Текст книги "Гриада"

Автор книги: Александр Колпаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Сомневаюсь, бывает ли здесь ночь… – проворчал Пётр Михайлович и вопросительно посмотрел на Элца, словно ожидая ответа.

Вскоре под нами открылось удивительное, никогда не виданное сооружение. Я с трудом узнал равнину, на которой мы «приземлились» несколько часов назад.

– Это вовсе не равнина, а крыша какого-то невообразимого по размерам цирка! – воскликнул я.

– Крыша, которая могла бы накрыть целую область, – уточнил Самойлов.

Глазам предстало грандиознейшее сооружение, очертания которого терялись за горизонтом. Представьте себе цирк диаметром в сотню километров, «крышей» которому служила «полированная равнина». Высочайшая жёлто-белая стена, поразившая нас, оказалась лишь частью круговой стены, высотой в полтора километра.

– Это их город, – уверенно сказал Самойлов. – Даже, может быть, столица. Однако уж слишком велик…

– Видите, на крыше лежит что-то вроде огромной рыбы? – перебил я Петра Михайловича. – Это наша «Урания».

Вдруг аппарат камнем стал падать прямо на равнину. Она приближалась с невероятной быстротой. Мы невольно взялись за руки, решив, что аппарат испортился и мы все сейчас разобьёмся. В последнюю минуту на крыше неожиданно открылся широкий конусообразный туннель, в который мы и влетели. Взглянув вверх, я заметил, как горло туннеля снова закрылось. И ещё одно открытие: крыша над городом была абсолютно прозрачной. Над головой по-прежнему сиял центр Галактики, червонным золотом горели косые лу чи грианского солнца, клонившегося к закату.

– Пётр Михайлович, мы даже не подозревали, что «Урания» была посажена на крышу этого цирка-города. Но почему же мы не заметили города под нами? Крыша-то прозрачная?…

– Вероятно, тогда она не была прозрачной… для нас.

В сердце Трозы

Аппарат «приземлился» (вернее, пригриадился) на четырёхугольную платформу, сделанную из какого-то блестящего материала, напоминающего пластмассу. Платформа оказалась крышей восьмигранного здания этажей в восемьдесят. Открылся люк, и мы вышли из аппарата. Мне трудно выразить словами то, что я увидел и ощутил. Во-первых, воздух: благоуханный, освежающий, напоённый неведомыми ароматами! Такой бывает только на горных вершинах. Ни следа зноя, висевшего над Гриадой.

С высоты нашей платформы мы видели всё вокруг на расстоянии двадцати-тридцати километров. Перед нами лежал гигантский город необычной архитектуры Колоссальные уступчатые громады зданий дугами охватывали центральную часть титанического цирка, своего рода «арену», шириной, должно быть, в пятьдесят километров. Повсюду на уступах зданий сверкали великолепные статуи, задумчиво смотрящие вдаль. «Арену» занимали обширные парки с водоёмами и бассейнами, каскадами искусственных водопадов, стадионами и бесчисленной сетью своеобразных эскалаторов, перевозивших десятки тысяч гриан из зданий на арену и обратно. Парки, сады, бассейны и фонтаны находились также на крышах многих уступчатых громад, возвышавшихся вокруг, ниже и выше нас.

Во всех направлениях на различных высотах по воздуху мчались тысячи и тысячи гриан, и я удивился, как это они так легко и свободно парят в пространстве, словно птицы. Некоторые штопором ввинчивались в высоту и, подлетев к прозрачной крыше города, подолгу рассматривали снизу «Уранию». По всему «горизонту», образованному уступчатыми громадами зданий, шла стена «цирка». Она также была совершенно прозрачна, и казалось, что нет никакого «цирка», никаких стен, а просто стоит на планете город, накрытый сверху фиолетовым небосводом, окружённый со всех сторон парками, лесами и реками. Прозрачными были и стены большинства зданий. И везде множество «людей» в одеяниях нелепой для наших глаз расцветки. Пётр Михайлович толкнул меня в бок:

– Нас зовут. Смотри, сколько их собралось.

Вероятно, весть о нашем прибытии на Гриаду мгновенно облетела Трозу, так как над платформой висели тучи гриан, без всякого усилия держась в воздухе на одном месте. Равномерный гул, точно далёкий шум моря, раздавался со всех сторон: гриане обменивались замечаниями. Целые толпы усеяли близлежащие крыши и уступы. То и дело к нам подлетали гриане и бесцеремонно разглядывали, выпучив огромные глаза.

Установленная грианами новая электронная аппаратура, предназначенная для предстоящих переговоров с нами, была гораздо сложнее, чем та, которой они пользовались раньше около астролёта. Снова были предприняты попытки объясниться. Битый час мы с академиком называли различные предметы и движения гриан, а группа операторов усиленно подбирала программу перевода с грианского на геовосточный язык. Наконец, не веря своим глазам, я увидел, как на экране, перед которым говорил грианин, стали появляться фразы прямо на нашем языке. Гриане в течение часа настолько уловили сущность нашего языка, что и мы стали понимать их, не полностью, правда, но в объёме, достаточном для общения.

Элц обратился к нам с речью:

– Люди Земли! Ваш карантин окончен. Вас облучали особыми лучами. Они уничтожили бактерии и вирусы, которые представляют страшную опасность для нашего мира. Теперь мы готовы познакомить вас с великой культурой Гриады. Она развивается уже свыше миллиона лет!

Самойлов, внимательно следивший за световыми фразами на экране, в этот момент улыбнулся и сказал мне:

– Чудеса, Виктор. Их цивилизация насчитывает миллион лет, но в тот момент, когда мы улетали с Земли, предки этих существ ходили ещё нагишом. Пока мы добирались сюда, в нашем корабле истекло в общей сложности полтора десятилетия, на Гриаде же, как и на Земле, – в тысячи раз больше.

Мы проспали в анабиозе и нашу, и их цивилизацию и безнадёжно отстали как от своих, так и от чужих. Это очень грустно…

Убедившись, что мы понимаем их язык, гриане, окружавшие Элца, буквально засыпали нас вопросами. Но из этого ничего не вышло, ибо на экране «переводчика» появилось так много фраз, что получилась настоящая тарабарщина. Пётр Михайлович стал жестикулировать, давая понять, что мы ничего не понимаем Элц знаком приказал всем умолкнуть. Я заметил, что гриане беспрекословно слушаются его.

Сопровождаемые толпами зевак, мы стали спускаться по бесконечным эскалаторам внутрь восьмигранного здания, оказавшегося, как я узнал впоследствии, грианской академией наук, или высшим органом власти. По-гриански этот дом назывался несколько странно: «Круги Многообразия».

Через два часа мы уже спали в отведённой нам комнате, утомлённые необычными впечатлениями.

…На другой «день» спозаранку нас атаковали учёные. Я беру слово «день» в кавычки, поскольку здесь это было чисто условное понятие. День на Гриаде царил всегда. Если грианское солнце регулярно восходило и заходило, то второе светило – центр Галактики – вечно сияло на одном и том же месте небосвода. Темноту, же в своих жилищах и городе гриане, вероятно, создавали искусственно: когда мы вчера ложились спать, один из них нажал диск около двери, и прозрачные стены нашей комнаты сразу стали чёрными, как сажа. Наступила глубокая темнота, располагавшая ко сну.

Едва мы позавтракали, как десятки гриан бесцеремонно вошли в нашу комнату и с помощью «переводчика» предложили идти на «занятия».

– Какие занятия? – спросил я. Это слово сразу нагнало на меня скуку.

– По грамматике и лексике языка, – ответил сухопарый высоченный грианин с густой огненно-рыжей шевелюрой и громадными миндалинами иссиня-чёрных глаз. Через всё лицо у него проходил странный раздвоённый шрам.,

– Эти занятия нам крайне необходимы, – сказал Пётр Михайлович, заметив гримасу недовольства на моём лице. – Чем скорее мы научимся хорошо объясняться с помощью электронных машин, тем быстрее узнаем о вещах, которые нам, возможно, и не снились.

Пришлось несколько недель париться над составлением простейших программ перевода с грианского на геовосточпый язык. Если Самойлову это давалось сравнительно легко, то для меня было мучительно. Обучал нас сморщенный старый грианин (я убеждён, что ему было минимум двести или триста лет).

Однажды нас привели в центральный зал Кругов Многообразия, где сидело не менее тысячи гриан в странных треугольных ермолках из голубой пластмассы. Мы снова разместились перед экранами больших разговорных машин ещё более сложного устройства. Потянулись долгие часы расспросов о Земле, о её общественном строе, о развитии науки и техники. Больше отвечал Пётр Михайлович. Он сразу нашёл общий язык с учёными и, сев на любимого конька, пустился в рассуждения о свойствах пространства-времени, так любезного сердцу физика-теоретика. Академик увлёкся, стал вскакивать со стула, возбуждённо жестикулируя и поминутно поправляя очки. Я предпочитал молчать, с интересом разглядывая обитателей этого мира, их строгие, бесстрастные физиономии, спокойные позы, прислушиваясь к коротким отрывистым фразам, отдававшим металлическим звоном…

– Как вам удалось остановить наш астролёт в пространстве и отбуксировать его на спутник? – спросил академик у Элца, который в продолжение всей беседы молча сверлил нас глазами.

Услышав вопрос, этот неприветливый старик долго размышлял, взвешивая что-то в уме. Потом заговорил отрывистыми фразами, падающими, как удар молота:

– Огромная концентрация тяжёлой энергии… перестройка структуры пространства в локализованном объёме… возникновение силового облака… Изменяя частоту и мощность распада мезовещества *  * Мезовещество – особое состояние вещества, когда оно в 9 миллионов раз плотнее обычного. Напёрсток мезовещества весит 9 тонн.


[Закрыть], мы передвинули ваш корабль на спутник.

Я почти ничего не понял и стал теребить за рукав отмахивающегося академика, требуя разъяснений.

– После… – с досадой ответил Самойлов, напряжённо читая световые строчки, непрерывно бежавшие на экране.

– Мы можем посещать свой астролёт? – вмешался в разговор я, так как с тревогой обнаружил, что «Урании» на крыше Трозы не видно.

Элц мельком посмотрел на меня:

– Аппарат находится в музее Кругов Многообразия.

– В музее?! – разом воскликнули мы.

– Вы не имеете права распоряжаться чужим кораблём! – в бешенстве закричал я.

Элц далее не пошевельнулся, только его глаза вдруг засветились холодно-холодно. Я бесстрашно глянул в глубину его белёсых зрачков, и мне стало не по себе.

Стремясь сгладить впечатление от моего резкого тона, Пётр Михайлович перевёл разговор па другую тему:

– Можно каким-либо образом сообщить о нашем пребывании на Гриаде человечеству Земли?

– Передать сообщение?. – повторил Элц, всё ещё разглядывая меня. – Конечно, можно… Но только… Какой в этом смысл?

Я почувствовал, что Пётр Михайлович внутренне напрягся:

– Вы не хотите передать сообщение?…

– Не в том дело, – безжизненно улыбнулся грианин. – Всепланетный Излучатель Электромагнитной энергии отправит сигнал в любое время, но до Земли так далеко, что сообщение получат только через тридцать тысяч ваших лет. Есть ли смысл посылать?…

– Вот как… – Пётр Михайлович разочарованно потёр переносицу. – А я предполагал, что вашей науке удалось преодолеть «световой предел» и овладеть скоростями передачи сообщений большими, чем скорость света.

– Что ты называешь скоростью света?

Самойлов долго и сложно объяснял грианину наше понятие о скорости света.

Элц снова усмехнулся:

– Неправильно выражаешь смысл этого свойства материи.

– То есть как это неправильно? – сказал академик тоном оскорблённого самолюбия.

– Ваша скорость света – лишь среднее значение другой величины, которая называется скоростью передачи взаимодействия во всеобщем мезополе. Эта последняя скорость колеблется в некоторых пределах; одним из таких Пределов является скорость распространения тяжёлой энергии.

Я опять ничего не понял, а Пётр Михайлович радостно воскликнул, обращаясь ко мне:

– Нет, ты слышишь! Их представление почти совпадает с теорией тяготения, разработанной нами в академии!…

– Так вы не умеете передавать сообщения со скоростью, большей скорости света? – ещё раз переспросил Самойлов.

– Нет, ещё не умеем Хотя… есть возможность научиться такой передаче с помощью…

Элц внезапно умолк, словно спохватился, что сказал лишнее. В воздухе повисла тайна, которую on не хотел открыть нам… Правда, в тот момент я не обратил особого внимания на это обстоятельство, но оно чётко всплыло в памяти впоследствии, когда мы встретились с метагалактианами. Но о них я расскажу после.

«Золотой век» на Гриаде

Пролетев над восточной окраиной Трозы, аппарат опустился на площадку перед величественным уступчатым зданием, которое окружали километровые мачты параболоидных антенн. Пошёл третий месяц (по привычке считаю на земной лад) с тех пор, как мы в Трозе. Всё это время пришлось провести в обществе назойливых грианских учёных, упражняться в программировании, отвечать на многочисленные вопросы. Страшно надоело. Но Самойлову хоть бы что: он готов целыми сутками пережёвывать с грианскими онфосами (так здесь называют физиков) свою теорию пространства-времени-тяготения. Эта теория преследует меня даже во сне.

Ни о чём не спрашивая, послушно следуем за своими «опекунами» и вскоре попадаем в сферический зал, где во всю стену высятся телевизионные аппараты. В полумраке замечаю приближающегося Югда. Это один из помощников Элца, двухметровый детина. Он мне не нравится. Его неприятные глаза и чёрно-бронзовая физиономия производят отталкивающее впечатление. Убеждён, что ему незнакомы чувства, хотя бы отдалённо похожие на человеческие. Этот грианин – олицетворение голого разума. Странно видеть холодное, безжизненное лицо Югда, пытающееся изобразить приветливость. Оно скорее напоминает маску, а улыбка – гримасу. Я давно понял, что грианам незнакомы улыбки и смех. Просто они пытаются подражать нам.

– Здесь Главный телецентр планеты, – поясняет Югд. – Сейчас вас будет изучать население Гриады.

Слово «изучать» неприятно режет слух. Перехватываю насмешливый взгляд академика и зло шучу:

– Подопытный кролик номер два – бывший землянин Виктор Андреев. Специально проделал путь в тридцать тысяч световых лет, чтобы позировать здесь на задних лапках…

– Повернитесь! – командует в этот момент Югд, делая оператору знак переключить аппарат.

Я упрямо стою на месте, не желая быть для них заводной куклой. Академик выпячивает нижнюю губу, собираясь, вероятно, уговаривать меня. Но Югд так «ласково» смотрит, что по коже пробегают мурашки Послушно поворачиваюсь, сажусь, встаю, поднимаю и опускаю руки, подтрунивая над собой и академиком.

– Представляю наши глупо улыбающиеся физиономии на экранах бесчисленных телевизоров планеты, – говорю я Самойлову.

– На Земле мы точно так же изучали бы обитателей другого мира. И ты первый стремился бы рассмотреть их получше.

Пётр Михайлович прав, и я молчу.

После «изучения» нам любезно предлагают один из телевизоров для обзора планеты. Шаг за шагом знакомимся с необычайным миром Гриады. Особенно запомнилось мне северное побережье Фиолетового океана. На экране нескончаемой чередой плывут огромные города под такими же, как над Трозой, прозрачными крышами, научные центры, роскошные виллы, стадионы и парки. Желтовато-белые здания всё той же странной уступчатой архитектуры утопают в буйной тропической растительности. По-видимому, побережье служит местом отдыха. Гриане прогуливаются по роскошным аллеям, загорают на открытых террасах, спускающихся прямо к морю. Они, очевидно, хотят, чтобы их и без того чёрно-бронзовая кожа стала под палящими лучами солнца и центра Галактики ещё темнее. Время от времени гриане уходят под навесы. Иногда мы слышим звуки какой-то странной, но довольно ритмичной музыки. Она непривычна для нашего слуха нагромождением высоких нот и вызывает утомление.

Передвигаю диски настройки аппарата, и побережье исчезает. Теперь кругом расстилается безбрежная водная гладь Продолжаю вращать диски. На экране внезапно вырисовывается неведомый материк или огромный остров. Югд, тихо переговаривавшийся в это время с оператором, с быстротой молнии бросается к пульту и рывком выключает аппарат. Я успеваю заметить лишь высокие пальмовидные деревья, цепь красноватых гор за ними и какую-то необычную серебристо-голубую гору огромной высоты в форме шара.

Резко оборачиваюсь, чтобы узнать, почему он выключил аппарат. Всегда уравновешенный Югд взволнован и смотрит на меня враждебным взглядом.

– Нельзя… – произносит он. Металл так и звенит в его голосе.

– Почему?! – изумлённо спрашиваю я.

Грианин молчит, он явно не хочет отвечать. Очевидно, мы краем глаза заглянули в какую-то тайну. Медленно протягиваю руку снова к диску включения и жду, что будет делать Югд. Самойлов предостерегающе берёт меня за локоть.

– Оставь, – мягко говорит он, косясь на Югда. – Вероятно, у него есть причины так поступать.

– Нет, вы видели, Пётр Михайлович! Колоссальная гора правильной геометрической формы! А какой чистый серебристо-голубой цвет!. Что бы это могло быть?…

– Я думаю, мы это вскоре узнаем, – отвечает академик, понизив голос. Югд подозрительно вслушивается в наш разговор, но, ничего не поняв (мы говорим на русском диалекте геовосточного языка), выходит в соседний зал, бросив оператору какое-то приказание. Оператор отключает телеаппарат.

Присматриваемся к оператору. На первый взгляд он ничем не отличается от тех гриан, которых мы встречали до этого, но при более внимательном наблюдении я замечаю, что, в отличие от Элца и Югда, которые держат себя высокомерно и уверенно, в поведении оператора чувствуется какая-то подавленность, а в глазах не горит тот огонь знания, который так красит уродливые лица гриан. Внимательно смотрю оператору прямо в глаза. Он быстро опускает их. Глаза у него, как у ребёнка: чистые и ясные. Впечатление такое, что по развитию он недалеко ушёл от новорождённого младенца. Оператор отворачивается к пульту и продолжает работать с поразительной быстротой, словно автомат, безошибочно ориентируясь в путанице приборов и деталей сложной радиосхемы. Его движения кажутся заученными, неосмысленными. Вероятно, это результат многолетней, однообразно повторяющейся практики.

– Друг, – говорю я, – нельзя ли снова включить телеприёмник?

Оператор пугливо осматривается по сторонам и отрицательно качает головой. Мы уже довольно свободно объясняемся с грианами с помощью маленьких аппаратов, сразу преобразующих слова геовосточного языка в грианские фразы. Я продолжаю допытываться:

– Почему нельзя?

Оператор смотрит на дверь зала, куда только что вышел Югд, и тихо роняет непонятные слова:

– Я не знаю почему… Мы, как в темноте. Нельзя нарушать великий распорядок жизни… иначе – ледяные пустыни Желсы…

– Что за великий распорядок жизни? – удивлённо спрашивает академик. – Какие ледяные пустыни?

Оператор молчит.

– А какой у вас общественный строй? – продолжает допытываться Пётр Михайлович.

– Я не знаю, что такое общественный строй, – бесстрастно отвечает оператор.

– Кто у вас управляет? – поясняю я вопрос академика. – Кому принадлежит власть?…

В это время в зал быстро входят Элц, Югд и несколько гриан. Они, вероятно, слышали последнюю фразу. Элц подозрительно смотрит то на меня, то на оператора. Последний дрожит от страха: я вижу, как побелело его лицо

– О чём он тебя спрашивал?

Югд берёт оператора за руку и пристально всматривается в его младенчески-невинные глаза.

Оператор ещё сильнее бледнеет и бессмысленно бормочет, тряся головой.

– О чём же?!

– Я не понял… не знаю… Какой-то общественный строй…

– Да-да, – вмешался я. – Я хотел спросить, какой общественный строй на Гриаде.

Элц подаёт знак, и Югд оставляет в покое несчастного оператора.

Гриане холодно рассматривают меня с ног до головы, словно видят в первый раз. Элц что-то говорит своим спутникам. Они забирают оператора и быстро уходят Остаёмся вчетвером: мы с Самойловым, Элц и Югд.

– Общественный строй? – медленно переспрашивает старик, думая о своём. – Кто у власти?…

Он кивает Югду, и тот включает экран, на котором возникает огромный сводчатый зал с роскошными ложами. В зале не менее трёх сотен таких же облезлых стариков, как Элц.

– Вот кто! – Элц выбрасывает указательный палец в сторону экрана.

– Избранники народа? – пытается уточнить Самойлов.

– Это Познаватели, потомки Хранителей Знаний, – отвечает Элц, и в глубине ею зрачков вдруг загорается злорадство.

– Объясните, пожалуйста, кого вы имеете в виду, – деликатно просит Пётр Михайлович. – Насколько мне известно, люди науки, как правило, далеки от административного честолюбия. У нас на Земле управление поручено специальным людям – избранникам трудового человечества. У вас же, по-видимому, техническая автократия?

Теперь недоумевает Элц.

– Гриада выполняет распоряжения Познавателей, – говорит он через некоторое время – Понятие «общественный строй» сохранилось лишь в нижних слоях информария *  * Информарий – своеобразная библиотека, в которой вместо книг собраны магнитные ленты, запоминающие кристаллы и микрофильмы. На них запечатлена вся история общества.


[Закрыть].

Я что-то ничего не понимаю.

– Это же просто… – академик напряжённо размышляет над словами Элца. – В ответе грианина заложен большой смысл… Скажите, нельзя ли побывать в вашем информарии? – обращается он к Элцу.

Грианин колеблется, но потом соглашается допустить нас в информарии.

– Только после того, как вас проверят в Секторе Биопсихологии, – добавляет он, обмениваясь с Югдом многозначительными взглядами.

Чувствую какой-то подвох, но Пётр Михайлович ничего не подозревает. Он уже загорелся желанием побывать в информарии.

– А эти гриане тоже потомки Хранителей Знаний? – спрашиваю я, указывая на молчаливых операторов, работающих в верхних ярусах Телецентра.

– А эти – поддерживает мой вопрос Самойлов, кивая головой на прозрачный просвет стены, где на дальнем конце «арены» видны фигурки гриан, монтирующих какое-то причудливое сооружение, напоминающее гигантского паука.

Элц враждебно меряет нас взглядом и ничего не отвечает.

…Ясно ощущаю, как незримо рассеивается мираж золотого века на Гриаде, который мы создали сами.

***

Опьянённый свежим воздухом, ароматом диковинных цветов и деревьев, я спал так крепко, что никак не мог пробудиться, хотя сквозь сон слышал, как Самойлов тормошит меня.

Невероятным усилием воли открываю слипающиеся веки к слышу негодующий голос академика:

– Проснись, наконец!

Я окончательно просыпаюсь. Три часа назад мы прибыли сюда, в этот громадный сад, окружающий Энергетический Центр Гриады. Ехали мы подземным туннелем, по которому стремительно мчатся длинные рыбообразные аппараты. Они не имеют колёс, а скользят по своеобразным желобам. Энергетический Центр – это целый комплекс сооружений. Размеры Центра поистине грандиозные: его диаметр превышает десяток километров, высота – более пятисот метров. Из середины овального здания, пронзая прозрачную крышу, взмывает в небо цилиндрическая колонна-волновод около километра в поперечнике.

Пётр Михайлович с трудом добился у Элца разрешения в ближайшее время передать сообщение землянам о результатах нашего полёта и прибытии на Гриаду.

Нас неотступно сопровождает Югд. Внешне мы пользуемся полной свободой. Однако после памятного разговора с Элцом в Телецентре Югд, кажется, выполняет при нас обязанности не то гида, не то соглядатая. Смертельно надоела его отталкивающая физиономия. Вот и сейчас долговязый грианин сидит поодаль, делая вид, что изучает листву деревьев.

– Где-то сейчас наша «Урания»? – говорю я. – Разобрали, вероятно, на составные части… Хотя всё равно в ней кончился запас гравитонов. Не нравится мне что-то здесь… Была бы возможность – сейчас же вернулся бы на матушку-Землю. Всё-таки, как вы ни говорите, а Земля – лучший из миров.

Пётр Михайлович не слушает меня, а о чем-то напряжённо думает. Взгляд академика устремлён на волновод.

– Двадцать километров, если не больше, – прикидывает он высоту волновода. – Какой же гигантский луч энергии может выбросить в Космос этот канал! Вероятно, его мощность выражается астрономической цифрой…

– Триста семьдесят два биллиона киловатт, – раздаётся вдруг голос Югда.

Мы оба вздрагиваем от неожиданности. Оказывается, у грианина феноменальный слух и он всё слышал.

Лениво созерцаю лёгкие, пушистые облака, послушно огибающие волновод: их отталкивает силовое поле огромной напряжённости.

Вдруг над кронами деревьев появляется грианин. Сначала он круто поднимается в высоту, а затем спускается вниз по наклонной и повисает в пространстве почти над нашими головами.

– Здорово придумано! – говорю я в восхищении. – До сих пор не пойму, где же летательный аппарат?… Хотя на груди виднеется что-то похожее на тарелку или диск. Интересно, как работает их аппарат?

– Ничего сверхъестественного, – отвечает Пётр Михайлович. – Или ты забыл о земном электрогравиплане?

Югд подает «птице» какой-то непонятный знак, и она летит прочь. Однако я успеваю отметить огромные лиловые глаза существа и сравнительно приятное лицо. Вероятно, это грианская женщина. Покружившись ещё немного над садом, она опускается недалеко от нас в густую чащу пальм.

– Пора идти, – напоминает Югд, взглянув на волновод, вокруг которого вспыхнуло оранжево-зелёное сияние. – Скоро начнётся передача сообщений.

Неожиданно из-за поворота аллеи выходит высокая изящная девушка. Она быстро идёт к нам упругим, свободным шагом. Жёсткое лицо Югда светлеет. Вероятно, их связывают какие-то родственные узы.

– Виара, – бесстрастно произносит грианка, подойдя вплотную.

Её голос чист и звонок. Неповторимое своеобразие лица грианки оставляет странное, раздвоенное впечатление. Оранжевые с ярко-золотым отливом волосы неплохо гармонируют с лиловыми глазами. Широкие дуги черно-синих бровей подчёркивают необычайную чистоту высокого лба и румянец щёк, проступающий сквозь светлую бронзу кожи. Клювообразный нос, так резко выраженный у Югда и других гриан, у неё почти красив. Тихо переговариваясь с Югдом, она пошла впереди нас. Необычайно лёгкая, почти воздушная ткань одежды нелепой сине-зелёной расцветки при малейшем движении чётко обрисовывала красивые сильные линии тела.

У главной арки Центра мы увидели загадочную скульптуру. Величественное существо трехметрового роста, совершенно непохожее на грианина. Вытянутая рука держит странный предмет – какую-то причудливую модель вроде седла. Вдохновенное лицо статуи с незабываемыми, почти человеческими чертами, вычеканенное резцом неведомого гениального мастера, озарено доброй, мудрой улыбкой.

– Странное существо… Тип лица абсолютно чужд грианскому, – заметил Самойлов.

Вот и вестибюль. Наши шаги гулко отдаются под высокими сводами. Стены вестибюля покрыты изумительной по выразительности живописью, рассказывающей о завоевании грианами Космоса. Мы видим устремлённые к звёздам причудливые корабли, астронавтов, высаживающихся на планеты. Среди уродливых деревьев выглядывают чудовищные морды невиданных зверей. Вероятно, гриане знали какие-то новые методы изображения на плоскости: предметы на картинах имели глубину, а люди и животные казались настолько живыми, что я невольно протянул руку, пытаясь проверить своё впечатление, и… наткнулся на холодный камень стен.

Проходим длинными залами, наполненными тихой музыкой: это звучат мелодии тысяч приборов и аппаратов, абсолютно мне непонятных. Даже Пётр Михайлович, по-видимому, затрудняется хотя бы приблизительно угадать их назначение.

– Трудно понять мысль, ушедшую от нас вперёд на сотни тысяч лет, – задумчиво говорит он, словно извиняясь. – Мы сейчас, как неандертальцы, попавшие в двадцать третий век Земли.

Наконец мы в полукруглом зале с небольшим пультом посередине. Здесь нас ожидают учёные-гриане во главе с Элцом.

– Сейчас включают Космос. Попытайтесь передать своё сообщение… – отрывисто бросает он фразу куда-то поверх наших голов.

Поверхность свода озаряется бледным оранжево-зелёным сиянием. Ярко вспыхивает кольцо в центре пульта. Где-то над нами (то ли под нами?) разливается низкое рокочущее гудение.

– Говорите вот сюда, в это кольцо пульта.

Пётр Михайлович осторожно приближается к большому кольцу из матового металла, по которому струятся те же, что и на своде, оранжевые блики.

– Земля! Земля!. – От волнения голос академика дрожит. – Ты слышишь пас? В две тысячи сто пятьдесят девятом году мы – пилот Андреев и физик Самойлов – стартовали с Главного Лунного Космодрома к центру Галактики. Если верить приборам, нам удалось превысить скорость света и достичь такой скорости, которая равняется верхнему пределу скоростей электромагнитного Поля в пустоте. Вследствие необъяснимых пока возмущений была потеряна ориентировка. Корабль вышел из-под контроля автоматов. «Урания» прошла шаровые скопления и поднялась на миллион световых лет выше плоскости звёздного колеса Галактики… Мы очутились в межгалактическом пространстве.

Элц внимательно вслушивался в слова передачи, сверяясь с экраном разговорного аппарата.

– …Когда удалось снизить скорость до трети скорости света, мы снова вычислили маршрут полёта к центру Галактики. После этого «Урания» повернула обратно, развила скорость, меньшую световой всего на одну сотую километра в секунду, и через шесть лет полёта (в собственной системе отсчёта) достигла центрального сгущения нашей звёздной системы. Планета Икс найдена!…

Голос академика при этих словах торжествует:

– Мы открыли здесь общество разумных существ, создавших своеобразную цивилизацию, более высокую по технике, чем земная, в двадцать третьем веке. Стараемся познать важнейшие достижения гриан. Сообщаю галактические координаты планеты: плюс ноль целых две десятых градуса северной галактической широты, минус четыре…

Тут Элц мгновенно выбрасывает руку к пульту и рывком выключает подачу энергии. Оранжево-зелёные волны гаснут.

Самойлов вопросительно смотрит на Элца, и его глаза сталкиваются с холодно-враждебным взглядом. Воцаряется напряжённое молчание.

– Я прошу дать мне возможность закончить передачу, – требует Пётр Михайлович.

– Передача окончена! – звенит металлический голос переводной машины.

Я невольно делаю шаг к Элцу, но останавливаюсь, заметив молящий и вместе с тем предостерегающий жест Виары.

Элц, не сказав ни слова, идёт к выходу. У самой двери он отдаёт короткое приказание. Югд, Виара и все остальные вздрагивают и быстро выходят вслед за ним. Мы остаёмся одни.

Операторы невозмутимо работают у пульта и индикаторных щитов, словно происходящее их не касается.

Проходит несколько томительных минут.

– Почему они не дали мне закончить передачу сообщения? Не вижу никаких оснований… – Самойлов в недоумении пожимает плечами.

– Да всё ясно, как день, – говорю я. – Что же тут непонятного?… Элц прервал передачу в тот самый момент, когда вы передавали координаты Гриады. Они не хотят, чтобы земляне когда-либо вновь нашли их мир. Недаром Элц так подробно расспрашивал вас об общественном строе землян и о принципах жизни в самоуправляющейся ассоциации свободных трудящихся.

– Но у них, кажется, тоже не эксплуататорское общество, – возражает Пётр Михайлович.

– Это только так кажется. Мы ещё многого не знаем.

Резко щёлкает входная дверь. Это возвратились Югд и двое гриан. Мне показалось, что в глазах Югда промелькнуло нескрываемое злорадство.