Текст книги "Синие туфли и счастье"

Автор книги: Александр Макколл Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 5
Дальнейшие диалоги с туфлями

– Сегодня тяжелый день, – сказал мистер Матекони, вытирая руки тряпкой. – Мне столько всего нужно сделать, а времени не хватает. Очень трудно. – Он поднял глаза к небу, но сначала бросил взгляд на мма Рамотсве.

Она понимала, что это просьба. Мистер Матекони был не из тех, кто просит об одолжении впрямую. Он всегда готов помочь другим людям, таким как мма Потокване, хозяйка сиротского приюта, и это хорошо известно, но, когда нужно было просить других сделать что-то для него самого, его обычно останавливала застенчивость. Иногда, однако, раздавался зов о помощи, скрытый за замечанием относительно напряженной работы, что всегда угрожало каждому владельцу гаража, и сейчас это как раз был призыв, на который мма Рамотсве, конечно, откликнулась.

Она взглянула на свой стол, на котором почти не было бумаг. Там лежали счет, еще в конверте, но, несомненно, это был счет, и наброски письма клиенту. И то и другое спокойно могло подождать, и она ободряюще улыбнулась мистеру Матекони.

– Я могу чем-нибудь тебе помочь? – спросила она. – Чинить машины я не умею, но, может быть, есть что-нибудь другое?

Мистер Матекони метнул грязную тряпку в корзину для бумаг.

– Да, кое-что есть, мма, – сказал он, – раз ты спрашиваешь. И хотя это имеет отношение к машинам, чинить ничего не придется. Я знаю, что ты детектив, а не механик.

– Мне хотелось бы уметь чинить машины, – заметила мма Рамотсве. – Возможно, я когда-нибудь выучусь. Сейчас много женщин умеет чинить машины. Множество девушек идут учиться на механика.

– Видел я их, – отозвался мистер Матекони. – Я вот думаю, сильно ли они отличаются от… – Он не закончил фразу, а повернул голову в сторону мастерской, где двое его учеников, Чарли и младший – его никогда не называли по имени, – меняли масло в двигателе грузовика.

– Сильно, – сказала мма Рамотсве. – Эти парни все свое время думают о девушках. Ты знаешь, какие они.

– А разве девушки не все время думают о парнях? – спросил мистер Матекони.

Мма Рамотсве несколько минут подумала. Она не знала точно, что ответить. Когда она была девочкой, то иногда думала о мальчиках, но только для того, чтобы прийти к выводу, какая удача, что она девочка, а не мальчик. Когда она стала немного постарше и почувствовала мужское обаяние, она иногда представляла себе, что было бы неплохо провести время в компании с каким-то определенным мальчиком, но мальчики как вид не занимали ее мыслей. И она не разговаривала о парнях в том духе, в каком ученики мистера Матекони говорили о девушках, хотя, возможно, современные девушки не такие, как она. Она как-то услышала разговор нескольких подростков – девушек лет семнадцати, – когда искала книгу в новом книжном магазине мистера Керрисона, и была шокирована тем, что услышала. Ее потрясение было заметно – выражение лица, отвисшая челюсть, – и девушки увидели это. «В чем дело, мма? – спросила одна из них. – Вы ничего не знаете о парнях?» Она долго подыскивала слова для ответа, чтобы сказать этим бессовестным девицам, что она знает все о парнях, и уже давно, и при этом дать им понять, что не одобряет таких разговоров. Но слов не нашлось, и девицы, хихикая, удалились.

Мма Рамотсве не была ханжой. Она знала, что происходит между людьми, но считала, что эта часть жизни должна оставаться скрытой от посторонних глаз. Она считала, что чувства одного человека к другому, по большей части, его личное дело и не стоит говорить о тайнах души. Просто не нужно этого делать, потому что так предписывает древняя ботсванская этика. Существует такая вещь, как стыд, думала она, хотя многие, кажется, забыли о нем. И где бы мы оказались в мире без древней ботсванской этики? По мнению мма Рамотсве, это означало бы, что люди могут поступать так, как им хочется, невзирая на то что думают другие. Это был бы готовый рецепт эгоизма, рецепт такой понятный, словно он записан в поваренной книге: взять страну вместе со всем, что она означает, с ее добрыми людьми и их улыбками, с их обычаями помогать друг другу, пренебречь всем этим, встряхнуть, добавить современных идей и печь, пока не разрушится.

Вопрос мистера Матекони о том, думают ли девушки о парнях, остался без ответа, повис в воздухе. Он выжидательно посмотрел на нее:

– Ну, мма? Думают ли девушки о парнях?

– Иногда, – небрежно ответила мма Рамотсве. – То есть когда нет ничего лучше, о чем можно подумать. – Она улыбнулась мужу. – Но ведь мы не это обсуждаем, – продолжила она. – Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Мистер Матекони объяснил, какую задачу хочет ей поручить. Ей предстояло совершить поездку в Моколоди, находившийся в получасе езды к югу.

– Мой друг, который справился с коброй, – сказал он, – Нил. Речь идет о нем. У него там старый пикап, «бакки», он пользуется им уже много лет. А теперь… – Мистер Матекони помолчал. Гибель любой машины как-то ослабляла его – он был так увлечен ими. – Я больше ничего не мог сделать. Нужно было полностью перебрать двигатель, мма Рамотсве. Новые поршни. Новые поршневые кольца. – Он печально покачал головой, словно доктор, столкнувшийся с безнадежной болезнью.

Мма Рамотсве подняла глаза к потолку.

– Да, – согласилась она. – Это должно быть очень печально.

– Но, к счастью, Нил не избавился от него, – продолжал он. – Некоторые выбрасывают свои машины, мма Рамотсве. Выбрасывают.

Мма Рамотсве потянулась за лежащим на столе листком бумаги и принялась складывать его. Мистеру Матекони зачастую нужно было время, чтобы добраться до сути дела, и она привыкла ждать.

– У меня есть клиент со сломанной полуосью, – продолжал мистер Матекони. – Это часть задней оси. Ты понимаешь, правда? Есть вал, который доходит до зубчатого механизма в середине задней оси. От этого механизма в обе стороны отходит то, что называется полуосью, которая идет к колесу.

Лист бумаги в правой руке мма Рамотсве был сложен вдвое и затем еще раз под углом. Когда она подняла его и посмотрела, ей показалось, что получилась птица, толстенькая птица с большим клювом. Она прищурилась, так что птица стала расплываться на фоне стен офиса. Она подумала о клиенте со сломанной полуосью – она прекрасно понимала, что имеет в виду мистер Матекони, но улыбалась тому, как он выражал свои мысли. Мистер Матекони рассматривал машины и их владельцев как нечто взаимосвязанное, фактически как одно целое, и получалось, что он говорил о людях, которые теряют топливо или нуждаются в кузове. Это всегда забавляло мма Рамотсве, и она представляла себе человека, за которым тянется ручеек топлива или каких-то людей с вмятинами на теле или руках и ногах. Или она воображала клиента со сломанной полуосью – бедняга, должно быть, хромает, может быть, он хоть чуть-чуть подлечился.

– Ну, – сказал мистер Матекони. – Ну, могла бы ты поехать и привезти это для меня, мма Рамотсве? Тебе не придется ничего поднимать – мой клиент пришлет одного из своих людей. Все, что нужно, это съездить туда и вернуться. Вот и все.

Мма Рамотсве нравилась мысль о том, чтобы съездить в Моколоди. Хотя она жила в Габороне, в глубине души она не была городским жителем – как большинство ботсванцев, – и она никогда не была так счастлива, как когда уезжала в буш и дышала сухим, пахнущим акацией воздухом. Она может поехать в Моколоди с открытыми окнами, солнце и воздух будут проникать в кабину ее крошечного белого фургончика, и она увидит открывающуюся перед ней перспективу – холмы вокруг и позади Оце, зеленые внизу и синие вверху. Она повернет направо и через несколько минут окажется перед каменными воротами заповедника и объяснит дежурному цель своего приезда. Возможно, она выпьет чашку чая на веранде округлого главного здания с тростниковой крышей и в окружении деревьев и с видом на холмы. Она попыталась вспомнить, подают ли там ройбуш, ей казалось, что да, но на всякий случай надо будет взять с собой пакетик, тогда она попросит просто залить его кипятком.

Мистер Матекони встревоженно посмотрел на нее:

– Это все. Все, что я прошу тебя сделать.

Мма Рамотсве тряхнула головой.

– Да, – сказала она. – Это замечательно. Я просто задумалась.

– О чем ты думала? – спросил мистер Матекони.

– О холмах, мимо которых буду проезжать, и о чае. О всяких таких вещах.

Мистер Матекони рассмеялся:

– Ты часто думаешь о чае, правда? А я нет. Я думаю об автомобилях и о двигателях и всяких таких вещах. О смазке. О топливе. О подвеске. Вот о чем.

Мма Рамотсве отложила лист бумаги, который складывала.

– Разве это не странно, мистер Матекони? – спросила она. – Разве не странно, что мужчины и женщины думают о таких разных вещах? Вот ты думаешь о всяких механизмах, а я сижу и думаю о чае.

– Да, – подтвердил мистер Матекони. – Это странно. – Он помолчал. Снаружи ждала машина, которую надо было посмотреть. Владелец хотел, чтобы ее вернули к вечеру, иначе ему придется идти домой пешком. – Мне нужно идти, мма Рамотсве, – сказал он и, кивнув мма Макутси, покинул офис и направился в гараж.

Мма Рамотсве отодвинула стул и встала.

– Хотите поехать со мной, мма Макутси? – спросила она. – Прекрасный день для прогулки.

Мма Макутси подняла взгляд от стола.

– А кто присмотрит за делами? – спросила она. – Кто будет отвечать на звонки?

Мма Рамотсве смотрелась в зеркало на стене позади шкафчика для хранения документов. Зеркало предназначалось для мма Макутси и для нее самой, но чаще всего им пользовались ученики, которые любили прихорашиваться перед ним.

– Как вы думаете, мма Макутси, – спросила она, – может быть, мне стоит заплетать косы?

– У вас сейчас очень хорошая прическа, мма, – ответила помощница. И добавила: – Конечно, она может быть еще красивее, если вы будете заплетать волосы.

Мма Рамотсве обернулась.

– А вы? – спросила она. – Вы бы стали заплетать волосы, если бы я заплетала косы?

– Не уверена, – ответила мма Макутси. – Пхути Радипхути старомодный человек. Я не знаю, как он воспримет заплетенные волосы.

– Старомодный? – переспросила мма Рамотсве. – Интересно. А он знает, что вы современная женщина?

Мма Макутси на минуту задумалась.

– Думаю, что знает, – ответила она. – На днях он спросил, не феминистка ли я.

Мма Рамотсве застыла:

– Он спросил вас об этом? И что вы ответили, мма?

– Я сказала, что в наши дни большинство женщин феминистки, – улыбнулась мма Макутси. – Поэтому я сказала ему, что да, феминистка.

Мма Рамотсве вздохнула:

– Боже, не думаю, что это лучший ответ, какой можно было дать в таких обстоятельствах. Мужчины боятся феминисток.

– Но я не могу врать, – возразила мма Макутси. – Разве мужчины ждут, что мы станем лгать? И в конце концов, Пхути добрый человек. Он не из тех, кто враждебно относится к феминисткам, считая, что они таят в себе опасность.

Она права, подумала мма Рамотсве. Мужчины, которые принижают женщин, обычно делают это, потому что боятся женщин или хотят сами возвыситься. Но нужно быть очень осторожным с такими вещами. Термин «феминистка» может встревожить любого мужчину, потому что некоторые феминистки ведут себя очень неприятно для мужчин. Ни она, ни мма Макутси не относятся к такого рода женщинам. Им нравятся мужчины, даже если они знают, что бывают мужчины, которые грубо обращаются с женщинами. Они никогда не потерпят этого, разумеется, но в то же время они бы не хотели, чтобы на них смотрели как на врагов таких мужчин, как мистер Матекони, или Пхути Радипхути, или, скажем, мистер Полопетси, такой кроткий и внимательный, на чью долю выпало столько несправедливости.

– Я не говорю, что вы должны были солгать, – тихо произнесла мма Рамотсве. – Все, что я сказала, это то, что не самое мудрое говорить с мужчинами о феминизме. Это отпугивает их. Мне не раз приходилось это видеть.

Она надеялась, что это не угрожает помолвке ее помощницы. Мма Макутси заслуживала того, чтобы найти хорошего мужа, в особенности потому, что ей не сильно везло в жизни. Хотя мма Макутси никогда не рассказывала, мма Рамотсве знала, что какое-то недолгое время у нее был муж. Но он неожиданно умер, и она опять осталась одна.

Мма Макутси проглотила стоявший в горле комок. Пхути Радипхути был противоестественно тих в тот вечер после их разговора. Если то, что сказала мма Рамотсве, правда, значит, ее необдуманная реплика могла подтолкнуть его к тому, чтобы разорвать их помолвку. От этой мысли грудь мма Макутси сжалась, словно стиснутая холодной рукой. Ей никогда не завоевать другого мужчину, никогда не найти такого жениха, как Пхути Радипхути. Она будет обречена провести остаток дней как помощник детектива, борясь за выживание, в то время как другие женщины находят подходящих мужчин и выходят замуж. У нее был прекрасный шанс, и она упустила его из-за собственной глупости и недомыслия.

Она посмотрела на свои туфли – зеленые туфли с голубой подкладкой. А туфли посмотрели на нее. «Да, ты это сделала, босс, – сказали туфли. – И не жди, что мы будем носить тебя по всему городу, высматривая другого мужчину. У тебя уже был один, а теперь его нет. Не везет, босс. Не везет».

Мма Макутси уставилась на туфли. Для них была характерна такая бессердечность. Они никогда не предлагали ничего конструктивного. Только осуждали, кричали, что-то вдалбливали – возможно, мстили за все унижения, которым подвергались сами. Пыль. Запущенность. Потрескавшаяся кожа. Забвение.

* * *

Женщины молчали, выезжая из Габороне, справа оставался нависающий Кгале-Хилл, а перед ними вилась дорога. Мма Рамотсве молчала, потому что смотрела на холмы и вспоминала, как много лет назад ехала по этой дороге, чтобы остаться у своей родственницы, которая была так добра к ней. Но были у нее и невеселые путешествия, а также те, что были счастливыми, а позднее, в воспоминаниях, становились несчастливыми. Те самые, что она совершала по этой самой дороге со своим бывшим мужем, Ноте Мокоти. Ноте обычно играл на трубе в отелях в Лобаце. И мма Рамотсве сопровождала его в этих поездках, ее сердце было преисполнено гордости от того, что она жена такого известного и талантливого человека. Она сопровождала Ноте, пока не поняла, что он не хочет, чтобы она ездила с ним. Причиной было то, что ему нравилось после концертов знакомиться с женщинами, а это было невозможно, пока с ним рядом была молодая жена. Мма Рамотсве вспомнила об этом с грустью и попыталась изгнать это воспоминание из своих мыслей; но несчастливое прошлое умеет заявить о себе, и иногда лучше предоставить таким мыслям идти своим чередом. Они пройдут, сказала она себе, пройдут.

Рядом с ней мма Макутси, погруженная в свои мысли, обдумывала свой краткий разговор с мма Рамотсве по поводу феминизма. Мма Рамотсве была права – в этом не было сомнений, – а сама она неумышленно напугала Пхути Радипхути. Какая глупость! Разумеется, она свято верила в ценность того, что защищали феминистки: право женщины иметь хорошую работу и получать те же деньги, что мужчина, за ту же самую работу; право женщины не подвергаться грубому обращению со стороны мужа. Но все это было на уровне просто здравого смысла, и факт, что ты поддерживаешь эти идеи, не делает тебя одной из тех феминисток, которые считают, что с мужчинами надо покончить. Как они могут говорить такие вещи? Мы все люди – и мужчины, и женщины, – и нельзя говорить, что одна группа людей менее важна, чем другая. Она бы никогда не могла сказать этого, и все же Пхути Радипхути теперь, скорее всего, считает, что могла бы.

Женщины миновали человека, который хотел, чтобы его подвезли, – он махнул рукой, надеясь остановить попутный автомобиль. Машины проезжали мимо, не обращая на него внимания, но мма Рамотсве считала, что это расходится с древними обычаями Ботсваны, и жестами показала человеку, что скоро сворачивает с дороги. Крошечный белый фургончик завилял по дороге, в то время как она жестикулировала, и на какой-то момент мужчине показалось, что они хотят подобрать его, но он понял и поблагодарил их, дружески помахав рукой.

– Говорят, сейчас не надо подбирать людей, которые голосуют, – сказала мма Рамотсве. – Но как можно быть такими бессердечными? Помните, как мой фургончик сломался и мне пришлось возвращаться в город по темноте? Ведь люди остановились ради меня. Иначе я все стояла бы там на обочине до сих пор и худела бы и худела.

Мма Макутси обрадовалась, что можно отвлечься от ужасных мыслей о помолвке, расторгнутой на почве проявившегося феминизма. Она засмеялась, услышав реплику мма Рамотсве.

– Это единственный способ выдержать диету, – заметила она.

Мма Рамотсве искоса взглянула на нее.

– Вы думаете, мне нужно сесть на диету, мма? – спросила она.

– Нет, – ответила мма Макутси. – Я не думаю, что вам нужна диета. – Она помолчала и добавила: – Но другие могут так думать.

– Ха! – сказала мма Рамотсве. – Должно быть, вы имеете в виду тех, кто утверждает, что нехорошо быть женщиной с традиционной фигурой. Такие люди бывают, вы знаете.

– Пусть лучше займутся собственными делами, – отозвалась мма Макутси. – Вы ведь знаете, что у меня тоже традиционная фигура. Не такая, как у вас, разумеется, далеко не такая. Но меня никак нельзя назвать тоненькой.

Мма Рамотсве ничего не сказала. Этот разговор тяготил ее, и она была рада, когда стал виден поворот на Моколоди. Сбросив скорость, она направила фургончик с шоссе на второстепенную дорогу, которая вскоре сворачивала в буш. Когда фургончик поворачивал, какой-нибудь наблюдатель мог бы заметить, что он заметно кренится на ту сторону, где сидела мма Рамотсве, а сторона мма Макутси поднимается выше, и это подтверждало только что сказанное мма Макутси. Но никто не видел этого, кроме серого попугая лори на ветке акации, который навидался всякого, но никогда об этом не рассказывал.

Глава 6
Как вести себя с рассерженным страусом

Прибытие мма Рамотсве и мма Макутси в природный заповедник Моколоди всегда сопровождалось лаем собак, смехом и рукопожатиями. Мма Рамотсве здесь знали – брат ее отца, ее старший дядя, был в то же время дядей (по второму браку) контролера в здешних мастерских. И как если бы этого было недостаточно, дочка родственницы мистера Матекони работала на кухне ресторана. Так обстояли дела в Ботсване почти повсеместно; узы кровного родства, неважно, насколько отдаленного во времени и пространстве, связывали людей, сплетая охватывающий всю страну покров любви и общности. И этот покров состоял из нитей обязательств, которые значили, что человек не может пренебрегать правами других. Никто не должен страдать от голода; никто не должен чувствовать себя посторонним, никто не должен оставаться один на один со своей печалью.

Но сегодня никто не дежурил у ворот, и женщины въехали в заповедник в тишине и припарковались около акации. Еще нескольким людям пришла в голову та же самая мысль, потому что всегда хочется остановиться в тени, и машины соревновались между собой, отыскивая тенистые участки. Крошечный белый фургончик благодаря своим размерам сумел втиснуться между двумя большими автомобилями, и еще осталось достаточно пространства, чтобы мма Рамотсве могла вылезти из своей дверцы и, глубоко вдохнув, протиснуться между фургончиком и соседним автомобилем. Протискиваться было трудно, и она мысленно вернулась к теме своего недавнего разговора с мма Макутси. Если сесть на диету, то она реже будет замечать, что проходы и дверные проемы слишком узки для женщины с традиционной фигурой. На какой-то момент она застряла, и мма Макутси была готова помочь ей, но тут последним рывком мма Рамотсве освободилась.

– Людям надо больше думать о других, когда они ставят свои машины, – сказала мма Рамотсве. – В Ботсване хватает места для каждого автомобиля. Нет никакой нужды устраивать такую давку.

Мма Макутси хотела что-то сказать, но промолчала. Мма Рамотсве выбрала это место для парковки, и владельцы двух других автомобилей поступили так же, вот и вышла давка. Но она не сказала этого, только улыбнулась, и улыбка могла означать все что угодно. Взгляды мма Рамотсве были, как правило, очень взвешенными, и мма Макутси было нетрудно соглашаться с ней. Но она заметила, что, как только дело касается крошечного белого фургончика, ее всегда уравновешенная работодательница становится обидчивой. Наблюдая, как мма Рамотсве протискивается между автомобилями, она вспомнила, как несколько недель назад спросила мма Рамотсве, откуда на боку фургончика взялись две большие царапины и вмятина. Ее удивила решительность, с какой мма Рамотсве отвергла очевидное.

– С фургончиком не произошло ничего плохого, – сказала она. – Ничего плохого.

– Но вот здесь большая царапина, – возразила мма Макутси. – А здесь еще одна. И вмятина. Смотрите. Вот здесь. Я показываю пальцем. Смотрите.

Мма Рамотсве бросила беглый взгляд на бок своего фургончика и покачала головой.

– Ничего такого, – небрежно заметила она. – Просто ударилась.

Мма Макутси удивилась:

– Ударились?

– Да, – подтвердила мма Рамотсве. – Ударилась. Ничего особенного. Я парковала фургончик в городе, и там оказался столб. Его там не должно было быть. Кто-то поставил столб не в том месте, и он ударил по боку моего фургончика. Совсем не сильно. Вот и все.

Мма Макутси прикусила губу. Столбы не двигаются, двигаются фургончики. Но настороженный взгляд мма Рамотсве явно давал ей понять, что не стоит продолжать обсуждение этого случая, и она не стала. Теперь в Моколоди, как и тогда, мма Макутси подумала, что лучше не говорить ничего о парковке, да и о фургончиках вообще, и мма Макутси и мма Рамотсве молча зашагали в офис. Навстречу им вышла женщина, которая, казалось, узнала мма Рамотсве.

– Он дожидается вас, мма, – сказала женщина. – Ваш жених звонил и предупредил нас, что вы приедете.

– Он теперь мой муж, – с улыбкой поправила ее мма Рамотсве.

– Ох! – воскликнула женщина. – Это очень хорошо. Вы, должно быть, очень счастливы, мма. Он хороший человек, этот мистер Матекони.

– Благодарю вас, мма. Он очень хороший человек, – согласилась мма Рамотсве.

– Хотелось бы мне найти такого человека, – вздохнула женщина. – У меня есть муж в Лобаце. Он никогда не приезжает навестить меня. А когда я туда приезжаю, его никогда нет дома.

Мма Рамотсве хмыкнула с сочувствием и с неодобрением – с сочувствием к женщине в ее незавидном положении и с неодобрением того, что она считала слишком распространенным мужским поведением. В Ботсване множество хороших мужчин, но есть и такие, кто считает, что женщины должны только ублажать их и развлекать, когда понадобится. Эти мужчины не думают о том, чтó нужно самим женщинам: уют, поддержка и небольшая помощь в той сотне дел, которые приходится выполнять женщинам, чтобы содержать дом в порядке. Кто готовит? Кто приводит в порядок двор? Кто моет и кормит детей и укладывает их спать? Кто пропалывает поля? Все это делают женщины, и хорошо бы, думала мма Рамотсве, если бы мужчины хотя бы иногда помогали им.

Это особенно трудно для мужчин сейчас, когда столько детей осталось без родителей из-за жестокой болезни, свирепствующей в Африке. За этими детьми кто-то должен присматривать, и эта задача, как правило, ложится на плечи бабушек. Но во многих случаях это непосильно для бабушек просто потому, что на их попечении оказывается слишком много детей. Мма Рамотсве была знакома с женщиной, которая присматривала за двенадцатью внуками, и все они были сиротами. И эта женщина семидесяти пяти лет, то есть в возрасте, когда человеку позволено сидеть на солнышке и бесцельно смотреть в небо, готовила, и стирала, и мыла – и еле сводила концы с концами, добывая пищу для всех этих голодных детишек. А если бабушка умрет, думала мма Рамотсве, что тогда?

Женщина провела их к офису, к тому самому круглому зданию из камня и с тростниковой крышей с низкими свесами. Из двери вышел человек, в его взгляде мелькнуло удивление, когда он увидел мма Рамотсве и мма Макутси, затем он широко улыбнулся.

– Думела, мма Рамотсве, – сказал он, поднимая руку в приветствии. – И мма…

– Это мма Макутси, Нил, – подсказала мма Рамотсве.

– Конечно, – сказал Нил. – Это женщина, которая держит кобр у себя под столом!

Мма Макутси рассмеялась.

– Мне не хочется думать о кобрах, рра, – сказала она. – Я очень рада, что вы тогда появились. Я не люблю змей.

– Эти ученики неправильно обошлись с коброй. – Нил улыбнулся, вспоминая эту историю. – Не стоит кидать в змей гаечные ключи. Это не помогает.

Он жестом пригласил женщин следовать за ним на площадку перед верандой. В тени стояло несколько стульев, все уселись и стали смотреть поверх верхушек деревьев на отдаленные холмы. Где-то рядом в траве стрекотала цикада – непрерывный резкий звук, призыв, обращенный к другой цикаде, предупреждение, протест против какой-то несправедливости в мире насекомых. Бездонное небо было чистым – огромная гулкая чаша синевы, пронизанной светом. В этом месте не могло случиться ничего плохого.

– Как здесь красиво, – сказала мма Рамотсве. – Мне кажется, если бы я здесь работала, я бы ничего не делала. Сидела бы и смотрела на холмы.

– Мы всегда рады вас видеть, приезжайте и смотрите на холмы в любое время, мма, – улыбнулся Нил. Он помолчал и добавил: – Вы здесь по делам?

Мма Рамотсве кивнула:

– Да.

Нил знáком попросил молодую женщину принести всем чай.

– У кого-то из наших людей неприятности? Это так? – Он нахмурился.

Минуту мма Рамотсве была в замешательстве. Потом поняла.

– Нет, не по моим делам – по делам мистера Матекони. По гаражным делам, – ответила она.

Ситуация прояснилась, и собеседники сидели в ожидании чая. Разговор касался разных тем. Мма Макутси, казалось, думала о чем-то своем, а мма Рамотсве поймала себя на том, что высказывается на тему, в которой совершенно не разбиралась, – о необходимости построить поблизости несколько домов. Потом темой разговора стали страусы. Это показалось мма Рамотсве интереснее, хотя если подумать, что она знала о страусах? Очень мало.

– У нас здесь появилось несколько страусов, – сообщил Нил, указывая на холмик в небольшом отдалении.

Мма Рамотсве проследила за его взглядом. Буш широко раскинулся вокруг, деревья акации, словно маленькие зонтики, густо усеивали землю. Высокая трава на опушке, где стояло здание офиса, слегка колыхалась на ветру. В этом не было ничего плохого. Или было? Почему, думала мма Рамотсве, у меня такое ощущение, не страх, но что-то похожее? Ужас, возможно, ужас, какой иногда внезапно испытываешь при дневном свете, как сейчас, при ярком солнце в присутствии других людей – мужчины, который, насвистывая, выполняет какую-то работу вне офисного здания, наклонившейся женщины с метлой, беседующей с кем-то через окно…

– Со страусами такая беда, – сказал Нил, – ведь они не очень умны. Вернее, они очень глупы, мма Рамотсве.

– Значит, они вроде кур, – отозвалась мма Рамотсве. – Мне никогда не казалось, что куры очень умны.

Нил засмеялся:

– Это вы хорошо сформулировали! Да. Большие куры.

Мма Рамотсве вспомнила свою встречу с мистером Молефело, который рассказал ей, что видел, как страус ударил человека и тот мгновенно умер.

– Куры не так опасны, – сказала она. – Я не боюсь кур.

Нил предостерегающе поднял палец:

– Держитесь подальше от страусов, мма Рамотсве. Но если вдруг окажетесь лицом к лицу с рассерженным страусом, знаете, что надо делать? Нет? Я вам расскажу. Нужно надеть шляпу на палку и поднять высоко над головой. Страус решит, что вы намного выше его, и отступит. Это срабатывает всегда – всегда!

Мма Макутси широко раскрыла глаза. А как быть, если шляпы нет? Можно ли надеть на палку и поднять что-нибудь еще – одну из ее туфель, возможно. Одну из зеленых туфель с голубой подкладкой? Или страусы лишь расхохочутся над этим? Это необычайно важная информация, подумала она, обязательно надо будет рассказать Пхути Радипхути в следующий раз, когда они увидятся. Тут она одернула себя, ведь она забыла… У нее не было уверенности, будет ли этот другой раз.

Нил взял чайник и налил чаю своим гостьям.

– Знаете, мма Рамотсве, есть одна вещь, о которой я хочу поговорить с вами, – сказал он. – Я не собирался упоминать об этом, но раз вы оказались здесь, возможно, вы как раз тот человек, который сумеет с этим справиться. Я знаю, что вы… как вы называете себя, детектив?

– Да, рра, – ответила мма Рамотсве. – Я называю себя детективом. И другие люди называют меня так же.

Нил откашлялся.

– Да, разумеется, – сказал он. – Ну, возможно, детектив-то нам и нужен.

Мма Рамотсве поднесла чашку к губам. Она была права – что-то здесь не в порядке. Она уловила это, и следовало не сомневаться, а поверить своей интуиции. Существуют способы сообщить человеку, что что-то случилось: знаки, если ты готов увидеть их, звуки, если ты готов их услышать.

Мма Рамотсве посмотрела на Нила поверх края чашки. Он был прямодушным человеком и, хотя не был мотсвана, родился и всю жизнь прожил в Африке. Такие люди могут быть белыми, но они знают, они понимают все так же хорошо, как и всякий другой. Если его что-то беспокоит, значит, для этого есть причина.

– Мне показалось, что что-то не в порядке, рра, – тихо сказала она. – Я могла бы сказать… я могла бы только сказать, что здесь что-то не в порядке.

И, произнося эти слова, она снова почувствовала ужас. Женщина полуобернулась на стуле и посмотрела назад – дверь в здание была открыта, виднелась кухня. В дверном проеме стояла женщина, просто стояла, ничего не делая. Мма Рамотсве не смогла как следует разглядеть ее лица, женщина шагнула назад, в тень.

Нил поставил свою чашку на стол и легонько потер ее край, словно для того, чтобы извлечь звук. Мма Рамотсве заметила, что один палец у него поцарапан: небольшая полоска засохшей крови на коже, задубевшей, потрескавшейся, коже человека, которому приходится работать с камнем, и с механизмами, и с ветками колючих деревьев. Она ждала, пока он заговорит.

– Вообще это хорошее место, – начал он. – Вам оно знакомо, правда?

Мма Рамотсве оно было знакомо. Она знала, что, когда заповедник был создан, сбылась мечта Йена Кирби, друга Серетсе Кхамы и его семьи: жители Габороне, который находился неподалеку, могли приезжать сюда и любоваться животными, вольно живущими на природе. Это было идиллическое место, и оно привлекало людей, которые любили буш и хотели сохранить его для потомков. Здесь люди никогда не спорили и не ссорились. Заповедник был не тем местом, где хотелось бы работать хитрецам или злыдням. И даже здесь было что-то не так. Что же это? Что это? Мма Рамотсве закрыла глаза, но тут же снова открыла их. Это был страх, безусловно, страх.

– Я помню это место благополучным, – сказала она. – Даже счастливым. У меня здесь родственница, вы знаете. Ей всегда нравилось работать здесь.