Текст книги "Игра в кости"

Автор книги: Александр Лонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Это вы серьёзно спрашиваете или шутите столь неуместно? – проговорил Иннокентий Петрович, пытаясь улыбнуться.

– Серьезно, – честно признался я. – Мне просто интересна ваша точка зрения.

– В случае с почитанием святых мощей, святость определяется исключительно принципом веры, и вопросы подлинности особо остро не стояли никогда.

– Ага... Тогда для чего мы это обсуждаем?

– Объясняю. Недавно вывесили очередной список распродаж нашего аукционного дома, так вот, под номером девяносто восемь точка сто четырнадцать значился лот «череп Джона Баптиста».

– Джона Баптиста? Это то, что я думаю? Ведь это же…

– Ну, да, да… череп Иоанна Крестителя, – кивнул мой собеседник. – Аукционисты хотели убедиться в его подлинности. От этого, как вы понимаете, напрямую зависит стартовая цена.

– А разве человеческий череп можно продавать?

– Почему нет? Можно, если он удовлетворяет определенным условиям. Как это ни странно, но некоторые покупатели даже не подозревают, что есть какие-то ограничения регламентирующие аукцион. Но, как известно, незнание правил от ответственности не освобождает. Из того, что интересует нас, под запрет к реализации подпадают: люди, тела и части человеческих тел. Однако черепа и скелеты для медицинских целей можно продавать на нашем аукционе, при условии, что они происходят откуда угодно, только бы не из нашей страны.

– Почему?

– Наверное потому, что правила списали с одного изначально американского аукциона, который стал теперь мировым. В нашем случае США поменяли на Россию и всё. Так что «череп Джона Баптиста» вполне официальный лот.

– Очередной фальсификат?

– Вот это и предстояло выяснить, – улыбнулся мой собеседник.

– Каким образом? – не понял я.

– Предварительную экспертизу провели перед тем, как выставлять череп на витрину. Установили, что это действительно мужской череп, семитского этнического типа, некогда пролежавший в земле значительное время. Осталась комплексная экспертиза. Стоит немалых денег, но мы шли на это.

– И что бы это дало?

– Ну, как. Стало бы понятным многое. Если его абсолютный возраст около двух тысяч лет, а биологический около тридцати, вероятность подлинности весьма высока. Потом следовало воссоздать лицо, желательно – трехмерный портрет. Генетический анализ тоже мог помочь в определении этнической принадлежности и места жительства.

– Тем не менее, все такие подтверждения – косвенные.

– Ну, разумеется! – согласился Иннокентий Петрович. – Генетический анализ родственников сделать затруднительно, в силу известных причин.

– Хорошо. Допустим, экспертизы пройдут удачно. А потом кто-нибудь возьмет да и скажет – «Мало ли что вы там наопределяли! Ну, жил какой-то неизвестный еврей в Палестине первого века нашей эры. И что с того?»

– То, что скажут потом, не наше дело. Нам надлежало обеспечить независимую экспертизу и представить заверенную по всей форме сводку соответствующих отчетов и заключений. Есть несколько лабораторий, с исключительно высокой репутацией, которые берутся за экспертизу чего угодно, на самом современном уровне. Причем никаких лишних вопросов там задавать не будут – лишь бы заплатили по договору. Так вот, когда череп извлекли из витрины, чтобы везти в лабораторию, то оказалось, что это превосходно выполненная пластмассовая копия, а наш сотрудник, главный хранитель, Андрей Емецкий, был накануне убит. Только он имел доступ к черепу. Вот именно он и являлся другом вашей знакомой, что обеспечила нашу встречу. А поскольку убили его в Санкт-Петербурге, придется вам посетить Северную Пальмиру.

«Ну, наконец-то! – подумал я. – Вроде бы обозначились интересы этого аукциониста! А вот значения всех тех историй про череп непонятны до сих пор. Может, это он мне так просто рассказывал, чтобы показать значимость предмета и величие предстоящих трудностей? Ладно, там видно будет».

– У вас сейчас как со временем? – Спросил Иннокентий Петрович. – Это не о поездке в Питер, а про сегодняшний день.

– До вечера свободен. Часов до семи.

– Успеваем. Сейчас вам хорошо бы съездить в «Хронос» и посмотреть на месте, что и как. Официально мы с вами не знакомы, поэтому до места вас довезу, а там вы уж сами. Запомните – лот номер девяносто восемь, сто четырнадцать. Потом как-нибудь, в самое ближайшее время зайдите в жилище погибшего хранителя, посмотрите, как он жил, но ничего не трогайте и своих отпечатков не оставляйте. Следственные действия уже, скорее всего, закончены, но мало ли что. Вот вам ключи от его квартиры, в настоящее время там никто не живет и все так, как до убийства. – Иннокентий Петрович вытащил из кармана и, не глядя на меня, передал связку ключей: на кольце болталось три разных ключа и металлическая таблетка в пластмассовой оправе – электронная открывалка двери подъезда. – Только не затягивайте с осмотром, а то через неделю следственные органы разрешат навести там порядок и квартиру сдадут новым жильцам. Когда закончите, ключи бросьте в почтовый ящик. Так, что у нас еще… Как уже говорил... или не говорил? Вы работаете исключительно автономно и не ссылаетесь на меня ни при каких обстоятельствах. Звоните только в самом крайнем случае. Те, кому надо, и так будут в курсе, поэтому не думайте о таких пустяках.

– Что с моими расходами? Будут всякие траты…

– Расходы по работе мы вам возместим в любом случае, только сохраните чеки, счета и проездные документы. Если возникнут какие-либо нестандартные затраты, то помимо предоставления чеков вам придется писать внятные обоснования.

Глава IV
Аукционный дом «Хронос»

«Хронос» располагался в комплексе зданий бывшей ткацкой фабрики, известного в своё время флагмана лёгкой промышленности. После ликвидации производства и капитального ремонта освободившихся помещений, здесь возник один из культурно-деловых центров Москвы. На входе я взял проспект и немного ознакомился с официальной информацией «Хроноса».

На аукционе продавали всё, но особый упор делался на дорогие предметы коллекционирования естественного происхождения. Сообщество коллекционеров растёт, спрос на объекты такого уровня усиливается, при этом предметов, заслуживающих внимания не становится меньше. Вещи меняют своих хозяев, обнаруживаются новые объекты. Предметы антиквариата, картины, драгоценности, ювелирные изделия, орденские знаки, памятные медали, монеты, услаждают своих владельцев постоянным ростом цен. В то же время окаменелости, кристаллы минералов и причудливые формы горных пород, наоборот, дешевеют и падают в цене. В Москве имеется три-четыре уважаемых аукционных дома, относительно регулярно проводящие торги по вышеуказанной тематике. Появление еще одного такого зала не должно было вызвать особого внимания, если бы не подход, декларируемый учредителями: продавать только лучшее, и обязательно подлинное, тщательно отбирая материал, независимо от истории и происхождения предметов. Если надо – то проводить экспертизу. «Хронос» выделялся среди своих конкурентов не только скрупулезным отбором, но и тщательной постановкой дела. В отличие от традиционного ассортимента, здесь продавали всё, что не запрещено законом.

Сам офис аукционного дома напоминал солидный музей: внушительных размеров прекрасно освещенный и оборудованный экспозиционный зал выгодно демонстрировал свои сокровища. Зеленый шестигранный кристалл берилла размером с полено, сланцевая плитка с полным скелетом какого-то существа похожего на мелкого крокодила, навсегда впаянная в камень чудовищная рыба, натеки малахита, размерами и формой похожие на многочисленные девичьи груди, огромные многоцветные кристаллы полихромного турмалина, колоссальный акулий зуб величиной с крупный утюг… Некоторые предметы оказались столь велики, что под стекло не помещались и лежали так, открыто. Гигантская, с письменный стол, друза фиолетового аметиста, исполинский кристалл горного хрусталя, что мог бы стать надгробием какому-нибудь любителю минералогии, полный скелет морской коровы, череп мамонта с бивнями, череп тираннозавра… У каждого «экспоната» табличка с номером лота, названием, кратким пояснением, и неизменной добавкой: «научной и культурной ценности не представляет».

Я долго бродил вдоль витрин и рассматривал предназначенные к продаже редкости. Мне было ужасно интересно.

«Эх… – думал я, – другой мир, можно сказать, иная действительность. Параллельная реальность, совершенно незнакомая жизнь. Вероятно, скоро потребуется консультация опытного коллекционера или музейщика. Профессионала в своей области».

На одной из витрин находился покоричневевший от времени предмет, с лаконичной надписью: «Лот 98.114. Череп Джона Баптиста», и маленькими буковками – «археологическая находка, научной и культурной ценности не представляет. Возраст – предположительно первая половина I века нашей эры».

Если не считать явно выбитых передних зубов на нижней челюсти, этот лот действительно выглядел как прекрасно сохранившийся человеческий череп. Снаружи, через стекло, он смотрелся вполне натурально, и, не зная, что на витрине всего лишь пластмассовая копия, ни за что не заподозрил бы подделку.

Чем дольше я разглядывал витрины, тем более привлекательной казалась идея съездить в Питер недельки на две – на три. С удовольствием умотать из Москвы куда подальше, окунуться в иную атмосферу. Здесь, в столице нашей родины, я застрял чересчур надолго и чрезмерно плотно.

Все мысли закончились, а новых идей в голове пока не возникало, зато чувствовалось, что нахожусь не так и не там где нужно, а делаю совсем не то. Вернее – вообще ничего не делаю. Одним словом, я вполне мог куда-нибудь уехать.

Но перед тем как исчезать из Столицы, оставалось еще пара дел, которые никак не получалось ни пропустить, ни отменить. Надо посмотреть жилище убитого и еще раз поговорить с втравившей меня в эту историю особой. Поговорить лично, в защищенном от посторонних глаз и ушей месте.

* * *

Емецкий жил в Северном Бутове – «спальном» районе Москвы, что считался относительно новым и заселялся самым разнообразным людом, от бывших гастарбайтеров до переселенцев из старых районов.

С собой я прихватил только самое необходимое: связку ключей, пару хирургических перчаток, дешевый фотоаппарат-мыльницу, пару бахил и моток скотча. На себя надел ветровку с капюшоном, а на голову – бейсболку, как можно ниже опустив козырек. Почему-то мне захотелось проехаться на метро.

Сравнительно недавно построенная обычная панельная многоэтажка, на первый взгляд почти не отличимая от других таких же, в изобилии расселившихся по окраинам Москвы. Небольшая детская площадка во дворе, мелкий пруд и парк. Дом оказался характерен тем, что один из его подъездов выходил во двор, а второй – прямо на улицу, то есть всего метра три от подъезда до проезжей части. Какому гениальному архитектору пришла в голову столь светлая мысль, непонятно. Рядом – отделение Сбербанка, пара магазинов, детский садик и проблемы с парковкой.

Меня интересовал подъезд, выходящий непосредственно на улицу. Аккуратно, чтобы лицо не попало в поле зрения видеокамер, я вошел внутрь, убедился в отсутствии консьержки, в лифте надел тонкие резиновые перчатки, а на ноги бахилы, закрепив их липкой лентой. Лестничная клетка чистая, почти не заплеванная, видеонаблюдение на этаже отсутствует.

Пытаясь действовать как можно тише, я отпер замок. Дверь оказалась закрыта на одну только защелку. Сигнализация отсутствовала. Квартиру кто-то перевернул вверх дном. По-моему, тут не оставили ни одного места, где бы не отметился неведомый домушник. Все содержимое шкафов вытащено, разбросаны книги, бумаги, диски, какое-то барахло... На всякий случай многократно и с разных сторон сфотографировал имеющийся там разгром.

Похоже, мне тут делать больше нечего. Хорошо бы позвонить Иннокентию Петровичу, поделиться впечатлениями, но он четко дал понять – связь только односторонняя, когда надо, найдет меня сам. Ничего не трогая, быстро вышел из квартиры, тихо защелкнул дверь и спустился вниз. Потом, как мы и договаривались, аккуратно протёр ключи и кинул в почтовый ящик. Перчатки с бахилами распихал по помойкам подальше от дома.

По-моему, все окажется не так просто.

Я нашел работающий таксофон, засунул туда безымянную телефонную карточку и позвонил. На первых порах никто не отвечал, и приходилось слушать длинные гудки. Уже думалось, что вот сейчас время закончится и послышится сообщение, что никто, видите ли, не может ответить. Но нет – после шестого или седьмого гудка трубку взяли:

– Алло? Это кто?

– Это я.

Связь оказалась такой отвратительной, что голос доносился как с того света.

– В смысле – «я»? Мы знакомы?

– Еще бы не знакомы. А кто меня на обзорную экскурсию в  свой клуб водил? А у кого я консультацию спрашивал по вопросам, о которых понятия не имел? А кто меня в историю с аукционом втянул?

– Уже поняла, что это ты. Так что? Конверт посмотрел? С Иннокентием поговорил?

– Да все это сделал. Хотелось бы еще и с тобой переговорить, причем не по телефону. Для полной ясности и окончательного спокойствия.

– Тогда приходи ко мне… нет, лучше не приходи. Давай встретимся в храме Аквилафоста. Знаешь где это?

– Опять в храме? Вы что, сговорились все?

– Это не просто церковь, это… Храм Аквилафоста Светоносного у Белокаменного шоссе. В общем, ты должен знать.

* * *

Место, упомянутое моей приятельницей, я действительно знал, меня туда неоднократно водили. С последнего раза прошло много лет, и возникли сомнения: смогу ли найти нужную дорогу? Сумею ли? Проплутаю и могу опоздать. Однако память – странная штука: как только оказался на месте, то без особого труда отыскал путь к храму.

Храм располагался у Белокаменных каменоломен. Вернее – в них самих.

Каменоломни Москвы практически забыты, лишь Белокаменное шоссе, одноименные проезды, название ближайшей железнодорожной станции – «Белокаменная», да редкие историки-краеведы и некоторые полусумасшедшие коллекционеры помнят о них. Станция принадлежит Малой кольцевой железной дороге, поэтому давно закрыта для проезда пассажиров. Кроме Белокаменных, в Москве известны и другие каменоломни. В настоящее время практически все они закрыты, а многие из них полностью погребены из-за строительства и землеустройства. Однако именно у Белокаменных каменоломен расположен Храм Аквилафоста Светоносного, и посетители Храма знают о каменоломнях очень хорошо.

Вход в Храм находится в уединенном, темном месте, скрытом от посторонних глаз случайного прохожего и любопытного туриста. Я заглядываю сюда очень редко, только в случаях крайних. В случаях, когда иного пути нет. В этот храм мало кто ходит, и служителей не сильно беспокоит слабая его популярность. Это очень древний храм, возможно даже, старше самого города. На голых доломитовых стенах нет ни фресок, ни надписей, ни икон, только разрушительные следы немилосердного времени. Алтарь здесь – огромная глыба доломита, одетая тяжелым черным покрывалом, обращенная к двум рядам неровных, вырубленных из цельной скалы колонн. За алтарем на стене нет ничего: каждый видит то, что может увидеть или считает нужным. Храм абсолютно не похож ни на одно из других культовых сооружений города. Храм Аквилафоста – подземный храм. Он высечен в массиве доломитового пласта не для удобства молящихся, не для праздничных богослужений, и не для пышности, зачастую идущей вместе с религией.

В отличие от Церкви усекновения главы Иоанна Предтечи в Дьякове, Храм Аквилафоста Светоносного мало кому известен.

Храм Аквилафоста – единственный в городе храм, посвященный уникальному в своем роде персонажу – покровителю палачей и наемных убийц. «Спасение твоё в тебе самом, – писал Аквилафост, побуждая раскаявшихся людей отречься от жизненной суеты и обратить взор к вечности. – Покайся и освободи душу свою, тогда снизойдет на тебя истина, ибо тому, кто понял, и хочет загладить вину свою, отпускаются грехи его».

По преданию, сам Аквилафост, выходя на прогулку, становился невидимым по своему желанию: заметить его могли лишь те, чье внимание интересовало Аквилафоста. Если вы профессиональный убийца, наемный киллер или штатный палач, то Храм Аквилафоста дает призрачную надежду на заключительную беседу с Богом в самые тяжелые времена на границе жизни и смерти. На грани разума и безумия. Храм Аквилафоста приносит утешение тем, от кого все давно отступились. Но человек по природе своей таков, что стремится к надежде даже в самых крайних случаях...

Храм Аквилафоста обычно не проводит служб и здесь практически не бывает священников, только служители. Тот, кто заглядывает в этот храм за отпущением грехов, рискует заполучить отпущение самой жизни. В Храме Аквилафоста никогда не звучали колокола. Да и звонницы тут нет. Храм находится здесь на тот случай, если жизнь кого-нибудь киллера или палача сделается вдруг невозможной и нестерпимо ужасной. Со времени моего последнего посещения интерьер Храма абсолютно не изменился. Те же неровные стены, тот же алтарь за колоннами.

Похоже, меня уже ждали. В дальнем углу храма, почти у самого алтаря, стояла неподвижная фигура, закутанная в черное покрывало. Можно подумать, что перенесся в прошлое лет этак на пару тысяч.

Я подошел и аккуратно дотронулся до ее плеча. Почему-то подавать голос, к тому же первым, в таком месте казалось абсолютно недопустимой наглостью. Фигура повернула голову, а потом развернулась всем телом. Каждый раз, встречаясь с этой женщиной, поражался сходством ее лица с голливудской актрисой Дениз Ричардс.

– Пришел? Привет. Думала, ты не придешь.

– Привет. Почему это не приду? – удивился я.

– Так мне показалось. Поговорим?

– Для того и здесь. Считаешь, удачное место?

– Более чем. Тут нам никто не помешает, а предстоит длинный разговор. Сначала сама всё расскажу, а уж потом задавай свои вопросы. Если возникнут, конечно. Я специально выбрала данное место, здесь нельзя лгать. Опасно для жизни…

Глава V
Ксюша

Что тогда на меня нашло? Сам не знаю. Возможно, способствовало посещение аукциона, квартиры Емецкого или долгий и тяжелый разговор в Храме, не могу сказать со всей определенностью. Иногда вот приходит такое непонятное состояние, и начинаю думать – вообще-то мозг у меня нормальный, или как? Дело в том, что всё главное для жизни находилось тогда при мне: городской рюкзачок, деньги, телефон, пара банковских карточек, паспорт, книжка для дорожного чтения. Флешка в кармане. Даже конверт с досье оказался с собой. Правда, не было фотоаппарата и ноутбука, но меня это не сильно тогда беспокоило: я просто забыл о них. В родном городе ничего не держало. Отпуск уже, можно сказать, начался; квартира стояла закрытая, под относительно надежными замками; поливать или кормить никого не требовалось: всё, что могло, давно засохло, сбежало или сдохло, других же живых существ в моём доме не наблюдалось. Разве что комар залетит или случайный таракан забежит. Один живу. Все-таки после понимания факта, что никому не нужен, жизнь становится намного проще, понятнее и на удивление спокойнее, ведь все самые большие глупости мы совершаем или спонтанно, или от скуки, или под влиянием тех, кому не можем отказать.

Тут вдруг я поймал себя на беспокойной мысли, что периодически ищу одну и ту же женщину, о которой практически ничего не знаю, хотя, вроде бы, знаю о ней всё. Знаком с ранней юности. Парадокс, не правда ли? Противоречие. А вот. Не знал я – существует ли она еще, ли уже нет. Как-то раз, после очень долгого перерыва повстречались мы в Санкт-Петербурге, где провели вместе несколько потрясающих дней. Потом, в Москве, продолжили общение уже виртуально, а позже оно зашло в тупик из-за некоторых независящих от нас обстоятельств. Немного строптива, чуть-чуть горда, слегка высокомерна и достаточно умна, чтобы не завязывать со мной долговременных отношений. И, как потом выяснилось, оказалась очень-очень необычной. А я... просто заурядный скучный обыватель и работа у меня обыкновения. Интересно, все ли у неё сейчас хорошо? Ходит ли до сих пор по этой грешной земле? Может, в этот раз повезет, и мы увидимся, – мелькнула заманчивая мысль. Дело в том, что я и хотел, и до ужаса боялся такой встречи, поэтому для поисков ничего специального не предпринимал. Это как с рыбой фугу: вкус – ничего уникального, ощущения – тоже так себе, но щекочет нервы сам факт вероятности смертельного отравления.

После таких вот размышлений, посмотрел в окно, проверил прогноз погоды, написал заявление о срочном отпуске и отправился за билетами на вокзал. В отличие от большинства порядочных граждан, отпуск предпочитаю проводить не на югах, не у берегов тропических морей в экзотических странах, а в Петербурге. Странно, но объяснимо – там есть с кем поговорить, куда пойти, чем заняться.

Обычно люди почти весь год работают, а во время отпуска отдыхают. Месяц, два, полтора или две недели. Ну, сколько им там положено по трудовому договору. У меня всё шиворот-навыворот – работаю полтора месяца, а валяю дурака всё оставшееся время. Хотя окружающие убеждены, что как раз наоборот. Правда – есть, есть один человек, что меня раскусил. Наш директор. Он прямо так и считает, что я ничего полезного не делаю, поэтому регулярно урезает мне премию, а с начала года сократил зарплату.

Впрочем – ладно. Пора было побеспокоиться о билетах. Из соображений сугубо идеалистических, поехал не в трансагентство, а прямо на вокзал. К моему несказанному удивлению, народу на вокзале и на площади перед ним практически не оказалось. Все уже уехали, сидели по домам или это реконструкция дала свои плоды? Что же за день такой? Удивительно удачный. Вообще, в стремлении приобрести билеты многие до сих пор спешат занять очередь с раннего утра, особенно это касается теплого сезона. Может, именно поэтому в кассу вокзала стояло мало людей? Когда подошла очередь, я вежливо поздоровался и попросил:

– На ближайший скоростной экспресс до Питера, будьте любезны. Один билет.

– Ближайший… – задумчиво сказала кассирша, и стала что-то делать со своим электронным аппаратом, – только на завтра, на шестнадцать тридцать. Устроит?

– Годится, – легко согласился я, но все-таки уточнил: – а совсем-совсем раньше нет?

– Боюсь, что нет… ой, подождите! Есть на сегодня, на девятнадцать двадцать пять. Отходит через двадцать минут! Кто-то отказался. Так что, берёте? – хитро спросила кассирша.

– А давайте! – сам не ожидая от себя такой прыти, согласился я. Случилось так, что в тот момент меня абсолютно не интересовало, на какой именно день брать билет – на завтра, на сегодня или на послезавтра. – Сколько с меня?

Выход на платформу, проверка билета, поиск своего места, недолгое ожидание и поезд тронулся. Удобно устоявшись, я почти сразу попытался разослать эсэмэски питерским знакомым. Тем, кто теоретически мог помочь. Уж кто-то, да и откликнется. В принципе, ехал не совсем в неизвестность. Зацепки существовали. В Городе-на-Неве знакомых много, и уж кто-нибудь обязательно бы пристроил, не дал пропасть в чужом городе. Планы так стремительно менялись, что приходилось перестраиваться на ходу. Еще пытался прозвониться, но впустую. У кого-то телефон был просто занят, где-то не отвечал, а у кого-то оказался выключен.

Так уж получилось, что я обладаю достаточно широким кругом общения. Связано это как с некоторыми занятиями, так и со спецификой отдельных периодов жизни и деятельности. Вообще-то настоящих друзей исчезающе мало, но количество просто знакомых или хорошо знакомых – довольно-таки большое. В частности – в Петербурге. Среди них есть художники, реконструкторы, стилисты-визажисты, скинхеды, веб-мастера, готы, лесбиянки, православные батюшки, иудаисты, государственные чиновники, колдуны, айтишники, мусульмане, ученые, домохозяйки, писатели, изготовители бижутерии и много кто еще.

Короче – кто-нибудь из них поможет. Не даст пропасть в чужом городе.

По дороге ничего интересного не случилось, если не считать забавного эпизода в поезде. В соседнем кресле оказалась колоритно одетая девушка с красочным глянцевым журналом – что-то там про модный латекс. Агрессивные красотки в облепляющей тело резиновой одежде с подобающим антуражем и атрибутикой всецело поглощали внимание моей попутчицы. Журнал она перелистывала аккуратно, с первой страницы, внимательно разглядывая каждый разворот вне зависимости от содержания. Когда страницы закончились, девушка вытащила наушники, подключила к разъему рядом с сиденьем, закрыла глаза и стала слушать какую-то внутрипоездную трансляцию.

В этот момент как раз пошла первая волна ответов на разосланные сообщения. Результат не радовал. Из ответивших кто-то отказался, кто-то уехал, а кто-то, ничего не обещая, просил перезвонить часа через полтора-два. А главная моя петербургская подруга еще не вернулась из Германии, и получалось так, что некуда мне бедному податься.

– Как сказал один восточный мудрец: «Зачем слова, когда всё так паршиво!», – негромко пробормотал я в пустоту, не ожидая никаких ответов.

– Так у вас что, фетиш на лао-дзен? – не открывая глаз, неожиданно отозвалась девушка с журналом.

– Быть может, на Лао-Цзы? – с улыбкой, невольно поправил я.

– Я сказала так, как посчитала нужным, это не ошибка, – медленно и спокойно проговорила соседка.

– Знаете, мне это напомнило анекдот, про то, как школьница решила задачу с помощью своего папаши. Когда же математичка справедливо удивилась и спросила: «Как ты могла решить таким способом? Мы это не проходили!», ученица отрезала, ничуть не смутившись: «Я решила так, как посчитала нужным!»

– Более чем неуместная иллюстрация…

Больше мы не разговаривали. Если женщина красива, думал я, то ей не надо почти ничего: при минимальных затратах все придет само. Ей достаточно знать, какой фасон блузок носят в этом сезоне, и какой крем полагается втирать в это время суток. Тут не требуется даже церковно-приходской школы – вполне довольно глянцевых журналов. Мужику сложнее. Вдобавок к любому высшему образованию, настоящий мужчина обязан понимать в машинах, должен владеть навыками электрика, плотника, дизайнера и сантехника. Увлекаться каким-нибудь спортом. Кроме того, полагается профессионально разбираться в музыке и кино, желательно хорошо танцевать, поддерживать любую беседу и владеть хотя бы одним музыкальным инструментом, сопровождая игру пением. Наиболее актуальны: гитара, ударные и бас-гитара. Но это уже опционально. А вот способность держать язык за зубами и не болтать лишнего, умение полезное для всех. И для мужчин, и для женщин.

Прямо над проходом висел телевизор, по которому до самого Петербурга крутили какой-то мини-сериал про войну.

Удобно, когда телевизор в поезде. А еще в маршрутке. В автобусе. Даже в метро. Скоро в лифтах будет. Так надоело, что сил нет. Пришлось достать книжку и читать почти до самого приезда. Нашумевший в своё время «Дневник наемного убийцы», роман одного сравнительно хорошо известного британского писателя. Несмотря на интригующую аннотацию, чтиво оказалось довольно-таки унылым. На протяжении всей книги главный герой ищет себе девушку. Можно некрасивую, можно глупую, а лучше – бедную, больную и несчастную, но главное – свою! Чтобы мог он о ней заботиться, вернее – придумывать ее такой, как нравится ему. В промежутках меж поисками, он выполняет свою работу: убивает на заказ и обучает ремеслу какого-то совсем уж антипатичного парня. Главный герой – чрезвычайно скучный и ограниченный персонаж. В своем деле он профессионал, но во всем остальном – почти дебил. Короче говоря, книга оказалась циничным развенчанием романтики профессии киллера. Легенды, созданной стараниями мировой литературы и кинематографа. От «Леона» и «Шакала» до «Киллера» и «Механика» включительно. Печально. Полное разочарование в идеалах прошлого.

Наконец я убрал прочитанную книгу в карман рюкзака и уставился в окно. Вечер переходил в белую ночь, и скоростной экспресс, почти четыре часа назад отбывший из Москвы, подходил к вокзалу Петербурга. Мне нравилось наблюдать, как мелькали железнодорожные станции и сооружения, как таяло оставшееся расстояние, как заканчивалось время пути. Казалось, колеса вот-вот остановятся, но в последний момент привокзальные постройки вдруг исчезли, и поезд мягко вкатил в промежуток между висящими над платформами крышами. Время прибытия очень радовало: всегда уважал чужую точность.

Три часа сорок пять минут пути, и вот я в Питере. Без вещей, без жилья и без всякой надежды на будущее. Ну, не совсем без надежды. По дороге все-таки удалось пробиться к старинной приятельнице, одной из тех, что просили перезвонить. Она обещала устроить «вписку», но от подробностей уклонилась. И ведь устроила! Старинная знакомая (как её зовут – неважно, ибо женщина она молодая, замужняя, и лишняя компрометация ей ни к чему) созвонилась с некоей неизвестной мне Ксенией, узнала адрес и передала. «Я обо всём договорилась, – пояснила старинная подруга, – тебя на кухне положат, только ты смотри – не очень там». Что конкретно подразумевалось под словами «не очень там», я не спросил, а зря! А всё виктимность, склонность к поведению, повышающему шансы на появление личностных проблем. Коряво? Можно проще. В народе бытует что-то о заднице и о приключениях, что обладатель этой задницы умеет для неё находить.

Минут через сорок, вроде бы, полагалось закрываться метрополитену, но я успел.

Вписка... как много в этом звуке для сердца русского слилось! Скажем, приехал человек в чужой город. Нужно переночевать. А где? Негде. Достает список телефонов неизвестного происхождения, долго обзванивает, и если не сразу, то потом находит местного жителя, что добровольно согласен приютить на ночь. Одного этого человека. Или не одного, а с кем-то. Или целую ораву. Или не у себя. Причём добровольца этого, как правило, можно лично не знать вообще, или иметь о нем весьма смутное представление. Соответственно, вписки попадаются разные и случаются всякие. Иногда – исключительно для сильных духом. Хипповские флэты, семьи с родителями – дружественными или не очень, молодые пары без детей или с одно– двух годовалым «бэби», отдельные квартиры без посторонней помощи, неугомонные общаги, стрёмные коммуналки и прочие подобные места. Даже условно жилые помещения, типа пустующих ночами офисов каких-нибудь хитрых организаций. Образ жизни аборигенов может сильно различаться, а вписываемый вовсе не обязан догадываться обо всех нюансах, тонкостях и намёках. Но если заранее обсудить ключевые моменты и специфики, то особых проблем обычно не предвидится. Это если оговорить сразу и когда есть с кем. Тут как при посадке в чужую машину: нужно разъяснить водителю собственную сущность, так и вписывающему обязательно сразу же истолковывать пациенту характер и правила своей вписки. Нормальный человек воспримет адекватно, а вот ненормальный… но ненормальность понятие тоже весьма относительное.