Текст книги "Алтынай"

Автор книги: Александр Лихачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Александр Лихачев
Алтынай

Посвящается моим предкам, переселенцам из Украины в Казахстан в начале XX века, и моей маме Дюндик Надежде Васильевне.

Имена и события являются вымышленными.

Автор просит прощения за случайное совпадение вымысла с фактом.

Автор бесконечно благодарен за помощь в написании книги «Алтынай» следующим людям:

– Моей жене Лихачевой Тамаре Михайловне.

– Моей дочери Лихачёвой Анне.

– Моей однокласснице Ищенко (Горбанёвой) Любови Алексеевне. Она является прототипом одной из героинь книги – Лены Сергеенко.

– Редактору и корректору Татьяне Волобуевой.

– Художнику-оформителю Наталье Симоновой.

Эти люди, как и первые мои читатели, корректировали мои мысли при написании этой книги, объективно критиковали написанное, подсказывали верные решения в трудных случаях, присылали свои отзывы и впечатления.

Огромное им спасибо!

Краткое содержание

В этой книге поднимаются проблемы умирающих деревень и посёлков современного Казахстана, вызванные сменой экономической модели развития общества.

Процесс умирания малых населённых пунктов напрямую затрагивает судьбы живущих в них людей, особенно молодёжи, которая эмигрирует из этих пунктов в поисках лучшей доли.

На этот процесс накладываются национальные вопросы, которые разрушают жизнь героев этой книги, что показано на судьбе казахской девушки Алтынай.

Книга рассказывает о группе молодых людей, которые вопреки этим губительным тенденциям смогли остановить разрушение родного посёлка своей энергией и неравнодушием к своей жизни и жизни односельчан.

Главный герой книги своими действиями показал, как можно вернуть жизнь в умирающий поселок Степной и как найти свое место в сложных экономических условиях жизни в Казахстане. Для этого ему пришлось вступить в жестокую борьбу с криминалом и с закостенелостью односельчан.

А. В. Лихачёв

Часть первая

Глава 1

Осеннее небо над поселком было затянуто тяжелыми, свинцовыми тучами. Шел мелкий, нудный дождь. И хотя было еще два часа пополудни, этот день стремительно таял.

На краю кладбища, у свежего могильного холмика, заваленного цветами, стояло четверо: мать Андрея тетя Нюра, одетая во всё черное, и три его друга: Саша, Олег и Игорь. Вообще-то их было пятеро друзей, но Куаныш уже уехал помогать накрывать поминальный стол, а Алтынай училась в Кызылорде и не смогла приехать на похороны.

Метров в пятидесяти от могилы стоял автобус, в котором прятались от дождя люди, хоронившие Андрея. Они терпеливо ждали мать Андрея, разговаривая между собой вполголоса.

Порывы ветра швыряли водяную пыль в лица парням, и они отворачивали головы в сторону, подняв воротники курток. Мать Андрея не чувствовала дождя. Она стояла возле могилы и что-то шептала, глядя на фотографию сына, прибитую к деревянному кресту.

Дождь усиливался. В окнах домов возле кладбища зажглись огни.

Небо торопилось как можно скорее закончить этот день, словно жалея людей.

Из автобуса выскочили две женщины и побежали к могиле.

– Нюра пойдем, простынешь! – обняла ее за плечи одна из женщин.

Мать Андрея покачнулась и покорно пошла, поддерживаемая женщинами с двух сторон. Вдруг она остановилась и повернулась к парням:

– Господи! Сколько я вам говорила? – она горестно покачала головой.

В ее голосе было столько боли, что парни опустили головы.

Автобус уехал. Парни подошли к жигуленку Олега, кое-как обтерли обувь о траву, стараясь избавиться от комков глины, и сели в машину.

Все трое закурили.

– Может, не поедем? – прервал молчание Игорь. – Ей и так тяжело, а тут еще мы!

Саша вздохнул:

– Нет, поедем. Всё должно быть по-человечески.

Он выкинул сигарету и закрыл форточку.

– Давай. заводи! – глянул он на Олега. – Не хватало еще опоздать на поминки.

Через два дня после похорон в Степной пришла зима. Обычно снег выпадал ночью на 7 ноября. Но в этот раз он начал падать на две недели раньше. Саша шел к дому Андрея и с грустью смотрел на эту зимнюю сказку. Снег падал медленно, крупными хлопьями, накрывая дома, деревья, заборы белым покрывалом. Было необыкновенно тихо. Все серые краски постепенно стирались этой белизной, и поселок становился воздушным и нарядным.

Саша любил это время. В Степном появлялся запах дыма от печей, на окнах мороз рисовал причудливые узоры. Люди вывешивали кормушки для птиц. Воздух становился прозрачным и звонким. Солнце висело светлым пятном в затянутом белой пеленой небе.

Он вошел в калитку и остановился посреди двора. Барсик, крупная немецкая овчарка, носился по двору и клацал зубами, хватая снежинки. Он с визгом кинулся к Саше и, встав на задние лапы, пытался лизнуть его в лицо.

– Барсик! – крикнул Саша. – Ты же свалишь меня сейчас.

Он прижал голову пса к себе и зарылся двумя руками в густую шерсть на его шее. Пес тихонько повизгивал и всё пытался облизать Сашу.

– Ну всё, хватит! – Саша оторвал передние лапы Барсика от себя. – Смотри, всю куртку запачкал.

Пес радостно гавкнул и начал носиться вокруг парня. Саша вздохнул и пошел к входным дверям дома. Он знал, что тетя Нюра дома, но всё же постучал. Никто не ответил. Он немного подождал, потом открыл дверь и вошел в сенцы. В сенцах он отряхнул шапку от снега, обмахнул веником ботинки и открыл двери в комнату.

Мать Андрея сидела одна за столом, кутаясь в пуховый платок. В левом углу комнаты висела икона. Перед ней светилась лампадка. Внизу, на угловой тумбочке, стоял портрет Андрея, перевязанный наискось траурной ленточкой. Возле портрета горела свеча. Зеркало, висящее в простенке, было затянуто черной тканью. Оглушительно тикали настенные часы.

– Здравствуйте, тетя Нюра! – Саша в нерешительности остановился возле порога.

– Здравствуй, – равнодушно отозвалась мать Андрея. Чуть помолчав, она сделала приглашающий жест в сторону скамейки возле стола. – Проходи, садись.

Саша разулся и, не найдя тапочек, прошел к столу в носках. Сидели молча.

Часы громко отсчитывали время. Наконец тетя Нюра как бы очнулась. Она подняла глаза на Сашу:

– Чаю хочешь?

– Да нет, теть Нюра, я недавно пообедал.

Она кивнула и снова застыла, обхватив плечи руками.

– Холодно что-то, – тихо сказала она.

Ее глаза при этом смотрели в какую-то точку на столе.

Саша кашлянул:

– Теть Нюра, может, вам чем-то помочь? Андрей, наверное, не успел нарубить дров на зиму. Да и уголь, я вижу, у вас еще во дворе лежит. Надо его в сарайчик перетаскать.

Она продолжала молчать, думая о чём-то своем. Саша понял, что она его не слышит. Она медленно повернулась к фотографии сына.

– Господи! Какой он был послушный, ласковый, – на ее глаза навернулись слезы.

Саша невольно посмотрел на фотографию Андрея. Перед его глазами встал могильный холмик с деревянным крестом и фотографией друга. Черной краской на кресте красивыми буквами было написано:

Черниченко Андрей Степанович

15.05.1986 г. – 21.10.2006 г.

– Я не могла нарадоваться, какой у нас сын, – и тетя Нюра тихо заплакала. Потом всё же взяла себя в руки и продолжила: – Муж всё удивлялся: «В кого он такой?» Всё переживал, что Андрей не сможет за себя постоять. Мы так радовались, что у него столько друзей, – она вытерла платком слезы. – Вы тогда всей гурьбой толкались у нас в хате или бегали в саду. А теперь, – она махнула рукой, – видишь, какая пустота вокруг?

У Саши защемило сердце. Он как бы нырнул в то время, когда они всей оравой сидели вокруг этого стола, а тетя Нюра – молодая, красивая женщина – легко наклонялась и доставала из печи противень с пирожками. Она раскладывала пирожки по тарелкам и ставила их на стол перед ними. От этих пирожков шел головокружительный запах. Тетя Нюра любила и умела хорошо готовить. Особенно она хорошо пекла всякие булочки, плюшки, пирожки и прочую выпечку. Пирожки она пекла с повидлом, пасленом, кисло-сладким щавелем, с картошкой, мясом, капустой, вишней. Ребятишки расхватывали эти пирожки и, слегка подув, обжигаясь, ели. Тетя Нюра садилась на скамейку возле печки и с улыбкой смотрела, как они поглощают это богатство. Особенно она ухаживала за Алтынай:

– Ешь, ешь, – она пододвигала тарелку поближе к девочке. – Вот, возьми еще с пасленом… Они тебя не обижают?

– Нет, тетя Нюра, – писклявым голосом отвечала Алтынай, облизывая с пальцев вишневый сок. – Они меня боятся!

– Ну слава богу! – улыбалась тетя Нюра и гладила ее по черной головке.

Теперь Саша смотрел на эту женщину, в общем-то еще не старую, но уже совершенно седую, и вспоминал, как бы отматывая время назад.

Беда пришла в этот дом еще десять лет назад. Муж тети Нюры, дядя Степа, как звала его вся малышня за добрый нрав и высокий рост, погиб на зимней дороге. Замерз в машине.

Дети любили его своими маленькими сердцами, как любят только в таком возрасте. Он очень часто после работы сажал их в свои старенькие «Жигули» и вез купаться на Убаган. Хотя слово «сажал» вряд ли сюда подходило. Они набивались в его машину как селедки в бочку, и он на тихой скорости вез эту визжащую ораву через весь поселок к реке.

Алтынай рыдала в голос, когда его хоронили. Пацаны давились слезами втихую, размазывая их по щекам. Они впервые увидели смерть так рядом. Для них это было первое столкновение с реальной жизнью.

* * *

В тот январский день дядя Степа возвращался от родственников, с Озерного. Ему осталось 20 километров до поворота на Степной, когда налетел снежный буран. Как это часто бывает в североказахстанской степи, буран налетел внезапно и страшно. Небо мгновенно перемешалось с землей. Всё превратилось в белый ад. Дорогу в течение 10 минут замело, и дядя Степа не увидел поворота.

Машина улетела в кювет, зарылась в снег по самый капот и заглохла. Обратно вывернуть ее на дорогу у него не было никакого шанса. И хотя было всего 3 часа пополудни, трасса была пустая. Немногие машины всегда останавливались, захваченные бураном, и пережидали его, не выключая двигатели.

Дядю Степу подвела близость к дому. Ведь до Степного оставалось всего 20 километров. Когда машину откопали на следующий день, всё было кончено.

Саша до сих пор помнил, как страшно кричала тетя Нюра, когда привезли тело дяди Степы. Могилу пришлось долбить отбойными молотками. Экскаватор «Петушок» бесполезно елозил своим ковшом по мерзлой земле, пока экскаваторщик не вылез из своей кабинки и не развел беспомощно руки в стороны.

Андрей в день похорон ночевал у Саши. Саша помнил, как проснулся ночью от тихого плача друга.

* * *

И вот теперь похоронен Андрей.

Саша сам не понимал, как их в общем-то безобидные посиделки с водкой превратились потом в беду. Особенно быстро стал спиваться Андрей. Он вообще был слаб здоровьем, его даже не взяли в армию из-за этого. После возвращения Саши из армии их старая компания вновь стала собираться в доме Андрея. Не было только Алтынай.

Они обсуждали свои дела по работе. Саша устроился сварщиком на железке – так они называли железнодорожную станцию «Степная». Там же работал Олег – шофером на машине по техническому обслуживанию железнодорожных путей. Игорь работал в том же ремонтном цеху, что и Саша, тоже сварщиком. А Андрей был путевым обходчиком на той же железке. Все они работали в одной организации.

Другой работы в поселке не было с самого образования Степного. Он и создавался для обслуживания крупного железнодорожного узла, построенного в сороковые годы двадцатого столетия.

С обсуждения работы в своих разговорах они переходили на жизнь в поселке. Все сходились в едином мнении, что жизнь в поселке скучная. Можно сказать, совсем никудышная. Как их вообще угораздило родиться в этой дыре?

Совсем скоро и эта тема сошла на нет. Они стали собираться, чтобы просто убить свободное от работы время.

Куаныш в этих попойках не участвовал.

– Аллах запрещает пить, – говорил он друзьям.

– Другим он почему-то не запрещает, – ехидно щурил глаза Олег. – Вон сколько у нас казахов-алкашей. Конечно, Куаныш теперь великим стал. Как же, титульная нация, – ворчал Олег, закрывая за ним двери гаража.

– Да отстань ты от него, – говорил Саша. – Имеет право!

Однако в одном Олег был прав: Куаныш действительно стал отдаляться от них. Он устроился работать в небольшую агрофирму к дальнему родственнику – убирать хлеб.

– Они теперь все родственники, – продолжал ехидничать Олег.

Саша с грустью отмечал, что им стало не о чем говорить с Куанышем при встрече. Да и встречи теперь стали очень редкими.

Тетя Нюра неодобрительно относилась к их посиделкам. И хотя парни вели себя тихо, она осуждающе качала головой: мол, водка до добра не доведет.

Они даже решили переместиться в гараж к Олегу, чтобы ее не расстраивать.

А потом была страшная ночь на 20 октября.

Глава 2

В три часа ночи к Саше прибежала соседка тети Нюры – тетя Даша. Она сказала, захлебываясь от слез, что Андрей умирает. Саша сразу понял, в чём дело. Накануне Андрей радостно сообщил, что по дешевке купил литровую бутылку спирта у знакомого проводника. Он часто по дешевке скупал у проводников сигареты, водку и прочие дорогостоящие продукты.

– Будет с чем провести выходные, – говорил он.

Видимо, Андрей снял пробу с этого спирта и отравился. Саша стал лихорадочно одеваться.

– В больницу звонили? – крикнул он соседке.

– Звонили! Никто не отвечает, – продолжала всхлипывать тетя Даша. – Саша, быстрее! – взмолилась она. – Он уже хрипит.

Саша позвонил по мобильнику Олегу и выбежал из дома. В окне застыла перепуганная мать.

– Скажи там, теть Даша, что сейчас будем.

Он стал набирать номер больницы. Тишина. Олег подлетел через 15 минут: машина с визгом затормозила возле дома Саши. Он почти на ходу заскочил в жигуленок Олега, и они понеслись к дому Андрея.

Соседки помогли тете Нюре сесть на заднее сиденье «Жигулей», и Саша с Олегом занесли и посадили Андрея к ней. Он стонал. Его била крупная дрожь. Крупные капли пота стекали с его лба на подбородок и капали ему на куртку. Он привалился к матери и затих. Саша быстро сел на переднее сиденье, и машина сорвалась с места.

Больница их встретила темными окнами. Около больничного здания стояла санитарная машина, прозванная в народе буханкой. Задних колес не было, вместо них были подставлены деревянные чурбачки.

Саша вбежал на крыльцо и забарабанил в дверь. Через пять минут в окнах зажегся свет. Дверь открыла заспанная врачиха. На ней был застиранный белый халат, из-под платка выбивались седые волосы.

«Господи, – подумал Саша. – Да ей, наверное, уже сто лет».

Они внесли Андрея в приемный покой и положили на клеенчатую кушетку. Из соседнего помещения, шаркая ногами, вышла медсестра. Она была чуть помоложе врачихи.

Андрей впал в забытье. Его губы стали синеть.

Врачиха глянула на него и скомандовала:

– Несите в процедурную!

Глядя на ее перепуганное лицо и дрожащие руки, Саша понял, что часы Андрея сочтены.

Они остались в коридоре и стали ждать. Мать Андрея сцепила перед собой руки и, как маятник, раскачивалась из стороны в сторону. Иногда она начинала стонать от нестерпимой душевной боли. Потекли томительные минуты.

Саша с тоской смотрел на обшарпанный коридор, истертый до дыр линолеум, голые лампочки под потолком и разбитое окно в коридоре, заклеенное полосками бумаги. Перед глазами невольно всплыли кадры из голливудского фильма: по блестящему коридору бежит медперсонал в зеленой спецодежде, толкая перед собой каталку. На каталке лежит мужчина с кислородной маской на лице. В операционной группа врачей включает медицинскую аппаратуру. В шприцы набирается лекарство. Хирург в маске и шапочке отдает четкие команды. Перед операционной горит проблесковый фонарь. Кожей ощущается: идет борьба за жизнь человека на каталке. Его отделяют считанные минуты от того света.

На следующих кадрах этот мужчина лежит в палате, на его щеках уже играет румянец. Рядом сидит счастливая жена с двумя детьми. Зритель понимает: по-другому и быть не могло.

Из процедурной вышла врачиха. Мать Андрея побледнела и подалась чуть вперед.

Врачиха сняла очки и стала их протирать:

– Слишком сильное отравление!

Она надела очки и посмотрела на них:

– Я ввела ему через капельницу физраствор, – она запнулась. – Ну, то, что у нас было. Больше, к сожалению, я сделать ничего не могу. Всё сейчас зависит от того, какой у него организм. Мы вызвали скорую из Кустаная, ждите.

Она вздохнула и вернулась в процедурную.

Тетя Нюра встала и стала медленно ходить по коридору.

Скорая приехала через четыре часа. За окном уже стало потихоньку сереть.

Врачи надели на Андрея кислородную маску, положили его на свою каталку и задвинули ее в машину. Молодая врачиха, глядя на Андрея с сожалением, покачала головой.

– Он в коме! – услышал Саша и увидел, как она обменялась взглядом с коллегой – пожилым мужчиной, одетым в теплую куртку поверх белого халата.

Андрей умер, когда до городской больницы оставалось около часа езды.

Потом в заключении патологоанатома Саша прочитал: «Смерть Черниченко А. С. 1986 года рождения наступила в результате отравления большой дозой (200 мл) смеси этилового и метилового спиртов».

Дальше шло описание разрушения внутренних органов, несовместимого с жизнью.

С ума сойти! Андрей выпил целый стакан спирта. Его не смогли бы спасти ни в Степном, ни в Кустанае. Смерть включила свой счетчик, когда он купил литровую бутылку паленого спирта.

Саша очнулся от голоса матери Андрея:

– Сколько я говорила ему, да и вам тоже: «Остановитесь, займитесь делом. Женитесь, в конце концов, вон сколько свободных девчат ходят по поселку». «Мам, ну что тут еще делать? – вечные его отговорки. – Да и кто ж сейчас женится в такую рань? Надо подождать!..» Вот и подождал, – она тяжело вздохнула. – Видно, Богу было так угодно. Гены сделали свое дело. Отец его, правда, не пил, ну изредка, по праздникам. Как-то он был равнодушен к спиртному. А вот дед! Это да! Он и умер пьяным. Упал в сугроб, возвращаясь от кумовьев, и замерз насмерть, – и она снова стала кутаться в пуховый платок. – И вот смотри, когда ударило! Господи! – тетя Нюра с жалостью посмотрела на Сашу. – Вы такие молодые, а уже… – она помахала рукой, как бы вылавливая из воздуха нужное слово, – такие… никчемные!

В Сашу будто бы плеснули кипятком. Он вздрогнул. Тетя Нюра заметила его реакцию и попыталась оправдаться за такое беспощадное слово:

– Ты не думай, в наше время тоже пили. Только совсем не так, как вы. Вы это делаете просто так, без всякого повода, лишь бы убить время. У нас, в основном, это были праздники, дни рождения, свадьбы. Иногда день получки, – и она ненадолго замолчала, вспоминая прошлое. – Как-то всё вокруг имело какой-то смысл. Была какая-то жизнь. В клуб часто приезжали городские артисты. Был свой хор. Даже свой театр, его еще в сороковые годы прошлого века создали наши ленинградцы. Этим занимались и гороно, и обком, и партком. Кто только не занимался! Это называлось «Культура – в массы». У нас даже висел такой транспарант в Доме культуры… Да какая разница, как это называлось? – тетя Нюра поправила пуховый платок. – Главное – в поселке кипела жизнь. Люди строились. Были какие-то соцсоревнования, собрания, лекции, слеты… Куда всё это делось? – она беспомощно развела руками. – Всё как отрезало! Да, нами управляли, – продолжила она. – Воспитывали, наставляли. Как теперь говорят, мы были несвободные люди. Кто-то там, наверху, планировал нашу жизнь. Это верно. Но мы чувствовали, что кому-то нужны. А теперь что? – она вопросительно посмотрела на Сашу. – Теперь вы свободные как птицы. И никому не нужные. Даже себе! Ты не думай, Саша, – тихо сказала она, чуть помолчав, – я вас не обвиняю. Я сама просмотрела своего сына, – она снова тяжело вздохнула и поднялась со скамейки. – Прости, мне надо полежать.

Она сняла платок и стала его аккуратно складывать.

– Теть Нюра, мы вот тут собрали немного с ребятами, – сказал Саша, вынимая из кармана конверт. – Возьмите. Вам эти деньги сейчас будут очень нужны.

Он положил конверт на стол.

Тетя Нюра посмотрела на конверт и отрицательно покачала головой:

– Нет, Саша! Эти деньги я не возьму. Не дай бог, конечно, но они вам самим пригодятся, если вы не прекратите эти пьянки. А с дровами и углем, если сможете, помогите. Не обижайся, но… – она решительно толкнула конверт в сторону Саши, – забери их.

Саша молча забрал конверт со стола и сунул его в карман. Он понял, что она не возьмет эти деньги ни за что на свете.

Уже возле двери он обернулся к ней.

– Простите нас, тетя Нюра, – тихо сказал Саша. И добавил: – Если сможете.

– Бог простит! – так же тихо ответила она.

Глава 3

* * *

Саша шел от дома Андрея и не видел этой зимней красоты. Снег уже нарос шапками на крышах, заборах, деревьях. Было оглушительно тихо.

Однако перед глазами Саши стояла совсем другая картина. Им по шесть-семь лет, и они сидят на лавочке возле дома Андрея. Середина лета. Жара. Нет, просто пекло! Их шесть человек. Через час подъедет дядя Степа, и они поедут купаться. Они – это Саша Чекранов, Андрей Черниченко, Игорь Шмидт, Олег Морозов, Куаныш Кадыров и Алтынай Атымбаева.

Алтынай в их компанию привел Куаныш. Они были какими-то дальними родственниками.

– Пару раз свозим ее на Убаган – и отцепится. Очень ей хочется искупаться, – Куаныш виновато разводил руками.

Однако Алтынай не отцепилась. Она намертво прикипела к их компании. Казалось, это было невозможно. Ну что может делать одна девчонка среди ватаги пацанов? Саша сейчас не мог этого объяснить.

На реке они выгоняли ее с их места:

– Алтынчик, давай катись за тот поворот. Не хотим из-за тебя трусы мочить.

Алтынай презрительно передергивала плечами: мол, подумаешь! Она убегала вверх по реке, за поворот, и купалась одна. Она плавала как рыба, и пацаны не боялись, что она утонет. Хотя утопленников на Убагане за лето хватало, в реке было много ям, образованных родниками.

Потом они лежали на горячем песке, клацая зубами от холода, с синими губами. Алтынай в это время собирала цветы на поляне возле берега и что-то пела на казахском.

Во дворе Андрея был большой сарай, доверху набитый сеном. Это было их царство. Их военный штаб. Лежа на сене, они планировали все налеты на соседские сады, свои походы и битвы.

Потихоньку к их делам в этом сарае примкнула и Алтынай. Иногда Саша, Андрей, Олег, Игорь и Куаныш ночевали в этом сарае на сеновале, пугая друг друга рассказами о змеях и скорпионах. Алтынай на эти ночевки не просилась. Да они бы ее и не взяли. Еще чего!

Но самой полезной, как это было ни странно, Алтынай оказалась в драках. Пару раз за лето их две соседние улицы договаривались с завокзальными и встречались стенка на стенку на пустыре за клубом.

Дрались только на кулаках. Никаких цепей, ремней, кольев, а тем более кастетов – всех этих городских штучек – они не признавали. Считалось, что это западло. Дрались до первой крови или до того момента, когда противник оказывался лежащим на земле.

Так как всё проходило без увечий, милиция не реагировала на эти драки. Сами росли в этом и считали, что спустить дурную кровь иногда полезно.

Алтынай очень тщательно готовилась к этим дракам. Она собирала в большую холщовую сумку бинты, вату, зеленку, перекись водорода и нашатырный спирт. Пока шла драка, она сидела в стороне и внимательно наблюдала. За дело она принималась, когда появлялись расквашенные носы, царапины, ссадины, подбитый глаз или, не дай бог, выбитый зуб. Она отводила в сторону пострадавшего и, как опытная санитарка, протирала его раны перекисью водорода, останавливала кровь из носа, смазывала зеленкой ссадины. Причем делала она это, не разделяя никого на своих и чужих.

Пацаны сначала поддразнивали ее, но потом так привыкли к ней, что ничего не начинали делать, пока не придет Алтынай.

Потом их детская дружба переросла в школьную. И хотя они не все учились в одном классе, в школу и из школы ходили вместе.

Где-то в восьмом классе Саша вдруг почувствовал, что Алтынай заполнила его всего, как кувшин водой. О чём бы он ни подумал, куда бы он ни посмотрел, что бы он ни захотел – везде Алтынай!

Он как-то поймал себя на мысли, что утром, едва проснувшись, думает о ней. Что с радостью идет в школу именно потому, что там он увидит Алтынай.

– Алтынчик! – как-то раз пошутил Саша. – Ты стала нагло морочить голову одному молодому человеку.

– Это тебе, что ли? – огрызнулась Алтынай.

При этом, к большому удивлению Саши, ее лицо предательски залило красной краской.

– Мне кажется, что мне, – задумчиво отвечал Саша.

– Креститься надо, если кажется, – загадочно улыбалась Алтынай и убегала.

Нет, внешне всё оставалось как прежде: так же они ходили своей компанией на каток возле Дома культуры, встречали новый год вокруг елки возле того же клуба. Летом так же ходили купаться на Убаган или ездили на озеро смотреть ласточкины гнезда, проделанные в крутом песчаном откосе на берегу озера.

Только Саша смотрел на Алтынай уже совсем по-другому. Иногда он подолгу смотрел на ее лицо, как бы заново изучая его черты, исподтишка осматривал ее гибкую фигуру, ее небольшую грудь, скрытую под школьной формой.

Алтынай краснела под его взглядами, нервно поправляя платье. В ее глазах появлялся вопрос:

– Что-то не так? – молча спрашивала она Сашу.

– Нет, нет! Всё так, – так же молча отвечал Саша.

Уже в конце девятого класса, перед летними каникулами, произошел случай, который расставил всё по своим местам. После звонка об окончании последнего урока историчка, которая была их классным руководителем, остановила Сашу на выходе:

– Чекранов, задержись на минутку, – Наталья Сергеевна закрыла дверь за последним учеником. – Садись! – скомандовала она, показывая на стул возле учительского стола.

Саша сел и удивленно посмотрел на Наталью Сергеевну. Что-то странное показалось ему во всём этом.

– Саша! – она внимательно посмотрела ему в глаза. – Что же вы с Алтынай ходите по школе как дети, держась за руки? Тут всё-таки школа, а не детский сад.

Саша налился краской:

– Так это… Наталья Сергеевна, мы же выросли на одной улице. Это так, по дружбе, – он виновато улыбнулся.

– Друганы, значит! – в ее глазах заплясали чертики. – Ну-ну! Значит, так, – уже серьезным тоном сказала она. – Если ты не хочешь, чтобы о вас трепались на всех углах нашей школы и чтобы сплетни о вас не поползли по всему поселку, – Наталья Сергеевна помахала указательным пальцем перед лицом Саши, – подумай, как всё-таки лучше проявлять свои… э… так сказать, дружеские отношения. Договорились?

– Я подумаю, как лучше сделать, – сказал Саша.

– Подумай, Чекранов, подумай, – вздохнула она. – Не заставляй Алтынай краснеть и страдать от людской молвы. Вы в вашем возрасте те еще садисты. Всё, пойдем, – и Наталья Сергеевна собрала тетради со стола.

После этого разговора Саша посмотрел на себя и Алтынай как бы со стороны.

«Действительно! – думал он. – Ходим как дети».

Хотя для них в этом не было ничего особенного. Да и было это пару раз, чисто автоматически. Но другие ведь так не ходили!

Он рассказал Алтынай об этом разговоре. Ее реакция поразила его.

– А ты что, перепугался? – она твердо посмотрела ему в глаза. – Теперь что, не притронься друг к другу? Из-за того, что это кому-то не нравится? Да и вообще, я не понимаю, в чём преступление? Почему об этом должны сплетничать? Мы что, одни ходим? У нас полкласса ходит с парнями.

– Алтынчик! – Саша немного замялся, подбирая слова. – Мы с тобой не как все.

Они шли домой по вечерней улице. Солнце уже садилось, освещая поселок багряным светом. По улице, позвякивая колокольчиками, разбредались по домам коровы. Их встречали хозяйки, что-то ласково приговаривая перед тем, как запустить во двор. Алтынай и Саша прижались к забору, пропуская коров.

– Ты имеешь в виду, что я казашка, а ты русский?

– Украинец, – поправил ее Саша.

– А что, есть разница? – удивленно посмотрела она на него.

– Да вроде нет, – пожал он плечами.

Они молча пошли дальше.

– Но ведь столько смешанных браков, – опять нарушила молчание Алтынай. – Правда, их становится меньше, сам понимаешь, какие времена настали.

– В том-то всё и дело, – сказал Саша.

Уже возле дома Алтынай повернулась к нему:

– Знаешь, ведь когда-то наступит момент, когда все узнают. И мои родители, и твоя мама, не говоря уже о школе. Всё равно нам это не обойти, ведь так?

– Так, – согласился Саша. – Не обойти.

Он поразился тому, что она говорила об этом, как о само собой разумеющемся факте. Будто они уже всё решили.

– Ну и пусть говорят, – подытожила Алтынай.

– Алтынчик, да мне пофиг все эти разговоры! Но ты? – он взял ее за плечи и повернул к себе. – Что ты скажешь своим родителям?

– Не знаю, – тихо ответила она. – Что-нибудь скажу.

– Ладно, – улыбнулся Саша. – Не будем заранее разводить панику. Но ходить по школе, взявшись за руки, мы тоже не будем. Это действительно не детский сад.

– А как будем? – заулыбалась Алтынай. – В обнимку? Саша! – она вдруг потянулась к нему. – Поцелуй меня!

Саша, не раздумывая ни секунды, нагнулся и поцеловал ее в губы. Губы были мягкими и теплыми.

Алтынай медленно закрыла глаза, как бы прислушиваясь к поцелую. Потом повернулась и побежала домой. Это был их первый поцелуй.

Ни Алтынай, ни Саша тогда не знали, что они вскоре столкнутся с силой, которая перевернет их жизни.