Текст книги "Остров Рака"

Автор книги: Александр Лекаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава 24

На следующее утро, когда он, совершив по рекомендации профессора пробежку, а потом уже без всяких рекомендаций резвился, подобно дельфину в ледяных, зеленых волнах, в бухту вошел катер Александроса.

Он рванулся вплавь ему наперерез, затем выскочил из воды, пробежал по ее поверхности и на полном ходу впрыгнул на палубу катера.

– Очень впечатляет, – усмехнулся Александрос, – Особенно с этим развевающимся по ветру болтом. Прокатимся? – Прокатимся. – Тогда спустись вниз и найди там что-нибудь одеться, а то причиндал отмерзнет.

– Я вижу, ты уже в форме, – говори Александрос, направляя судно по большой дуге вокруг острова, – И это хорошо. Потому, что сегодня – общий сбор. Я специально прибыл пораньше, чтобы ввести тебя в курс дела. – Где этот сбор? – Не знаю. Но мы туда попадем, можешь не сомневаться. – Кто будет присутствовать? – Тысяча четыреста сорок атлантов, включая тебя. – Неужели нас так мало? – На самом деле, намного больше. Указанное число, это те, кто оказал честь сообществу, приняв приглашение, объединится, и кому сообщество оказало честь своим приглашением. – Но с кого-то все начиналось? – С четверых основателей. Их имена: Таргит, Кир, Артур и Ариан, царь. – Кто выбрал его на царство? – Триста шестьдесят первоначальных. – Когда это произошло? – Шесть солнечных месяцев тому назад. С тех пор ни у кого не хватило духу оспорить его право. У меня также. Когда ты его увидишь, ты поймешь, почему. – Есть ли при нем какой-то совещательный орган? – Общее собрание является таким органом. Решения принимаются большинством голосов. Один человек – один голос. Те, кто остаются в меньшинстве, могут изменить свое мнение и присоединиться к большинству. Или убираться вон. Потому. Что они больше не имеют права находиться в собрании. – Такие прецеденты были? – Были. – И куда же ушли те, кто ушел? – а кому какое до них дело? – Что будет обсуждаться на нынешнем собрании? – Стратегия выживания. – Когда оно начнется? – В семнадцать часов, по твоим часам. А до того мы будем разговаривать, веселиться и развлекать друг друга, если ты не против. Я так понимаю, что ты еще не завтракал?

Они провели большую часть дня, сидя в каюте, попивая хиосское вино, смеясь и рассказывая анекдоты, пока катер покачивался на волнах, заякоренный в защищенной от ветра бухте острова. – Александрос, – наконец сказал он, глянув на часы. – Уже без пятнадцати пять. – Да, – кивнул тот, – Пора причаливать. – Нам еще надо добраться до места. – Мы уже на месте, – ответил Александрос.

Они выбрались на палубу, и у него захватило дух от величия открывшегося зрелища.

Катер стоял на гладкой, зеленой воде бухты, окруженной гигантскими, уходящими в зеленоватое небо, черно-зелеными скалами. Впереди, за полоской пляжа, усыпанного черной галькой, был виден портал в скале, ограниченный двумя мощными, темно-фиолетовыми колоннами. От берега в бухту выдавался причал – вытянутый в зеленой воде параллелепипед сплошного черного камня. Не было видно ни судна, ни единой живой души, в полной тишине из портала на темную гальку падал сноп розового света. – Всегда так, – заметил Александрос, направляя катер к причалу, – Никогда ни с кем не встречаешься. – Где находится это место? – ошеломленно спросил он. – Понятия не имею, – ответил Александрос, – ты просто оказываешься здесь, вот и все.

Они сошли на берег и здесь, у входа, Александрос остановился. – Ты никому ничего не должен, – сказал он, положив руку ему на плечо. – Ты имеешь право на все. Но, воспользовавшись своим правом, ты принимаешь и его последствия. Теперь пошли.

Пройдя через портал, они оказались в узком и очень высоком зале, дальний конец которого занимала огромная мраморная фигура золотоволосого человека с черными крыльями за спиной и девичьей грудью, нисходящего сверху. Правая его нога опиралась на земной шар, левая ступала на голову крокодила, свернувшееся кольцом тело которого служило постаментом для земного шара. В его левой, опущенной руке был рог изобилия, из которого рекой проливались на Землю плоды, драгоценности, животные и женщины. В правой, высоко поднятой, он держал пылающий факел, освещавший зал ярким, розовым светом.

– Что это значит, – спросил он. – Я могу только догадываться, – ответил Александрос.

Они обошли постамент и задержались на несколько ударов сердца перед аркой, за которой раздавался сдержанный гул голосов. – Ты – атлант, – с нажимом сказал Александрос, – Ты везде – у себя дома.

Пройдя через арку, они оказались наверху белого амфитеатра. Мраморные скамьи плавно спускались вниз, к квадратному возвышению из красного гранита. Открытая часть амфитеатра была обращена к полукруглой стене из розового камня, сверху до низу перечеркнутой серебряным изображение сдвоенных молний. В основании стены подковообразно располагалась колоннада из синих и белых колонн, за которыми виднелись арочные проходы. Амфитеатр был увенчан мраморным куполом, в центре которого, заливая все пространство ярким светом, сиял розовый шар.

На скамьях не густо сидели люди, по разному одетые и самой разнообразной национальной и расовой внешности, очень немногие образовывали группы из двух или трех человек.

Александрос подтолкнул его плечом, они спустились по мраморной лестнице и сели на полупустую скамью.

Атланты продолжали прибывать, они спускались сверху или поднимались снизу, появляясь из проходов в колоннаде, они не смотрели по сторонам и не производили впечатление дружелюбно настроенных людей, они не торопились, хотя время было уже очень близко к назначенному часу. Но когда раздался удар гонга, возвещавший начало собрания, в зал не вошел больше никто. Как только замер его последний отзвук, воздух над гранитным возвышением задрожал и из пустоты возник человек. Он стоял перед атлантами, выпрямившись во весь рост, никаких стульев или кресел для него предусмотрено не было. Не голове его тускло блестел венец из серого железа и глаза его были цвета железа. Из-под венца падали на плечи остроконечные пряди черно-белых волос, короткая борода обрамляла мраморно-белое лицо. На вид ему было лет пятьдесят пять. Он был высок, строен и широкоплеч, одет в простую белую рубаху, черные брюки и черные сапоги. Он поднял руку в приветствии, и атланты встали, как один человек, повторив жест – это был царь, ему невозможно было не повиноваться.

– Сегодня мы должны принять решение, – сказал Ариан низким и звучным голосом, – Медлить больше нельзя. Уровень негативной энергии грозит достичь критической отметки. Мы должны вырвать власть у торговцев, продающих тело, душу и жизнь людей, производящих страдание ради страдания. Неминуемо прольется большая кровь. Потому, что миллионы слепых рабов станут защищать своих господ и свое ярмо. Сто человек сдыхают с голоду ради изготовления игрушки в виде кучки пластикового дерьма на другом конце света. Так пусть они умрут все. Пусть они исчезнут с лица Земли вместе с дерьмом, которое изготавливают из их крови и вместе с изготовителями. У них был шанс – они его упустили. Все. Теперь говорите.

– Я скажу! – В центре амфитеатра поднялся массивный, седовласый мужчина в вышитой рубашке и техасской шляпе. – Хотим мы того или не хотим, – он обвел жестким взглядом собравшихся, – Но человечество – это «золотой миллиард» человечества. Он по уши в крови и грязи, не спорю. Но его можно отмыть, с ним можно работать. А что вы слепите из миллиарда китайцев? Из спидоносной черной Африки? Из жидов, которые придумали пластиковое дерьмо во всем мире? Из славянских рабов, которых сколько ни тычь мордой в грязь, им все мало? – В воздухе змеей просвистел черный ремень с латунной бляхой и сбил с оратора шляпу. – Заткнись, тварь! – Александрос, сжимая кулаки, вскочил на ноги и взревел так, что у сидевшего рядом с ним тезки заложило уши. – Это ты, Америка, грабишь весь мир! Это вы-то подонки всего человечества и ваши прихвостни из Евросоюза – «золотой миллиард»? Да вас первых надо утопить в океане, вместе с вашим вонючим островом! – Я…, – американец, побагровев, поднял шляпу. – Ты, сука! Я заявляю всем и тебе Ариан, – Александрос обвел взглядом амфитеатр, – Что буду сражаться за Россию, даже если придется продать душу дьяволу. А первым я удавлю этого мудака в клоунской шляпе! – И перепрыгивая через скамьи, он рванулся к американцу. – Стоять! – Голос Ариана ударил, как колокол, – Стоять или убирайтесь оба! – И Александрос остановился. А затем медленно, тяжело дыша, вернулся на место. Через несколько мгновений тишины со скамьи поднялся высокий, очень белокожий и длинноволосый китаец. – Вот почему, – сказал он, – Вы никогда не были и уже не будете «золотым миллиардом», – он обращался исключительно к Александросу, полностью игнорируя американца, – Срединная Империя имела свою письменность и законы, когда ваши предки еще не вышли из лесов. Китайский миллиард, – это почва, это действительно так. Но из этой почвы произрастают человеческие существа такого качества, которое и не снилось вам, варварам. Поэтому мы – единое целое. Если от миллиарда китайцев останется тысяча – из них снова произрастет Империя. Вы – варвар благородный. А тот, – он небрежно мотнул подбородком, – Низки. Но это не меняет положения дел. Из вас не вырастет ничего. – Китаец сел, ни на кого не глядя, и занялся своими ногтями. – Это еще большой вопрос, откуда произрастает культура! – Со своего места поднялся длиннобородый человек в полном облачении иудейского священника, на груди его сиял аметистами урим. – Никто не дал миру столько сокровищ духа, как еврейский народ. Никто не вынес столько страданий, как еврейский народ. Никто не показал столько примеров поразительной жизнестойкости и силы, как еврейский народ. И я убежден, – он презрительно усмехнулся, – Что еврейские гены, которые в той или иной мере присутствуют в каждом из вас, полукровок – это атлантские гены. – Еврейский нацист! – выкрикнул кто-то из задних рядов. Иудей не обратил на это никакого внимания и сел, отрешенно прикрыв лицо бело-голубым платком. – Ну и что? – со своего места вскочил маленький коричневый человек в пестрой тоге, – Какое значение для будущего человечества имеют прошлые заслуги? Именно эти заслуги и довели человечество до его нынешнего состояния. Человечество зародилось в Черной Африке, это научно установленный факт! – Коричневый человек яростно взмахнул рукой. Он совершенно не был похож на негра, он был похож, скорее, на темного араба или палестинского еврея, но, наверняка, считал себя «настоящим черным африканцем». – У черной расы не было шанса, – продолжал он, жестикулируя,– Вы, белые, отобрали этот шанс. И теперь вы должны расплатиться за ваши заслуги и уйти прочь, освободив нам место для следующей попытки. – Мир вам! Я призываю всех к согласию! – Посреди амфитеатра поднялся, раскинув руки, тонкий, черный индус, намного больше похожий на африканца, чем африканец, – Все нынешнее человечество – это арийское человечество, четвертая раса. Все человеческие расы и национальности – от единого корня, произросшего в Индии! – На лицах многих присутствующих появились ухмылки, но индус ничего не замечал, он покачивался, его лицо было поднято вверх, глаза полузакрыты. – Нет нужды в распрях! Нет нужды убивать живые существа, которые и без того вращаются в колесе смерти и возрождения. Нет нужды делить единое тело дхармы, человечество разделено на касты от начала мира, самим устройством этого мира. Запад погряз в грехе, отвернувшись от естественного устройства вещей. Запад должен повернуть лицо к солнцу Востока, а те, кто не примет его святых лучей… – Хватит, махатма, – англичанин во френче хаки с ленточкой св.Георгия, сидевший за спиной индуса, негромко постучал стеком о мрамор, – Надоело уж, двести лет одно и то же. – Что?! – Индус обернулся, как кобра, вся благость мгновенно слетела с него, из глаз его ударили две молнии. Англичанин, не ожидавший нападения, пошатнулся, но тут же вскочил и ударил индуса стеком поперек лица. – Стоять! – Голос Ариана хлестнул обоих, как бич и они застыли. – Один из нас применил силу в этом собрании, – сказал Ариан, – Вон отсюда. – Индус исчез, как будто его и не было, только капли крови на мраморе, упавшие с его лица, напоминали о его присутствии. Англичанин, усмехаясь, небрежно оперся о скамью и поднял надменное лицо, ожидая приговора. Но Ариан больше ничего не сказал. Не всем, однако, царский суд пришелся по нраву. Со своего места поднялся стройный юноша в цветастом пончо, с венком на длинных русых кудрях. – Вы угнетали их двести лет, а теперь смеете бить по лицу? – сказал он дрожащим от возмущения голосом, глядя в глаза англичанину. Англичанин молча отвернулся. Юноша отмахнул со щеки русую прядь и взглянул на Ариана. – Я не одобряю ни его, ни вас. Я ухожу, мне здесь больше нечего делать. – И он исчез, оставив после себя тающий запах цветов. – Такие, как этот юноша, – сказал Ариан задумчиво и негромко, но в полной тишине его голос разнесся по всему залу, – Будут зверствовать больше всех, когда придет время. Во имя братской любви. Как звали того борца с рабством? – крикнул он, обращаясь к американцу. – Джон Браун, – буркнул тот. – Этот белый человек, священник, – сказал Ариан в зал, – Убил сотни своих соплеменников, вырезал целые семьи – во имя борьбы с рабовладением. – Он помолчал, – Кто уходит, пусть уходит. Кто остается, пусть говорит.

Тезка Александроса посмотрел на своего партнера и встал. – У меня есть предложение, – сказал он, – Война. Простая, честная война. Мы отберем средства массового уничтожения у тех, у кого они есть и пусть воюют, пока не останется миллионов двадцать – вполне достаточно. Организовать кровопускание ничего не стоит, люди всегда готовы вцепиться в горло друг другу. Оставшихся в живых расселим в плодородной зоне, малыми группами, чтобы не кучковались, не изобретали пластикового дерьма чтоб. Пусть победят сильнейшие, – он обвел взглядом амфитеатр, – И никому не будет обидно. – В разных концах зала сразу вскочило несколько человек. – Это несправедливо и нечестно! – крикнул японец в кимоно, – Победят те, кого больше, они задавят массой! – Конечно! – поддержал его иудей, выходя из своей презрительной отстраненности, – Не говоря уже о том, что ни один народ не способен пережить повторного холокоста! – Не в количестве дело! – крикнул какой-то краснокожий, – У белых останется достаточно обычных вооружений, чтобы устроить геноцид кому угодно, если уж отбирать, то отбирать все, вплоть до железных ножей! – А тогда вся эта дурацкая затея теряет смысл! – закричал интеллигентного вида турок в феске и европейском костюме, – Не будет войн, если нечем станет воевать. Но люди будут грызть друг друга зубами – и плодиться! Убивать друг друга камнями – и плодиться! А потом русский Калашников сделает автомат из ящика из-под водки – и ничего не изменится!

– Да не получится по-честному, Саша, – тихо процедил сквозь зубы Александрос, – Верь моему опыту – сначала надо прополоть этих мудаков, а потом уже начинать чистку человечества.

Глава 25

– И что же, так было всегда? – спросил он, – Если так, то я вообще не понимаю, каким образом Ариану удалось создать организацию. – Они сидели на камбузе судна, заякоренного в Бокатере, и пили кофе с «Метаксой», перед этим плотно и жадно поужинав или позавтракав – уже занимался рассвет.

После его выступления сессия длилась еще довольно долго и бестолково, закончившись полным крахом. Саамы умные начали потихоньку отваливать – по-атлантски, еще до ее окончания. В конце концов, Ариан мрачно глядя в полупустой зал, закрыл собрание и ушел тяжелой походкой уставшего человека. Это был полный провал.

– Нет, не всегда было так, – сказал Александрос, отвечая на его вопрос, – Пока речь шла о второстепенных, организационных проблемах все было достаточно пристойно. Свара началась, когда дело коснулось главного – тотальной войны. Атланты всегда были враждующими одиночками, но сегодня прибавилось дополнительное основание для вражды – национальная и расовая принадлежность. На самом деле, им плевать на народы. Каждый из них считает себя народом – японским, английским, еврейским и так далее. И это прибавляет смачности плевку в сторону другого атланта. Упыри они, тезка, вражины. – Все, кроме тебя? – Почти все, – Александрос ухмыльнулся, – Есть еще ты. Есть еще десятка три мужиков. С которыми можно иметь дело, среди них – японец, кстати. – А где женщины? Среди них что, нет атлантов? – Это атлантов среди них нет. Женщины рождают атлантов, но сами атлантами не являются. – Дискриминация. – Именно, – кивнул Александрос, – Половина бед человечества – от феминизации. У женщины нет чести. Все ее хваленые достоинства – это обставка для гипертрофированного инстинкта собственности. Она – жадное, коварное, похотливое и злобное животное, намного превосходящее мужчину в жестокости. Античные демократии не были настолько подлыми, как нынешние потому, что туда не допускали женщин. – Женщины рожают детей сегодня так же, как и тогда. – Верно. Поэтому им и прощаются все вышеуказанные качества, они необходимы для исполнения основной функции – деторождения. Но если женщина пренебрегает этой функцией, то она годна функционировать только как шкура на барабане. В полковом оркестре. – И все-таки, – задумчиво произнес он, – Есть некоторая сладость в исследовании ее патологической нервной системы. – Есть, – согласился Александрос, – в особенности – периферийной, в области эрогенных зон. Это делается так. Берешь женщину… – Дальше я знаю, – перебил он, – Я не знаю, что нам делать с мужчинами. С тысячью четырьмястами восемью атлантами, остающимися после вычитания казанной тобой тридцатки. – Александрос потер щетину на подбородке, – Я начинаю думать, что благими намерениями мостить дорогу в ад свойственно не только людям. Ариан со своим штабом совершил стратегическую ошибку. Он не учел, что в общей расовой памяти атлантов не содержится ничего общего, кроме идеи тотальной войны. Эта идея находилась в латентном состоянии до тех пор, пока большинство атлантов не подозревало о существовании друг друга. Ариан свел их вместе, он их, фактически, стравил, он спустил псов войны. – Ты чрезмерно пессимистичен, Александрос. Я, например, не испытываю желания бить по головам всех подряд. – Это потому, что ты еще не осознал в полной мере своих возможностей и не состыковал их с соответствующими им потребностями. Совесть – это страх потерять статус защищаемого общественной моралью. А мораль основана на страхе быть пойманным за руку. Я не желаю жены соседа потому, что сосед перережет мне горло с одобрения других соседей – вот основа моральных ограничений. Но атлант не ограничен ничем, кроме пределов своих сверхчеловеческих способностей, питаемых человеческими амбициями. Ты представляешь, что произойдет, когда этот иудейский жрец с возможностями Иеговы обопрется на голову «избранного народа» – им избранного? Когда индийский факиришка начнет размахивать трезубцем Шивы? Когда тупой, жадный американский миллионер с мозгами куклуксклановца приберет к лапам американские банки и американскую военную машину? Или когда китайский мандарин, у которого за плечами поколения предков, рассматривавших своих соплеменников, как навоз, станет императором? – То же самое, надо полагать, если ты, Александрос, воссядешь на престол Аскольда и Рюрика. – Александрос резко выдохнул и отвел глаза. – А что остается делать? – сказал он через несколько мгновений, возвращая взгляду твердость, – Когда ни о какой общей, конструктивной цели уже нет и речи? Когда со дня на день начнется всеобщая свалка? В России есть чего хаять и много чего. Есть за что тыкать русских мордой в грязь, и поделом. Но, раз уж такое дело, – он ухмыльнулся, – То я буду на стороне своего двора, так с детства приучен. А ты с кем? – А я думаю, что нет места для дворового мышления. Ариан и триста шестьдесят атлантов, которые выбрали его царем – это сила. И они не станут сидеть, сложа руки, и смотреть, как все расползается по дворам. – Черт возьми, да ты наивен! Индус и еврей – среди тех трехсот шестидесяти, Ариан сам воспитал их, как и многих других. Это такие дворняжки, как мы с тобой, защищают двор. А дворяне – предают всегда! – Все равно, судьба России – это глобальный вопрос. А я не готов к самостоятельному решению глобальных вопросов. – А кто готов? – крикнул Александрос, – Сам Господь Бог не готов, иначе не допустил бы, – Александрос тяжело осел на стуле, – Если Он есть. – Кто его знает, что там есть, – ответил он, неопределенно покрутив рукой в воздухе, – В тех неизмеримых и ужасных пространствах Вселенной.