Текст книги "Единение"

Автор книги: Александр Краснянский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Краснянский Александр
Единение

Александр Краснянский

Единение

Мир, в котором Он сейчас пребывал, был прост. Там была свобода стремительного движения, был распахнутый вширь простор, был встречный ветер, бьющий в лицо. В душе нарастал восторг, пробиваясь сначала тонкими ручейками радости сквозь косную неопределенность, и затем сливаясь в бьющие потоки и фонтаны, распиравшие Его существо. Хотелось кувыркаться, нырять во мглу вниз и взмывать к неясно брезжащему свету вверху, останавливаться на полном ходу и вновь устремляться вперед олицетворением неукротимой силы и обгоняющей мысль стремительности.

Но в Его счастье была червоточина. Стоило лишь помыслить ее, как потаенный страх начинал вить себе гнездо. Если его потрогать и почуять, он начинал принимать форму темной пелены, простирающейся внизу. Пелена сгущалась, наслаивалась, закручиваясь в темные спирали и громоздясь в пухнущие кучи. Немыслимой казалась радость, испытанная лишь мгновение назад. Казалось, все, что оставалось от него прежнего – это скорость и сила, которые несли его сквозь сгущающийся мрак. Черная тоска и ужас сжимали Его в длинное веретено, как бы размывая вдоль натянутой струны стремительного полета. Лишь она казалась спасением из неожиданной западни ощущений.

Свет мерк, и вместе с ним гасло сознание. Оставались лишь простые чувства – скорость и страх. Как долго Он пребывал в их власти, Он не мог бы сказать. Пучине страха противостоял лишь этот тонкий стержень, проходящий сквозь Него, и устремленный вперед. Скорость росла, как росло и Его стремление к избавлению от тьмы. Он неожиданно понял, что лишь знание чего-то, обычно непостижимого (до такой степени непостижимого, что странно было даже ощущать свою устремленность к тому, что раньше казалось абсолютно неважным), принесет Ему новую силу, способную победить страх. Казалось, путеводный стержень светился, указывая верный путь. Что было в конце? Он не видел, но понял, что там скрыта его Цель, та, которая предназначена Ему. Мысль вдруг спрыгнула с привычного колеса анализа и созерцания и понеслась вдоль светоносного стержня, обгоняя его, набирая невозможную доселе скорость. Это продолжалось несколько мгновений, в течение которых Ему казалось, что окружающий мир стал предельно понятен и отчетлив, звал к себе и своим тайнам, обещая раскрыть их немедленно и без остатка только Ему одному. Мир выставлял напоказ факты и сами собой складывались вызывающие восторг своей правильностью очевиднейшие умозаключения, откладывались в памяти навечно и становились почвой для сонма новых. Мир, во всем своем бесконечном многообразии и невыразимой красоте становился очевидным и понятным, ведя его к Цели. И он знал, какова она, всматриваясь в бездны прошлых событий, ведущих к ней, знал, почему именно Он должен достичь цели, и как этого добиться – нужно лишь, не отклоняясь, скользить вдоль Его стержня, ведущего из тьмы к...

Восторг от переполнявшего Его знания вдруг вырос до невероятных размеров и лопнул, как пенный пузырь. Он снова ощутил материальный простор. Он знал, что у него есть тело, стремительно несущееся сквозь пронизанный светом простор облачных гор, время от времени ныряя в пахнущую озоном влажную мглу, и снова выскакивая на свет. Воздух врывался в ноздри, распирая грудь и он выбрасывал его назад мощными толчковыми сокращениями грудных мышц. Рук и хвоста он не чувствовал – лишь видел туманный ореол слева и справа и слышал мягкий гул рассекаемого воздуха. Его ноги, одеревенев, лежали в несущемся навстречу потоке воздуха, стабилизируя его полет. Внизу, в просветах между туч, медленно разворачивался потрясающий своей красотой пейзаж: среди заполненных туманной дымкой пропастей с неслышно пенящимися потоками на дне, вздымались отдельные могучие массивы утесов с плоскими и слегка покатыми зелеными вершинами. Они все лежали на одном уровне, и с этой высоты казалось, что он летит не над экваториальным плоскогорьем, а осторожно переставляет конечности, пробираясь по болоту с кочками, покрытыми мягким зеленым мхом. Иллюзия рассеивалась, однако, при виде неприступных боковых склонов утесов, растрескавшихся от многих миллионов лет ветров и дождей, и белых струй водопадов, низвергающихся в широкие темные долины внизу.

В одном из ущелий он неожиданно заметил черную клубящуюся тучу. Древний страх резанул его, и он инстинктивно набрал высоту, но тут же устыдился и, выровнявшись, лег в пологий вираж. Главное – не зазеваться и не влететь в тучу, состоящую из миллионов уарвов. На скорости его полета подобное столкновение наверняка приведет к тому, что органы дыхания окажутся плотно забиты шевелящейся, непробиваемой массой гибнущих насекомых. Но то, что смертельно для него, является любимым лакомством для умрофамов. Надо лишь внимательно осмотреть окрестности... Точно! На круглом склоне одного из утесов вдалеке – россыпь серых точек, кажущихся неподвижными. Набрав высоту и уйдя в облако, он сразу взял нужное направление и через мгновение (ни на йоту не усомнившись в том, что такое расстояние можно преодолеть столь быстро) вынырнул прямо над стадом.

Умрофамы немедленно расправили огромные крылья и суматошно хлопая ими, начали разбег вниз по склону. Но он уже увидел того, который был с самого начала предназначен ему, и только ему одному. Длинное, покрытое серой шерстью тело жертвы, плотно сжатое ротовое отверстие и широкие крылья точно легли на мысленный образ, всплывший из глубин древности. Лишь полные ужаса глаза на верхней стороне головы заставили его на мгновение замешкаться. Черные, суженные спереди и сзади, с расширившимся крестообразным зрачком. Им не было места в той части его сознания, что контролировала навыки охоты. Силясь отбросить необычное ощущение, он ударом остановил движения рук и хвоста и медленно, неожиданно медленно, стал выпрямляться в трехметровую разящую стрелу, раскрывая восемь огромных, черных, почти прямых когтей на руках, в то время, как ноги направили его полет в ту точку, где должна было произойти...

Мир сложился вокруг единственной прямой нити, протянутой от него к жертве. Он, ничего не слыша, скользил вдоль нее, глядя в растущий глаз. Неприятное ощущение росло по мере того, как ему стало казаться, что тот выпячивается, заостряясь гранями по осям креста... Там он видел отражение – свое и всего остального мира, искаженное, неправильное, перевернутое и разбитое на четыре части. Нить распалась, закрутилась в спираль и потемнела, и он внезапно ощутил, что перед ним он сам, только не такой, каким он всегда был, а такой, каким ему еще предстоит стать. Его Цель. Он ощутил странное, доселе не испытанное ощущение единства сознания с тем, который (он точно знал это) был его подлинным братом. Он знал, что он сам является Целью для него, и у него тоже есть путеводная нить, ведущая сквозь всю жизнь к этому моменту единения. Но то, что ему предстоит сделать, никак не вязалось с этими непривычными чувствами, ибо охотник был охотником, а жертва – жертвой. Но тут угасший было проблеск прошлого, древнего знания вернулся и указал Ему простой, очевидный и предельно ясный путь, которым совмещались две стороны его бытия. Он понял, что то, что он делает, единственно правильно и необходимо, что только так он может выполнить свое предназначение. Не только прошлое, но и непреодолимая доселе завеса незнания о будущем начала приоткрываться перед Ним.

Удар, и глаз лопнул в туче брызг ярко-оранжевой крови. Слившись глубоко вонзившимися когтями со своей жертвой в единое целое, они, кувыркаясь, неслись по инерции (странно медленно) над пологим склоном утеса, обрывающимся впереди пропастью. Рванув на себя кисти рук, он подтянул к себе бьющееся тело и, распахнув пасть, впился в загривок, с наслаждением ощущая, как клыки пронзают толстую шкуру, сминают мышцы и сокрушают хребет. Хруст кости отдался в его черепе вместе со звуком лопающихся связок в тот момент, как струя ароматной горячей крови хлынула в его глотку. Рванув шеей назад и вверх, он почувствовал, как скорчилась жертва, чей передний мозг потерял связь с задним. Одновременно, он складывал когти вдоль ладони, не вынимая их из тела, и чувствовал скользкую податливость мохнатой шкуры, распарываемой сразу во многих местах.

Вытянув руки вперед, он мощным толчком ног отправил умрофама вниз, ожидая наступления привычной бесчувственности колебаний летательного цикла, однако, странным образом, он так и взмыл, держа руки и хвост неподвижно. И хотя он не смотрел вниз, он почему-то видел, или ощущал, что видит, или просто знал, как полумертвый, скорчившийся зверь катится по склону в туче пыли, ломая себе хребет, крылья и конечности, в то время, как остальное стадо, рассыпаясь, стремительно пикирует в долину, на дне которой видны еле заметные темные облачка уарвов. Последним его ощущением в реальности сна была необходимость найти место для посадки на этом утесе...

Сердца бились на один такт – попеременно левое и правое, постепенно успокаиваясь. Дыхание приходило в норму. Когти расслабленно разжались, и кожная складка, закрывающая летательную перепонку, стала незаметной в белом меху. Медленно он открыл глаза. Слабый красноватый отблеск на вогнутой гладкой поверхности – единственное, что было доступно его зрению. Он лежал, подавленный виденным сновидением. Постепенно пришло понимание того, что оно основано на воспоминании о той охоте... Но тогда не было ничего особенного – охота как охота (правда, первая и единственная в его недолгой пока жизни). Он не мог вспомнить, чтобы с ней были связаны подобные непривычные переживания.

Поведя ушными раковинами, он уловил еле слышное сипение втягиваемого в районе ног воздуха. Осторожно, следуя твердо усвоенному навыку, он вывернул руки и отвел фиксатор сначала слева, потом справа. Блик перед лицом дрогнул, замельтешил и исчез, когда крышка спальной капсулы скользнула в щель. Приподнявшись, в тусклом красном свете индикатора часов, он оглядел внутренность маленького помещения, имевшего в общем форму перекошенного и слегка искривленного параллелепипеда. Кроме герметичной спальной капсулы, здесь был небольшой запертый рундук и, в углублении стены, выдвижная раковина с подачей воды. Цифры, отмечающие время, светились на ближней к изголовью абсолютно черной нависающей косой стене. Клавиатура управления этим экраном располагалась с наружной стороны спальной капсулы. Когда корабль находился в обычном космосе, он любил включать внешний обзор сквозь оптические преобразователи и любоваться неподвижной картиной звездного неба, такой разной в разных частях Галактики. Сейчас этого сделать было нельзя.

Он нажал на первый во втором ряду сенсор, и часы сменились надписью "Новых сообщений нет. Запас энергии 158 четырехсотых. До цели 327 эквипарсек. Приветствую новый день и тебя, Уяус Вурроу Уяус". Он слегка удивился. Обычно компьютер обращался не столь церемонно. С внутренней усмешкой он подумал "Может, близость к Миу влияет? Нет, на него – скорее уж Мау..."

Почувствовав острое желание привести себя в порядок, он аккуратно вылез из капсулы, не поднимаясь на задние ноги (здесь было слишком мало места для его обычного полутораметрового роста), развернулся и открыл люк, зажмурив глаза и прижав уши от света и звука, показавшихся нестерпимо сильными. Шум внезапно оборвался, и он тут же понял, что то был обрывок звука закрывающейся переборки. Кто-то только что вышел из отсека. Теперь в пространстве стал различим висяще-постоянный шум жидкостей и газов в трубопроводах, прикрытых кожухами. Наконец, он протяжно зевнул и раскрыл глаза с узкими зрачками и лучащейся радужной оболочкой царственного сине-зеленого цвета. Прямо перед ним был симметричный люк капитанской каюты, а внизу был светящийся белым полом проход между четырех спальных капсул остальных членов команды.

Мягко спрыгнув вниз на четыре конечности, он поднялся на ноги, и направился к заднему люку, за которым находился гигиенический отсек. Приведя в порядок шерсть и сделав пару растяжек (хвост приходилось держать кольцом из-за недостатка места), он пошел в рубку. Миновав жилой отсек (переборки открывались и закрывались с отвратительно громким шипением, и проходы в них не позволяли разминуться двоим), он попал в машинный.

Оператор, одетый в форменный синий комбинезон, сидел в рабочем кресле, зажатый со всех сторон плоскими экранами, сенсорными клавиатурами, тяжелыми лбами металлических корпусов, и не видел его, так как у него на голове был тяжелый шлем с оптическим преобразователем сигналов, приемный хобот которого уходил внутрь мешанины иглообразных выступов под приоткрытым кожухом. Уяусу пришлось переступить через его хвост, небрежно лежащий прямо посреди прохода.

Коридор далее разветвлялся, огибая колонну с (как он знал) аппаратурой уравнителя времени – первой по важности детали корабля. За ней шел мультиверс-аккумулятор энергии с преобразователем прямого излучения и компьютер. Разумеется, корабль не смог бы существовать и без сотни других систем и подсистем, но эти три были важнейшими, и о них каждый ххифс знал почти от рождения, как о чем-то само собой разумеющемся. Этот факт несколько притуплял ощущение уникальности их конструкций и огромной массы вложенного в них труда и знаний, так что он бесцеремонно протиснулся мимо уравнителя.

В боевом посту шла работа: Устройство заряжания правого пускателя было раскрыто, и в нем виднелись длинные зеркальные тела двух ракет в магазине подачи. Третья была извлечена и опущена почти до уровня пола на двух коленчатых захватах. Над ее раскрытой контрольной панелью склонились инженер систем и стрелок, что-то обсуждая. Они были одеты. Инженер указывал куда-то внутрь небольшим сборочным инструментом. При его появлении они выпрямились, отдали честь легким кивком головы снизу вверх и выкатом глаз, и нестройно произнесли:

– Приветствую день и Ваше Высочество.

Уяус принял приветствие и спросил:

– Где Ххисар?

– На вахте. – Ответил инженер.

Он прошел дальше, и, миновав передний грузо-шлюзовой отсек (кинув беглый взгляд на скафандры), открыл переборку рубки. Здесь светился не только пол или потолок, как в других частях корабля, но и вся поверхность стен. По крайней мере, так это выглядело с того места, где он сейчас находился. Зона стереоэффекта находилась в районе двух ложементов, расположенных перед светящимся разноцветными участками многофункциональным сенсор-пультом. В правом ложементе сейчас находился одетый в скафандр (иначе долго сидеть в этом приспособлении было неудобно) Ххисар. С тихим клацаньем его когти, заключенные в заточенные металлические футляры перчатки, перемещались по клавиатуре ("контроля навигации" – решил Уяус, судя по розовому цвету панели).

Он тихо подошел и присел в левый ложемент, устраиваясь поудобнее на холодном металле с округлыми выступами. Капитан, заметив его краем глаза, приветствовал его небрежным кивком, не отрываясь от дела.

Он оглянулся вокруг, пытаясь понять положение корабля в Галактике. В белесой бесконечности вокруг висела прочерченная тонкими черными линиями огромная и сложная трехмерная сеть, испещренная кружками, точками, неправильными кривыми и цифробуквенными обозначениями. Казалось невозможным понять их смысл, тем более, что ближайшие элементы сети еле заметно, но непрестанно двигались, постепенно меняя свои положения, а некоторые обозначения исчезали, появлялись снова, неожиданно превращались в неспешно проплывающий или несущийся сломя голову ряд цифр. Из глубины пульта раздавался равномерный писк на однообразной, успокаивающей ноте.

Постепенно, в хаосе линий Уяус сумел найти некоторую закономерность – прямо перед носом корабля (направление в данный момент было отмечено жирным черным трехмерным конусом), за несколькими более-менее плоскими завесами сети, проглядывал огромный узел сходящихся линий, опоясанный неровным косым кольцом из черных кружков. То была нынешняя цель их путешествия – окутанная непроницаемой для видимого света газопылевой туманностью, сердцевина балджа Галактики – комплекс коллапсаров, окружающих единственную в этой гигантской звездной системе "белую дыру" Мау. Этот естественный генератор материи, стабилизированный гравиинтерференционным диполем под названием Миу, извергал ежеминутно такую массу излучения и вещества, которой бы хватило на небольшое звездное скопление где-нибудь в одном из рукавов. Львиная доля материи поглощалась кольцом коллапсаров, но остаток уходил прочь от центра, порождая спиральную структуру исполинских масштабов. В этом газе и образовывались сгущения, становящиеся звездными системами и их комплексами. Самым же удивительным было то, что объект Миу был обитаемым.

Уяус посмотрел на Ххисара. Тот казался неуклюжим в своем черном, слегка поскрипывающем при движениях скафандре с мощной бронекирасой и золотистыми знаками различия флагмана. Глаза с грязно-зеленой радужной оболочкой фамилии Ваур, сосредоточенно смотревшие на плоский дисплей, повидали свет звезд всех ведомых спектральных классов, а его вибриссы трепал ветер не одного десятка планет. Уяус не был разочарован, что его первопредок, ныне правящий Уяус 314-й Вурроу, счел нужным оторвать одного из главных флагманов державы от обычных дел и отправить в многомесячное путешествие вместе с наследником. Кроме того, что он ощущал себя в полнейшей безопасности на корабле с таким опытным командиром, он находил приятным общаться с ним, невзирая на их разницу в возрасте (не в его пользу) и в положении (в его пользу). Они часто, когда выдавалась свободная минута, проводили время в интересных спорах и рассуждениях о разных вещах, начиная от музыки и кончая физическими теориями мультиверсума. Как правило, Ххисар занимал всегда более прагматическую позицию. Уяуса иногда огорчало, что тот менее восприимчив к красотам разных звезд и планет, на что Ххисар, усмехаясь, отвечал, что видал всякое, а уж после того, как кто-нибудь увидит ЕГО родную звездную систему, у него отпадет всякое желание удивляться, так что он сам еще неплох в этом отношении. Ххисар был родом с планеты Моу (или Уоу, как ее предпочитал называть Уяус), где большинство населения составляли Вауры. Звезда эта была уникальна тем, что была наименьшей по массе из звезд, имевших пригодные для жизни ххифс планеты (открыта она была чисто случайно).

Но Уяус никогда не позволял себе забыть, кто такой Ххисар и кто такой он. Между ними пролегала пропасть более глубокая, чем между Ххисаром и каким-нибудь стрелком в чине младшего звездолетчика на захолустной базе в Большом Облаке. Ему, по праву первородства, предстояло вскоре получить всю полноту власти над половиной заселенной ххифс Галактики, править в течение самого блистательного (он знал это) цикла своей бесконечной жизни, а потом на миллионы лет, пока не сотрется окончательно в его сознании память о том, что было, пожинать плоды былой власти. И кто знает, не окажется ли их горечь непереносимой настолько, что он отправится в изгнание на тысячи лет? Его судьба была наполовину предрешена задолго до его рождения. А Ххисар был вынужден всю свою жизнь выбирать свой дальнейший путь. И хотя мудрые советники (многие из которых были когда-то правителями) и жрецы учили Уяуса, что ему выпал единственный выигрыш из миллиардов возможностей, он не был уверен в этом до конца. В глубине души он чувствовал, что его натура несколько шире тех рамок, которые были определены в далеком прошлом правителямизаконодателями для себя самих. Но он был достаточно умен, чтобы не показывать этого. Более того, поразительное единодушие его советников в этом вопросе как-то навело его на мысль, что они и сами не прочь поправить цикл-другой...

И хотя он уверял себя, что его подозрения беспочвенны, что эпоха заговоров и мятежей давно забыта, незримая тень порой набегала в его сознании на образы многих из тех, кого он знал. И Ххисара. Он снова посмотрел на капитана. Голова Ххисара была заключена в открытый сейчас черный глянцевитый шлем боевого типа. На его лбу рдела трапеция власти официальный герб династии. Как часто это случалось в последнее время, ее вид пробудил не совсем приятные воспоминания.

Не пройдет и четверти цикла, как Уяус взойдет на трон и обретет полноту власти над своими практически бессмертными подданными, населяющими Галактическую Область Уяуса. Править ему будет дозволено лишь в течение одного цикла, после чего власть перейдет к его первопотомку (плоду первого из четырех его яиц, которые ему предстоит выпестовать в своей жизни). Сам он вышел из яйца лишь два с половиной цикла назад, когда правил Уяус 312-й, его предок третьего порядка. Цикл каждого ххифс начинается с момента выхода из яйца и продолжается в течение ровно пяти лет планеты Ххифс – прародины всех ххифс. В конце каждого цикла накапливающаяся энтропия организма приводит к состоянию кратковременной (около двух часов) комы с остановкой дыхания и потерей пульса, после чего организм вновь возрождается к нормальной жизни. В период комы происходит активное деление клеток специфичной для ххифс мозговой ткани, являющейся материалом для новых нервных клеток, а также идет активная восстановительная фаза метаболизма, характерная для того царства живых существ, к которому они относятся (так называемых энергоконцентраторов, эндемичных для планеты Ххифс). Происходит трансформация всех жировых тканей в химическое соединение, процесс окисления которого в условиях поступления большого количества кислорода позволяет энергоконцентраторам временно блокировать нормальную деятельность всех или части обычных органов, и расходовать полученную энергию образом, нехарактерным для других существ – увеличением в сотни раз частоты биоритмов. Результат действия этого процесса различен у разных видов энергоконцентраторов, к примеру у ххифс – доминирующего вида планеты, воздушных и наземных хищников, он отражается в способности к машущему полету, при котором подъемная сила создается движениями рук в плечевых суставах в горизонтальной плоскости при горизонтальном положении тела, а толкающая волнообразным движением длинного хвоста. Частота летательных движений при этом может достигать 100 герц и более. При этом, разумеется, кровообращение в руках и хвосте останавливается, а метаболизм тканей обеспечивается лишь за счет вышеуказанного процесса.

Каждый ххифс, как уже было сказано, способен произвести на свет четыре собственных клона, начиная с первого же цикла, далее на четвертом, пятом и тридцать восьмом. Однако, организмы-потомки не идентичны родительскому в фенотипе, поскольку у энергоконцентраторов изменчивость не настолько сильно обуславливается генотипом, как у других, сравнительно близких им видов организмов. К концу 200-го цикла энтропия достигает максимальной пороговой величины, при которой кратковременная "кома" уже не в состоянии восстановить жизнедеятельность организма. В природных условиях ххифс умирали бы, достигнув этого возраста, однако их наука обнаружила, что достаточно подвергнуть такой организм состоянию стасиса (спячки в особых условиях) на протяжении следующих двухсот циклов, чтобы он вернулся к первоначальному состоянию, правда, частично теряя память и полностью – способность к размножению.

Так или иначе, правителями ххифс становились лишь первопотомки действующей серии правителей фамилии Вурроу, и правили они лишь в течение одного своего третьего цикла. Такой порядок был установлен не сразу, а стал продуктом сначала опыта правления первой династии Ххисаров Вурроу, а затем и Первой династической (или Вурроу-) войны. С тех пор в Галактике образовались две граничащие области, в одной из которых постоянно правили Уяусы Вурроу, а правители другой носили имя Муряуса. Нарушенный было поначалу паритет был восстановлен во Второй династической войне, завершившейся победой Уяуса, после чего на тысячелетия воцарился мир, наполненный экспансией, переносами столиц, эволюцией языков и внешними войнами против нескольких видов агрессивных иногалактических пришельцев, в которых когда-то противоборствовавшие стороны неизменно выступали союзниками.

Сейчас, в правление Уяуса 314-го (а также Муряусы 313-го), Галактика территориально была поделена примерно пополам между двумя династиями, однако население Галактической Области Муряусы (ГалОМу) было примерно в три раза больше, чем у соседа. С другой стороны, подданные Уяуса, исторически поставленные в более сложные условия на переднем крае цивилизации Ххифс, развили более сильную науку, и их планеты были более индустриализованы. Никто даже и не помышлял о возобновлении покрытой пылью веков вражды, хотя у обеих сторон имелся боеспособный космический флот на случай очередной внешней агрессии против колоний ххифс. По независимой оценке ученых института галактополитики на Пхлл-Ко, их объединенная военная мощь не имела себе равных в известной тогда части вселенной (история Второй внешней войны не в счет, так как тогда уровень военного потенциала противника не удалось оценить даже приблизительно).

Таким образом, не было ничего удивительного в том, что желание наследника совершить путешествие по Галактике и нанести полуофициальный визит в ГалОМу было встречено с пониманием и поддержкой. Ему доверили боевой корабль малого класса, но с хорошим ускорением и энергозапасом, и назначили его капитаном одного из многообещающих и сравнительно молодых командиров высокого ранга – Ххисара Ваур Уяолра.

Отправившись со столицы, Уиау-Врис, они посетили Мрисен, сверкающий белизной своих громадных полярных шапок в свете далекого белого солнца, увидели закованные в сталь и золото промышленные зоны Миау-Мрена, пересекли границу ГалОУя/ГалОМу, любовались ледяными кольцами Мреу, с удивлением, как первооткрыватели, смотрели на планеты-близнецы Нлинеу 1 и Нлинеу 2, обращающиеся вокруг общего центра тяжести, вслушивались в заунывную песнь ветра на глиняных увалах Нлинау, с содроганием сердец ступили на Ххифс, где наследнику было высочайше разрешено поохотиться в заповедных плоскогорьях, и, наконец, вышли в обычный космос на внешних подступах к столице Муряусы – Мирс-Миу.

Из информационных записей, которыми его пичкали в детстве, Уяус хорошо знал, что Мирс-Миу – самая густонаселенная планета ххифс и четвертый по величине космопорт в Галактике (опять таки, крупнейший у ххифс). Но впечатление от реально увиденных масштабов освоения пространства этой древней системы подавляло. Это было настолько не похоже на его собственную столицу, казавшейся отсюда захолустной колонией на краю известного мира, что не испытанное доселе чувство черной зависти стало грызть его душу. Напрасно он убеждал себя, что четырнадцать циклов освоения Уиау-Врис несопоставимы с тремястами двадцатью двумя Мирс-Миу, что город Уяусон с населением пять миллионов жителей был возведен за полгода на совершенно пустом месте по гениальному проекту, а орбитальные верфи столицы выпускают в среднем по кораблю в тридцать часов. Все иллюзии разрушились, еще когда они пересекали в режиме торможения внешнюю область газовых гигантов.

Постоянно включенные приемопередатчики и автоматические регистраторы сообщений говорили, рычали, насвистывали, кашляли и пели на сотне языков. Экраны радаров ближнего и дальнего обзора показывали вытянувшуюся в пространстве, нескончаемую движущуюся ленту кораблей всех классов и размеров, спешивших по указанным диспетчерами коридорам к исполинскому кольцу орбитальных баз, кружившемуся вокруг звезды там, где тысячелетие назад был лишь пояс астероидов. Ближайшие базы можно было даже увидеть на экране в режиме без увеличения – на фоне звезд медленно ползли группы шаров, кольца, ежи и стержни, подсвеченные желтовато-белым сиянием местного солнца. На радаре же виднелось второе, третье кольцо, а также густо заполненные объектами меньших размеров, области вокруг двух внутренних планет.

Двигаясь согласно указаниям диспетчеров (их кораблю было выказано особое уважение, так что они получили возможность пользоваться услугами живых операторов), они медленно ползли ко входному концу посадочного коридора порта Муряусона, наблюдая за происходящим вокруг. Он тогда был в рубке, и вместе с Ххисаром переводил фокус оптического увеличителя с корабля на корабль. Большинство из них были крупными, средними и мелкими транспортами компаний, базирующихся в ГалОМу, но изрядную долю составляли суда Галактических перевозок Мурра, Галактической транспортной компании, а один транспорт большого класса, похоже, пришел прямо из галактикспутников, судя по знаку "Хисонских пространств" на борту. Были там и пассажирские лайнеры, а также корабли иных народов Галактики. Уяус смог распознать лишь характерные граненые симметричные кристаллы судов Головоногов, стремительно скользившие в черноте космоса, не оставляя огненных хвостов эмиссии вещества – они использовали мощные гравитроны, технология производства которых пока оставалась тайной. Другие суда были похожи на неуклюжие связки цилиндров и пластин, огромные фермы с подвешенными внутри шарами, искривленные зализанные плиты с острой передней кромкой, а когда Мирс-Миу уже заняла пол-экрана, нависая над головой облачно-голубым полушарием, они почти пять минут летели вдоль грязно-серой колонны непомерной длины, сходившей на нет со стороны иглообразного носа и увенчанной с двух концов хрупкими на вид пластинчатыми сооружениями изящной формы. Колонна медленно двигалась по направлению к огромному полому цилиндру орбитального дока. Вытянувшись нескончаемой чередой, из глубин невидимой гравитационной ямы центральной звезды тащили длинные хвосты грузовых модулей к внешним планетам и станциям прекрасные и невероятно огромные солнечные парусники.

Дважды за время их путешествия раздавался автоматический сигнал индикатора облучения, и Ххисар все больше мрачнел, глядя, как их корабль беззастенчиво обшаривают лучи слежения и наведения ракет, а один раз они прошли прямо сквозь дисковидный строй боевой эскадры. Хотя их корабль тоже был боевым, он казался утлым суденышком по сравнению с гладкими белесыми громадами, молча и презрительно висевшими в пространстве. Уяус поначалу рассвирепел, не замечая никаких признаков полагающегося приветствия, но когда они уже миновали эскадру, откуда-то издалека примчалась и заняла позицию вокруг их корабля эскадрилья уродливых автоматических истребителей. В этот момент пискнул сигнал связи, и в пространстве объемного экрана возникло изображение ххифс в раззолоченном черном скафандре, обратившегося со словами приветствия на хорошем УиауВрисском диалекте к наследнику правителя дружественной державы и прославленному флотоводцу в чине флагмана, решивших нанести визит "в нашу славную столицу". Он предложил принять как знак почестей этот скромный эскорт, который призван обеспечить необходимую безопасность наследнику на случай "непредвиденных происшествий". Ххисар мрачно пробурчал что-то вежливое на местном языке, которого Уяус не знал, и на этом обмен приветствиями был закончен.