Текст книги "Сила ведлов"

Автор книги: Александр Абердин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Александр Абердин
Сила ведлов

Глава 1
Говорящие камни Митяя

Митяй лежал на горячем песке, поглаживая уже чуть-чуть округлившийся, как ему казалось, животик жены, и смотрел в ярко-синее небо. Волны Каспийского моря мягко набегали на берег и с тихим шипением омывали его ноги почти до середины бёдер. И он, и Таня загорели за минувшее лето почти дочерна. Приближалась середина сентября. Наступило время возвращаться домой. Они провели на берегу моря почти три недели, – так им здесь понравилась эта тихая безмятежность. Погода все эти дни стояла великолепная, и они с утра до вечера купались в чистой тёплой воде. Для полного антуража не хватало только пальм на берегу, но их с успехом заменяли огромные сосны. Рядом с их лагерем впадала в море Кума, так что с пресной водой недостатка они не испытывали.

Спустившись к Каспию по широкому и полноводному Тереку, они проехали вдоль берега моря, переплывая на Шишиге через множество рек, до Кизлярского залива, переправились через Куму и встали лагерем на её правом берегу, чтобы провести здесь несколько дней, да задержались, – так им тут понравилось. До этого они проехали и проплыли по многим рекам добрых две с половиной тысячи километров, и везде Митяй осматривал галечники в поиске своих говорящих камней, но тщетно.

Зато он набрал целый ящик самых различных кристаллических минералов, подбирая парные, и всё это тоже были говорящие камни, вот только не его. Кому-то из ведлов они точно прилипнут к рукам и вспыхнут ярким светом, повинуясь их внутренней энергии, тут даже к бабке не нужно ходить, только Митяю с того не было никакого проку. Почти никакого. С азартом раскалывая глыбы и вороша киркой и ломом галечники, он, к своему удивлению, научился и без говорящих камней проникать в душу практически любого камня и даже наловчился разыскивать под слоем песка не только камни, но и самородные медь, серебро, золото, железо и некоторые другие металлы. Уже через полтора месяца у него выработался на них просто собачий нюх и рентгеновское зрение. Впрочем, нельзя сказать, чтобы он видел что-то в камне или под землёй. Скорее, он представлял перед собой зрительный образ валуна, участка галечника или залежей песка и глины. А ещё Митяй научился определять такие места на каменной глыбе, одного-двух не самых сильных ударов молота по которым хватало, чтобы та раскололась именно так, как нужно ему, а не хочется камню. Этот приём он назвал раскрыванием камня и раскрывал любую глыбу на раз.

Он нашёл на раскрытых ладонях рек и собрал более полутора тонн всяких минералогических редкостей, но не свои говорящие камни. Зато научился творить настоящие чудеса даже без них и, самое главное, – заставлять камни ходить, беря небольшие обломки камней той же породы и постукивая ими друг о друга в определённом ритме. Научилась делать то же самое и Таня, только с помощью своих говорящих камней. Она превратила их в два каплевидных кабошона длиной шестнадцать сантиметров и шириной в одиннадцать, более густо окрашенные с узкой стороны и светлее в широкой части, и носила один камень выше грудей, а второй ниже, так что они почти соприкасались узкими концами. Никаких цепочек ей для этого не требовалось. Говорящие камни прилипали к её коже намертво, и только она одна могла их от себя отцепить. С аметистами на теле Таня бегала, прыгала, купалась в море, и они даже не шевелились на её сильном теле. Хотя кабошоны и имели в толщину по три сантиметра, это совершенно не мешало им заниматься любовью. Митяю нравилось целовать Танины говорящие камни, отчего ту словно электрическим разрядом прошивало. Пожалуй, если бы он занимался любовью с Ольгой, то гораздо раньше смог бы постичь тайны говорящих камней и понять принцип их действия.

Говорящие камни не были простыми украшениями. Найдя своего ведла, они, по сути, становились чем-то вроде тех же внутренних органов человека – сердца, почек, печени и всех остальных, но имели совсем иную функцию. Они работали как мощные трансформаторы биоэнергии. С их помощью Таня могла заряжать аккумуляторы и заставить электрическую лампочку вспыхнуть и гореть несколько часов подряд. Митяй как-то, проделав кое-какие расчёты, прикинул её мощность и присвистнул от удивления: та составляла порядка десяти киловатт, но это было уже больше двух месяцев назад. Правда, из-за этого Таня не превратилась в злодея по прозвищу Шаровая Молния из старого кинофильма или в электрического ската. Просто теперь она могла запитывать электричеством, черпая его извне, любые электрические машины, но это требовало большой концентрации. Поэтому Митяй предпочитал всё-таки эксплуатировать генератор и аккумулятор Шишиги для освещения, а не свою жену.

Куда больше его радовало то, что в ней проснулся талант инженера-электронщика и электротехника. Он взял с собой в эту поездку Тошибу со всем своим электронным архивом, а потому Танино обучение, как и его собственное, продолжилось и продвигалось очень успешно. Впрочем, это были далеко не единственные её таланты, и теперь она мечтала как можно скорее вернуться домой. Митяй тоже. Его, как и Таню, тянуло к самым разным мастерским, чтобы воплотить в жизнь некоторые свои новые задумки. Жаль только, что он так и не нашёл своих говорящих камней. С ними бы он смог сделать намного больше, так как теперь понимал, какая огромная сила сокрыта в человеке, и знал, как её направить в нужное русло, чтобы она превратилась в созидающую Силу. Нельзя сказать, что с помощью говорящих камней ведл может свернуть горы, изменить течение рек и осушить моря. Зато теперь Митяй точно знал, что Таня со своими говорящими камнями, да ещё с Игнатом и его командой железного дела мастеров в два месяца не только построит небольшую электростанцию, но и наделает электролампочек, ведь вольфрам у них теперь был, хотя и в небольшом количестве, а там, глядишь, у них и радио появится. Дело ведь не хитрое. Электричество, однако.

О своих говорящих камнях Митяй ничего не знал ровно до тех пор, пока они не добрались до Каспия. Когда же он искупался в водах этого моря, началась сплошная чертовщина, чуть ли не сводящая его с ума. Ему стали сниться его говорящие камни и то, какую форму они обретут на его мозолистых ладонях. Более того, малость пораскинув мозгами – а природу своих говорящих камней Митяй определил сразу же – это были изумруды, – он понял, с чем это связано. В Каспийское море впадали Волга и Урал, а их воды несли информацию об Уральских горах и их богатом содержимом. Поэтому, как только Митяй – он уже стал достаточно опытным ведлом – окунулся в воды Каспийского моря, то сразу же интуитивно считал эту информацию. Более того, он даже знал, где они лежат, в какой глыбе, и дожидаются его – неподалёку от Екатеринбурга на берегу небольшой реки, вытекающей из горного озера и впадающей в реку Чусовую. Признаться, когда он разобрался с информацией, то малость опешил, ведь до Урала с Северного Кавказа было пилить не одну неделю, а отправляться в экспедицию за своими говорящими камнями на одной Шишиге опасно. Тут нужно ехать минимум на трёх машинах, чтобы одна везла на себе топливо для двух остальных и для себя. Желательно также взять с собой мотоцикл, тогда он сможет проехать в труднодоступные места. Так что выехать в эту экспедицию Митяй мог только года через три, а потому постарался как можно быстрее погасить огонь, вспыхнувший в его груди.

Однако внутри у него полыхало не слабо. Честно говоря, он был готов отправиться на Урал прямо сейчас, да солярки не хватит, и это его сразу же остановило, а когда он понял, что ему всё равно нужно вернуться в Дмитроград, то включил мозги и стал быстро остужать своё нетерпение. Если до минувшей ночи во время сна перед ним всплывали какие-то неясные, порой просто туманные образы, то сегодня он отчётливо и ясно не столько увидел, сколько понял, куда ему нужно ехать, где искать и как добыть свои говорящие камни – два огромных изумруда чуть ли не по полкило каждый. Увидел он и то, во что они превратятся, сбросив с себя скорлупу шестигранной, призматической оболочки, – в два правильных эллиптических кабошона размером на четверть меньше его ладони, испускающие во время работы яркие зеленовато-золотистые лучи. Да, говорящие камни, когда ведл посылает в них инстинктивно или осознанно свою энергию, могут светиться ярким светом, но они же могут создавать ещё и довольно мощные силовые поля, а также испускать тонкий луч, словно рубиновый лазер. Вот такие они были, говорящие камни.

Хотя Митяю и хотелось как можно скорее добраться до своего сокровища, он всё же не хотел превращать экспедицию на Урал в авантюру. У него лежало в будке добрых семьсот килограммов говорящих камней, и оставалось только найти их хозяев. О некоторых из этих камней, сложенных попарно в замшевые мешочки и обмотанных сухой травой, чтобы не бились друг о друга, он знал уже достаточно много, вплоть до того, кому они достанутся. Так, два больших куска обсидиана винно-красного, багровеющего изнутри на солнце цвета точно выберут себе Игната, а два кристалла кварца-волосатика, как пить дать, будут принадлежать князю Денису, широкой душе и рубахе-парню. Женские говорящие камни были более загадочными и таинственными, а вот мужские, как правило, бесшабашными и открытыми. Все они ждали своих хозяев, и, как только они воссоединятся, город молодых ведлов-мастеров Дмитроград точно засверкает яркими красками.

Уезжая в медовый месяц, Митяй нисколько не сомневался, что алары и даргалары и без него будут жить в мире и дружбе. В этом его в первую очередь убеждало то, как они жили раньше, а им были свойственны самопожертвование и взаимовыручка в трудных ситуациях, иначе ни одно, ни другое племя точно не выжило бы.

Всего лишь несколько лет назад их жизнь строилась по следующему принципу: три дня обжорства, десять дней впроголодь, пока не наступят холода. Вот тогда мясо, сложенное в холодном шатре и пересыпанное снегом и льдом, не будет протухать и не придётся есть его вонюче-вяленым, осмоленным над пламенем костра. Правда, зимой охотиться было намного труднее, и ведлам-охотникам не всегда удавалось подводить дичь близко к стойбищу, а в Первомайске такое случалось только тогда, когда Большая Лаба, заполнившая ущелье чуть ли не на четверть его глубины, покрывалась льдом. В племени после удачной охоты, когда охотники первыми наедались досыта, всё остальное мясо делилось поровну, как и шкуры, но зимой все самые тёплые и хорошо выделанные шкуры олроды без какого-либо принуждения отдавали охотниками, а сами закутывались в те, что поплоше. Если охотники вернутся без добычи, то плохо будет всему племени независимо от того, охотник ты, олрод, женщина или ребёнок. Но такое случалось редко, тогда, когда охоте мешали чёрные дарги или, того хуже, когда они убивали охотников.

Поэтому Митяй не волновался по поводу того, что сейчас происходит в Дмитрограде. Там «усё было пучком». Княгиня Ольга ведь занималась не одним только садом и огородом. Обретя говорящие камни, она сталаещё и отменной знахаркой, а поскольку её подопечные уже не травились чёрт знает чем, то хлопотать ей приходилось, только вправляя вывихи и залечивая небольшие раны и ссадины. Да и Митяй постарался, наготовив ей целую кучу самых простых, но действенных медикаментов, одного только перманганата калия он взял с собой целую двухлитровую банку. Впрочем, куда больше он всё же надеялся на настоящую, печатную книгу «Лекарственные растения Северного Кавказа», а также на дюжину книг по медицине, которые мать насильно сунула ему в машину вместе с докторским саквояжем и двумя большими, профессиональными аптечками врача из автомобиля скорой помощи. Со всеми этими спецсредствами Митяй ознакомил Ольгу в первые же дни. Он постоянно обращал внимание своих учеников на технику безопасности, не уставая повторять им: «Чтоб травматизма не было, не разевай своё хлебло», и не стеснялся делать выволочку кому угодно, если где-то нарушали правила техники безопасности, говоря чуть ли не ежечасно: «Любое дело, даже самое тихое и спокойное, вроде разрисовывания стен, чревато опасностями», и в пять минут объяснял, что может случиться с художником, если тот не закрепит доску и полезет с красками под самый потолок.

Когда шло строительство жилья, Митяй не раз и не два выслушал в свой адрес хвалебные речи за то, что так мудро спроектировал жилища, и в них мог поселиться чуть ли не весь род полностью, но при этом как у стариков, так и у молодёжи имелась своя собственная, персональная просторная лёжка, отгороженная четырьмя крепкими стенами, одна из которых имела окно с двойными стёклами, а вторая – прочную дверь с засовом изнутри, где тебя никто не побеспокоит. Понравилось им и то, что помимо большого продовольственного склада в каждом доме имелись маленькие, и туда можно принести всё, что нужно.

Никаких товарно-денежных отношений внутри племени Митяй не вводил и вводить не собирался. Всё в Дмитрограде делалось сообща, согласно генеральному плану и в точном соответствии с техническими и материальными возможностями. Даже Шишига и та не считалась его собственностью, – если кому-то была нужна его помощь, то либо Игнат, но гораздо чаще двое других водителей садились за руль и ехали, куда нужно и за чем нужно, даже не интересуясь, зачем это нужно ведлам-мастерам. Князь Денис, хоть и рубаха-парень, был очень строг в первую очередь ко всяким задирам и забиякам и скор на расправу, а она у него была одна и та же – хочешь померяться с кем-нибудь силами? Пожалуйста, я всегда к твоим услугам, а петушиться и задирать других не смей, не то будешь иметь дело со мной.

Единственное, что беспокоило Митяя, так это то, как проводят своё свободное время строители. С остальными ведлами-мастерами было куда проще, их приходилось иной раз просто гнать из мастерских палкой, так они прикипели к новому интересному делу, открывавшему столько возможностей. Вообще-то стройка ещё была далека до завершения, но на добрых три племени с гаком жильё уже было построено, да и кое-какие заводики перенесли из Дмитрограда либо на высокий левый берег Марии, либо на правый берег Нефтяной, а тот тоже был в основном повыше Митяева острова, как частенько называл в последнее время Дмитрий Олегович свою большую латифундию. На левом берегу Нефтяной должен был остаться один только нефтеперегонный завод и строящаяся в лесу биофабрика по переработке навоза и прочих отходов с кухонь и из сортиров. Митяй горой стоял за хуторской образ жизни, и потому в самом центре города, на самой высокой точке широкой вершины холма, стояло рядом друг с другом всего пять домов, выстроившись как на той стороне игральной кости, которая обозначает пятёрку. Когда-то Митяй сдуру заасфальтировал весь двор и возвёл вокруг домов стену, хотя она-то не раз выручала его, но теперь княгиня Ольга быстро навела порядок. Большую часть асфальта раздолбили, строители вырыли котлованы глубиной в полтора метра и выложили по их краю из кирпича бордюры, затем туда завезли земли, и ещё по весне, до того как деревья стали просыпаться, но снег уже растаял, Ольга пересадила туда чуть ли не большую часть сада, перенося деревья с большим комом земли, так что Митяй уже мог любоваться их цветением, стоя у раскрытого окна. Вокруг цветущего сада вовсю кипела стройка, и иногда строители работали даже по ночам при свете больших нефтяных светильников.

Всех охватил трудовой энтузиазм и желание как можно скорее завести в город соплеменников, а точнее, соплеменниц. Тогда Митяю даже не приходилось думать о том, чем занять людей в свободное время, его едва хватало по вечерам на то, чтобы прочитать очередную сказку после ужина, после чего все ложились спать. Теперь же у всех обитателей города этого самого свободного времени было, скорее всего, хоть завались. После большой земляной охоты продовольственные склады, скорее всего, ломились от припасов, а картошка взошла так дружно и мощно, что её хватило бы не на одну зиму, так ведь сгниёт же, но большая часть пойдёт на корм скоту и на крахмал. С рыбой и мясом проблем тоже не было.

Когда Митяй привёз домой Таню, то не подумал, чем будут заниматься люди в свободное время, и это его несколько беспокоило, но он во всём полагался на ведлов-мастеров и на то, что передал им прорву всяческой информации, и те, скорее всего, сейчас учили прибывших в Дмитроград на ПМЖ сородичей, а возможно, и другие племена. Во всяком случае, он уже ничего не мог поделать и потому только изредка вздыхал.

Впрочем, у него имелся повод и для радости, который находился на крыше будки в большой клетке, изготовленной из дерева и двух рулонов сетки-рабицы, взятых в дорогу на всякий случай, – и такой подвернулся здесь, в низовьях Терека. Митяя чуть ли не до изумления поразили своими размерами здешние фазаны. Они были раза в полтора крупнее тех, на которых он несколько раз охотился в своё время. Даже если ведлы не смогут заставить их нестись, как домашних кур, которых держала бабушка Митяя, то всё равно их следовало разводить из-за вкусного мяса, и потому три дюжины серых молодых курочек размером с крупную курицу ехали вместе с десятью фазанами в Дмитроград. Оставалось только заставить фазанов нестись каждый день. Таня сказала, что справится с этим. Что же, теперь у них будет своя птицеферма, значит, пора подумать и о муке, если ведлы-каменщики, конечно, ещё не изготовили мельничные жернова сами и не подмяли под себя мукомольное дело. А что? Прекрасный, плотный наждак они в горах нашли довольно давно, нужные знания он им передал, так что теперь всё зависело только от их энтузиазма. Лепёшки любили все.

Вот о чём Митяй точно не жалел ни минуты, так это о том, что смылся в эту экспедицию так внезапно, можно сказать, едва сойдя на берег с борта «Татьяны» и даже не выслушав в свой адрес слов благодарности. Сделал он это только по одной причине – дать возможность Денису и Ольге почувствовать себя князем и княгиней в полной мере, без его опеки и подсказок, которыми он старался их не слишком перегружать. Ведловская сила людей каменного века, ранее позволявшая им всего лишь выживать в чуть ли не адских условиях, развиваясь по одному слову каждые сто лет, нашла себе совсем другое применение, и, что самое главное, он присоединил к ней только чистые знания, отфильтровав в них всё, что могло дать хотя бы намёк на войну, принуждение, подавление и корысть. Митяй таким образом как бы ставил социальный эксперимент и хотел посмотреть, что же из этого получится, могут ли чистые знания, переданные людям, чьё сознание не извращено всяческими религиозными и политическими доктринами, воспринять их, и что из этого в конечном результате получится. Он очень надеялся на то, что алары и даргалары не перегрызутся между собой. Пока что единственная корысть, которую он внёс в их жизнь, – это был выкуп за невесту, выплачивающийся её матери один-единственный раз в жизни, да и тот жениху выдавался князем и не был развращающе богат, но зато сопровождался пышным и торжественным ритуалом, а затем всеобщим пиршеством за свадебным столом. Наряды и украшения для невесты жених мог либо изготовить сам, либо пойти и взять в мастерской из специального ящика для подарков. Такой имелся даже на нефтеперегонном заводике, и в него ставили склянки с вазелином и парафиновые светильники, а теперь, наверное, ещё и изделия из каучука. Лишь бы не презервативы.

К изготовлению подарков ведлы-мастера относились очень серьёзно, и не всякий подмастерье мог сунуть в него своё изделие. Сначала оно проходило своего рода худсовет. Изготовление двух одинаковых украшений не приветствовалось, но все золотые украшения – а их делалось немного – сдавались непосредственно князю, и уже он передавал их жениху как самый ценный подарок. В принципе, это было в правилах как аларов, так и даргаларов, и ничего нового Митяй не придумал, а потому вряд ли в Дмитрограде появились стяжатели. Только две супружеские пары в городе имели очень большие квартиры, да и то одна семья была неполной.

Нет, личные вещи уже появились, то же охотничье оружие, которым охотники почти не пользовались, любимый инструмент мастеров и кое-какие предметы быта, но это ведь и естественно. Спрашивается, зачем опасную бритву, которую можно пойти и в любой момент взять в кузнице, делать общей? Или баночку с вазелином, склянку с глицерином и горшочек с зубной пастой и ту же зубную щётку? Про это Митяй так всем и говорил в своих сказаниях: предметы личного пользования – это святое, и добавлял старинную латышскую пословицу, переделанную им на новый лад: бритву, лошадь и жену не дам в руки никому. Да, лошадей он тоже сделал точно такими же существами, как и собаки, вот только велел держать их не рядом с домом, а немного поодаль, в общей конюшне с отдельными денниками, где за ними присматривали профессионалы, хотя вряд ли тех охотников, которые решили стать конюхами, можно было так называть. Лошадь под седлом довольно быстро превратилась в самый удобный вид транспорта после Ижика.

Всё это Митяй уже видел и теперь гадал, что он ещё увидит после возвращения домой – идиллию или же всё-таки дымящиеся руины Дмитрограда, после чего будет впору пойти в лес и там повеситься? Сегодня с утра он рассказал Тане о своём сне, и та очень обрадовалась, что её муж, наконец, увидел свои говорящие камни. Однако ведла сразу же заметила, что мысль о них просто сжигает его изнутри, и тут же сказала, что он должен немедленно ехать за ними, но Митяй предложил сначала позавтракать, потом поплавать в море пару часиков, позагорать на солнышке, скоро ведь может и похолодать, а уже потому думать о том, куда им ехать – домой или за говорящими камнями. Немного подумав, Митяй всё же решил не гнать лошадей и не заниматься глупостями, а спокойно вернуться домой и самым основательным образом подготовиться к экспедиции на Урал. Более того, он уже решил, что ехать нужно не на трёх, а минимум на двенадцати машинах, чтобы по мере продвижения к Уралу находить новые племена и за уши вытаскивать их из каменного века к нормальной ведловской жизни, оставляя вместе с ними учителей и транспортные средства для регулярных поездок в Дмитроград и обратно. Если браться за дело, так с умом и по-крупному, не размениваясь на мелочи.

За всё время продвижения на юг, а они при этом поднимались ещё и вверх по рекам, побывав даже в таких местах, как Кисловодск и Тырныауз, где Митяй затарился молибденом и вольфрамом в виде рудного концентрата, и при этом даже не брал в руки кирки и молота – камни сами прыгали к нему, как лягушки, и потом ещё и крошились, им так ни разу и не попалось ни одно племя. Зато они видели немало временных стойбищ со следами разыгравшейся минувшей зимой трагедии. Большая часть чёрных даргов, судя по всему, ушла на юг, но самые слабые из этих странных диких и свирепых людей со смуглой кожей, старики, женщины и дети, были брошены на произвол судьбы и замёрзли. Митяй так и не смог понять, что привело их в эти края с юга, но прекрасно знал, что уходили они в лютую зиму, подгоняемые свирепым, ледяным северным ветром, и ему, несмотря ни на что, было их жалко. Хоть и дикие, а всё же люди, пусть даже не кроманьонцы, а неандертальцы, и к тому же какие-то неправильные, совсем не такие, про которых он когда-то читал. Даргсу тоже не были классическими неандертальцами. Поэтому, если ему удастся наладить вместе с Игнатом и его ведлами кустарное изготовление Шишиг, он обязательно отправится в экспедицию на Урал не за одними только говорящими камнями.

С такой мыслью Митяй встал с песка, взял Таню за руку и сказал:

– Всё, Танька, купаемся в море последний раз, ополоснёмся от солёной воды – и в дорогу. Нам пора ехать домой.

– А как же твои говорящие камни? – спросила Таня, для которой что сто километров, что десять тысяч было примерно одно и тоже, далеко. – Тебе нужно обязательно их забрать, Митяй, ведь ты теперь не сможешь спокойно спать.

– Нужно, – согласился Митяй. – Но не обязательно прямо сейчас. Никуда они от меня не денутся, девочка моя, и спать я буду спокойно. – Но всё же не выдержал и чертыхнулся: – Чёрт побери! Вот же невезуха! Все ведлы как ведлы, обходятся теми камнями, которые у них чуть ли не под ногами валяются, один я какой-то ненормальный, и камешки мои говорливые у чёрта на куличках зарыты. Ладно, Танюха, как до них добраться, один я знаю, они глубоко зарыты, так что никто их не сопрёт. Едем домой и займёмся куда более важными делами. Они ещё раз вволю накупались в тёплых и ласковых водах Каспия, ополоснулись в более прохладных водах Кумы, оделись, плотно пообедали шашлыками из осетрины – Митяй вчера выудил весьма приличных размеров осетра, – собрались в дорогу и в половине третьего дня тронулись в путь по широкой бескрайней степи, поросшей высокой травой.

Здесь, южнее Апшеронска, Митяй и Таня повстречались с бухой-бухой, и не одной. Тут этих гигантских животных бродило немало. Бухой-бухой оказался самый обыкновенный эласмотерий, мифический единорог, огромное животное из рода носорогов. О, эти гиганты были настоящими красавцами! Светло-серые, покрытые длинной шерстью, весьма похожие в профиль на бизонов, только с одним рогом длиной в полтора-два метра. Некоторые самцы достигали в высоту почти трёх метров, в длину и вовсе шести с половиной и весили тонн под восемь, не меньше. Поменьше мамонтов, конечно, зато очень быстрые. Встречали они и другую буху-буху, даже повыше ростом, та достигала всех четырёх метров, но это были гигантские одногорбые верблюды. Тоже довольно интересные животные с точки зрения их использования как тягловой силы. Как и все верблюды, неутомимые и способные преодолевать огромные расстояния, хотя и не очень быстрые, но недостаточную скорость могла компенсировать их огромная физическая сила.

На этих гигантов охотились столь же огромные хищники, причём такие древние, что Митяй даже не поверил своим глазам, увидев гигантских гиенодонтов здравствующими и вовсе не собирающимися откидывать хвосты. Они были размером с крупного тура и весили под тонну. Живущие небольшими стаями-кланами, как и все гиены тупорылые, с чудовищными челюстями, они не только питались падалью, но и охотились на всё, что шевелится, даже на степных мамонтов. Одно хорошо: их было всё-таки мало, но они и без того съедали окрест всю падаль, не оставляя от трупов животных практически ничего. Может быть, именно поэтому на побережье Каспийского моря они не встретили ни одного племени. С такими соседями под боком даже ведлам жизнь мёдом не покажется. Если у них, конечно, нет говорящих камней, которыми они научились пользоваться если не в совершенстве, то очень умело, как Таня. Вот ей были не страшны никакие гигантские гиенодонты, которые также вполне могли претендовать на роль страшной и ужасной бухи-бухи. Его жена своей ведловской силой и тираннозавра сумела бы остановить.

Поэтому Митяй ехал вдоль берега Кумы, ничего не опасаясь, ведь Таня сидела в кабине Шишиги и зорко посматривала по сторонам в бинокль. Её рубашка тонкой замши была расстёгнута на три пуговицы, и аметистовый кабошон на груди слегка светился, и, может быть, поэтому Шишига бодро накручивала на колёса километр за километром. Гигантские эласмотерии предупредительно уступали им дорогу, а гиенодонты не бросались в погоню, так что Митяю только и оставалось, что выбирать ровную дорогу без ухабов, и это ему удавалось делать без особого труда. К вечеру они без малейших помех добрались примерно до Нефтекумска и остановились на ночлег.

На следующий день они с рассветом продолжили путь, и на четвёртый день около полудня Шишига, преодолев несколько неглубоких распадков – в будущем они станут более непроходимыми, – выехала на высокий бугор, и Митяй увидел радующую глаз картину – добрую половину своего генплана, воплощённую в хорошо обожжённом кирпиче, дереве, стекле, камне и даже местами асфальте. За лето, навалившись силами как минимум трёх племён, если не больше, жители Дмитрограда построили довольно большой город, привольно раскинувшийся в месте слияния двух рек, и даже заасфальтировали в его центральной части почти все дороги, а остальные посыпали щебнем.

Однако самым для него удивительным было то, что напротив города, на другой стороне Марии, через которую строители перебросили один деревянный мост и теперь строили второй, они возвели целую промзону, и одних только водяных колёс Митяй насчитал двенадцать штук. Все те цеха, которые стояли вблизи Дмитрограда, включая его домну, они снесли, и на их месте теперь строились жилые дома с островерхими двускатными крышами, покрытыми черепицей. Каждый дом окружал большой сад, и хотя деревца были ещё маленькие, скоро они вырастут, и Дмитроград будет по весне утопать в цвету фруктовых садов. На улицах города Митяй не увидел праздношатающейся публики, кроме ребятишек постарше, никто не носился сломя голову по асфальтированным дорогам, дети помладше играли во дворах, похоже, что взрослое население города занималось своими взрослыми делами либо в небольших мастерских, построенных рядом с домами, либо в промзоне, либо на фермах, расположенных за городом.

Чуть ли не треть леса уже была вырублена, но лесорубы вели не сплошную рубку, а выборочную, пятнами, и в одном из таких пятен, весьма больших, Митяй увидел мамонтов, собравшихся возле здоровенной кормушки. Что же, теперь людям было чем кормить скотину, даже такую громадную. То-то переполошится Олег, когда узнает, что по степям вблизи Каспия бродят гиганты эласмотерии. О, он непременно соберёт команду охотников, они сядут на Шишигу и отправятся за ними уже через несколько дней, чтобы пригнать несколько десятков этих могучих единорогов, а возможно, заинтересуется и гигантскими верблюдами. Его вряд ли удержит даже то, что Митяй привёз ему говорящие камни – два кристалла голубого горного хрусталя. Для сельского хозяйства, где не нужны большие скорости, такие гиганты были гораздо предпочтительнее тракторов. Пара эласмотериев по силе точно равна табуну в сотню голов лошадей, если не больше, но, в отличие от трактора, им не нужны запчасти, если не считать «обувки» для трёхпалых копыт. Каждые два-три года самки будут давать приплод. Про длинную шерсть и массу навоза можно даже не говорить. Так что пахать землю и возить тяжёлые грузы лучше на них, и если уж изготавливать тяжелую технику, то одни экскаваторы и бульдозеры.

Порадовало Митяя и большое поле к западу от города, цветущее ярко-жёлтыми цветами. Под топинамбур запахали целых полторы тысячи гектаров земли, и теперь он вымахал в высоту не менее пяти метров, а значит, силоса и сенажа будет заготовлено на зиму столько, что можно будет прокормить им даже мамонтов, бродящих по лесостепи, не говоря уже о домашней скотине.