Текст книги "Что у инока в кармане?"
Автор книги: Александр Каунников
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Александр Каунников
Что у инока в кармане?
Предисловие
Автором этого поэтического сборника является православный монах Губкинской епархии Русской Православной Церкви Илия (в миру Каунников Александр Сергеевич).
Итак, немного о себе. Признаюсь, в детстве я любил читать. Но в школе особенным познанием русского языка и литературы не отличался. И уж, тем более, никогда не помышлял о том, что когда-нибудь в будущем начну писать стихи. Да, я был заядлым читателем, но никогда не представлял себя писателем, а уж поэтом тем более. Но в один прекрасный день что-то пошло не так: я взял в руки бумагу и карандаш и на бумаге появились строки. На следующий день это снова повторилось. Я писал и писал, делал наброски. Одни стихотворения рождались за мгновение, наброски других лежали неделями и месяцами, ожидая своей очереди и прилива вдохновения. Нет, я не считаю себя великим поэтом, но всё же думаю, что не вправе скрывать этот талант от других.
В этом сборнике представлена небольшая часть моего творчества, написанного за 10 лет, которые я пишу. Часть из этих стихотворений была опубликована в сборнике «Стихи молодого инока», изданного в Белгороде в 2015 году, но большая часть публикуется впервые.
Крепкий чай для путника
«Керосинка светит тускло…»
Керосинка светит тускло.
На столе вскипевший чайник.
И в ладонях заскорузлых
Я держу миндальный пряник.
Печь. Дрова трещат уныло.
Чай сегодня из варенья.
За окном мороз. Простыл я —
Никакого настроенья.
В деревнях всегда зимою
Одиноко. Вечерами,
Снежной ветренной порою,
Пронесётся за дворами
Будто вихорь – я в волненьи
Перед образом креститься
Становлюсь, шептать моленье…
Чаю хочется напиться —
Всё держу миндальный пряник.
Вечер. Печка. В доме тихо.
Нужен только подстаканник.
И минуй меня всё лихо…
«Крепкий чай для путника…»
Крепкий чай для путника спасенье –
Он зимой отогревает душу.
Крепкий чай – источник вдохновения
Для поэта, если тот простужен.
Крепкий чай и рафинад вприкуску –
Для монаха лакомство простое.
Крепкий чай для каждого из русских –
Что-то ведь родное, дорогое.
Чай с баранкой, мёдом, чай с брусникой,
Молоком, вареньем, чай с лимоном…
Чай в России нашей многоликой
В каждой чашке вкусно пахнет домом.
«Нам было лет, наверное, по пять…»
Нам было лет, наверное, по пять —
Тогда, в дни детства нежно-озорного,
Любили мы кораблики пускать,
И обгонял в ручье один другого.
Теперь мы выросли, и всё уже не так,
Теперь не бегаем мы босиком по лужам,
Попасть боимся мы нечаянно впросак,
И тот ручей давно уж нам не нужен.
Но в снах волшебных, снах полночных мы опять
Бежим, смеясь, вприпрыжку, вдоль родного
Ручья, чтоб там кораблики пускать,
Чтоб снова обгонял один другого…
«Помню с детства край знакомый…»
Помню с детства край знакомый,
Край, где пахнет молоком,
Где любимая бабуля
Угощает пирогом.
Помню бабушкины сказки –
Голос нежный говорил
О Елене о прекрасной,
Как Иван Кащея бил,
О царевне о лягушке,
О козлятах и волке…
Жаль, что детства край чудесный
Словно где-то вдалеке.
Не вернуть тех беззаботных,
Милых, радостных минут,
Сказки бабушек любимых
В гости наших деток ждут.
«Снова ночь наступила…»
Снова ночь наступила, и снится мне хутор родимый,
И изба, и плетень, и вот мама стоит у крыльца,
Только сон – это призрак и дым, и родного лица
Мне не видно, не видно мне образ любимый.
А еще снится мне золотая несжатая нива,
Васильки голубые растут средь пшеничных стеблей,
А в кустах – там… там песню поёт соловей,
И по-райски вокруг всё свежо и мило, и красиво.
Вот рассвет, всё исчезло, остался лишь нежный и тонкий
На душе привкус детства – его ни забыть, ни вернуть
Невозможно. Но стоит глаза мне сомкнуть —
Снова снится мне мама, и хутор, и в поле Бурёнка.
Сельское
Здесь нет романтики старинных городов,
Нет мостовых и утренних газет,
Здесь не гудит трамвай под сенью проводов
И коркой не хрустит багет.
И нет романтики здесь снежных гор –
Не тают ледники, шумя ручьями,
Между хребтов глубинных нет озёр,
Не машут мощными орлы крылами.
Здесь, в деревянном небольшом хлеву
Ты чувствуешь себя чуть ближе к небу –
В полночном сне, иль может наяву,
Ты был здесь будто раньше (или не был).
Ты чувствуешь, и ищешь, и понять,
Того, что ищешь, ты пока не в силах.
Но знаешь точно – рядом благодать,
Здесь в стенах этих, так тобой любимых.
Маме
Полночи плёнки проявляя,
На кадре вижу вдруг одном,
Как будто волею случáя,
Знакомый сердцу милый дом.
Дом, где я рос и жил беспечно,
Где детство с юностью прошли –
О нём в душе моей навечно
Воспоминанья залегли.
И яблони в саду я вижу,
И в палисаде астр цветы,
И мамин голос снова слышу:
«Сынок мой милый, где же ты?»
Папе
Рассудок мой не хочет верить,
Что умер ты – и, что ни ночь,
В мир снов откроются мне двери,
И там лишь смогут мне помочь.
Лишь там, во сне, с тобою снова
Поговорить чуть-чуть смогу —
Пусть не запомню я ни слова,
Но сон тот в сердце сберегу.
С тобой во сне растопим печку,
Возьмёмся что-то мастерить,
Посмотрим фильм и сварим гречку…
И будем чай с тобою пить.
А после сна я буду плакать.
Но что тех слёз скупых? – роса.
Слов «вечная Сергею память»
И «он теперь на небесах»
Я не желаю слышать вовсе —
Он жив, покуда жив и я,
Покуда я писать не бросил,
Покуда вертится Земля.
«Куча старых негативов…»
Куча старых негативов… Просто куча…
Люди… Судьбы, взлёты и паденья…
Этот на портрете будто невезучий,
А иной – источник вдохновенья.
Куча старых негативов… Я люблю в них
Вглядываться по вечерам с тоскою,
Всматриваться, вспоминая тот миг,
Час и день, когда с душою
Куча старых негативов – каждый-каждый —
Были сняты мной. И эти люди —
Судьбы, лица, взлёты… Всех однажды
В век эпохи цифровой, наверняка, забудут.
Куча только старых негативов
Сохранит потомству эти лица.
Только груда старых негативов
В прошлое помогут возвратиться.
«Чёрно-белое кино…»
Чёрно-белое кино
Снова вижу я в окно.
Чёрно-белый мелкий дождь
Вызывает в сердце дрожь –
Неужели за окном
Чёрно-бело всё кругом?
Серо всё и всё безлико,
И не слышно птичьих криков.
Чёрно-белых два прохожих
Друг на друга непохожих
Под зонтом под чёрно-белым
Шагом движутся несмелым,
В чёрно-белый чтоб потом
Обогреться зайти в дом.
Чёрно-белое кино –
Надоедливо оно.
Жду когда проснется солнце,
Заглянёт в моё оконце
И прогонит хмурый дождь –
Чтоб унялась в сердце дрожь,
Чтобы снова мира краски
Подарили сердцу ласку,
Чтобы солнца яркий луч
Разогнал всю бездну туч.
И ты тоже где-то ждёшь,
Ждёшь, когда же стихнет дождь,
Ждёшь, когда в душе погода,
Что неладна уж полгода,
Вдруг изменится. – В тот миг
Я окончу этот стих…
Утреннее (Ода кофе)
Болит спина и спать охота,
Как будто бы всю ночь работал,
А утро только началось…
Нет, не мычат коровы дружно,
Пасти гусей совсем не нужно.
И солнце только поднялось –
Так в окна мои ярко светит.
На улице играют дети
(вот кто не спит уж никогда)
И я твержу себе: «проснись!
Проснись и миру улыбнись
И выпей кофе!» – и, о да!
От ароматного напитка
И шоколадной горькой плитки
Я полон сил и снова бодр.
Я поделюсь со всеми счастьем –
Прощайте беды и ненастья;
И с чашкой выхожу во двор.
«Ты в беретке и старом жакете…»
Ты в беретке и старом жакете
Одиноко стучишь на машинке.
Зябнут пальцы в сыром кабинете.
Едкий запах и свет керосинки.
И ничто так не радует жизни,
Как кусок рафинада и кружка
С крепким чаем. Червивою вишней
Угостила соседка старушка.
Этим летом, сырым и холодным,
Солнце прячется робко за тучи,
Будто кто-то из злого народа
Хочет солнце избить иль замучать.
Выпей чаю, родная, согрейся,
Допечатай последние строчки.
Еле слышно, тихонько засмейся,
Посмотрев из окна на листочки.
Видишь, как ими ветер играет –
Бережливо и нежно, как нянька.
За окном уж закат полыхает,
Умолкает бродяга-шарманка.
Выпей чаю. Ты вечером этим
Встретишь счастье, идя по дороге.
Ты в беретке и старом жакете,
Ты – душа моего монолога.
«Девушка с раскосыми глазами…»
Девушка с раскосыми глазами,
Гостья из неведомой страны
С чёрными густыми волосами,
Ветра дочь и сказочной весны,
Что ты ищешь здесь, в краю далёком:
Здесь – вдали от родины своей?
Сердце мне пленила ненароком —
Как теперь мне жить среди людей?
Я не знаю твой язык – печально это:
Не сказать мне и двух слов тебе.
Попросить ли мне знакомого поэта,
Написал чтоб строки о судьбе?
Или попросить художника: картину —
Твой портрет – чтоб мне изобразил?
Чувств моих глубокую пучину
На холсте чтоб кистью воплотил
К девушке с раскосыми глазами,
Гостье из неведомой страны
С чёрными густыми волосами,
Ветра дочери и сказочной весны.
«Хотите знать, как пишутся стихи…»
Хотите знать, как пишутся стихи?
Они порою будто наважденье,
Как порожденье сразу всех стихий,
Как неожиданное головокруженье;
Ещё назад минуту ты не мог
Представить иль подумать о подобном.
Беру я карандаш – и рифмы, слог
Ложатся на бумагу, как удобно
Одним лишь им, в им вéдомом порядке.
Мне остаётся это только записать
В распухшей от листания тетрадке
От частого, да всё вам рассказать.
Бессонница
А с вами бывало такое? —
И хочется спать, но не спишь.
И хочется только покоя,
И в мыслях уже ты храпишь…
И вот уж слипаются веки,
Ложишься в постель – но никак
Не спится. И словно помехи
В твой сонный влезают чердак.
Таращишь глаза среди ночи,
Глядишь в никуда, в темноту.
И спать тоже хочется очень,
Но всё как-то невмоготу.
А мыслей набеги – как будто
Оравы монголов на Русь
(Так может бывало и в Смуту)…
И всё я в постели кручусь.
Кручусь и ворочаюсь. Поздно.
И мыслям пора исчезать.
На небе попрятались звёзды.
Пора бы уже засыпать…
«Ещё, ещё один набросок…»
Ещё, ещё один набросок
Я допишу и лягу спать.
Он не шедевр и он небросок…
А завтра рано так вставать…
Но, в то же время, встав с зарёю,
Ты ощущаешь – рядом Он:
Творец светил и вод с землёю,
Чей трон – бескрайний небосклон.
«Только закрою глаза…»
Только закрою глаза —
Будто с небес гроза —
Каждые полчаса
На кухне часы бьют.
Считают ход лет и минут —
Идут, и бьют, и идут.
Снова время в пути —
С ним ли и нам идти,
Чтоб всеми путями пройти?
Падать и вновь вставать,
Спокойно идти, бежать,
Реку повернуть вспять,
Бороться, плакать, лететь,
Смеяться, болеть, петь,
Идеями всеми гореть.
Но…
Только всё это с утра,
А ночь есть для сна пора.
И эта пусть вся хандра
Никак не заденет вас,
Друзья мои, в поздний час.
Посвящение уличному фонарю
За окном одноногий фонарь
Смотрит сверху на люд проходящий,
Суетливо бегуще-шумящий —
Освещая дорогу, как встарь.
Тротуар освещая, газон,
Освещая кусты барбариса,
Создавая из теней эскизы
Непонятно-причудливых форм.
Что глядишь, одноногий мой друг?
Я с тобою творю этой ночью —
Стихотворный коротенький очерк
О тебе и о том, что вокруг.
Рождественское чудо
Моему крестнику Ярославу,
родившемуся в праздник Христова Рождества
В Рождество ждут каких-то чудес,
Всеми лёгкими праздник вдыхая.
Ждут, когда же, спустившись с небес,
В дом войдёт тихо вестник из рая.
Принесёт в этот мир тишину,
Принесёт нам семейное счастье
И ненастья отгонит волну,
Защитит нас от всякой напасти.
Но счастливее всех в Рождество
Тот, чей первенец в праздник родится —
И тогда ждёт семью торжество,
Ангел в дверь тихо к ним постучится.
Улыбнётся младенцу: «малыш,
Знай, отныне навек покровитель
(Ты ещё всех не раз удивишь)
Сам Христос, всего мира Спаситель».
Шум
Нас повсюду преследует шум:
Он в квартирах, на улицах, чтобы —
Я так думаю – напрочь от дум
Нас избавить до самого гроба.
Всё шумит: города, поезда;
Всё шумит: дискотеки и клу́бы.
Может быть, это всё ерунда? —
Только сердце становится грубым.
Сердце просит простой тишины —
Как в деревне весной на рассвете.
Только просьбы его не слышны —
В жутком шуме погрязла планета.
Письмо самому себе
Не расслабляйся, брат-поэт,
Твори и в праздники, и в будни.
Я братский шлю тебе привет —
Ведь путь поэта очень труден.
Ведь ежедневно, каждый час,
Ты должен говорить народу —
И будто бы пророка глас
Бывать всегда. Огонь и воду
Пройти в стихах и уцелеть.
Писать, писать, писать – и много!
И рифмой в облака лететь,
Лишь в облака твоя дорога.
Когда коснёшься облаков —
То вспомни сразу мир наш бренный;
Что мир – он ждёт твоих стихов.
Пиши уже, лентяй презренный!
Люди-гаджеты
Порою снятся мне из будущего сны,
Фантазий непонятных мне полны.
И в них живут людей те поколенья,
Для коих с вами мы невероятно древни.
О нас тем людям нечего сказать —
От нас тем людям ничего не взять:
Ни фотографий, писем, дневников…
Для них мы homo kiberus. Таков
Наш в сущности сейчас портрет —
Да-да, таков, не говорите "нет"!
Мы люди-гаджеты – наш электронный мозг
Лишь источает в небо электронный смог.
Народ без рукописей, без историй,
Мы поколенье мимолётных стори,
Хранящее всё где-то в "облаках",
Исчезнуть обречённое в веках.
Шутка
На окраине галактик и миров,
Далеко: в созвездьи Гончих Псов –
Спрятан мой тайник из странных грёз
Под охраной самых грозных гроз.
Нет-нет-нет, в нём вовсе нету бед,
Гения безумного в нём не хранится бред.
Там лежат стихов моих черновики –
Не достали, не порвали чтоб враги.
«Что же странного, – Вы спросите, – в стихах,
Чтоб хранить их далеко в других мирах?
Неужели автор злобный диссидент?»
«Шутка это всё» – вот мой ответ.
«Фа-диезы, си-бемоли…»
Фа-диезы, си-бемоли,
Лиги, такты и триоли –
Тяжело же мне в ученье
Одолеть сих знаков чтенье.
Выпью чаю, отдохну,
А потом опять начну –
Гендель, Глинка, Бах и Лист.
Полька, вальс, кадриль и твист.
Круг тональностей квинтовый,
Ключ скрипичный, ключ альтовый…
Ничего не понимаю,
Что мне делать – я не знаю.
Нет, не быть мне музыкантом
И не петь в квартете альтом.
Да и что мне тот квартет,
Если я в душе – поэт.
Разговор с котом
В летней кухне ежечасно
Бьют старинные часы.
Кот мурлыкает напрасно —
Не получит колбасы.
Пост, дружище, – только мыши
Рацион пополнят твой:
Слышишь, бегают по крыше
Всей мышиною ордой?
Для меня ж пока картошка
И соленый огурец
Заменяют понемножку
Мясо, шпик и холодец.
Скоро, скоро праздник встретим —
Потерпи, пушистый брат.
Будем есть с тобой котлеты,
Пиво пить на брудершафт.
В сумраке храма мерцают лампады
Рождественская легенда
Седая сивилла в пещере гадала.
Змея рядом грелась у углей костра.
Пророчица гостя к себе ожидала
Высокого в час предрассветный утра.
Пока же на улице редкая темень —
Попрятались звёзды с луной в облака.
И воздух так густ, и земля, словно кремень…
Сивилла змее налила молока.
Пока темнота, и так тихо на редкость,
Что кажется: что-то случиться должно.
Какие-то звуки… И мигом вся местность,
Вся вдруг изменилась, в мгновенье одно.
И видит старуха себя среди хлева —
В соломе младенец-малютка лежит,
С ним мать молодая, и рядом здесь, слева,
Отец удивлённый, опёршись, стоит.
Тем временем Август, владыка вселенной,
Объятый гордыней и жутким волненьем,
Со свитой немногою, в мраке ночном,
Мечтая, безумец, о бренном, земном,
К пещере сивиллы скорее стремится,
Чтоб там бесконечно ему удивиться.
Скажу по секрету – ему предстояло
Волненье большое тогда пережить:
Сенат, всё собранье лжецов, всё восстало,
Царя своего богом чтоб объявить.
«Тебе – говорят – так приличнее будет,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
