Текст книги "Канувший в толпу. Юмористическая фантастическая повесть"

Автор книги: Александр Лекомцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Если кто-то ещё не побывал по туристической путёвке или самонаездом в стране Воропания в одном из так называемых параллельных миров, то извольте. Через многочисленную толпу посредников и весьма условных менеджеров, возможно, вы и прибудете на место. Чём чёрт не шутит! Пробуйте, одним словом. Во всяком случае, интересная страна, и там происходит такое, что ни одна магия или фантастика объяснить не в состоянии. Да и зачастую не берётся за решение непростой задачи. Есть ведь другие темы для… бессмысленного разговора. Их множество, и они попроще.

А данная информация только для тех, кто не имеет личного самолёта или, в крайнем случае, яхты. В любом случает, отчаиваться не стоит. Земной мир настолько удивительный, что каждый, непременно, побывает том месте, куда его послали, практически, с рождения. Многие уже там и находятся и даже ноги… свесили. Правда, ещё не осознают, что им грандиозно повезло. Или наоборот. Впрочем, какая разница.

В той удивительной обители, чем-то очень похожей на нашу, всех тех, кто утверждал, что слово «вороп» означает «разбой», истинные патриоты в городах и весях насмерть забили кольями из заборов и монтировками основательно подержанных автомашин. Нечего тут смуту наводить! Сразу же нашлись и вовремя определились филологи новой формации, которые доказали, что «вороп» – это «халва с малиной». А тот, кто считает иначе, экстремист. Не больше и не меньше.

Впрочем, вряд ли нас должны интересовать политические догмы и аксиомы Воропании и антинародные крики и предположения о существующей и процветающей там внутренней оккупации и внешней интервенции. Эта их страна, причём, вдалеке от нас, в одном из параллельных миров, пусть они сами и… кувыркаются. Надо учитывать, что пожизненная зависимость может произойти не только от продуктов питания и занятий фитнесом, но даже от устоявшегося бардака. Но нас интересует, непосредственно, весёлое повествование, где царит абсолютно дружелюбная и аполитичная обстановка.

Надо сказать, что во Вселенской или даже Мирозданческой истории достаточно примеров того, что даже правители государств и с жестоким режимом старались, как-то, перед своими народами казаться если не заботливыми отцами, то, во всяком случае, мирными голубями. Такими вот птицами, которые, приветливо улыбаясь по-птичьи, клюют себе в сторонке дерьмо и призывают подавляющее людское большинство быть истинными патриотами, то есть активно защищать интересы разбойников, компрадоров, чиновников и прочих грабителей, которые методично, иногда застенчиво и дружелюбно занимаются грабежом собственного народа на большой дороге к «светлому завтра».

Отчасти по причине некоторого скрытого недовольства масс, этакого бунта на коленях, решил президент Воропании Алевтин Скоробеевич Мунин совершенно инкогнито, не предупреждая основную массу своих приближённых и охрану, уйти в народ и поставить его, как бы, на место.

Во всяком случае, в образе обычного, то есть «простого» человека он сможет посмотреть, что и как, и какого его чёрта его народу надо. Он ведь уже почти двадцать лет умудрился находиться у власти, но не нашёл возможности понять, почему это вдруг в его замечательной стране все меньше становится патриотов и больше… экстремистов.

Почти целиком и полностью в Задуманном мероприятии он положился на своего пресс-секретаря Рональда Адольфовича Кускова, по погонялу, то есть по кликухе – Кусок. Выехать из своей резиденции Мунин должен был сегодня ночью с изменённой внешностью, с чужими документами и заимствованной легендой. Ведь кое-что ему из области работы специальных служб было знакомо. Ведь он, всё-таки, в молодости служил в государственной разведке, когда большая Воропания входила в состав огромного государства, название которой уже никто толком и не помнил.

Правда, тогда ему старшие начальники доверяли только организацию банкетов и ответственных попоек. Но настало смутное время, и он вовремя и стремительно членский билет одной партии сменил на другой и… сделался президентом. Принял пост после ушедшего на тот свет полного недоумка и алкоголика, сумевшего продать и предать всех, кого было можно, и возлюбить важных заграничных друзей во имя… процветания собственной семьи, воровских и бандитских кланов.

Среди ночи тайно Алевтин Скоробеевич вызвал к себе кабинет Кускова и сказал:

– Итак, преступим, Рональд. Документы у меня на кармане. Осталось только изменить внешность и отправляться в путь… в народ.

– На кой хрен тебе всё это надо, Муня? – поинтересовался тот. – Сидел бы на заднице ровно и правил, как все цари, короли и шахи. На кой чёрт тебе сдался народ? Он ещё и следующие двадцать лет не сообразит, что его считают кучей отбросов. А кануть можно не только в Лету или ещё в какую-нибудь реку.

– Не понял! Куду ещё можно кануть?

– Кануть в толпу. Она огромная, как океан. В ней тебя никогда не найдут и, может быть, искать не станут.

– Ты не по делу шелестишь, Кусок. Наступает исторический момент, в котором я должен разобраться лично. Если не я въеду в тему, тогда кто? А за два-три дня никто и не заметит, что меня нет на месте. У меня вон двойников семь или даже… девять.

– Если тебя, Муня, окончательно потеряют, то один из них запросто займёт твоё место. Ты шурупишь своими рыбьими мозгами? Весь отечественный и зарубежный общак пожелает, чтобы на… троне, скажу прямо, оставался если не ты, шеф, то господин, похожий на тебя. Хотя бы, отдалённо.

– Ха! Не конопать мне головной мозг, Кусок! У меня имеются жена и дети. Тайное всегда станет явным. Так что, не дёргайся!

– Виноват, Алевтин Скоробеевич. Но этот двойник, хотя бы артист из театра юного зрителя Федя Клюмин, запросто оформит с твоей супругой развод, кинет ей ещё несколько десятков миллионов – и она, и ребятишки твои, шеф, будут очень громко и активно молчать. Ну, подох, Муня – и хрен с ним! Жизнь-то дальше катит, как по шпалам паровоз!

– Резонно, Кусок! Но я тут, а не ты, у вас – смотрящий, и закопать себя не дам!

– А я что? Пробуй, Алевтин. Я даже горжусь тобой… Но дня через три тебя, всё равно, хватятся. Деловые всех вокруг раком поставят, вертолёты поднимут в небо, специальных ребят снарядят в дорогу, и я им пропою то, где ты гнездишься и в каком образе валяешь дурака.

– Ну, вот и хорошо, Кусок, что ты меня понимаешь. С моим рейтингом… Понятно, ты въехал.

– Само собой, Муня. Со своей стороны я проконтролирую ситуацию. Подключу самых надёжных людей.

Кусков помог президенту напялить на голову сплошную маску, до самых плеч, из тончайшей резины, которая позволяла не только дышать естественной коже Мунина, но даже, в целом, и его лицу улыбаться. Но верхнюю часть черепа личина не закрывала, то есть волос на голове оставался свой, да и он был похож на заметно редеющую шевелюру того, кого должен был на короткое время изображать Мунин.

Отныне, но не навсегда, президент Мунин стал Петром Аполлоновичем Тихайловым, будущим директором Дома культуры в селе Глуханово, что находилось не так уж и далеко от славной столицы Братва. А настоящему Тихайлову купили небольшой домик, в четыре этажа, за границей, на берегу тёплого моря, подкинули зарубежных деньжат и сделали его по документам Самуилом Моисеевичем Блекбергом. Отправили его вместе с семьёй, считай, что в рай. Повезло мужику. Уж как-нибудь одного «простого» человека руководство Воропанни в состоянии сделать рядовым, средним миллионером.

Основательно преображенный и почти уже вошедший в свою новую роль Мунин обстоятельно объяснил Кускову, по какой причине он отправляется «в народ»… Когда добьётся успеха в определённом месте, то устроит, прямо там, в селе Глуханово пресс-конференцию и на весь мир заявит, что народ Воропании настроен только патриотично и костьми ляжет за счастье и процветание своих олигархов, депутатов, чиновников и лидеров общака, вместе с системной «оппозицией». Они ведь тоже находятся у Большой Кормушки и хорошо исполняют роль радетелей за народ. Самое то, что надо. Ворон ворону глаз не выклюет.

Дело в том, что какие-то народные мечтатели решили возродить в Воропании профсоюзы и со временем сделать так, чтобы представители существующих политических партий, группировок и уважаемые миллиардеры, лишились права выдвигать свои кандидатуры на должность не только президента, но даже депутата сельского совета. Пусть, дескать, партии, как общественные организации, решают свои внутренние проблемы и не лезут во власть. Заседают в каких-нибудь библиотеках. А получается, что профсоюзы – это народ. Тем более, оптом, по спискам…

– А чего ты-то дёргаешься, Муня? – удивился Кусок. – Пусть людишки тешатся.

– Ты что, Кусок, совсем дурак? Подобные перемены будут означать, что депутатами могут стать всякие там доярки, шахтёры, учителя, врачи, инженеры, безработные, пенсионеры, даже бомжи…

– Ну, и что с того?

– Ты совсем тупой, Кусок? Ведь в этом случае у них, у толпы, будет свой президент! Они быстренько построят народное государство. Отберут у самых уважаемых людей их капиталы, места добычи нефти и газа, заводы и фабрики, и прочее. Ты что, Кусок, тупой?

– Но у нас же имеется до зубов вооружённая национальная гвардия…

– И армия, и всё остальное спокойно перейдёт к ним. Нельзя допустить создание профсоюзов в Воропании! Это смерть представителей частного капитала и других господ и дам. Причём, не условная, а самая натуральная. Они, активисты из народа, видишь ли, считают, что настоящее демократическое общество должно быть беспартийным.

– Ну, по идее-то, только так. А я, если что, то за бугор мотану. Да и ты тоже, Муня.

– Если успеем, доехать до ближайшего аэропорта, без денег, в одних носках, с арестованными капиталами…

– Поэтому…

– Поэтому я и еду в Глуханово. На месте расскажу им всем, без издевательств, что такое экстремизм и полное отсутствие партий и крупного бизнеса… в стране. Это крах!

– Можно им и без нас, капиталистов, обойтись и платить, к примеру, директору заводу в шесть раз больше чем среднему рабочему, а не в шестьсот.

– Как только вернусь, Кусок, из командировки, то тебя лично расстреляю.

– Ты что, шеф охренел? Я ведь говорю не за себя. Я тебе поясняю то, как считают они, как бы, всякие недруги… профсоюзники.

Президент решил больше ничего не вбивать в бестолковую голову своего пресс-секретаря, а просто ударил кулаком по голове сидящего за рулём Кускова. По этой причине их автомобиль обычной отечественной марки (для маскировки) чуть не съехал в крутой овраг. Рональд Адольфович справедливо решил, что больше говорить ни о чём не стоит, дабы не поссориться с Муней окончательно и бесповоротно, и не попасть в опалу. Дело серьёзное. Алевтин Скоробеевич ведь не просто президент, а миллиардер и владелец много… чего… Пусть и не совсем официально, а через подставных лиц.

…В расцвете летний полдень. Солнце, ярко-оранжевое, висело над головой, как бы, раздумывая: «А стоит ли двигаться дальше? Ведь и так терпимо. Всю здешнюю землю можно разглядеть и осветить лучами. Да и чего там разглядывать, в средней полосе Воропании? Хрустальных теремов для народных масс не наблюдается. Отдельные замки и дворцы – не в счёт. Это для особенных, «сложных» людей. Более, чем странная градация. А ведь при этом народным массам было многое обещано…».

Одним словом, если бы солнце умело материться, то оно непременно бы выразило свои эмоции и мысли гораздо чётче и определённее, с помощью довольно устойчивой в народных массах (хотя и запрещённой по непонятным причинам) ненормативной лексики. Тут, наверняка, какой-нибудь тамошний негодяй усмотрел, разглядел бы один из многочисленных примеров нарушения элементарных человеческих прав.

Во всяком случае, с ним трудно спорить и даже нет смысла. Ведь во всём происходящем не пахнет даже полусгнившими фрагментами извращённой политики (для избранных). Тут, извините, диктатура… жирующего меньшинства, мягко сказать, на костях и крови народа. Или что-то не так?

Убитая социология, изнасилованная антропология, элементарная и неприкрытая внутренняя оккупация колониальной территории вкупе, в единстве с «простыми» людьми… Но полюбили всем сердцем такую вот обстановку жители Воропании и признали её… непоколебимой. Что уж там рассуждать, лакейство является только в том случае судьбой, когда оно воспринимается в качестве образа жизни. С этим ничего не поделаешь и ничего тут не попишешь.

…В общем, лёгкой позолотой отсвечивалась листва кудрявых деревьев, цепь которых бесконечно тянулась по обоим берегам тихой, утомившейся за день реки. И плыл по ней небольшой теплоход, типа речного трамвая, с поэтическим и одновременно несуразным названием «Свирепый». Не оправдывала, само собой, эта старая развалюха своего устрашающего имени. Жалок был данный пассажирский речной транспорт на вид. Да и кого тут устрашать, в местных деревнях, стариков да старух? Смешно и бессмысленно. Они ничего уже не бояться.

Их уже так устрашили всякими и разными указами и постановлениями, что старички и старушки запросто давно уже пойти с гранатой на танк. Просто так. Для разнообразия или за счастливую жизнь и процветание какого-нибудь магната или компрадора. Им терять нечего, «помолодевшим», благодаря последней пенсионной реформе, на пять лет. Только вот не все доживут до получения жалкой подачки. Факт.

Так что, им нынче никакие устои демократии не страшны и самые позитивные перемены… в лучшую сторону для отдельно взятых граждан. Правда, остались тут доживать свой век самые крепкие, которых даже самые «великие» реформы не сумели доконать. Пока живы и – слава богу!

Медленно, не очень торопливо лилась мелодия из колокола радиорубки. Это звучала фантазия на тему старинных песен в исполнении народных инструментов струнного оркестра. Никто и из пассажиров и не задумывался над тем, оттуда явилась сюда эта давно всенародно забытая музыка, из каких таких древних пропыленных фонотек. Но ведь откуда-то же она появилась. А коли уж она здесь, то слушай народ, изумляйся!

Капитан, стоящий на мостике, был сосредоточен за штурвалом, как гражданин с хроническим геморроем или, в крайнем случае, с постоянной зубной болью. Он очень, особенно издалека, походил бы на отважного открывателя неведомых островов, если бы ни висел на нём форменный китель, как парус во время полного штиля и фуражка не торчала на макушке, подобно несуразному головному «нашлёпнику». Да ещё пот, который обильно стекал по его крупным щекам и мощной шее. Так что его относительно гвардейский вид малость не дотягивал он до образа того моремана, который запросто открывает новые земли – материки и острова.

Капитану «Свирепого» приходилось, то и дело вытирать обильный пот платком. А если учесть, что делал он это во время каждого рейса своего пассажирского транспорта тысячи раз, то несведущий в делах речников гражданин, строго сухопутный, сделал бы определённое предположение, похожее на утверждение. Тот бы стал бы заверять всех окружающих, что капитан держит в левой руке не носовой платок, а кусок ветоши… после капитальной протирки основных узлов дизеля.

Главный навигатор «Свирепого» иногда с нескрываемой тоской поглядывал то на ручные часы, то на палубу, где разместилось множество народу, и взгляд его красноречиво говорил: «Как вы мне все тут надоели!».

По палубе важно и сосредоточено разгуливал интеллигентного вида человек со стареньким трёхструнным инструментом. Нет, не с балалайкой, а с бренчалкой. Дело в том, что корпус её не треугольный, квадратный. Есть возможность допустить, что таковые и звуки. Но тут уж всё зависит от уровня мастерства музыканта. Иной ведь и на стиральной доске может сыграть, изобразить такое, что никак не получится у самого известного и маститого органиста. Правда, тут уже всё заранее решено и расписано. Бронзовый бюст будет поставлен при жизни, причём, на родине, именно, органисту, даже если он практически не знает нот. Так уж устаканилось и повелось в Воропании. Да и не только в ней.

По этой причине играйте на органе, а не на стиральной доске и в том месте, где на вас обратят пристальное внимание… Нет, не президент страны, а те господа и дамы, которые его купили с потрохами ещё до «выборов» на ответственную должность и расписали его действия, жесты, фразы, несуразные поступки лет на двадцать вперёд. А народу, что называется, хрен с редькой. Что слаще и полезнее для здоровья, пусть каждый решает самостоятельно.

Разумеется, музыкантом с бренчалкой в руках и был ни кто иной, как президент Воропании Мунин с относительно аккуратным «резиновым» лицом в образе и с документами гражданина Петра Аполлоновича Тихайлова. Отличался он от всех остальных не только маленьким росточком и относительной «бугристостью» мышц тела, но и довольно тонкими чертами лица. Впрочем, что тут говорить, ведь физиономия была не его, а настоящего Тихайлова, который резко стал Блекбергом, миллионером и кавалером Ордена Величия Воропании Третьей степени.

Ну, пальцы коротких рук у президента Алевтина Скоробеевича были тонкими и длинными, почти изящными, как у настоящего музыканта или опытного, уважаемого всей полицией многомиллионного города Братва, столичного карманника. На несколько удлинённый нос для маскировки президент надел изящные очки в хромированной оправе. Одет он был, вполне, даже прилично и респектабельно для сельской местности: ярко-красная рубаха, белые парусиновые брюки. На ногах – лёгкие коричневые туфли с дырочками.

Ему нельзя было до поры и до времени поддаваться ни на какую провокацию и не выдавать себя. Ведь должен же он лично разобраться в том, насколько усиливается в народе… брожение. Да и какой же демофоб ни пытается выдать себя за демократа?

Иногда он подходил к пассажирам, что-то у них спрашивал. Длинноволосая девушка в джинсах что-то поясняла ему, жестикулируя руками, старик показывал рукой вдаль, небритый мужичишка хлопал его по плечу, жал ему руку, лез целоваться. Потом начал активными жестами предлагать ему выпить. Но интеллигент с бренчалкой отрицательно качал головой: во-первых, не злоупотребляет спиртным; во-вторых, никого ещё здесь не знает.

Но, понятное дело, хочет знать, как можно больше, о людях, о местности. Ведь ему жить в районном центре, в селе Глуханово. И не просто жить, а поднимать уровень местной культуры на принципиально новую ступень. Он, Пётр Аполлонович Тихайлов, назначен директором районного Дома культуры. И опыт у него уже имеется. Как – никак, лет пятнадцать прошло после окончания культурно-просветительского училища. Такова легенда. Отступать от неё нельзя. Он же ведь теперь не Мунин, а Тихайлов.

На палубе каждый из пассажиров занимался своим делом. Грузный мужчина, на одной из многочисленных лавочек, из пластмассового стаканчика пил минеральную воду. У его ног стояло несколько штук двухлитровых бутылок с живительной влагой. Рядом с ним сидели двое, уже изрядно подвыпивших парней, откупоривали очередную бутылку с водкой. Когда Грузный отворачивался от них, с некоторой застенчивостью, они снисходительно наполняли спиртным и его чеплашку.

Грузный, своевременно отвлекающийся от пейзажа, обозримого с борта теплохода, как ни в чём не бывало, короткими глотками отправлял в своё нутро халявную водку. Это удивляло парней, потому что Грузный даже не морщился, не крякал и ни чем не закусывал. А вот их лица искажали гримасы. Ведь в их нутро водка шла, но не «ясным соколом, а осиновым колом». Некоторые пьют не потому, что хотят, а по той причине, что надо, что так принято. Их юные организмы не желали принимать зелья оборотного, но они со слезами на глазах и стонами заставляли себя выпить ещё… чуток.

Неподалеку, на соседней скамейке, солидная дама с умилением кормила сосисками и пирожками белую болонку. А по соседству с ней – трое мужиков азартно играли в карты, кричали, спорили.

– Это не валет, Гриша, а дама!

– Так почему же у неё на физиономии усы?

– Это особенная, модная женщина. Картишки-то иностранные,– его слова прозвучали глухо и сокровенно. – Мы сейчас все живём по-ихнему!

Но Тихайлов, он же Мунин, услышал такое утверждение от незнакомого человека и в корне с ним не согласился. По той простой причине, что в Воропании и стихийно, и, в какой-то степени, организованно развивался весьма и весьма своеобразный капитализм, не похожий ни на какой другой. Оригинальный, во имя… ну и так далее. Президент напомнил им, что, к примеру, вовсю переименовывались аэропорты, железнодорожные вокзалы, стадионы, пляжи и многое другое… Им некоторые представители народа при помощи голосования давали имена уважаемых людей.

Но первый человек государства скрыл от представителей народа, что такие переименования – великий простор для воровства. Многое происходило такого, что у неимущих, нищих и просто бедных вызывало более, чем удивление. Разница между зарплатами работяги и даже средней руки чиновника была огромной. Какой-нибудь никчемный чинуша, вполне, мог заработать в месяц не в двести, а в четыреста раз и более, чем, к примеру, горняк или строитель.

Мужики срочно остановили игру в карты, изумлённо посмотрели на «чудилу» и популярно, не перебивая друг друга стали объяснять президенту, что если он не окончательный идиот, то полный дурак. Но, вполне, может быть и другое. Допустимо, что перед ними инопланетянин, который практически ничего не знает о том, что происходит в стране. Скорей всего, потому, что ориентируется на самого разного и рода телевизионные, как бы, политические шоу и странные и дикие выступления президента по «ящику».

– Но ведь в столице знают, что говорить и показывать, – почти миролюбиво возразил президент.– Всё для народа…

– Что для народа? – заморгал пьяными глазами Грузный. – Мне их тупая реклама, к примеру, по всем программам на хрен… не упала. Если хотят, чтобы я смотрел всю эту дрянь, то пусть мне платят. А тут за мои же деньги мне и впихивают полный бред. Я, может, потому и пить активно начал, что мне после их… дикости кошмары по ночам мучают.

– Так вы переключайте каналы, – посоветовал Мунин, выдающий себя за Тихайлова. – Ведь свобода. Выбирайте!

– Нечего там выбирать! – грузный выпил ещё стаканчик. – Всё одно и то же и предназначено для тех, кто уже сошёл с ума. У меня пока шарабан ещё варит.

В общем, разговор первого человека государства был хоть и не долгим, но откровенным и для него… неприемлемым. Мунин даже чуть было ни объявил, что он президент и за экстремистские разговоры и неуважительное отношение к процветающим господам и дамам всех упрячет за решётку. Но сдержался.

Пусть и противны были ему все эти гнусные рожи, но надо было «антигосударственные» высказывания терпеть хотя бы для того, чтобы потом сделать жизни этих мелких двуногих тварей абсолютной нетерпимой. В наказание, чтобы другим неповадно было. Ишь ты, раскукарекались, раскудахтались… Совсем страх потеряли. Может быть, им и, на самом деле, терять уже нечего. Никогда он, президент Мунин, не затеряется в гнусной толпе, не опустится до…. этих вот. Его советчик и лакей Кусок неудачно пошутил. Он, Мунин, не утонет в толпе!

Президенту Мунину очень прямо и открыто картёжники и присоединившиеся к полемике граждане открыто сказали, что всё происходящее в Воропании – абсолютный бардак. Ещё в столице Братва жить можно, да в двух-трёх больших городах, а в остальных местах… как бог на душу положит. Алевтин Скоробеевич плавно перевёл разговор к тому, что у них вот самая лучшая столица в мире и опять же, всё делается для народа.

После этих его слов картежники сравнительно долго смеялись. Потом лица их резко стали серьёзными, и каждый начал выражать своё мнение на этот счёт, а оно было нелицеприятным. Нет, они не завидовали жителям Братвы, где каждого «простолюдина» в любом переулке полицейские, охранники, разного рода телохранители и представители прочих служб и бандитских группировок запросто могли очень резко поставить на место. Причём, так, что и концов не найдёшь. Завидовать тут нечему.

Но при этом столица огромного и бесхозного государства Братва, конечно же, жировала и собирала дань… короче говоря, сдирала последнюю шкуру с нищих всей страны. Постоянной устраивали никчемные международные спортивные соревнования, и при этом президент и его мощное, далеко не бедствующее окружение усиленно изображали, что народ живёт если не в раю, то в очень благостном краю.

Разумеется, господин Мунин не задумывался на тем, что он сотворил за огромный двадцатилетний срок своего правления. Зачем? Ему ещё править и править, и радовать самых уважаемых и преуспевающих господ и дам.

А вот народ Воропании начинал уже активно удивляться и даже робко возмущаться стремительным и не очень понятным переменам. Ведь каким-то, не совсем понятным, образом всеми богатствами страны, от недр до наспех переоборудованных старых предприятий, владели внезапно разбогатевшие господа и дамы. Творился, как говорится, полный беспредел. Депутатами на самых разных уровнях были сомнительные личности: спортсмены, артисты, как бы, бывшие бизнесмены… Представители из рабочего класса, рядовые учителя, врачи, инженеры, практически, находились в загоне.

Вот и сейчас мужики говорили о том, что в наглую испытывается терпение народа. Так называемые рулевые, в своё время узурпировавшие власть, на сотнях телевизионных каналов блаженно и радостно утверждали, утверждают и намереваются утверждать, что всё это норма, что так и должно быть. Вместо того, чтобы вести борьбу с глобальной нищетой, бесправием, унижением народа «добрые» дяди и тёти начали активную компанию с курильщиками…

К примеру, наркоманов, как-то, такая «забота» обошла стороной. И вот при этом в средствах массовой информации усиленно подчёркивалось, что в стране существует некая элита: олигархическая, политическая, экономическая, научная, культурная и т. д. О какой элите могла идти речь в демократическим государстве? Ведь формально у власти должны находиться представители народ, а не странного рода и вида, и намерений господа и дамы. Что-то получалось нелепое, постоянно форс-мажорное, бредовое.

Да и президент со своими «добрыми» поросячьими глазками нёс с телеэкранов такую околесицу и залепуху, что, наверняка, и часть слепых прозрела, немые заговорили и глухие услышали… А вот смердящая и довольно заметно кучка господ и дам, называющих себя политологами и журналистами, так и не въехала в тему. Никак не получалось у них отличать чёрное от белого.

Но главное, что так называемый простой народ не унывал и жил своей жизнью, содержательной, интересной, отличающейся от богатого унылого существования новоявленных бояр, чинуш, уголовных элементов и проходимцев. Впрочем, не о них речь. Живут господа и дамы подобного образа существования и даже не подозревают, что песенка их ужа спета. Да ведь и за рубежом предостаточно летающих кирпичей, которые способны приземлятся на чью-то опрометчивую и продуманную голову.

Больше слушать такую околесицу Мунин-Тихайлов не стал. Внутренне гневался, а внешне улыбался, как обычно, как всегда…

Мунин-Тихайлов подсел к дремлющей старушке Вере Пантелеевне Гуковой. Рядом с ней, у ног стояли три огромных ящика с живыми гусями, но притихшими, усталыми и сонными. Пернатые тоже имеют право утомиться и расслабиться. Не всё же человеку дурака валять под любым предлогом. Алевтин Скоробеевич, который на определённое время решил стать Пётром Аполлоновичем, расположился на самом краю такого ящика спиной к бородатому мужчине в штормовке. Свою бренчалку бережно пристроил у ног. Просто ему некуда было притулиться. Все скамейки заняты. Ведь многие сидели прямо на палубе, и этот факт стоило учитывать. Он бросался в глаза.

Бородатый смахнул назойливую муху с лица и пересел со скамейки прямо на палубу. Так удобней, потому что… просторнее. Да и жарко. А в каюту идти не хочется. Скучно. По этой причине все и выбрались наверх. Таким образом, и создали видимость, что «Свирепый» перегружен пассажирами.

Один из проснувшихся гусей высунул голову из ящика и клюнул бородатого в голову, быстро спрятав её. Что ж поделаешь, если гусь оказался по натуре… с подлянкой, как активный представитель какой-нибудь партии… «власти». Мужик, с обильным волосяным покровом на лице, почувствовав что его чем-то тяжёлым очень стремительно ударили по голове, вопросительно повернулся в сторону лирически настроенного Мунина-Тихайлова, которого и подозревал в злом умысле, ибо другой подходящей кандидатуры не наблюдалось.

Бородач хмыкнул и отвернулся в сторону от странного обладателя четырёхструнной бренчалки, который, наверное, с помощью таких мощных ударов по его затылку решил с ним познакомиться. «Хоть и мелкий с виду этот бренчальщик,– подумал бородатый мужик.– Однако, жилистый, накаченный, потому и кулак у него крепкий».

Но гусь – птица глупая, с одной стороны, но с другой – инициативная и, в какой-то степени, изобретательная. Потому крылатый и красноносый хулиган и не собирался останавливаться на достигнутом, как, к примеру, какой-нибудь «случайный» обладатель семи-восьми миллиардов условных денежных единиц. Одним словом, гусь ещё дважды повторил уже привычную для себя процедуру. И ведь ни разу не промахнулся, клюнул точно в лысеющий затылок мужика. Но бородач, на сей раз, не выдержал и сурово предупредил Мунина-Тихайлова: