355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Золотько » Рождество по-новорусски » Текст книги (страница 2)
Рождество по-новорусски
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 02:33

Текст книги "Рождество по-новорусски"


Автор книги: Александр Золотько


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Так, – кивнул Полковник, которому очень не понравилась улыбка Гринчука.

Недобрая какая-то, волчья.

– Не так, – Гринчук неожиданно скрутил фигу и сунул ее под нос Полковника. – Вот что вы мне дали.

Водитель вскочил со своего места, но Полковник жестом остановил его.

– Вы получили квартиры, транспорт, деньги, полномочия. Даже в областном управлении на вас смотрят с опаской, ожидая неприятности от шустрого капитана, проскочившего в начальство не без высочайшей протекции. Вы скажете, этого недостаточно? – спросил Полковник.

– Для того, чтобы тусоваться? Чтобы иметь время на коньяк и баб? Вполне. А для работы… – Гринчук поманил Полковника пальцем и наклонился к нему. – А как я должен работать? Вы или Родионыч – кто-нибудь меня представил? Как я, по-вашему, должен вламываться в хаты ваших дворян? Морды бить охране? Надевать на крутых ваших пацанов браслеты? Браток вон дважды сделал замечания. Один раз сопляку семнадцати лет за то, что тот ударил официантку. Не успел опомниться, как его уже избили охранники и выбросили на улицу. Думаете, они обратили внимание на то, что у него была корочка?

– Я слышал, он восстановил равновесие?

– С охранниками? Да. А пацан тот ходит спокойно и плюет на Братка. С охранниками, кстати, Браток уже помирился. Но замечания вашим золотым мальчикам делать больше не хочет.

Полковник кивнул. Это да. Это они не подумали. Для них все было просто и понятно. А ведь действительно, Зеленый никакого статуса не получил. И это значило, что вес его слова в обществе был равен нулю.

– Извините, – сказал Полковник.

– На хрен мне ваше извинение, господин Полковник. Как я могу делать в таких условиях хоть что-нибудь? Я ведь никого не знаю. И никто не знает меня. А уж, тем более, Братка и Мишу. Так что попрете меня – не заплачу.

– А Михаила?

– А что Михаила?

– Вы подумали о том, что его никто просто так не отпустит, что единственный человек, кто его должен был контролировать, спился до потери человеческого облика, – Полковник замолчал, заметив любопытный взгляд бармена.

Гринчук тоже его заметил, поэтому обернулся к бармену и коротко мотнул головой в сторону. Бармен кивнул и ушел в подсобку.

– Так что Михаил?

– Если вас просто вышвырнут, то Михаила просто уничтожат.

– Чего? – Гринчук встал с табурета, и Полковник краем глаза заметил, что из-за стола снова поднялся водитель.

– Что слышали. Я ведь вам еще тогда сказал, что вы решаете, жить ему или нет. Тогда вы решили, что жить. Сейчас сделали, что нет.

– Мишку я вам не отдам, – немного спокойнее сказал Гринчук.

И в голосе его было столько уверенности, что Полковник поверил – да, за Михаила Гринчук будет драться. И это шанс. Шанс для них обоих.

– И вы готовы на многое? – спросил Полковник.

– Да.

– И даже бросите пить?

Гринчук замялся, посмотрел на пустой стакан:

– И бросить пить.

– Я вам верю, – сказал Полковник.

– Вот спасибо, – улыбка Зеленого стала ироничной до сарказма. – Что бы я без этого делал?

Полковник откашлялся.

– Я согласен с тем, что виноват в некотором роде в том, что вы оказались в таком неприятном положении… И я согласен с тем, что вы действительно не могли решать поставленные перед вами задачи. И я готов принять меры для того, чтобы… Понимаете, Владимир Родионыч поставил условие – до Рождества вы не должны пить, и в те же сроки должны представить отчет о проделанной за три месяца работе. Честно говоря, ваша последняя выходка сделала эти условия невыполнимыми, но…

Гринчук молчал, с иронией рассматривая собеседника.

– Я попытаюсь его отговорить, а вы со своей стороны постарайтесь, ну… – Полковник развел руками, – прийти на какое-нибудь мероприятие, где будет все общество. Вот, на новогодний бал, хотя бы. Там, возможно, мы вас и представим. В любом случае вы сможете произвести на Владимира Родионыча благоприятное впечатление более… э-э… ухоженным видом и трезвым поведением.

Гринчук потер небритый подбородок, поморщился.

– И вы думаете, что меня пустят на этот бал?

– Я поговорю с Владимиром Родионычем. Прямо сейчас, по телефону. Но вы должны будете извиниться…

– За старого хрена?

– Именно за старого хрена, – Полковник достал из кармана мобильник. – Да или нет?

Гринчук вздохнул:

– Да.

Полковник быстро набрал номер:

– Владимир Родионыч? Это Полковник. Я сейчас беседовал с Гринчуком…

Гринчук хмыкнул.

Полковник строго посмотрел на него, и Гринчук замолчал.

– Он раскаивается в своей выходке. Да. Готов принести вам свои личные извинения. Я понимаю, что этого недостаточно, но он убедил меня в том, что и мы с вами виноваты в его пассивности… Нет, я не сошел с ума. Мы действительно не определили его статус в обществе…

Пока Полковник излагал собеседнику свое мнение о недоработках руководства, Гринчук вынул из кармана свой мобильник и быстро набрал на нем сообщение. Нажал кнопку и спрятал телефон в карман.

– Да. Я обещаю. Если он сорвется, то я лично подам в отставку. Да. И завтра я бы хотел, чтобы он имел возможность присутствовать… И на остальных мероприятиях тоже. Это его работа. Люди должны его знать. А он должен знать их… Трезвый. И побритый. Да, я понял, – Полковник взвесил на руке телефон и посмотрел в лицо Гринчука так, будто собирался бросить в него телефон. – Вы приглашены завтра на бал. И сможете, наверное, поговорить с Владимиром Родионычем.

– Премного вам признателен, – поклонился Гринчук.

– Я за вас отвечаю.

– Я слышал, – улыбнулся Зеленый.

– У меня с утра болит голова, – пожаловался Полковник.

Гринчук открыл было рот, но промолчал, отвернувшись.

– И это правильно, – одобрил Полковник. – Молчать и выполнять. И сейчас вы встанете, Юрий Иванович, и пойдете в мою машину. Я сделаю еще один звонок и вас догоню.

– Есть, – сказал Гринчук и вышел из бара.

Водитель вышел вслед за ним.

Вот такие дела, сказал Полковник. В результате всего происшедшего, он зачем-то взял на себя эту ответственность, поставил на карту свою дальнейшую судьбу, и только для того, чтобы спивающийся мент мог получить еще один шанс. Полковник начал набирать на мобильнике номер. Нужно было предупредить жену, что сегодня он приедет поздно. Полковник понимал, что разговор и инструктаж затянется надолго. Не смотря на то, что Гринчук опытный опер, что он сможет сориентироваться в любой обстановке быстро и освоиться в ней почти безболезненно. Вообще Гринчук никогда ничего не делал просто так, не обдуманно. Гринчук – это…

Полковник спрятал телефон в карман и встал с табурета. Из подсобки как раз появился бармен. Гринчук никогда ничего не делал без умысла. И это не тот человек, который допустит прокол. С такими качествами нужно родиться, и потерять их невозможно. Даже за три месяца беспробудного пьянства. Пьянства?

– Стоять, – приказал Полковник, не успев даже сообразить, что и для чего делает.

Бармен замер, держа в руке стакан Гринчука.

– Дай сюда, – приказал Полковник.

– Что? – не понял бармен.

– Стакан дай сюда, – Полковник протянул руку за стаканом.

– А, стакан, – бармен кивнул, посмотрел на входную дверь, протянул стакан Полковнику, и когда тот уже к стакану прикоснулся, но еще не успел взять, разжал пальцы.

Щелк – стакан разлетелся на осколки, ударившись о край стойки.

– Неудачно как получилось, – покачал головой бармен.

– Вас, кажется, зовут Сашей? – спросил Полковник.

– Да.

– И вам нравится работать в этом баре?

– Это мой, – сказал бармен.

– И вы сейчас имеете все возможности этот бар потерять, – почти ласково произнес Полковник.

– А что я такого сделал? – плаксивым голосом протянул бармен.

– От стойки отойди, – приказал Полковник.

Бармен попятился, потом, когда Полковник решительно зашел за стойку, вообще вжался в угол. Полковник взял коньячную бутылку, открыл ее и понюхал. Попробовал на язык. Сплюнул. Взял вторую. На третьей замер, попробовал еще раз и засмеялся.

– Эту бутылку я возьму с собой, – сказал он бармену.

Тот только тяжело вздохнул.

– Хороший человек Юрий Иванович? – спросил Полковник.

– Сейчас таких не делают, – хмуро ответил бармен.

– Да и раньше таких делали штучно, – сказал Полковник и вышел из бара.

На улице шел снег. Легкие белые хлопья бесшумно опускались на город. Полковник подставил руку под снег. Поднес его к глазам. Оглянулся и решительно отряхнул руку.

Водитель открыл перед ним дверцу, и Полковник сел на заднее сидение, возле Гринчука.

– Леша, прогуляйся немного, – попросил Полковник, и водитель, так и не сев на свое место, захлопнул дверцу.

– Знаете, Юра, – задумчиво произнес Полковник.

– Нет, но если вы скажете, – перебил его Гринчук.

– Расскажу, – улыбнулся Полковник. – Давным-давно, еще в эпоху социализма, не ставшего развитым, работал инспектор ГАИ, который безжалостно бомбил на своем участке водителей. За любую мелочь. И народ всячески пытался всучить ему деньги, лишь бы он не делал запись или не пробивал дырку. Но гаишник денег не брал. Когда бедняга нарушитель уже совсем опускал руки, полагая, что ничего поделать нельзя, старшина вдруг добрел и предлагал разойтись полюбовно. Рядом была кафешка, вот туда гаишник вел нарушителя и предлагал угостить его стаканом коньяка. Тот платил бармену деньги, старшина пил стакан, закусывал конфетой и возвращался на свой пост.

– Ну? – сказал Гринчук, когда Полковник сделал паузу.

– А ничего. Просто никак не могли понять, как это он умудряется не упасть пьяным к концу службы, и не могли его обвинить во взяточничестве. Выпивка взяткой не считается. Пока кто-то не сообразил поинтересоваться, что именно ему наливает бармен. И оказалось, что бармен наливает ему холодный чай. А деньги, которые набегали к концу дня за не выпитый коньяк, отдавал старшине.

– Интересная история, – сказал Гринчук.

– Очень, – подтвердил Полковник. – Но я так полагаю, что вы ее знали.

Полковник протянул Гринчуку бутылку, которую прятал под пальто.

– Сам придумал, – сказал Гринчук. – Как догадались?

– Вы слишком разумный человек. Я еще помню, как три месяца назад вы умудрились обмануть всех, даже очень осторожных и подозрительных людей. Кроме этого, вы слишком торопливо опростали ту рюмку коньяка, которую предлагали мне. Она выходит за вашу обычную норму, но вам было нужно, чтобы от вас пахло.

– Ага, – кивнул Гринчук.

– И все эти три месяца вы зачем-то дурили головы всем вокруг, изображали пропойцу. И если бы я сегодня вас случайно не застал в баре…

– Именно, – усмехнулся Гринчук, – сегодня. В баре. Средь шумного бара. Случайно.

– Вы бы так и продолжали… Стоп, – оборвал себя Полковник. – Что значит – случайно? Вы хотите сказать, что та рюмка была специально приготовлена для меня?

– Понимаете, Полковник, если бы внимательно почитали отчеты бедняги Фомина, то знали бы, что я обычно не задерживаюсь в баре. Принимаю свою дозу и ухожу.

– Вы откуда-то знали, что я…

– А куда бы вы делись? – спросил Гринчук. – После такого неприятного происшествия и после прямого оскорбления самого Владимира Родионыча.

– И ваша вчерашняя выходка была только для того, чтобы заставить меня с вами поговорить и… вы что хотели попасть на новогодний бал? – Полковник потрясенно смотрел на совершенно спокойного Гринчука. – Вы не могли найти более простого способа?

Гринчук широко улыбнулся:

– Понимаете, Полковник, теперь я не просто приглашен на бал, я еще приглашен лично Владимиром Родинычем. И если что-то теперь на балу пойдет не так – виноваты не вы. Виноват только он сам.

– Но ведь это я уговорил…

– Не будет же он об этом в голос кричать, – Гринчук потер руки. – Знаете, чего я не люблю больше, чем когда меня переоценивают?

– Кажется, знаю, – сказал Полковник, – это когда вас не ценят вообще.

– Правильно. Ну, мне пора. Много работы, – Гринчук открыл дверцу.

Рядом остановилась другая машина. Полковник присмотрелся – за рулем сидел Браток. На заднем сидении – Михаил.

Гринчук помахал рукой, обошел машину и сел на переднее сидение. Машина уехала.

Все произошедшее было так неожиданно и так обидно, что у Полковника появилась мысль достать телефон и позвонить Владимиру Родионычу.

* * *

– А если он позвонит этому, Родионычу? – спросил Браток.

– И что скажет? – вопросом на вопрос ответил Гринчук. – Что мы его кинули? И что САМОГО Родионыча тоже кинули? Теперь Полковник будет помалкивать.

– А нельзя было с ним просто договориться? Просто предупредить, – спросил Михаил. – Нормальный ведь мужик.

– Полковник? Нормальный мужик, только актер из него – никакой. Мы бы потеряли всю достоверность чувств и эмоций. К тому же, не думаю, что он разрешил бы то, что мы планируем на завтра.

– Я бы тоже не разрешил, – сказал Браток, – если бы власть имел.

– В том-то и дело, товарищ прапорщик. У кого больше звезд, тот и умнее, – засмеялся Гринчук.

– Так он, между прочим, полковник, – напомнил Михаил.

– В отставке, а это не считается, – Гринчук снова засмеялся.

Браток покачал головой.

– Там возле ателье стоянка разрешена? – спросил он.

– Товарищ прапорщик, вы все никак не привыкнете к тому, что вы прапорщик, – сказал Зеленый. – Мы можем останавливаться где попало и когда попало.

– Веселый вы сегодня, Юрий Иванович, – желчно сказал Браток. – Вот так на Новый год насмеемся, что к Рождеству плакать начнем.

– Ничего, – посерьезнев, сказал подполковник милиции Юрий Иванович Гринчук, – завтра все у нас получится.

А Полковник сидел на заднем сидении своего «мерседеса» и пытался себе представить, что именно произойдет завтра на балу. Он понимал, что Гринчук ничего не делает не обдумав. И вот это пугало особенно сильно.

Глава 2

Тридцать первое декабря – самый странный день в году. С одной стороны – вроде бы уже праздник, но люди продолжают работать, лихорадочно стараясь закончить хотя бы самые насущные дела. Встав в этот день рано люди к ночи не только не укладываются спать, а даже собираются в гости или гостей принимают. Накрывая стол, точно знают, что есть ночью все равно практически никто и ничего не будет, но накрывают, залезая в долги и проклиная всю эту суету.

Люди регулярно называют этот праздник семейным, но отмечают его чаще всего в многолюдных компаниях, отчего-то ставят перед собой задачу не спать всю ночь, не смотря на слипающиеся глаза, а потом, первого января целый день спят, вместо того, чтобы веселиться. Странный день. Сумбурный и суматошный.

Гринчук с самого детства испытывал по его поводу противоречивые чувства. Он честно ждал праздника целый год, наделся на что-то необычное, предвкушая подарки и угощения, а потом праздник наступал, принося с собой только усталость и легкое разочарование. И надежду на то, что в следующем году все будет по-другому. Иногда Гринчуку даже казалось, что именно из-за этого дня жизнь у большинства людей не складывается. Или идет наперекосяк.

Каждый год люди начинают с усталости, усталыми этот год проводят только для того, чтобы устало встретить год новый. Усталость.

Год за годом Гринчук давал себе слово плюнуть на условности и просто лечь тридцать первого декабря в постель часов в девять, почитать на сон грядущий скучную книгу и спокойно уснуть, не обращая внимания на праздничные вопли соседей, взрывы петард за окном, гимны и выступления президентов. И год за годом Гринчук это слово нарушал. Один раз, лет пять назад, ему почти удалось осуществить свою мечту, но интеллектуальный пацан Вася Ефимов, с интеллектуальной погремухой Болт, ткнул прямо перед новогодней елкой ножом не менее интеллигентного хлопца Гришу Кафеля, и капитану Гринчуку пришлось всю новогоднюю ночь мотаться по злачным местам, чтобы награда нашла героя.

А когда привез Болта в райотдел, пришлось писать кучу бумаг, борясь с совершенно новогодней усталостью.

Сегодня, в принципе, ничто не мешало Гринчуку лечь спать. Ничто. Кроме необходимости присутствовать на новогоднем балу самых крутых господ этого славного города. Успокаивало только одно – если все сложится как нужно, то будет изрядное количество людей, которым праздник понравится еще меньше, чем ему, подполковнику Гринчуку.

Гринчук встал с кровати, на которой сидел вот уже минут сорок, предаваясь печальным размышлениям и созерцанию новенького мундира. Своего новенького мундира, только вчера полученного в ателье. Нужно отдать должное, мастер постарался на славу, у Гринчука никогда раньше не было столь шикарного парадного мундира. Если быть до конца честным, что парадного мундира у него никогда не было, если не считать срочной службы в армии.

Гринчук подошел к висящему на стене мундиру и аккуратно стряхнул пылинку с погона. Странно, но обычно равнодушный к подобным вещам Гринчук, сейчас испытывал сильное желание… Вернее, два сильных, и, как обычно, противоположных желания. Ему одинаково хотелось поскорее надеть мундир и выбросить его в окно, прямо сейчас.

Странно, но практически такое же чувство испытывал в эту самую секунду еще один человек, совершенно не похожий на Гринчука. Человек этот стоял перед висящим на вешалке костюмом и размышлял, что будет лучше – надеть его и выйти на улицу, или выбросить к чертовой матери и остаться здесь. Здесь – это в научно-медицинском заведении, именуемом в просторечии дурдомом.

Человека звали Геннадий Федорович. Вернее, и Геннадий Федорович тоже. Еще его звали Гирей, и кличка эта точно передавала характер Геннадия Федоровича. Тяжелый был характер.

И мысли у Гири были тяжелые, малоповоротливые и опасные. Но если такая вот тяжелая мысль нарождалась в голове Геннадия Федоровича, то остановить ее было уже достаточно трудно. Мысль подталкивала к делам, а дела…

И за это тоже звали знающие люди Геннадия Федоровича Гирей. Лучше потом все восстановить заново, считал Гиря, чем искать обходные пути и ждать у моря погоды. Посему, когда чуть больше трех месяцев назад понадобилось заложить в украденную машину грамм сто взрывчатки, чтобы только припугнуть бывшего владельца клуба, Гиря решил, что динамита нужно больше. Гораздо больше.

И рвануло так, что погибло много народу, так рвануло, что, на воздух взлетело не только несколько десятков автомобилей на автостоянке, но и жизнь самого Гири взлетела на воздух.

Он уже должен был быть мертвым. Он уже несколько раз успел попрощаться с жизнью, но жизнь пока не спешила его покидать.

Погиб некто Андрей Петрович, контролировавший деятельность Гири от имени… Гиря и сам не знал толком, от чьего имени контролировал его Андрей Петрович. Гиря не знал, и не особо стремился узнать – иногда Гире удавалось предчувствовать грозящую опасность. Вот только тогда, с заминированной машиной он допустил ошибку. И, как потом понял, с поселком бомжей тоже. Бомжей прозывали Крысами, их поселок Норой, а располагалась Нора в овраге, как раз между клубом, купленным Гирей, и бывшей свалкой, на которой Гиря планировал разместить оптовый рынок.

Гиря так до конца и не понял, что именно произошло в Норе, кто именно взял на себя защиту никому не нужных Крыс. Он понял, что кто-то мог его, Гирю уничтожить, но почему-то не сделал этого.

И в дурдом Гиря попал после того, как обнаружил у себя в кабинете гранату. Не приготовленную к взрыву мину, и не тщательно поставленную популярную нынче растяжку, а «лимонку» с привязанной к чеке леской. И леска была просто обмотана вокруг корпуса гранаты.

Ужас, обида, жалость к самому себе в тот момент охватили Гирю с такой силой, что он рыдал и бился на полу до тех пор, пока ему не вкатили дозу успокоительного и не привезли сюда, в дурку.

Гиря поправил галстук на рубашке, висящей вместе с костюмом.

Выходить было нужно. Выходить было просто необходимо, так дела требовали его личного участия.

Закадычный конкурент Садреддин Гейдарович Мехтиев, хоть и не начинал войну за передел территорий, но давление его и его людей ощущалось постоянно. А подчиненные Геннадия Федоровича потихоньку расслаблялись и начинали поглядывать по сторонам. Некоторым из них – это доносили верные люди – было в падлу выполнять приказы пациента дурдома. И Гиря их понимал. Сам бы он никогда не стал гнуться перед чокнутым. И в другое время, даже месяца четыре назад, он не стал бы мешкать ни минуты с выходом из больницы.

Когда три года назад ему прострелили плечо и легкое, Гиря уже через неделю ходил сам, и лично принял участие в похоронах и стрелка, и заказчика.

И после этой гранаты в кабинете шок прошел достаточно быстро. Уже через пару дней Гиря успокоился и мог вспоминать обо всем происшедшем без ужаса и истерики. Еще через неделю врачи сказали, что нервы уже почти в порядке, насколько это вообще возможно с родом занятий Гири, через месяц эти же врачи констатировали значительное улучшение общего состояния пациента… Но Гиря все откладывал свой выход.

В отдельной палате клиники Гиря чувствовал себя в безопасности. Кто пойдет мочить сумасшедшего? В книге Фенимора Купера, еще в детстве, Гиря вычитал, что индейцы не трогали безумных. Еще тогда его поразила эта мысль, а после того, как ужас отпустил, и он мог спать спокойно по ночам, Гиря испытал чувство безопасности. Странное, забытое чувство.

Это чувство пьянило даже больше, чем выпивка и бабы. И чувство это давало возможность подумать не о том, что нужно выбивать бабки, забивать стрелки, контролировать бизнес. Чувство это позволяло просто подумать, без суеты и спешки, без необходимости принимать меры и срочно реагировать.

И все остальное вдруг стало казаться таким ненужным и далеким. Что из того, что Нинка, бывшая секретарша Гири, награжденная креслом директора небольшого ночного клуба «Кентавр», не берет на реализацию наркоту? Да, денег от этого становится меньше, но это там, за стенами спокойной и безопасной палаты. А здесь…

Гиря подошел к зарешетченому окну. Решетка, так раздражавшая вначале, теперь также рождала чувство покоя и безопасности.

На небольшом, огороженном белым кирпичным забором, дворе особого корпуса клиники стояло две машины. И машины эти приехали за ним, за Геннадием Федоровичем. И сам их вид раздражал Гирю. И фигуры охранников, маячащие возле машин, раздражали, и то, как они курят, как переговариваются друг с другом, жестикулируя и топорща пальцы.

Гиря оглянулся и с ненавистью посмотрел на костюм. Бросить все и уехать. Только…

Кому-то из ближайшего окружения может показаться удобным случаем для прихода к власти слишком уж долгое отсутствие шефа. И тогда даже палата не поможет. Не защитит.

И кроме этого, слишком уж настойчиво напоминал Гире Виктор Евгеньевич о необходимости личного участия в деятельности фирмы. И эта сволочь, похоже, тоже без особого сожаления отправит Гирю на живодерню.

Приходилось принимать решение. Болезненное решение.

И…

Зазвонил телефон.

– Да, – сказал Гиря.

– Здравствуй, дорогой! – жизнерадостным голосом произнес Садреддин Гейдарович.

– Привет, Саня, – Гиря беззвучно сплюнул.

– С наступающим тебя праздником, дорогой.

– И тебя туда же.

– Я слышал, что ты сегодня выходишь из… – Мехтиев сделал паузу. – Из санатория.

– Выхожу, – подтвердил Гиря.

– Очень хорошо, – обрадовался Мехтиев, – просто замечательно. Для меня это просто лучший подарок!

Радуется, сука, подумал Гиря. Что-то ему с меня нужно. Айзер чертов!

– Приезжай сегодня ко мне, дорогой, – радушно сказал Мехтиев. – Посидим, отдохнем…

– Отдохнул уже, – буркнул Гиря.

– Очень тебя прошу, – кажется, голос Мехтиева стал жестким.

Всего на пару секунд, но Гиря уловил.

– Я еще не решил толком, куда поеду. Разные были мысли… – Гире совсем не хотелось куда-нибудь ехать, тем более к Мехтиеву, но, похоже, Саня будет настаивать.

И это значило, что есть у него серьезный разговор. И обижать кавказца тоже не следовало. Пока, во всяком случае.

– Хорошо, – сказал Гиря.

– Спасибо, дорогой, – медовым голосом произнес Мехтиев. – Сегодня, часов в десять, да?

– Да, – сказал Гиря и выключил телефон.

– Сука чернозадая, – сказал Гиря, бросая телефон на кровать.

– Нет, какой козел, – покачал головой Садреддин Гейдарович. – Почему мне все время нужно иметь дела с такими козлами?

Али, помощник Мехтиева, только чуть усмехнулся.

– Ты вот улыбаешься, а мне не просто придется разговаривать с этим уродом, мне еще придется его развлекать и уверять в своей дружбе, – Мехтиев налил себе в стакан немного коньяку и отпил маленький глоток.

– Его давно нужно было убрать, – тихо сказал Али.

Али всегда говорил тихо, но собеседники обычно прислушивались к его словам.

– И что делать дальше? – осведомился Мнхтиев. – Воевать непонятно с кем? Ты же знаешь, что меня приглашал к себе этот… который крыша у Гири вместо Андрея Петровича.

– Виктор Евгеньевич, – подсказал Али.

– Да, это Виктор Евгеньевич, – Садреддин Гейдарович допил коньяк. – И ты знаешь, как он со мной говорил.

Али помнил, с каким настроением вернулся с той встречи Мехтиев. Помнил, как ругался его обычно спокойный шеф, как возмущался тем, что этот Виктор Евгеньевич оказался в курсе всей истории с гибелью своего предшественника, что знает, кто нанимал чистильщиков и даже сколько это стоило.

– Мне нужен Гиря, – сказал Мехтиев.

– А, может, лучше Зеленый? – совсем тихо предложил Али.

– Юрий Иванович? – Мехтиев задумчиво покрутил пустой стакан в руках, поставил его на стол и достал из кармана четки.

– Да. Ведь это же он тогда позвонил и сказал, кто заставляет Гирю наезжать на нас.

Мехтиев, опустив веки, задумчиво перебирал четки.

– Гринчук не станет с нами работать, – протянул Мехтиев. – Ты же знаешь.

– Знаю, – сказал Али.

Он прекрасно знал, что Гринчук взяток не брал. Знал также, что Гринчук человек умный и осторожный. Но теперь у него был слишком сильный аргумент, для разговора с круто поднявшимся ментом.

– Как вы думаете, Садреддин Гейдарович, – сказал Али, – а знают те, наверху, что это Гринчук нам сдал Андрея Петровича?

Пальцы Мехтиева продолжали, не торопясь, перебирать четки.

– Нам ведь нужно всего лишь, связаться с кем-нибудь из тех, кто над Виктором Евгеньевичем, и попытаться с ними подружиться.

– Попросим об этом все-таки Гирю, – сказал Мехтиев.

– Но ведь он и сам не знает, кто стоит за его крышей.

– Вот именно поэтому мы попросим Гирю. Гиря дурак, и если ему предложить красивую морковку, он побежит вперед, не задумываясь, – веки Мехтиева дрогнули, поднимаясь. – А с Гринчуком мы тоже поговорим. Потом. Когда начет суетиться Гиря. Зеленый, кажется, сейчас крутится как раз с теми, кто может повлиять на Виктора Евгеньевича. Зеленого нужно будет только немного подтолкнуть.

Мехтиев спрятал четки в карман.

– Ты вот что, Али…

– Да?

– Ты займись Зеленым и его друзьями. Посмотри осторожно, кто ему дорог, кто его приятель, любимая женщина… Все посмотри. Только очень аккуратно посмотри. Он очень осторожный и умный. И я бы не хотел, чтобы он заметил слежку и обиделся.

Али кивнул.

– Я очень не хочу, чтобы он обиделся, – Мехтиев встал из-за стола, – такие люди, как Юрий Иванович должны быть или друзьями, или…

Али снова кивнул.

– Пока я хочу с ним дружить, – сказал Мехтиев. – Пошли ему, кстати, подарок к Новому Году. Только…

– Что?

– Только такой подарок, чтобы он его принял. Не деньги-меньги, и не ящик коньяка… Придумай что-нибудь.

– Я придумаю, – сказал Али.

– И не в руки ему суй, как взятку, а…

– Я придумаю, – повторил Али.

– Придумай, – сказал Мехтиев, – праздник все-таки.

* * *

– Все-таки праздник, – сказал Гринчук в телефонную трубку.

– Праздник, – согласилась Нина. – Ты когда приедешь?

– И приеду ли я вообще…

– Знаешь, Гринчук, мне это начинает надоедать.

– Что именно? – невинным голосом осведомился Гринчук.

– Я, конечно, не твоя жена, и даже не любовница. Я так, баба для раз-два трахнуться…

– Это твоя версия.

– Это правда. И я не возражаю. Пожалуйста. Приезжай когда хочешь, делай чего захочется…

– В какой угодно позе… – подхватил Гринчук.

– Только говори, когда приедешь, чтобы я не ждала как дура, – Гринчуку показалось, что Нина всхлипнула.

– Ну не знаю, – сказал Гринчук. – Не знаю. Честное слово. Даже не представляю, что у меня будет этой ночью. Если смогу – приеду.

– А сможешь?

– Если жив буду – приеду, – Гринчук покосился на стоящего у двери Братка.

Тот укоризненно посмотрел на подполковника и ушел на кухню. Хлопнула дверца холодильника.

– Это опасно? – спросила Нина.

– Ага, – ответил Гринчук, – вначале для печени, потом для мозгов.

– Будь ты… – начала Нина, но Гринчук ее опередил.

– Не надо, Нина. Проклятия – дело такое, что и оглянуться не успеешь, как шерсть обсыпалась, и гробовщик мерку снимает. Я приеду. Постараюсь.

Нина повесила трубку.

Гричук тоже.

В комнату вошел Браток, держа в руках открытую бутылку пива. Посмотрел на Гринчука. Снова укоризненно.

– Что, Ваня, не нравлюсь? – спросил Зеленый.

– Не нравитесь, товарищ подполковник.

– И хрен с тобой, Ваня. Я не итальянская сантехника, чтобы всем нравиться. – Гринчук сунул руки в карманы и прошелся по комнате. – Да и итальянская сантехника нравиться людям потому, что в нее можно нагадить.

– Нинка ведь тоже – не унитаз, – сказал Браток. – Она ведь человек…

– Человек, – кивнул Гринчук, – а я тогда кто?

– Тоже человек, – Браток отхлебнул пива и присел на подоконник.

В комнате не было никакой мебели, кроме кровати и пары стульев, занятых одеждой.

– Ну, так имеет тоже человек право не выслушивать нравоучения? – спросил Гринчук.

– Имеет, – Браток сделал большой глоток и вытер губы. – Только и остальные человеки имеют право на то, чтобы о них не вытирали ноги.

– Что ты говоришь? – восхитился Гринчук. – С каких это пор мы стали такими тонкими психологами и борцами за женское счастье? Пьешь, между прочим, мое пиво, и меня же еще и учишь.

– Пиво, между прочим, это я вчера за свои бабки купил, принес и поставил в холодильник, – спокойно сказал Браток, – еще я туда поставил молоко, консервы и положил несколько пачек пельменей. Иначе у вас, Юрий Иванович, ни хрена в холодильнике не было бы. Это, во-первых. А во-вторых, товарищ подполковник, не хрен передо мной выпендриваться, сильную личность корчить. Сами боитесь с Нинкой определенности, оттого и жилы мотаете ей и себе.

– Это ты сейчас придумал? – спросил, помолчав, Гринчук.

– Это Миша сказал. Еще два месяца назад, – Браток поставил ополовиненную бутылку на подоконник рядом с собой.

Гринчук кашлянул, почесал в затылке и присел на край кровати. Вид у него был несколько смущенный. И это смущение было настолько необычным для Зеленого, что Браток поспешил отвернуться и посмотреть в окно.

– А где он? – спросил Гринчук.

– Миша? Пошел подарки покупать. Ему нужно много подарков купить. Бабе Ирине, Доктору, близнецам этим, Кошкиным. Нине твоей, между прочим, и еще там…

– Бабам его, – подсказал Гринчук. – Ты-то всем подарки приготовил?

– Сколько мне там их готовить? – Браток начертил на стекле какую-то загогулину.

– Вот и мне, – хмыкнул Гринчук, – и мне, в общем, некого осчастливливать.

– Нинку вон осчастливьте, – предложил Браток. – Позвоните вон и скажите, что, типа, любите, просите прощения.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю