Текст книги "Дом на улице Ленина. Серия «Созвездие Девы»"

Автор книги: Александр Коренюгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

«Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы».

Евангелие от Марка

Глава 1

Похоронили Аньку почти через месяц после убийства. Все это время ее тело находилось невостребованным в морге.

Обстоятельства сложились так, что хоронить убитую женщину пришлось ее соседям. Смерть Аньки по умолчанию для ее семьи большим горем не могла быть. Ее исчезновение из жизни и семьи вообще могло остаться незамеченным. Еще при жизни соседи старались при встрече торопливо обойти ее стороной или сделать вид, что не замечают ее присутствие на своем пути. Друзей у нее не было. Были собутыльники, но эти всегда были в отключке от выпитого убойной дозы спиртного или в торопливом поиске чего бы еще, и поскорее, выпить. Ну, ушла из жизни беспутная во всех смыслах женщина, туда ей и дорога: пользы-то от нее ни для общества, ни для семьи никакой. Пустельга, дармоедка и никудышная мамаша.

Да, конечно, Анька при жизни не была примерной женой и хорошей матерью, но семья у нее все-таки была. И семья эта на удивление состояла из порядочных людей. Поэтому беспутная жизнь и нелепая смерть Аньки не могла стать причиной отказа ее семьи от организации и проведения похорон. Как-никак Анька была матерью взрослого сына Дмитрия и бывшей женой трудолюбивого чудака Геннадия, который даже после развода не снял с себя ответственность за всю семью, главой которой он был почти десять лет. Тем более, что рядом с Анькой жила его родная и горячо любимая десятилетняя дочь Лиза. Они бы, конечно, похоронили и даже с почестями, каких Анька не заслуживала.

Но сразу после смерти Аньки ее семья, как карточный домик, мгновенно рассыпалась. Единственный член семьи – маленькая Лиза, была цела и невредима. Но это был беспомощный ребенок, и предать тело своей матери земле она не могла. Папу Лизы сразу после обнаружения тела Аньки арестовали, и на время проведения следственных мероприятий поместили в СИЗО. Геннадий по версии следствия стал подозреваемым в убийстве бывшей жены, пока в одном числе.

Второй совершеннолетний член семьи, сын Аньки от первого брака Дмитрий, в день убийства Аньки пропал. Его телефон на вызовы не отвечал, затем и вовсе отключился, видимо, разрядилась батарея.

Опергруппа, работавшая по раскрытию убийства, Дмитрия в качестве убийцы своей матери не рассматривала. Участковый офицер милиции, старший лейтенант Андрей Голубев, хорошо знал не только саму Аньку, но и родословную всех членов ее семьи. Не менее одного раза в неделю, а иногда и гораздо чаще, старший лейтенант приходил в дом на улице Ленина, чтобы в очередной раз провести с Анькой воспитательную работу и направить ее на путь праведной жизни. Во время своих визитов общался он и с детьми Аньки – взрослым Дмитрием и малолетней Лизой, и поражался терпению и мужеству паренька.

Дмитрий всегда пытался как-то защитить свою мать, спрятать от посторонних глаз ее очередной запой и мерзопакостное поведение. Соседи Аньки также в один голос утверждали, что Димка не убийца. Конечно, от своей мамаши парень настрадался. Родила она его и бросила на выживание. Так детство и прошло – без заботы и любви матери. Бабушка и соседи – вот и все его воспоминания о детстве. С самого рождения жил в голоде, нужде и постоянных стрессах, но убить мать он не мог. Не того характера был парнишка. Это он нянчил Лизу, когда его отчим уезжал в другие города на заработки, кормил, поил, оберегал от пьяной матери.

После развода Геннадий снял для себя комнату в соседнем доме. Лизу навещал, приносил продукты, покупал одежду. Иногда забирал Лизу к себе на выходные, когда Лиза пошла в школу, ходил на родительские собрания. Но главным человеком в жизни Лизы был и продолжал им оставаться ее брат, Дмитрий. Когда пришло время, и Диму призвали на срочную военную службу, Геннадий на два года забрал Лизу к себе. После возвращения Димы домой, буквально на следующий день, рядом с ним уже была и Лизанька. И вовсе не потому, что Геннадий устал от обязательств по содержанию и уходу за маленькой девочкой. Причина здесь была другая – сама Лиза ежедневно считала в календаре оставшиеся дни до встречи с братом.

По факту убийства Аньки было возбуждено уголовное дело. По большому счету убийство Аньки среди населения небольшого городка большого интереса не вызвало – пила без разбору все, что попадалось под руку, вот и допилась до своей смерти. Можно было дело и вовсе не возбуждать, мол, умерла от большой дозы выпитого алкоголя плохого качества. Для милиции это был бы самый приемлемый вариант. Но обнаружили Аньку соседи в подъезде своего дома с полиэтиленовым мешком на голове. Получается, что Аньку задушили. И кому это понадобилось? Кому мешала спившаяся, опустившаяся женщина? Только бывшему мужу – сделала вывод следственная группа. При разводе Геннадий претендовал на квартиру, в которой проживала семья, и он в том числе. Но суд не стал выселять Аньку из квартиры и плодить городских бомжей, кроме того, таким же образом мог лишиться жилья и сын Аньки от первого брака, что вообще было недопустимо. Поэтому в иске Геннадию отказали, мол, живите там все вместе, и находите компромисс самостоятельно. Отказали, правда, частично – судом ему была официально выделена для дальнейшего проживания одна комната, на которую в то время оформили отдельный лицевой счет. Следственная группа усмотрела в действиях Геннадия при разводе мотив для сегодняшнего преступления – все та же квартира в доме на улице Ленина. Бывшего мужа арестовали и поместили в следственный изолятор. Но это поспешное решение милиция приняла еще и потому, что вне зависимости от личности убитой женщины – искать ее убийцу все-равно придется. Много лет в соседях у неблагополучной семьи жила уважаемая всем городом Дарья Викторовна Сенокосова – ныне свежеиспеченная пенсионерка, а ранее судья и, одновременно, председатель городского суда города Марьин Лог. Дарью Викторовну в городе уважали за ее безупречную репутацию судьи, справедливость и честность в принятии решений по разбираемым делам.

Именно поэтому начальник городской милиции молча выслушал рапорт опергруппы, выезжавшей на убийство Аньки, и отдал короткий приказ – «возбуждайте уголовное дело». Он понимал, что вскоре ему позвонит «сама» и попросит проинформировать о проделанной работе по раскрытию преступления. Если в «проделанной работе» ее что-то насторожит, то от нее может последовать звонок не только в другие правоохранительные органы города, но и в их вышестоящие областные инстанции. Да мало ли еще куда? На пенсию она вышла по доброй воле, решила, что молодежь должна расти, а не топтаться за спиной «старой тетки», которая компьютер толком не знает, а в новых электронных технологиях вообще полный профан. Ее отпустили на заслуженный отдых при условии, что будет помогать молодежи и, в случае необходимости, сообщать по инстанциям и даже править их неадекватные решения, если таковые появятся. Всем давно известно, что в разрешении спора между двумя сторонами всегда бывает побежденный, и он же обиженный, как ему кажется на несправедливое решение судьи. Но с Дарьей Викторовной этого не случилось. Ей удавалось найти компромисс в любом споре и принять справедливое решение. Именно поэтому обиженных земляков лично на нее, в родном городе практически не было. При встречах ей продолжали учтиво кланяться и осведомляться о здоровье. Лейтенант милиции Голубев, недавно подросший до звания старший лейтенант, по-прежнему не возражал против «Андрюша» от Дарьи Викторовны, хотя с другими жильцами поднадзорного участка стал строг и официален. Новые погоны обязывали.

Через два дня после убийства Аньки Голубев обнаружил, что пропал Дима. Как обычно участковый навестил квартиру, в которой совсем недавно жила убитая женщина вместе со своей семьей и обнаружил в ней только Лизу. Лиза привычно распахнула перед офицером дверь своей квартиры и застыла в ожидании указаний от дяди участкового. Но так как Андрей молча смотрел на нее, то инициативу в разговоре взяла на себя:

– Дядя милиционер, вы сегодня к кому пришли? Мама сейчас в больнице, в морге, ее убили. Папа в милиции, его арестовали и закрыли в какой-то комнате на замок. А Димка после того, как вы здесь были, пошел вечером в магазин за пельменями и домой не возвращался.

Андрей прошел на кухню и обнаружил пустые кастрюли на плите и такого же содержания старенький, обшарпанный холодильник.

– Понятно, – пояснил себе ситуацию Андрей и обратился к Лизе, – скажи, Лиза, а что ты сегодня ела?

– Я вчера и сегодня ела все, что нам подавали на обед в школе. Сегодня даже Светкину порцию доела, она мне разрешила, – похвасталась Лиза, – а дома у нас еды нет. Димка обещал купить пельмени и еще чего-то вкусненького, но домой уже два дня не приходит. Наверное, на работе задержался или просто меня бросил.

– Так, понятно, – снова подвел итог увиденного и услышанного Андрей, – давай, девонька, собирай свои учебники, одежки-обувки и пойдем мы с тобой в гости к Дарье Викторовне. Поясним ей ситуацию и узнаем, что она по этому поводу думает. Димка домой не приходит по какой-то личной причине или он просто сбежал от милиции? Может, это он убил вашу мамашу?

– Нет, он не убивал, – заверила Лиза участкового, – наверное, мама сама задушилась от плохой жизни. Она часто мне говорила, что надоела ей такая жизнь и лучше повеситься, чем нам прислуживать и выслушивать папу и Димку. Вот и задушилась.

Лиза быстро собрала свой рюкзачок, она любила бывать в гостях у Дарьи Викторовны. Они спустились на первый этаж и «дядя участковый» нажал кнопочку звонка на двери в квартиру любимой Лизиной соседки. Вскоре девочка поела и перешла в комнату, где ей было выделено рабочее место для подготовки домашнего задания. Там же имелось и спальное место. Эту комнату Дарья Викторовна называла «гостевой» и сейчас сюда селила на проживание Лизу. Девочку нужно было как-то обустраивать, да и школу ей никто не отменял.

Теперь Дарья Викторовна могла поговорить с Андрюшей:

– Садись, Андрюша, за стол. Чай будем пить. Как мне показалась, у тебя есть ко мне какой-то вопрос?

– Не совсем это вопрос, – ответил Андрей, усаживаясь за стол, – это скорее предположение. Дмитрий исчез сразу после убийства матери. Вы не считаете, что это может быть побег от милиции? Возможно, это он убил свою мать, а потом понял, что за это нужно будет отвечать по закону, испугался и где-то спрятался.

– Нет, я в это не верю, – не согласилась Дарья Викторовна, – Дима не убийца. Но ты продолжай. Попробуем рассмотреть твою версию на фактах.

– Фактически Дима вырастил свою сестру, с пеленок и по сегодняшний день. Они расстались на два года, это была служба Дмитрия в армии. После демобилизации у Димы был выбор, как строить свою жизнь дальше. За два года службы Дима получил удостоверение на вождение машин всех категорий и хорошо изучил компьютер. Он имел пользующиеся спросом на рынке труда две прекрасные профессии, мог начать самостоятельную жизнь и уйти из этой семьи. Но он не только сам вернулся в семью, но забрал туда же сестру. И продолжал о ней заботиться. И вдруг Дима куда-то пропадает. Это можно рассматривать как аргумент в пользу того, что он совершил преступление и сбежал от милиции?

– Нет, – возразила Дарья Викторовна, – это аргумент в пользу того, что у Димы возникли некие трудности или даже непреодолимые препятствия, в результате которых он не может вернуться в семью. Что еще?

– Кое, что есть в довесок к этой версии, – продолжил Андрей, – Геннадий, отчим Димы, никогда не страдал какими-то психическими расстройствами. По моему мнению, этот человек вполне адекватен, всегда мыслил трезво и в какой-то степени расчетливо. Вчера меня вызывал руководитель следственной группы по убийству Анны. Мне был задан единственный вопрос – замечал ли я психические расстройства у Геннадия? Оказывается, на допросах Геннадий категорично отрицает свою причастность к убийству бывшей жены, но в то же время он настаивает, даже просит внести в протокол определенную чушь. Геннадий утверждает, что год назад он подписал смертный приговор Анне. Подписание этого документа, по словам Геннадия, произошло в сельсовете, во время праздничного застолья. По какому случаю был накрыт стол, он не помнит. Но на столе стояли тарелки с дорогими закусками и несколько бутылок хорошего вина. Была даже бутылка импортного шампанского. Подписание приговора происходило при свидетелях – рядом с Геннадием за столом сидели две женщины: молодая и старушка, «божий одуванчик». Геннадий даже описал ручку, которой он подписал этот жуткий документ. Причем Геннадия допросили дважды, разные следователи. И он четко, слово в слово, во второй раз повторил все, что он говорил на первом допросе. Психиатр предположил, что это может быть дежавю, ложная память о каких-то прошлых событиях или лицах. Для постановки точного диагноза Геннадия могут перевести в тюремную психушку. Наблюдается в его поведении дежавю или нет, установят медики, но сейчас у следователей сложилось мнение, что Геннадий хитрит и запутывает следствие. Наверняка он что-то скрывает, или недоговаривает. Возможно, он знает, кто убил Анну, но не в его интересах это имя называть. А кого Геннадий может прикрывать в первую очередь, как Вы полагаете? А тут нечего было гадать, конечно же, только своего пасынка, Дмитрия. Себя Геннадий считает человеком без будущего, поэтому передает свою дочь Лизу на воспитание пасынку. В свою очередь Дмитрий не знает, какие показания дает его отчим, поэтому решил где-то отсидеться пока идет следствие. А теперь скажите, где я не прав?

– Ложная память, говоришь? Верю, что в жизни Геннадия раньше, например, год назад, могло произойти событие, которое его память сейчас воспроизводит в перевернутом виде. Сильный стресс, хроническая усталость от жизни – вот и сдвиги в коре головного мозга. Кроме того, Геннадий пару лет живет в другом доме, за это время всякое могло с ним произойти, а мы и не заметили, – высказала свое предположение Дарья Викторовна, – ты, Андрюша, вот что сделай: попроси следователей еще раз допросить Геннадия. Пусть Геннадий опишет женщин, которые присутствовали в сельсовете при подписании смертного приговора Аньке. Возможно, эти портреты помогут следствию, подскажут другие версии убийства? Ну, а по поводу причастности Димы к убийству своей матери ты меня не убедил.

– Хорошо, значит, я должен сообщить милиции по поводу исчезновения Дмитрия. И нужно что-то решать с Лизой. Не могу же я оставить девочку в пустой квартире?

– Конечно, Андрюша, – согласилась Дарья Викторовна, – решение ты принял правильное – нужно заявить об исчезновении Дмитрия. Пусть его поисками займется милиция. А девочку я пока оставлю у себя, затем разберемся, как ей помочь. Если Дима не найдется, то нужно определять ребенку какое-то другое место проживания. Конечно, не детский дом. Но над этим вопросом я подумаю сама. Скоро Лизой заинтересуются социальные службы, вот тогда и примем конкретное решение.

Через несколько дней после нового года старший лейтенант снова появился на пороге квартиры Дарьи Викторовны. Большой пакет с фруктами и прочими вкусностями от городских стражей порядка предназначался Елизавете, толстый конверт с наличностью также девочке.

– Вот, Дарья Викторовна, подарки Лизе, деньги тоже ей. Наш начальник кое-что смог выделить из милицейского фонда материального поощрения, ну, и мы скинулись. Распоряжайтесь! Но это еще не все. Анну через недельку можно забрать из морга и похоронить. Разрешение на стадии оформления. Правда, забирать ее некому. Может, Вы знаете каких-то дальних родственников Анны, которые бы занялись ее похоронами?

– Нет у нее никого. Конечно, кроме Лизы и Дмитрия, – ответила Дарья Викторовна, – Что с Дмитрием? Что-то прояснилось?

– Дмитрия объявили в розыск, но пока без результата. Никто его не видел и поиск ничего не дал. Это плохо, но у меня имеется еще одна, невероятно плохая новость. Самая плохая! Я Вам говорил, что Геннадия должны были перевести в тюремную больницу. Все так и произошло – перед новым годом его поместили в психоневрологическое отделение тюремной больницы. Были выходные дни, поэтому Геннадию определили койко-место, поставили на довольствие и с легким сердцем оставили в больничке. Все осмотры и назначения планировали начинать после праздника. Но не пришлось… В новогоднюю ночь Геннадий вскрыл себе вены, и никто этот факт не заметил. Гремел телевизор, пациенты бегали по палатам, чокались чашками с чаем и поздравляли друг друга с новым годом. Утром нянечка обнаружила мертвого Геннадия под кроватью. Рядом с Геннадием лежало толстое одеяло, насквозь пропитанное его кровью. Как видите, Геннадий на психа не похож. Чтобы ему не помешали умереть, он положил одеяло, которое не позволило крови протечь из-под кровати. Геннадий на последнем допросе все-таки согласился, что он не только подписал смертный приговор Анне, но и убил ее своими руками. Вел Геннадий понятную игру – переводил стрелки на себя, спасал своего пасынка. Лиза осталась сиротой и нуждается в защите. Вот я и пришел к Вам, чтобы обсудить проблемы с похоронами Аньки и Геннадия, и обустройством жизни Лизы.

– Похороны – это не проблема, – отозвалась ошеломленная новостями Дарья Викторовна, – я этим займусь. Как я поняла, тело Геннадия пока останется в морге?

– Да, – подтвердил Андрей, – осмотры, заключения от криминалистов. Объяснения от должностных лиц. Это не несколько дней, а пару недель. Это время тело его бывшей жены может тоже полежать в морге. Два тела хоронить в один день морально легче и материально выгоднее, чем каждым заниматься персонально. В организации похорон я Вам помогу. Начальник городского отдела милиции после гибели Геннадия принял решение похороны организовать силами, и за счет, милиции. Правда, в этом случае у нас возникнут дополнительные проблемы с отчетами по результатам деятельности. Получится, что это мы довели подозреваемого до суицида, а потом пытались загладить свою вину. Вот я и внес предложение: похоронить Анну вместе с Геннадием силами, и по инициативе, соседей. Ну, а в процессе – мы вам поможем.

– Правильное решение, Андрюша, – сказала Дарья Викторовна, – передай своему начальнику: пусть не волнуется. Никто Геннадия не доводил до суицида. Он сам принял такое решение. И я думаю, что это решение не спонтанное – Геннадий в могилу унес какую-то тайну, которую приобрел в последние годы жизни. Не на пустом же месте он упорно твердил о каком-то смертном приговоре и женщинах, которые были в свидетелях. Ты успел до суицида Геннадия передать просьбу следственной группе о дополнительном допросе Геннадия по поводу внешности этих женщин? Об этом я тебя просила. Не забыл?

– Ну, что Вы, Дарья Викторовна, разве мог я забыть Вашу просьбу? – удивился старший лейтенант, – Конечно, я все передал. Правда, результат мне пока неизвестен. Буду в отделении, обязательно уточню.

– Я тут, Андрюша, решила Лизу на какое-то время вывезти из города, – сообщила Дарья Викторовна, – ты запиши адрес ее будущего места пребывания, а квартиру, пожалуйста, опечатай. Хочу Лизу оградить от стрессов. Наш город маленький, слух о суициде ее отца скоро дойдет до школы, и, несомненно, до Лизы. Отца девочка любила, поэтому эта новость может стать для ребенка большим ударом по психике. Да и с Димой может все закончиться большой трагедией. Я почти уверена, что с Димой случилась беда. Когда-то милиция его найдет. Вполне вероятно, весной. Когда сойдет снег с земли и лед с реки. Вот такое у меня предчувствие. Меня дома дня три не будет, так ты и за моей квартирой присматривай. Вернусь – сразу тебе позвоню, а потом и похоронами займусь. Закажу все ритуальные принадлежности, заключу договор с похоронной фирмой, пусть похоронят родителей Лизы с соблюдением всех католических и православных традиций. Геннадий был католиком, а Анна – православная. Поэтому нужно пригласить ксендза и батюшку. Правда, есть одно препятствие – Геннадий совершил суицид. Ну, да разберемся. Все это потом, а сейчас забираю Лизу, тем более, что у нее зимние каникулы и сегодня же в путь. У меня какие-то дурные предчувствия, поэтому, Андрюша, внимательно присматривай не только за квартирами, но и за домом.

– В чем предчувствия? Может, Вы со мной поделитесь, а я чем смогу, тем и помогу? – спросил Андрей.

– Обязательно поделюсь. Но сначала устрою Лизу. Вернусь, вот тогда и поговорим.

Дарья Викторовна уезжала к своей младшей сестре Наташе Мазуровой, которая жила в восточной части страны. В настоящее время Наташа Мазурова не работала. Она, как шутили в ее семье, находилась «в декретном отпуске» по уходу за долгожданным внуком, годовалым Коленькой. Филолог по образование с многолетним учительским стажем, Наташа с удовольствием присмотрит и Лизаньку. На этот счет между сестрами уже были достигнуты определенные договоренности.

Когда-то у Дарьи и Натальи был старший брат Иван и дружные родители-фронтовики. Поселились родители в древнем городе Марьин Лог в пятидесятые годы прошлого столетия, тяжелые послевоенные годы восстановления разрушенной страны. Небольшой, до основания уничтоженный фашистами городок в западной части СССР приютил фронтовиков, дал работу и сначала временный, а потом и роскошный по тем временам кров в новом кирпичном доме. Дом строил бюджет города и предназначался он для расселения приглашенных молодых специалистов на восстановленную промышленность города. Дом построили в центре города, разместили в нем четыре квартиры, обустроили доступными в то время постройками роскоши – забор из металлической сетки, за ним приличный кусок земли под огороды, ряд кирпичных сараев. В противоположном углу двора, вдоль глухого забора – полуподземные подвалы и наружная туалетная постройка. В каждой квартире сияли кафельными боками печи. Старались власти города привязать специалистов не только к возрожденному предприятию, но и к благоустроенному быту.

Но дому было не суждено стать элитным жильем для молодых специалистов. Все молодые специалисты добровольно разместились на съемное жилье в старых домах у бабушек-старушек, а выделенные им квартиры уступили фронтовикам, пусть отдыхают от ужасов войны. Так Сергеевы получили квартиру в центре древнего городка на западной окраине СССР. Нарожали троих детей и дружно жили на своих квадратных метрах, при собственном огороде и подвале для хранения овощей.

Где же черпали силы и деньги советские граждане, чтобы возродиться и в буквальном смысле восстать из пепла? Огромная Россия после революции рассыпалась на ряд независимых республик. У каждой республики был свой бюджет и самостоятельная хозяйственная деятельность. Но в этот вопрос война внесла свои коррективы – горе общее, поэтому и бюджеты общие. Восстановление растерзанных немецкой оккупацией городов и сел стало первоочередной задачей всех советских людей. Марьин Лог тоже пережил несколько лет фашисткой неволи, был разрушен и разграблен. Потому и восстанавливали его всем миром. В первые послевоенные годы для временного жилья в городе появились бараки, а вслед за ними строились добротные, кирпичные дома.

Кирпичный дом на улице Ленина был заселен фронтовиками, а эти люди далеко не долгожители. Поэтому состав жильцов там уже неоднократно сменился и появились новые владельцы квартир. Фронтовики ушли из жизни, их жилплощадь получили наследники, а сам дом заметно обветшал. Теперь дом не был украшением и главным объектом центральной улицы города, а наоборот выглядел убогим и одиноким старичком, которому давно пора освободить престижное место для какой-нибудь шикарной застройки.

В отличие от дома на улице Ленина, западный городок, Марьин Лог, как и прежде, жил своей толерантной жизнью. В мире и добрососедстве здесь прекрасно себя чувствовали люди разных национальностей и вероисповеданий. С одинаковой любовью и заботой жители города относились к старинным постройкам, старались содержать их в чистоте и не допускать вандализма. Невзирая на возраст в несколько веков, православная церковь сияла чистотой и порядком не только снаружи, но и внутри. Таким же ухоженным выглядел древний старец католический костел.

На улице Ленина была еще одна историческая ценность – кошары, в которых до 1939 года размещались части войска Польского, затем в эти же казармы заселились красноармейцы. После войны кошары опустели, одноэтажные, деревянные здания имели вид ветхих строений. Но и тогда горожане не позволяли ни себе, ни пришлым людям разворовывать окна, двери и полы на доски из казарменных сооружений. Правда, пустошь внутри закрытого двора, в послевоенные годы все-таки разделали под огороды. Это никто не запрещал – время было такое, голодное. Затем власти города нашли какие-то средства на ремонт зданий исторического значения, одновременно и огороды ликвидировали. Будки, предназначенные для «удобства на улице» снесли. Вокруг обновленных казарм посадили сирень, жасмин и виноград, на пустующей земле разбили клумбы и цветники. Четыре реставрированные казармы сдали в аренду предпринимателям. Вскоре там открыли множество торговых лавок и маленьких кафе. Невостребованными остались две дальние казармы. Там неоднократно пытались открыть центры по услугам населению, но услуги от частного лица жителями города не воспринимались всерьез. От частных услуг из-за не востребованности пришлось отказаться. Кому в маленьком городке с законопослушным населением нужна риэлтерская или адвокатская контора? Люди привыкли решать свои проблемы в государственном предприятии, кстати, там и стоимость услуг гораздо дешевле, чем в частной конторе. Так освободились и стали пустовать две казармы. Городские власти установили там решетки на окна, навесили на двери замки, и с ситуацией смирились. Пустые, так пустые, главное, чтобы не добрались до них воры и не растащили все, что можно было снять. Казармы эти тоже относились к зданиям исторической ценности, их следовало беречь.

Одновременно преобразилась короткая улица Ленина. Сюда стали заглядывать экскурсии с тематикой «по памятным местам или местам боевой славы». В скверах кошар появились скамейки, фонтан и площадка для оркестра. Возле фонтана нашлось место и скульптуре женщины с венком на голове. По версии скульптора это была Мария, прародительница города. Ему поверили и скульптуру стали называть памятник Марии. Улица Ленина, на которой стоял единственный жилой дом из четырех квартир, постепенно приобретала статус культурного центра города Марьин Лог. В вечерние часы выходных и праздничных дней здесь собиралась большая часть населения города, гремел оркестр, выступали артисты.

Четыре года назад город Марьин Лог отметил свое тысячелетие. На праздничные мероприятия ожидали самого Президента страны, поэтому порядок наводили даже в самых закрытых уголках города. Но особое внимание уделили улице Ленина. Двухэтажный жилой дом реконструировали. Денежные средства на реконструкцию дома власти города не жалели – имелся запас у местного бюджета, да и республика к мероприятию выделила значительную сумму. Жильцов дома временно переселили в общежитие, а дом разобрали на части. Деревянные перекрытия заменили бетонными плитами, крышу перекрыли красной черепицей, фасад облицевали красным кирпичом. Двор огородили по фасаду коваными решетками, внутри ажурным железобетоном. Сараи спрятали за решетчатой стеной, свод подвала превратился в каменную горку. Обычный двухэтажный дом с эркерами стал выглядеть как дворянская усадьба городского типа со всеми наворотами комфортного быта. На месте былых огородов раскинулся большой сад с беседками и скамеечками для отдыха.

Когда разобрали строительные леса и дом предстал во всей красе, среди населения пополз слушок, что прежние жильцы дома навсегда потеряли свою жилплощадь. Никогда их не вернут на прежнее место жительства, не те биографии. Но слухи не подтвердились, после ввода дома в эксплуатацию бывшие жильцы снова заселили свои квартиры. И здесь их ожидал сюрприз. Большой холл перед лестницей на второй этаж сиял переливами мрамора, пол устилала плитка в тон стенам. А сама лестница из дерева поражала красотой и изыском. В старом варианте лестница и полы в холле первого этажа дома были тоже деревянные, а под лестницей пряталась глубокая ниша. Ее-то и облюбовала себе под ночлежку Анька. Когда Дима подрос, видимо в воспитательных целях ночью пьяную мать он домой не пускал. Просто в замке с внутренней стороны оставлял ключ. Естественно Анька своим ключом дверь открыть не могла, а громко стучать или кричать не решалась. Боялась соседей, они-то церемониться с ней не будут, а просто вызовут скорую помощь или милицию. Даже абсолютно пьяная Анька четко помнила, что в этом случае ее отправят не в обычную больницу, а в наркологический диспансер, а оттуда вырваться на свободу будет, ох, как непросто. Поэтому теряющая равновесие Анька по-пластунски ползала к своей двери на втором этаже и шептала в замочную скважину: «Димка, открой, ну, открой матери дверь, паразит. Димка, ты оглох что ли? Димка я сегодня не пила совсем, работала и маленечко задержалась на работе. Ну, открой, пожалуйста». Но замочная скважина оставалась глуха к ее бормотанию. Тогда Анька снова ползком спускалась на первый этаж и устраивалась на ночлег в нише под лестницей. Вскоре ниша стала постоянным местом пребывания Аньки в дни большой пьянки. Притащила Анька туда потрепанный матрас, который на день застилала куском упаковочного картона. В общем, угол в холле обжила и обустроила. Иногда там же справляла биологическую нужду. По этой причине Анькина нора стала благоухать отвратительным запахом, и там завелась различная неприятная живность. Убедить Аньку справлять свои дела, ну, хотя бы во дворе, не получалось. На эту тему с ней беседовал и старший лейтенант, но Анька огрызалась: «Меня, что, застали за этим делом? Кто? Ах, не застали, тогда и спроса нет!» При ремонте дома злополучную нишу под лестницей по просьбе Дарьи Викторовны строители отгородили глухой перегородкой. Теперь Анька могла сидеть только на голом полу, возле одной из стен, при всеобщем обозрении. Правда, подстелить для себя любимой картон она и здесь пыталась, но уборщица подъезда пару раз написала в ЖЭУ докладную о безобразиях, творимых Анькой. ЖЭУ долго разбираться не стало, а в следующем месяце в платежку за услуги был включен штраф за антисанитарию в местах общественного пользования. Сумма штрафа не вписывалась в Анькину платежеспособность, а тут еще мастер ЖЭУ устно предупредила Аньку, что после каждой докладной их сотрудника штраф будет пропорционально увеличиваться. Деньги Анька периодически зарабатывала, но это было сопряжено с определенными ограничениями в привычном укладе жизни – в дни работы пить можно было только вечером. На местном рынке Анька торговала женскими лифчиками и домашними халатами странного пошива, иногда вполне успешно. И разве можно было эти деньги, добытые тяжким трудом, отдавать какому-то ЖЭУ, тогда за какие «шиши» покупать чернила? Допустить такую бесхозяйственность Анька не могла, поэтому ее систематические безобразия в холле прекратились, и соседи вздохнули с облегчением.