Текст книги "Дивергенция Любви (СИ)"

Автор книги: Александр Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Нет, – за всех ответил говорливый. – Все предельно ясно.

– Что же. Тогда позвольте пожелать вам удачи.

Аудитория медленно опустела. Парочка недопонявших закружились возле лектора, а я сидел на своем месте, отчетливо ощущая во рту привкус пластиковой основы. Казалось, что эта лекция оставила в душе что-то похожее. Непонятное, большое и противное на вкус. Я родился в апреле и в моем дне рождения есть четыре четверки. В роддоме матери сказали, что у меня, наверняка, будет развитая интуиция. Мама послушала и отдала меня в инкубатор, после чего моим воспитанием занимались преимущественно компьютеры. Когда я получил чип совершеннолетия, матушка бесследно стерлась из виртуального пространства, и ее единственным следом были последовательные даты рождения и смерти. Но я действительно стал обладателем хорошей интуиции. Может, чертовы даты помогли, а, может, программа обучения. Компьютеры уже тогда начинали верить в приметы. Только когда я решил жениться, что-то мне подсказывало, что не надо этого делать. Подсказывало, но не больше. Потому что я все-таки сделал выбор и прошил в своем чипе фамилию жены. Тогда я был счастлив. Первая неделя была просто сказочной, вторая чудесной. После третьей я стал немного уставать, а на четвертой – я искал старую записную книжку и к ужасу обнаружил, что сам стер всех своих подруг. Да. Секс с женой и роботом – это совершенно разные вещи. Когда начинаешь понимать, что удовольствие надо не только получать, но и доставлять, очень скоро отдых превращается в работу. Работа в рутину, а жизнь – в ссылку. Я долго думал, чем семейная жизнь отличается от тюремного заключения. Долго думал и, признаться, надеялся, что найду хотя бы одно отличие, но, увы. Я даже склонился в пользу тюремного заключения. Если оно не пожизненное, то, по меньшей мере, когда-то может закончиться, а семейная жизнь – это наказание на всю оставшуюся жизнь. Пока смерть не разлучит нас. Бац. Точка. Конечно, я сначала хотел развестись и начать новую жизнь. Но что такое? Что стало с моими подругами? Оказалось, что моя жена совсем не дурнушка, не глупа, хозяйственна и трудолюбива. Так зачем менять то, что у меня есть на то, что, несомненно, хуже. Никакого смысла. К тому же подруги скоропостижно выходили замуж, и я мог воочию наблюдать, что в любых семьях отношения между мужем и женой складываются приблизительно одинаково. Деньги и секс – вот все, что необходимо женщине. И дурнушка, и глупышка, и расчетливая леди хотят одного и того же. Любовь, вот что могло меня спасти.

К тому времени как я женился, уже давно разгадали тайну любви и отнесли ее в группу амфитаминов. Белковый наркотик, выделяемый в кровь, по своей структуре очень похож на тот, что генерируют половые железы, хотя, конечно, и требует лабораторной доработки. Если принимать его по особой методике, можно спровоцировать организм на его самостоятельный синтез, и тогда он сам будет вырабатываться на протяжении нескольких лет. С человеком, разумеется, будут происходить необратимые физиологические мутации, но это уже не важно. Важно, что мне будет совершенно все равно. Будет приятна ненавистная работа, смог на улице, озоновая дыра в небе, а насмешки жены я буду принимать за знаки внимания и каждый вечер буду дарить цветы и млеть, если она их примет. Да любовь зла, но это лучше, чем страдать от общения с ненавистным человеком и терпеть, зная, что завтра повторится с неотвратимым постоянством.

Моя интуиция? Что же с ней? Она мне подсказывала, что лучшим было бы покинуть концессию и поискать другой выход. Очень тяжело принять такое решение после двухсот уколов. Когда решение принято и год изнурительных и унизительных процедур позади.

Нет. Я пойду и отыграю восемьсот оргазмов, а дальше хоть трава не расти.

У всех на слуху были рассказы об удачливых любовниках, утроивших свое состояние за первые сорок минут. Чем же я хуже? Да ничем.

Я вышел из класса, где уже никого не было.

– Дилинговый зал направо, – сказал мужчина, читавший лекцию.

– Спасибо я найду.

* * *

Компьютеры почти не претерпели изменений за последние полвека. Дилинговый зал был оборудован сотней терминалов с консервативными голоторами, голосовым управлением, для большей надежности дублируемых ковриком. Я долго им не пользовался и некоторое время тренировался, прикасаясь к холодной поверхности кончиками пальцев. Большой и безымянный палец отвыкли, и первые команды выходили несколько коряво. За этим занятием меня и застал Мартынов.

– Осваиваетесь? – спросил он.

– Да, немного.

– Не терпится в бой?

– Признаться да. – согласился я.

– У вас еще есть время подумать.

– Вот уж не думал, – сказал я, – что вы будете меня отговаривать.

– Другого не стал бы, но вы мне симпатичны, Целуев.

– Этому вас в бизнес школе научили? – подмигнул я.

– Ай, бросьте. Просто вам не мешало бы пару месяцев подумать, еще раз все взвесить.

Я протянул чип, глядя ему в глаза:

– Нет у меня двух месяцев.

– Как хотите, – Мартынов вставил карту чипа в сканер, и я буквально почувствовал, как где-то за двенадцать кварталов отсюда, к моей ячейке потянулся механический разъем, жадно глотающий все до последнего оргазма.

– Считывание завершено. Ваш Депозит сто девяносто четыре оргазма.

– Почему? – возмутился я.

– Сбербанк берет три процента за перевод. Варвары, конечно, но ничего не поделаешь.

– Это только за то, чтобы перевести любовь?

Мартынов пожал плечами. Я почувствовал, как мои щеки вспыхнули, представив, что это три посещения оргазмолога, но взял себя в руки, и сказал:

– Ладно. Сейчас у нас будет много любви.

– С какой пары хотите начать? – спросил Мартынов.

Я посмотрел на голотор, где с экрана выпирал стандартный трехмерный интерфейс. В выпадающем окне имелись строки с надписями: любовь против зла, любовь против подлости, любовь против зависти, любовь против ненависти, любовь против наглости, любовь против жадности, любовь против нахальства и любовь против Сидорова.

– А это еще что такое? – спросил я, показывая на последнюю позицию.

– Не знаю, – сказал Мартынов, – может, ошибка системы.

– Ничего себе? – удивился я.

– Да и у нас такое бывает.

– Так с чего вы посоветуете начать?

– Я бы посоветовал, – сказал Мартынов, – торгуйте против зла.

– А почему?

– Самая ликвидная позиция. Если захотите закрыться, всегда сможете купить любовь. Зло оно всем нужно, а, скажем, на наглость можете и не найти желающих.

– Хорошо. Будем торговать против зла.

Я вошел в директорию и теперь видел только майкрософтовские окна. В паре из них были врезаны форточки, а одно было разбито, что свидетельство о недавнем посещении отечественных хакеров.

– Ну и программа, – присвистнул я.

– Скоро привыкните, – пообещал Мартынов.

Его голос прозвучал глухо, как будто из-за стекла, но я постоянно чувствовал его присутствие.

– Зло котируется в один и две десятых.

– Недавно выросло, – сообщил Мартынов. – В Нью-Йорке взорвали Всемирный Детский Дом.

– И что это значит?

– Пока не выяснили, кто это сделал, будет держаться на этом уровне. Как только все поймут, что это ЦРУ – будет плавно падать.

– А когда это поймут?

– Минут через сорок, – сказал Мартынов. – Ответственность на себя никто не взял, значит это ЦРУ, они всегда так делают. Террористы тратить взрывчатку попусту не станут. А любовники, они как дети. Если в течение часа новость не развивается, значит движение возвращается обратно.

– Так мне покупать?

– Этого я сказать не могу. Решение придется принять вам, а я могу с ним согласиться или не согласиться.

– Буду покупать, – сказал я. – То есть продавать зло.

Выведя диалоговый ящик, я достал из него вкладку "ордер на продажу".

– Продать один лот зла за любовь по текущей цене. Компьютер?

Компьютер ответил мне стандартным баритоном. Это была мужская модель, и я почувствовал себя немного уверенней. Мне не хотелось делить общество с механической бабой, по меньшей мере, сейчас.

– Сто восемьдесят девять оргазмов, – сказал я.

– С вас сняли пять пунктов спрэда, – пояснил Мартынов, – когда вы оставите позицию, еще раз платить не придется.

– Сто восемьдесят восемь.

– Зло идет вверх, но достаточно медленно.

– Сто восемьдесят семь.

Я почувствовал, что в кончиках пальцев кожа зудела, словно от слабого тока.

– Вот видите, – сказал Мартынов, – оно почти остановилось.

– Где? – почти закричал я. – Уже сто восемьдесят шесть.

– Рост заметно снизился.

Следующего изменения пришлось ждать долго. Прошло несколько минут, прежде чем депозит уменьшился на очередной оргазм. Уменьшился и вернулся к прежнему значению. Долгие очень долгие две минуты я провел, затаив дыхание. К депозиту добавилась единичка, и началось падение зла. Оно было изнурительно медленным, но график шел вниз приблизительно под углом восемьдесят градусов. Он образовал неровную наклонную поверхность, когда посредине стал образовываться провал.

– Что-то происходит, – сказал я.

– Да, – отозвался Мартынов. – Но я не знаю, что.

– Что мне делать?

– На всякий случай поставьте стоп.

– Что это?

– Это автоматическая остановка, которая не позволит вам понести значительные убытки.

– Компьютер, стоп.

– Стоп-лос инвалид, – ответил баритон.

– Нужно ввести значение, – пояснил Мартынов.

Я взглянул на депозит, на нем было сто девяносто два оргазма.

– Компьютер, стоп на уровне двухсот оргазмов депозита.

– Стоп-лос инвалид.

– Что такое?

– Стоп-лос не может быть ниже текущей позиции. Минимальное значение выше пятнадцать пунктов от прайса.

– Ах, да. Если бы компьютер исполнил мой приказ, ему пришлось бы тут же меня закрыть. Ставьте на минимальном расстоянии.

– Стоп-лос установлен.

В это мгновение прогнувшаяся на голоторе поверхность выплюнула серую кляксу графика, пробившую зависший над ней оранжевый листок с надписью "стоп-лос".

– Позиция закрыта, – сообщил компьютер. – Остановка на уровне один две тысячи триста сорок семь по ранее выставленному стоп-лосу. Убыток двадцать четыре оргазма. Депозит – Сто семьдесят шесть.

В горле у меня пересохло. Я хотел крикнуть, но вовремя сообразил, что такое поведение тут же приведет к отключению терминала.

– Что? – услышал я свой осипший голос.

Компьютер тут же повторил сказанное.

– Но я только что был на уровне ста девяносто двух оргазмов?

– Стоп-лос был размещен на пятнадцать пунктов выше. Желаете посмотреть журнал?

– Ничего я не желаю. Как это произошло?

Я грубо вышел из директории и повернулся к Мартынову. Он был несколько смущен.

– Понимаете, Целуев, – сказал он, растягивая слова. – На Лайфексе бывают спекулятивные сделки. Кто-то скупает большое количество любви. Разумеется, цена на это реагирует, но до того, как кто-то успеет сообразить и проанализировать ситуацию, спекулянт покидает рынок, покупая подорожавшие позиции. Цена возвращается обратно....

– Цена возвращается обратно, – передразнил его я. – А я-то не при делах. Что вы мне теперь посоветуете?

– Не расстраиваться.

– Хороший совет. Ничего не скажешь.

Он пожал плечами, а я продолжал как заведенный:

– Какого черта вы советовали мне ставить стоп. Если бы не вы, я бы сейчас находился на рынке.

– Войдите в него снова.

– И опять платить спрэд?

– Да.

– Знаете что? Проваливайте к чертовой матери. Я справлюсь без вас.

Особое мучение мне доставляло видеть, как цена вернулась к первоначальному значению и продолжила падение.

– Послушайте, Целуев, – сказал Мартынов, – вы не отдаете себе отчет.

– Вы еще здесь? Мне что, придется повторить несколько раз?

Он не стал спорить. Только посмотрел на меня не то виновато, не то с жалостью.

– Как скажете.

Я не видел, когда он ушел.

Я вошел в директорию и стал изучать графики любовных пар. Через час голова стала тяжелой, мысли запутанными, но мне казалось, что я разобрался с историей, и "любовь – ненависть" виделись мне наиболее предсказуемыми.

Собрав остатки внимания и воли, я открыл позицию на повышение. Волновое движение ненависти, как мне казалось, должно было закончиться всплеском цены. Так и произошло, но в противоположном направлении. Ненависть упала так резко, что я и ойкнуть не успел. Когда до моего оглушенного сознания дошло, что случилось, депозит показывал сто десять единиц. Цифры быстро уменьшали остаток, а я смотрел как зачарованный и повторял про себя:

– Сейчас она остановится, сейчас она развернется.

Странное это было ощущение. Боль сильная, тупая и сладкая. Как будто из меня тянули нерв. А я и не подозревал, что в душе мазохист, ан вот как.

Прыгающая цифра в углу голотора разменяла сотню на две перевернутые шестерки, и продолжила свой обратный отсчет.

– Надо закрыть позицию, – сказал я, когда боль от потери очередного оргазма превысила страх, признать ошибку.

На депозите оставалось семьдесят две единицы, и я понимал, что снова начать игру уже не удастся. Для открытия позиции мне требовалось не менее ста одного оргазма. Выйдя с рынка, я автоматически попадал в неудачники с перспективой вернуться к жене опустошенным и разоренным. Нет, на это я пойти не мог. И в этот момент в голову пришла замечательная идея, о которой я раньше не помышлял. Я внезапно понял, что любовь не может быть бесконечной. Да. Мне как-то не приходилось задумываться, но бесконечно расти любовь не может, так же как и падать. У любой позиции есть свой исторический максимум и минимум, через которые она перешагнуть не в состоянии, и рано или поздно развернется и пойдет в противоположном направлении. Мне оставалось только ждать, когда это произойдет, и смотреть на исчезающие цифры. Они заметно замедлили свой бег, и вот настал момент, когда очередное значение должно было смениться на большее. Должно было, но не сменилось. Цифры медленно уменьшались. Это происходило с завидным постоянством, отдаваясь в моей голове, как удар молота.

– Хватит, – взмолился я. – Остановись, пожалуйста.

– Компьютер не понял команды, – сообщила чертова железка.

Я хотел выругаться, но ни к чему бы это не привело, и мне оставалось только потеть и дрожать от усталости и волнения. Прошло еще несколько минут, к горлу подступила тошнота. Я понял, как устал, как вымотан и обессилен. Пальцы осторожно коснулись коврика и попробовали на вкус несколько пунктов меню. Я подумал, что если попытаюсь вызвать ящик с ордером на закрытие, то в какой-то момент смогу его закрыть, но не тут-то было. О том, чтобы закрыть позицию голосом, не могло быть и речи. Отдать приказ на потерю состояния было выше моих сил. Но смотреть на его полное уничтожение было глупо. Теперь я видел, что открыл позицию в самом верху ценового коридора. Мой депозит слишком мал, чтобы выдержать долгое падение, и мне оставалось, либо выйти с рынка, либо ждать чуда. Я решил подождать чуда, а чтобы не получить инфаркт, отойти от терминала. Хуже быть уже не могло, и, без особого сожаления, я встал.

Пошатываясь и обводя зал мутным взглядом, я двинулся к выходу. Мне казалось, что за окном еще день, но это было не так. За прозрачными стенами стояла темень. Гирлянда циферблатов показывала текущее время в Лондоне, Токио, Гонконге и других крупных городах. Найдя часы с табличкой "Нью-Йорк" и, узнав, что там время ленча, я догадался, что моя жена спит.

– Она спит, а я работаю. Нет зарабатываю.

Путь мне преградила пара охранников. Они волокли тело мужчины в белой рубашке и деловых брюках прямо по полу. Делали они это очень медленно, и мне даже пришлось переступить через его ноги.

– Да, – сказал один из копов, – не повезло бедняге.

– Не повезло? – удивился другой. – Да через пару часов их десятки будет.

– И всех придется таскать?

– Тех, кто свалится. Многие ногами уходят. Как вон этот, – охранник показал в мою сторону.

Почему-то его слова мной не воспринимались. Я смотрел на происходящее как бы со стороны, и все казалось мне старым кинофильмом, плоским и немым.

Выйдя в коридор, я пошел по стрелке. Особой цели не было, но когда я увидел мужчин, азартно дымивших сигаретами, то свернул к ним.

– Угостите сигаретой.

Мужчины прервали разговор и, как по команде, вскинули открытые пачки.

– Минздрав предупреждает..., – хором сказали сигареты.

Я выбрал те, что дешевле и поблагодарил. Курить я не пробовал. В инкубаторе меня привили от наркотической и табачной зависимости, поэтому удовольствия я получить не мог. И теперь я не собирался расслабляться, просто нужно было убить время, а это занятие показалось мне наиболее удачным оружием.

– Упадет зло, – пообещал один из курящих. – В Штатах сейчас Католическое рождество, да и Новый год на носу.

– А похмелье? – хитро спросил второй.

– Похмелье потом прыгнет. Но я жду его не раньше первого, ну, в крайнем случае, второго.

– Смотрел прошлогодний график, – сказал хитрый курильщик. – Так его и вовсе не было ни первого, ни второго.

– Дикий запад, – задумчиво сказал другой. – Ну что это за Новый год, чтобы после него голова не разламывалась как гнилая тыква?

– А их, богатых, не поймешь.

– Ладно, пойдем, пойдем. Пора "стопы" двигать.

Курильщики потушили сигареты и пошли в сторону дилингового зала.

Я несколько секунд наблюдал за струйкой дыма, поднимающуюся к колоколу кондиционера. Затем бросил окурок в утилизатор и пошел искать туалетную комнату. Она находилась рядом. Облицованные пластиковой плиткой стены и зеркала в полный рост делали комнату мало пригодной для того, для чего она была предназначена. Намочив лицо, я поднял голову и с интересом уставился на отражение. На меня смотрел совершенно другой человек. Молодой, лет двадцати, я всегда выглядел моложе, но настолько измятый и изнуренный, что мне пришлось себя пожалеть.

– Жалость убивает человека. – Сказал я отражению, и оно послушно пошевелило губами. – Ничего, старик, прорвемся.

Мне стало очевидно, что моя ненависть больше не дешевеет. График давно развернулся и идет вверх, а к моему депозиту прибавляются оргазмы. Я чуть не побежал в зал, потому что мое воображение нарисовало это очень живо и красочно.

– Сейчас я вернусь на место, и все будет хорошо.

Обещание было дано, и все, что требовалось – это идти на свое место. Мне стоило больших усилий не ускорять шаг. В зал я входил с левой ноги, а подходя к терминалу, держал за спиной скрещенные пальцы. Мое место никто не занял, хотя я мог войти в сеть с любого терминала.

Он узнал меня и сказал, что рад видеть. Я не ответил. Мои глаза жадно впились в голотор. Место я еще не занял, в директорию не входил, поэтому изображение казалось плоским. И к этому плоскому экрану прилипла стандартная табличка. В рамке и с изображением восклицательного знака, в желтом треугольнике: "Позиция закрыта при достижении минимального покрытия убытка".

– Что? – спросил я почти весело. – Компьютер, что означает вся эта хрень?

– Позиция закрыта при достижении минимального покрытия убытка. Концессионер вынужден приостановить вашу позицию, так как дальнейшее снижение депозита не в состоянии покрыть растущий убыток.

– Мой баланс.

– Ваш депозит два оргазма.

– Два? – переспросил я.

– Ваш депозит два оргазма, – повторила машина.

– Отлично. Отлично, – засмеялся я.

Нет, я не бился в истерике, и меня не выволокли копы. Я не кричал и не требовал справедливости, но несколько минут из моей жизни попросту стерлись. Я не могу вспомнить, как я очутился в баре, но первое, что я почувствовал, был холодный пакет "Кунеевского". Бумага запотела, и пальцы скользко обнимали прямоугольный сосуд.

– И чаще всего бывает именно так. Поверь мне, я насмотрелась.

– Что? – переспросил я.

Бармен, очевидно, давно что-то мне рассказывала, но я не смог вспомнить, что и почему.

– Я говорю, не расстраивайся. Жизнь ведь на этом не закончилась. Ты не побежал за новой порцией оргазмов, а это очень хорошо.

Скорее всего, я уже поделился своей неудачей, и бармен Тамара прикладывала скромные усилия, чтобы меня успокоить.

– Жалеешь меня?

Вопрос показался ей провокационным, и она тактично улыбнулась.

– Нет, Кеша. Просто ты хороший парень.

– Кеша, – я криво ухмыльнулся. – Люди меня еще так не называли. Откуда ты знаешь, что я хороший?

– Вижу. Я же в торговле работаю.

– И на этом спасибо.

Я поискал на шнурке чип, и, сняв с шеи, сунул в барный сканер.

– Что ты делаешь? – спросила Тамара.

– Развожусь. Теперь это быстро делают. Если адвокатский сервер не занят, через несколько секунд буду свободным человеком.

– Ваш брак аннулирован, – сообщил автомат. – Произвести раздел движимого имущества?

– Не надо, – махнул я рукой. – Пусть все останется любимой.

– Произвести поиск вариантов размена недвижимости?

– Отстань. На что можно разменять мою клетушку?

Автомат умолк. Тамара ничего не говорила и показательно равнодушно вытирала стакан.

– Тамар, – позвал я.

– Что?

– У меня в чипе два оргазма. Сделай милость, возьми себе?

Она посмотрела на меня как-то по-домашнему, тепло и уютно.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать семь.

– А мне тридцать пять. Тебя разница в возрасте не смущает?

– Нет, – честно признался я.

– И ты хочешь подарить мне любовь?

– Да.

Она ничего не ответила. Только улыбнулась, как-то по-доброму, как-то хорошо.

Тольятти 2003г.

www.ле6едев.рф