Текст книги "Заклание священных коров"
Автор книги: Александр Лурье
Жанр:
Критика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
P.S. СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ «товарищей с бронепоезда».
Чапаев обращается к построенной дивизии:
– На бронепоезде сломалась рация. Кто сможет починить?
Из строя высовывается Фурманов:
– Василий Иванович, а на чем рация – на лампах или на транзисторах?
– Для особо непонятливых повторяю – рация на бронепоезде!
«Как», возмутятся, «чего еще хочет этот монстр с руками по локоть в крови невинных созданий?» Трепещите, скоро Бушков поведает, как именно будет употреблена вышеупомянутая кровь. Трепещите вдвойне – я пришел дать вам волю, акция всегда неприятная и в чем-то сравнимая с лишением девственности, но, увы и ах, необходимая; лучше уж я, господа-товарищи, чем кто-нибудь другой.
Как Вы знаете, ланселотство не есть хобби, а скорее тяжелая и неблагодарная обязанность, но кто-то же должен… То, что повергло вас в священный ужас и подвигло на богоборчество – лишь первые проблески прозрения. И все же искренне не рекомендую апеллировать к справедливости перед лицом исторической неизбежности.
Вернемся к использованной ранее аналогии: движение освобождающихся от тоталитарно-интеллектуального гнета вилланов находит себе предводителей и возводит на престол свежеиспеченной империи. Повелители обрастают союзниками, учениками, двором, переживают расцвет, затем, естественно, кризис. Свита начинает оцениваться не по таланту, а по личной преданности, инакомыслие становится предосудительным и предательским, а единственной надежной добродетелью признается послушание когда-то выпестованной и признанной непогрешимой традиции. Утрачивается чувство гамбургского счета, награды раздаются щедро и самим себе, тем самым обесцениваясь. В конце концов, свита начинает играть короля.
Недовольные и что-то недопонявшие вилланы, особливо придворные, убедившись на примерах окружающих в том, что быть богом не так уж и трудно, начинают все громче и громче стучать в ворота фамильных феодов и требовать прав и привилегий на созданном также и их трудом празднике жизни.
Вам это ничего не напоминает?!
Стоит ли убиваться из-за побрякушек и дутых авторитетов?
Будучи сам лауреатом, признаюсь: сила писателя не в призах и премиях, талант они не закрепляют и не являются охранной грамотой на веки веков. Время и читатели все поставят на свои места – не по алфавиту и не по способности к эпигонству.
Нужно ли гальванизировать открытыми письмами эту закуклившуюся в собственной непогрешимости систему, дряхлую и потерявшую способность к плодоношению? Есть ли необходимость поддерживать эти останки былого величия, не лучше ли дать им возможность развалиться самостоятельно?
Опомнитесь, благородные доны, на границах бесчинствуют толкиенисты, фэны уходят к ним целыми деревнями, а вы затеваете местнические споры и суету вокруг дивана.
Защищать осажденную столицу, конечно, дело достойное, но, боюсь, окруженные сами перегрызутся из-за побрякушек – а нет бы с крепостных стен наступающих варваров «Странниками» да «Улитками» глушить – и всё равно падут, более-менее позорно и унизительно.
«Что делать?» Читайте классику, а потом седлайте хамахарского жеребца или арканарского верблюда и – в нормальную жизнь к барону Пампе и вепрю Ы, к реальным делам: книгоиздательству, фэнзинам, конам и клубам.
Будьте последовательны, империи для того и создаются, чтобы процвесть и пасть в прахе, иначе их захватывают черные монахи и превращают в Ордена, а по сравнению с этими монахами любой серый лавочник из бывшей «Молодой гвардии» покажется благородным и респектабельным доном.
А что до монархии – пусть её -
Есть трагедия веры, с которой начнется
Закаленных дивизий разлад и распад.
Это вера солдат в своего полководца,
Что давно уже стар и не верит в солдат…
(А. Гитович)
…То, что литературная критика – занятие не менее опасное, чем работа минера, я убедился именно после этой статьи. По роковому стечению обстоятельств, в экземпляре «Гравилета «Цесаревич», который попал мне в руки, не оказалось той тетрадки, где и описывалась собственно фантастическая идея. Проверкой я мз-за природной лени не озаботился; не знаю, открыла ли бы она мне глаза уже тогда, но уж неумеренные восторги точно поумерила. А так вся история имела продолжение – через пять лет…