Текст книги "Мемуары"

Автор книги: Александр Колесников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

И тут прибыл посыльный от командира отряда старшего лейтенанта Смирнова с приказом: ''Временно откомандировать радио-электрика старшину 2-й статьи Колесникова к старшему лейтенанту Вакулину на торпедный катер No 95.''

Прибыв на ТК 95 и доложив командиру катера, я узнал, что их радио-электрик заболел, и меня перебросили вместо него, потому что нужно быть готовым срочно выйти в море. Зачем? Членам экипажа не положено было объяснять до выхода.

Через тридцать минут от Лесного причала Новороссийска отошли мы и ещё три торпедных катера, и взяли курс в открытое море... В Цемесской бухте старший лейтенант Вакулин объяснил команде, что идём на помощь окружённым войскам Красной Армии вблизи Керченского пролива.

Чем существенным могли им помочь четыре торпедных катера? Очевидно моральная поддержка. А ночью подойдут суда и эвакуируют их в Новороссийск.

День выдался жаркий, безоблачный. Море спокойное...

Вот мы уже проходим мысы Дооб и Хако.

Наша скорость до семидесяти километров в час и торпедный катер, будто, парит над водой. Наш катер идёт четвёртым в кильватерном строю и постепенно начинает отставать от группы...

Боцман старшина 1-й статьи Бучацкий принял запрос с флагманского катера: ''Почему отстаёте?''

А потом передал семафором ответ Вакулина: ''Моторы не дают больше 1200 оборотов''.

Ответ с флагмана был получен такой: ''Следуйте самостоятельно к намеченному пункту и выполняйте поставленную задачу''.

Катера стали резко отдаляться...

И вот уже мы остались в море сами.

Наши моторы работают ровно, но более 1200 оборотов не набирают. А ведь они способны давать 1500 оборотов и даже более, когда новые. А когда выработают положенный моторесурс, перестают набирать положенные обороты, теряют свою мощность и соответственно падает скорость.

... Мы на траверзе порта Анапа. Море радует своим спокойствием. Приятное ощущение прохлады воздуха. Хочется петь под шум моторов...

Мой сектор наблюдения за водой и воздухом – корма. Боцман и командир наблюдают за носовым сектором.

Неожиданно я увидел в воздухе самолёт, пересекающий наш курс, и тут – же доложил командиру: ''Вижу по корме на высоте три километра самолёт, пересекающий наш курс. Тип самолёта не определил!''

Командир приказал механику катера: ''Дать ''Стоп'', но моторы не глушить!''.

Я понял, что командир решил этим скрыть свой след на воде. От винтов всегда остаётся пенящийся белый след. А раз нет следа, то возможно лётчик нас не заметит. Но этого не произошло.

Самолёт лёг на наш курс и стал приближаться к катеру. Это был итальянский торпедоносец ''Савойя''. Эта машина с четырьмя двигателями, четырьмя скорострельными мелкокалиберными пушками, бомбами и двумя торпедами на борту.

Известно, что война состоит из больших стратегических операций и малых эпизодов. О первых говорят историки в последующих веках, после окончания войны. О вторых, зачастую, никто не знает и от них мало что зависит. Хотя от этих маленьких эпизодов в конечном итоге зависит исход всей войны.

И так, приближающийся к катеру фашистский самолёт, вернее его экипаж, принял решение уничтожить наш катер вместе с экипажем. Нам, членам экипажа катера, состоящего из семи человек, предстоит сразиться с экипажем торпедоносца. Мы незнаем друг друга, не видели друг друга в лицо. Мы выросли в разных странах и не сделали лично друг другу зла. Но мы должны вступить в бой. И цель у нас едина: каждый жаждет уничтожить врага.

Не беда, что превосходство на стороне немцев в вооружении. У них четыре скорострельные пушки, у нас один крупнокалиберный пулемёт. У них скорость и маневренность в высоте и по курсу. У нас намного меньшая скорость и маневренность только по курсу и скоростью.

И так, самолёт снизился метров на восемьсот, приближается к катеру...

Мы идём встречным курсом...

Боцман Бучацкий берёт на прицел самолёт. Я с запасной лентой стою за ним.

Заработали пушки и пулемёт... Катер резко меняет курс – вправо... Обстрел длится 8 – 10 секунд. Самолёт пролетает над нами... Его пушки молчат.

Наш пулемёт бьёт по самолёту. Его ствол в зените... Лента закончилась. Я подаю боцману запасную ленту. Катер остановился. Над машинным отсеком более десяти пробоин... Мотористы ранены. Моторы заглохли...

Самолёт, отдалившись от нас на километр, разворачивается и снова направляется к катеру...

Механик старшина 1-й статьи Сергей Евдокимов наматывает на пальцы рук тросики управления газом и оборотами двигателей, и раненые мотористы запускают двигатели... Катер получил ход. Командир разворачивает катер навстречу самолёту. Двигаясь встречными курсами, сокращалось время нахождения катера под пушками самолёта.

Немцы, обнаружив катер без движения, решили, что нас теперь можно уничтожить бомбами, приготовились нас бомбить, в помощь пушечному обстрелу.

Я слежу за всеми действиями самолёта. Не долетая до нас, от него отделились три бомбы, и началась огненная дуэль между пушками самолёта и пулемётом боцмана... Командир катера, наблюдавший за оторвавшимися от самолёта бомбами, резко ''бросил'' катер в сторону и дал сигнал, стоявшему рядом с ним механику: ''Полный вперёд!''

Смена курса катером лишила боцмана вести огонь по самолёту прицельно. Он развернул турель в сторону надвигающегося самолёта и открыл огонь...

В это время, на том месте, где мы только что стояли без движения, рвутся бомбы... А это уже, метрах в трёхстах от нас. На этом заходе командир ловко увёл катер от бомб врага и от пушечных очередей. Новых пробоин в корпусе катера не появилось. Ловко обошли немцев! Я громко засмеялся, радуясь этой маленькой нашей победе.

Боцман, выпустив всю ленту по самолёту, снял пустую коробку с лентой, и принял от меня новую. Прикрепил её на штатное место.

Самолёт, отдалившись от катера на дистанцию, позволяющую ему быстро лечь на обратный курс, ложиться снова на курс атаки...

Я, приблизив лицо к уху боцмана, кричу: ''Ваня, подпусти его ближе и бей гада наверняка!''

Он хладнокровно берёт на прицел приближающийся самолёт, и когда до прицела остался один корпус самолёта, открывает огонь... Выпущена по врагу половина пулемётной ленты... И тут командир снова ''бросает'' катер в сторону, чем и спасает катер от вражеских пушек. А боцман переводит в новое положение турель пулемёта и ''бьёт'' по уходящему самолёту...

Очевидно, в самолёт врага было несколько попаданий пуль нашего надёжного пулемёта ДШК. Потому, что он более не рискнул повторить атаку на катер, а стал удаляться от нас в сторону открытого моря, оставляя за собой шлейф густого дыма. И через пару минут исчез из поля нашего зрения. Мы ждали, когда он рухнет или приводнится, но этого не произошло. Может, после и случилось это, но нам не пришлось испытать радость окончательной победы.

Командир дал команду заглушить двигатели, и катер остановился, покачиваясь с борта на борт. Вдруг, после рёва двигателей и резких выстрелов пулемёта, наступила тишина. А солнце продолжало ослепительно светить с неба, отражаясь в волнах мелкой зыби. И лёгкий бризовый ветер играл военно-морским флагом СССР.

Из радиорубки раздался голос радиста Николаева. Он доложил командиру о том, что передал радиограмму командиру нашей группы катеров капитану 3-го ранга Местникову: ''Веду бой с атакующим катер самолётом! На борту имею раненых!''

Старший лейтенант Вакулин дал команду: ''Всем наверх!''

Из машинного отделения, с помощью механика Евдокимова, появились раненые мотористы. Один из них ранен в предплечье, а другому осколок попал в спину.

''Боцман, достаньте из таранного отсека НЗ и выдайте команде по сто грамм спирта'', – сказал командир. А потом добавил: ''Всем членам экипажа объявляю благодарность за умелые действия во время боя!''

На расстеленном брезенте расположилась вся команда катера. И тут боцман обратился ко мне с вопросом: ''А откуда ты призывался на флот?''

''Из Ростова'', – отвечаю я.

''Так, ты не сумасшедший'', – утвердительно сказал он, и добавил: ''Тогда объясни мне, почему ты в моменты атаки самолётом смеялся?''

''Когда я увидел, как бомбы стали рваться в стороне, а пушечные очереди прошли рядом, не причинив никаких повреждений катеру, я пришёл в восторг от искусства командира. И мне стало ясно, что мы победим. Я, почему-то сразу так подумал'', – так я ответил боцману, но себе на этот вопрос чётко ответить не смог...

Во время трапезы мы с боцманом продолжали следить за морем. Она продлилась минут десять. А затем, командир дал команду верхней команде обследовать состояние корпуса корабля, а механику состояние механизмов и их способность обеспечить выполнение поставленной задачи.

Обследовав отсеки катера, боцман доложил командиру: ''Корпус повреждён только над машинным отделением и имеет четырнадцать пробоин. Во всех отсеках сухо. Нос повреждений не имеет. Рулевая система в строю''.

Я доложил, что система авторулевого управления повреждений не имеет и готова к нормальной работе.

Из машинного отделения раздался голос механика старшины 1-й статьи Евдокимова: ''Товарищ старший лейтенант, для устранения повреждений по управлению моторами необходимо пятнадцать минут, и после этого можно выполнять задание''.

''Хорошо! Приступайте к ликвидации повреждений'', – ответил на доклад механика командир, и спросил: ''А как чувствуют себя раненые?''

''Раны ещё кровоточат, но они готовы к обслуживанию механизмов'', сообщил Евдокимов.

''Понятно. За работу!'', – сказал командир и поправил на шее сигнальный флаг, который он надевал на себя перед каждым выходом в море. Затем, смочил слюной средний палец на правой руке и поднял его над головой. Так он всегда точно определял направление ветра и его силу. После этой процедуры, он направился в ходовую рубку и стал у штурвала.

Радист старшина 1-й статьи Николаев доложил командиру текст полученной шифрованной радиограммы, подписанной командиром дивизиона: ''Следуйте к месту назначения!''

Через пятнадцать минут катер лёг на заданный курс и направился к месту, где сражались солдаты с наседавшими фашистами...

Мы подошли к флагманскому катеру, стоявшему у берега вместе с двумя другими торпедными катерами, и отдали якорь.

Выслушав доклад старшего лейтенанта Вакулина, и увидев наши повреждения, командир дивизиона приказал нам принять на борт несколько раненых солдат и следовать в базу Геленджик. Что мы и сделали.

Погрузили шестерых раненых солдат в торпедные желоба и стали выбирать якорь. На катере якорь выбирается вручную, и выполняют эту работу боцман и радио-электрик. Только тут, я почувствовал боль в среднем пальце на правой руке, и невозможность держать якорный трос.

Оказалось, что осколком распороло кожу вдоль пальца и он, палец, не гнется.

Отходили мы от берега самостоятельно, потому что следовать со всей группой не сможем. Всё равно отстанем... На берегу слышались, взрывы, пулемётные очереди и ''трескотня'' винтовочных выстрелов. Но снаряды и пули до стоянки наших катеров не долетали...

На обратном пути нас не атаковали самолёты врага, и мы пришли в Геленджик благополучно...

Вечером подошли буксиры и баржи. Солдат эвакуировали, а тяжёлую артиллерию, которую не смогли погрузить на суда, утопили в море.

Август 2001 г.

Последний поход лидера эсминцев ''Ташкент''

Во второй половине июня 1942 года немецкие войска безуспешно пытались сломить сопротивление героических защитников города Севастополь. Черноморский флот оказывал ощутимую помощь защитникам города, доставляя кораблями продовольствие, пополнение и боеприпасы.

Особенно успешно выполнял эту сверхтяжёлую и смертельно опасную работу лидер эскадренных миноносцев ''Ташкент'', вместе с плавучим госпиталем ''Сванетия''. Оба эти корабля обладали превосходными мореходными качествами, одинаковой скоростью, красивой обтекаемой формой, и оба построены в Италии.

На эсминце команда состояла из опытного командного состава, а механики безупречно знали вверенную им материальную часть. Особо хочу отметить матросов – артиллеристов, ведь от их меткого огня зависела жизнь корабля и идущей с ним ''Сванетии''. На ''Сванетии'' не было вооружения: ни зенитных пулемётов, ни пушек. В каждом походе в осаждённый Севастополь на переходе их атаковали торпедные катера и торпедоносная авиация немцев. С катерами успешно справлялись артиллеристы. От торпед умело уклонялся командир эсминца, а, уклонившись, начинал преследовать немцев. Обладая большей скоростью, чем немецкие катера, командир эсминца капитан 2-го ранга Ярошенко настигал их и таранил форштевнем своего корабля.

А атакующих торпедоносцев, летящих на низкой высоте, успешно научились поражать артиллеристы корабля.

И так эта пара: эсминец и транспорт – госпиталь, были последней ниточкой связывающей героический гарнизон Севастополя с большой землёй.

Однажды ''Ташкент'' поставили на профилактический осмотр и ремонт изношенных механизмов. Тогда, вместо него, в Севастополь повёл ''Сванетию'' другой эсминец.

Выйдя из Новороссийска в ночь, они прорвались через вражеские заслоны: атакующие торпедные катера и торпедоносную авиацию фашистов. Доставили в Севастополь наличный груз, приняли на борт раненых, и на следующую ночь вышли в обратный путь.

Обычно они шли не прямым курсом на Новороссийск, а сначала курсом на турецкий порт Синоп, а затем вдоль Кавказского побережья на Новороссийск.

Этот путь немцы разгадали и решили атаковать отважную пару кораблей не на выходе из Севастополя, а у Синопа. Сосредоточив более десяти торпедоносцев, они поджидали наши суда у турецкого берега и, обнаружив их, нанесли торпедный удар по ''Сванетии''. В судно попало несколько торпед, и оно стало тонуть, вместе с ранеными и членами экипажа... Тех, кто бросились в воду, ища в ней спасение, торпедоносцы принялись расстреливать из пулемётов на бреющем полёте...

Потопив ''Сванетию'' торпедоносцы ринулись в атаку на эсминец. От торпед эсминец успешно уклонился, при этом сбив два самолёта. Но прийти на помощь ''Сванетии'' не мог, ведя бой с непрерывно атакующими торпедоносцами... Да и по морским законам нельзя в бою подходить к погибающему кораблю, чтобы не стать лёгкой добычей для врага.

Так на следующий день в Новороссийске мы встретили возвратившийся эсминец. Сойдя на берег, после швартовки, большинство матросов, рассказывая эту трагедию, плакали от угрызения совести, что не сумели выполнить возложенную на них задачу: защитить судно-госпиталь ''Сванетию''.

Многих из экипажа ''Сванетии'' мы, катерники, знали в лицо, так как там были врачи и медсёстры из жителей г. Очаков, где было место постоянного базирования нашей, 2-й бригады торпедных катеров.

Через несколько дней вышел из ремонта лидер эсминцев ''Ташкент'' и снова получил приказ следовать в Севастополь. Теперь уже один... Это было в один из последних дней июня 1942 года. К тому времени транспорта не доходили до Севастополя. Они погибали. Переход в Севастополь мог совершить только ''Ташкент''.

Силы защитников города таяли, они нуждались в помощи, а она не приходила...

И вот, наконец, у одного из причалов Севастополя вновь появился легендарный ''Ташкент''. Он обрадовал защитников города, но существенной помощи оказать, естественно, не смог. Загрузившись ранеными, он в ночь вышел в обратный рейс.

В этот раз командир эсминца решил возвращаться новым маршрутом, чтобы избежать засады у Синопа. Отдалившись от крымского берега на несколько десятков миль, он решил идти в Новороссийск наиболее кратчайшим путём.

Сквозь заграждение из немецких торпедных катеров у выхода из Севастополя, эсминец без потерь вышел в открытое море. После этого, в атаку на него пошли самолёты-торпедоносцы... С ними успешно справились артиллеристы. Сколько было сбито торпедоносцев – знала только ночь, плотно окутавшая море. Но самое тяжёлое испытание ещё предстояло преодолеть.

Курс корабля проходил вблизи крымских берегов, и на рассвете нужно было ждать атаки вражеских бомбардировщиков, базирующихся в Крыму. Так и произошло. Едва забрезжил рассвет, как с десяток бомбардировщиков стали заходить с разных сторон на эсминец, и бомбить его.

Непрерывные доклады командиру корабля: ''Курсовой – 230, высота – 400 метров, бомбардировщик "Ю-87". Сбросил две бомбы!''... ''Курсовой – 250, левый борт "Ю-88", высота один километр!''...

Маневрируя скоростью и курсом, эсминец минут пятнадцать успешно уклонялся от бомб. Но игра ''в кошки – мышки'' часто приносила успех эсминцу, когда бомбардировщиков было 2-4 штуки. Но когда их более десяти, и отбомбившиеся самолёты заменялись всё новыми и новыми, тогда игра стала в одни ворота...

Раздался сильный взрыв у кормы со стороны левого борта. Затем, не менее мощный взрыв по носу правого борта. С палубы взрывной волной сбросило несколько раненых... С машинного отделения доложили на мостик: ''В корпусе корабля, по правому борту появились трещины! В машину поступает вода! Отливные насосы откачивают воду успешно!''

Новый доклад не менее утешительный: ''В носовом кубрике небольшая пробоина! Приступили к её заделке силами аварийной группы!''

Но бомбёжка продолжается... Корабль сохраняет скорость, и двигатели продолжают работать... Новая серия взорвавшихся бомб в непосредственной близости от корабля, и новые тревожные доклады с трюмов и отсеков: ''Появились трещины в корпусе корабля по левому борту кормовой машины! Откачиваем воду и заделываем трещины, но вода прибывает!''...

Всё это происходило в море на траверзе Феодосии.

Командир эсминца дал радиограмму командиру Новороссийской военно-морской базы: ''Следую в Новороссийск. Подвергаюсь непрерывным атакам с воздуха. Имею повреждения корпуса. Прошу прикрытия с воздуха''.

Через пятнадцать минут над эсминцем появилась четвёрка истребителей "ЛаГГ-3", и начали атаковать бомбардировщиков... Но появившееся ''мессера'' атаковали наших истребителей, и связали их воздушным боем... А бомбардировщики свободно продолжили своё дело...

Через тридцать минут наши истребители улетели. Горючего у них в баках оставалось только на обратный путь к аэродрому.

Наступила пауза в этом бою... В перерыве командир эсминца обратился по корабельному радио к личному составу корабля: ''Товарищи матросы, старшины и офицеры! Жизнь нашего корабля и каждого из вас зависит от своевременных и точных докладов о маневрах вражеских самолётов. Артиллеристы метким огнём прерывают атаки самолётов. Вы все отлично работали, чем спасли жизнь кораблю в проведённом бою. Мы должны и дальше слаженно работать... Мы на подходе к Кавказу. Скоро к нам придёт помощь... Держитесь товарищи!''...

...Когда четыре наших торпедных катера, высланные на помощь из Новороссийска, подошли к эсминцу ''Ташкент'' на траверзе порта Анапа, он медленно шёл своим ходом, глубоко погрузившись в воду. На палубе эсминца всплошную лежали и сидели раненые. Их заранее вынесли из кубриков и кают на случай гибели корабля... Вода всё больше и больше заполняла отсеки корабля... Отливные насосы не успевали её откачивать...

Нас приветствовали криками и взмахами рук раненые и матросы верхней команды эсминца.

Боцман Кухарёнок сообщил на ''Ташкент'': ''К вам идут на помощь два эсминца. Держитесь!''

Неожиданно из-за Кавказского хребта на высоте 800 метров появился "Ю-87" и ринулся к эсминцу. Его дружно встретил огонь восьми крупнокалиберных пулемётов с торпедных катеров и огонь корабельной артиллерии эсминца. Разрывы снарядов на курсе самолёта и огонь пулемётов заставили ''фрица'' отвернуть с курса на эсминец, и снова уйти за хребты гор.

Ход эсминца всё более замедлялся... Видно было, что силы механизмов вот-вот истощаться, и гибель неминуема...

Но тут, к нему подошли два эсминца. Пришвартовались с разных бортов, и включили свои отливные средства. Одновременно началась эвакуация раненых с ''Ташкента'' на эсминцы... Укрепив швартовые концы, эсминцы стали буксировать потрёпанный в бою ''Ташкент''... Скорость движения стала увеличиваться, а корпус ''Ташкента'' стал подниматься из воды...

Торпедные катера шли в охранении эсминцев до входа в Цемесскую бухту. Эсминцы доставили в порт Новороссийск лидера эсминцев ''Ташкент'', и пришвартовали его у стенки между 4-м и 5-м причалами. Остаток дня и ночь команда лидера заделывала пробоины и трещины в корпусе корабля... На утро насосы уже успевали откачивать воду, поступающую через трещины в корпусе.

Утром, после подъёма флага и завтрака, отважный экипаж в полном составе был отправлен на берег в баню. На судне осталась только вахта у трапа, дежурный офицер и мотористы, обслуживающие отливные насосы...

Чтобы помочь защитникам Севастополя, командование Черноморского флота решило 30 июня высадить десант в Крым. Для этого начали накапливать силы... В портах Темрюк, Тамань и Анапа сосредоточили отряды морской пехоты. Там же, для высадки десанта, сосредоточились торпедные катера. А на аэродроме Анапы приземлились несколько десятков истребителей, для прикрытия с воздуха десанта и катеров.

К большому сожалению, этот план Советской армии и Черноморского флота стал известен немцам.

Наш отряд торпедных катеров пришвартовался у причалов Анапы. Другие отряды нашей, 2-й бригады направились в Темрюк и Тамань.

На рассвете 30 июня вахтенные на торпедных катерах, стоящих в Анапе, услышали рёв приближающихся немецких самолётов и подняли по тревоге команды. Обычно механики всегда в таких случаях готовят к пуску двигатели... Так было и теперь.

Вместе с рассеивающимися сумерками и улучшающейся видимостью приближался рёв двигателей немецких самолётов... Самолётов налетело на Анапу более сотни. Они принялись бомбить аэродром. Через десять минут на аэродроме пылали пожары... Наши истребители не успели подняться в воздух, и были уничтожены на земле.

В порту находился транспорт ''Эльборус''. Его тоже утопила авиация. Но торпедные катера успели выйти из порта в открытое море и от бомбёжки не пострадали.

Одновременно с налётом на Анапу, подвергся бомбёжке порт Темрюк, где погибло несколько десятков десантников.

Но более двухсот самолётов нанесли удар по порту Новороссийск. Там были потоплены у причала: лидер эскадренных миноносцев ''Ташкент'', теплоход ''Украина'' и ещё один эсминец, и один теплоход...

Так погиб легендарный лидер эсминцев ''Ташкент''. Его команду списали часть на другие эсминцы, часть в морскую пехоту.

План высадки десанта в помощь Севастополю был сорван... И уже 2 июля город Севастополь был захвачен немцами...

Сентябрь 2000 г.

На минных постановках

После захвата фашистами Крымского полуострова в 1942 году, перед 2-й бригадой торпедных катеров была поставлена задача: закрыть для судоходства Керченский пролив путём минирования.

Совместно с катерами 1-й БТК, мы начали минирование подходов к проливу. Ночами, порой по тридцать катеров, подходили к проливу... И каждый катер нёс по шесть мин ''Рыбок''.

''Рыбка'' – мина, к которой на тросе прикреплен груз. Груз – на дно, мина – в воде, на длину троса. Таким образом устанавливается глубина минирования.

Однажды ночью, дойдя к заданному району, катера освободились от мин, и взяли курс на Геленджик.

Надо сказать, что к месту постановки мин катера шли группой, не теряя друг друга из видимости. А после постановки возвращались самостоятельно, не придерживаясь строя.

...Та ночь была лунная. На небе ни облачка. Море – 2 балла. Поставив мины, наш катер взял курс на Геленджик. Мой пулемёт располагался сзади ходовой рубки катера, и поэтому на переходах моим сектором наблюдения была корма. Катер шёл средним ходом. Весело пели свою песню двигатели... На душе хорошее настроение от сознания успешно выполненного боевого задания. Руки крепко держат рукоятки пулемёта... Ствол из положения ''зенит'' переведён в горизонтальное положение. Турель снята со стопора и свободно перемещается по горизонту... Кругом ни огонька, ни соседних катеров, и за нами никто не следует.

Неожиданно замечаю по корме взрыв, сопровождающийся снопом искр на расстоянии, примерно, милю от нас. Докладываю о виденном командиру бригады, капитану 1-го ранга Проценко, находящемуся на нашем катере. Он внимательно посмотрел в сторону взрыва, где теперь наблюдался горящий предмет, и дал команду командиру катера лейтенанту Попову: ''Следуйте на видимый огонь!''

...Вот мы подходим к очагу пожара. Видим, что горит торпедный катер No15, старшего лейтенанта Мастеровича. Пламя вырывается из машинного отделения через люк, но самой крышки над машинным отделением нет. Она сорвана... Команда пытается потушить пожар, но безуспешно... Бензин разлился по ходовой рубке и машинному отделению. Его можно затушить, только изолировав очаг пожара от доступа воздуха. Но это сделать невозможно, потому что над машинным отделением крышки-люка нет, она сорвана взрывом и упала в море.

Вижу на ТК No15 радио-электрика Женю Лиор. Он стоит на привальном брусе, каской черпает воду из-за борта и льёт в машину... Это пустая трата сил. Это не может погасить пожар. Он продолжается...

В это время с противоположного борта к горящему катеру подошёл ещё один катер. Позже мы узнали, что это был ТК No54, старшего лейтенанта Куракина. Он, подходя к горящему катеру, увидел рядом какое-то судно, и решил, что это стоит ''немец''. Куракин дал команду пулемётчику обстрелять ''немца''. Но на наше счастье, столб огня, вырвавшийся с горящего катера, осветил наш борт с номером 75... Обстрел не состоялся.

...Комбриг, посовещавшись с Мастеровичем и Куракиным, решил снять с горящего катера команду, а катер расстрелять. Но подходить к горящему опасно. Он может в любой момент взорваться... Мы отошли метров на сто, и комбриг скомандовал на ТК No15: ''Покинуть катер и вплавь добираться к нашим катерам!''

Минут десять потребовалось экипажу Мастеровича, чтобы перебраться к нам. Затем последовала команда комбрига: ''Расстрелять горящий катер!''

Выпустив по одной ленте, мы отправились в базу.

В течении тридцати минут мы наблюдали, как катер продолжал гореть. А затем он скрылся из видимости, так и не взорвался, и видимо сгорел на плаву.

Обычно катер сгорает так, что остаётся от него лишь подводная часть, которая уходит на дно моря при любой маленькой волне, которая захлёстывает остаток корпуса...

Так мы потеряли один торпедный катер в этот раз при постановке мин...

В другой раз немцы устроили ловушку нашим катерам при входе в бухту Геленджик. Четыре их торпедных катера подошли к берегу и стали поджидать нашего дозора, возвращающегося с минных постановок у Керченского пролива.

Немецкие торпедные катера S-1 были изготовлены из стали. Имели три дизеля суммарной мощностью 2850 л/с., скорость хода 35 узлов. S-1 уступали в скорости и маневренности нашим торпедным катерам. Наши Г-5 имели два авиационных мотора мощностью 1700 л/с. Моторы работали на бензиново-спиртовой смеси. Но чаще на одном бензине... Спирт для других целей важнее... Г-5 изготовлен из дюраль алюминиевого сплава. И это не спроста – разрабатывали его авиаконструкторы, команда Туполева. Скорость хода наших Г-5 составляла 50 узлов... Наш катер был легче и маневреннее ещё потому, что на нём не было никаких удобств для команды. Не было ни камбуза, ни гальюна, ни кают. На немецких S-1 всё это было. Поэтому наши торпедные катера были – берегового базирования, а немецкие могли несколько дней ходить автономно...

Немецкие катера значительно уступали нам в скорости, и это заставило их сделать засаду. Когда немцы приблизились к кавказскому побережью, наши артиллеристы, расположенные на мысе Дооб, обнаружили их и запросили пароль. Естественно, немцы просигналили в ответ непонятными световыми сигналами.

Артиллеристы сообщили в штаб БТК, что под берегом чужие суда. С базы на наши катера была послана радиограмма: ''Будьте осторожны, при входе в порт Геленджик подозрительные суда!''...

На торпедном катере, на котором шёл командир отряда старший лейтенант Рыбаков, радист Николаев не принял этой радиограммы, видимо задремал...

Катер Рыбакова наскочил на эту группу немцев. Будучи уверенным, что это наши торпедные катера, приблизившись, громко спросил: ''Почему стоите?''

В ответ немцы открыли огонь... Катер получил множество попаданий, и стал тонуть... Часть команды была ранена. В том числе и старший лейтенант Рыбаков получил ранение позвоночника и потерял способность двигаться...

Береговая артиллерия теперь уже точно поняла, что это немецкие катера, и открыла по ним огонь. Немцы немедля покинули место стоянки и скрылись в море...

Экипаж стал покидать тонущий катер, предварительно перевязав раненых и погрузив командира отряда Рыбакова на два спасательных пояса.

Подошедшие катера подобрали экипаж и доставили в Геленджик.

А другие наши катера уклонились от боя с немецкими катерами, потому что шли с задания, почти полностью израсходовав боекомплект. И не смотря на то, что наши Г-5 быстрей и поворотливей, немецкие катера сильнее вооружены.

...Когда увозили в госпиталь старшего лейтенанта Рыбакова, то он, превозмогая боль, пообещал комбригу вернуться через полгода. Все расценили это, как отчаяние. Никто уже в это не верил... Но он сдержал своё обещание. И уже в конце декабря, опираясь на палочку, прибыл в часть. На катер его уже не назначили, но до конца войны он был офицером штаба нашей, 2-й БТК.

Июль 2001 г.