые также выносили внесудебные решения. В органах ВЧК первая тройка появилась весной 1918 г. в составе В.А. Александровича, Ф.Э. Дзержинского и Я.Х. Петерса. Приговоры тройки о высшей мере наказания должны были приниматься единогласно. По существу, решение о создании троек не вносило ничего нового во внесудебный процесс. Ведь на коллегиях губЧК при проведении внесудебных заседаний, как правило, присутствовало не более трех человек.

Как видим, ВЧК впервые получила право на внесудебные репрессии. Это был самый острый вопрос в карательной политике органов безопасности Советской России в годы Гражданской войны и после нее, во время взаимного уничтожения противников в кровавом единоборстве на поле боя и в тылу. Данная мера применялась не только против лиц, принадлежавших к членам политических партий или организаций, но и в превентивном порядке к тем, кто, по мнению руководителей разных советов, директорий, военных диктатур, мог взяться за оружие или оказывать помощь врагу.

Согласимся с профессором И.И Карпецом и П.И. Любинским. Карпец пишет: «Известно, что формы, методы, средства борьбы с преступностью различны в разных социально-политических системах, различны и взгляды на эти средства – даже в рамках одной и той же системы. Отношение к смертной казни как мере наказания есть в то же время показатель уровня социального и культурного развития общества. Чем оно менее культурно, чем примитивнее взгляды его членов на жизнь и предназначение человека, тем грубее и примитивнее формы «воспитания» его членов, тем безразличнее отношение к человеку и его жизни»56. Любинский идет дальше: «Применение казней – это демонстрация силы в руках фактически слабой государственной власти. Если правительство признает, что оно не может предупредить преступность иными средствами, кроме казней, то этим оно указывает, что потеряло всякое руководящее значение в народной жизни, что силы, творящие правопорядок и двигающие развитие государства, не оказывают ему достаточной поддержки»57.

К тому же «реалии смертной казни таковы, что часто не характер преступления, а национальная или социальная принадлежность, финансовое положение или политические взгляды обвиняемого играют решающую роль при решении вопроса, обречь его на смерть или даровать жизнь. Смертный приговор выносится непропорционально часто в отношении неимущих, беззащитных и обездоленных, а также в отношении тех, кого репрессивные правительства считают целесообразным уничтожить»58.

За двести лет, что прожили с Петра

При добродушьи русского народа,

При сказочном терпеньи мужика, —

Никто не делал более кровавой

И страшной революции, чем мы59.

На вопрос о причинах братоубийственной войны историки давно дали ответ. Отметим лишь, что в то драматическое время ни большевики, ни белогвардейцы, ни меньшевики, ни эсеры не желали идти на какие-либо компромиссы. «Родившийся в Февральской революции как стихийный самосуд революционной толпы рабочих, солдат и матросов», красный террор, по мнению А.И. Степанова, «трансформировался в строго централизованную, целенаправленную и весьма эффективную систему наблюдения, фильтрации, устранения, подавления и уничтожения всех потенциальных, скрытых и явных противников большевистского режима»60.

Как видим, в условиях бескомпромиссной классовой борьбы большое значение имели вопросы, связанные с применением насилия, введением чрезвычайных мер. Известный немецкий философ Г.В.Ф. Гегель в «Философии права» признавал карательную деятельность государства как выражение силы и разума61. Именно в сочетании этих двух понятий: сила и разум, но в политике в годы Гражданской войны и после нее все же мало полагались на разум.

Миллионы граждан в полной мере впитали в себя и несли впоследствии многие годы военную психологию и убеждение в необходимости решать все актуальные вопросы жизни силой оружия. Цена человеческой жизни упала до минимума. Конечно, в идеале государство должно было обеспечивать защиту интересов всех законопослушных граждан, всех социальных слоев или подавляющего большинства населения. И они вынуждены широко использовать меры, в том числе и подавление политических противников, ограничивать их в правах, применять другие, в том числе и насильственные меры – от принуждения до физического уничтожения.

Сам факт использования крайних возможностей государственной машины оказывал серьезное эмоциональное воздействие на каждого человека и заставлял его приспосабливаться к власти. Еще В.О. Ключевский писал, что «личность и общество – две силы, не только взаимодействующие, но борющиеся друг с другом, это хорошо известно; известно также, что движение человеческой жизни становится возможным благодаря только взаимным уступкам, какие делают эти силы»62. Но дело в том, что представители противоборствующих сторон не были настроены на диалог. Для достижения своих целей они были готовы идти до конца. Объясняя применение высшей меры наказания советской властью в годы Гражданской войны, Дзержинский говорил: «…Когда мы подходим к врагу, чтобы его убить, мы убиваем его вовсе не потому, что он злой человек, а потому, что мы пользуемся орудием террора, чтобы сделать страх для других»63.

Логика классовой борьбы вела к тому, что жестокость одной стороны порождала жестокость другой, и наоборот. Классовая борьба в России началась не в 1917 г. Задолго до этого поэт Ю.М. Лермонтов предвидел её трагический исход:

Настанет год, России черный год,

Когда царей корона упадет;

Забудет чернь к ним прежнюю любовь.

И пищей многих будет смерть и кровь;

Когда детей, когда невинных жен

Низвергнутый не защитит закон64.

Нарастание противостояния сторон, которое вело к крайним формам борьбы, шло с конца ХIХ в. С одной стороны, народ, доведенный до отчаяния, от экономических стачек перешел к вооруженному восстанию, с другой – царское правительство вводило военное положение, военно-полевые суды, применяло массовые расстрелы, провоцировало черносотенные погромы и др. Понятие белого и красного террора впервые появилось во время Великой французской буржуазной революции.

Классовая характеристика террора возникла в 1918 г. для обозначения и оправдания действий сторон. Террор в России был порожден Гражданской войной, которая началась как борьба демократической и тоталитарной альтернатив развития общества, но вскоре за несостоятельностью первой переросла в противостояние военных режимов. Война велась вне правовых норм. Каждый сражавшийся рассматривал своего противника как предателя родины и нации. Красные расстреливали гораздо больше белых, в том числе и крестьян, но в отличие от своих противников заложников почти никогда не вешали, никогда не пороли, дабы не пробуждать у народа память о барских временах, когда крепостных секли на конюшне, и о совсем недавних «столыпинских галстуках»65.

В начале 1918 г. противникам советской власти противостояли губернские ЧК, которые боролись с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности, вели наблюдение за контрреволюционной буржуазией, их организациями и поддерживали революционный порядок. Уездные ЧК и комиссары исполняли ту же работу по своему уезду; в волостях из волостного совета назначался комиссар, который должен совмещать в себе и комиссара милиции. Его обязанностью было недопущение контрреволюционной, погромной агитации и выступлений в своей волости, а также наблюдение за поведением кулаков, пресечение их подрывных действий. Волостные комиссары подчинялись УЧК или комиссару66. Но уже к концу 1918 г. ее территориальные органы рассматривали дела, подлежащие разрешению в судебных инстанциях, и выносили постановления о заключении в тюрьму на срок или без срока, которые могли приниматься революционными трибуналами и народными судами.

После смертельного ранения эсерами 20 июня 1918 г. члена Президиума ВЦИК, комиссара по делам печати Петроградского Совета В. Володарского (Гольдштейна М.М.), убийства М.С. Урицкого 30 августа 1918 г. и ранения В.И. Ленина большевики перешли к «красному террору». Отметим, что с момента существования до июня 1918 г. ВЧК расстреляла 26 контрреволюционеров67.

Многие авторы указывают, что решение о нем принято 5 сентября 1918 г. Но до декрета, 9 августа 1918 г. на встрече с Лениным Петерс доложил о неспокойной обстановке в Нижнем Новгороде. После чего тот направил председателю Нижегородского губисполкома Г.Ф. Федорову ставшую знаменитой телеграмму о необходимости расстрела «проституток, спаивающих солдат», и прочей им подобной публики.

Первое же официальное постановление о красном терроре было принято не 5 сентября, а за три дня до этого:

«2 сентября 1918 г.

О красном терроре (Телеграфно)

На совместном совещании Всечеркома, районных Чрезкомов Москвы, в присутствии Наркомюста и представителя президиума ЦИКа постановлено:

Первое: арестовать всех видных меньшевиков и правых эсеров и заключить в тюрьму.