Текст книги "Покер на костях"

Автор книги: Александр Золотько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

24 октября 1999 года, воскресенье, 18-30, Москва.

Когда зазвонил телефон, Виктор Николаевич некоторое время спокойно смотрел на него, не поднимая трубки, постукивая концом карандаша по столу.

В кабинете было тихо, впрочем, как всегда. Виктор Николаевич не любил лишнего шума и аудио и видио-техника в его кабинете обычно включалась только в случае необходимости. Виктор Николаевич чуть улыбнулся, поняв, что телефон будет звонить до тех пор, пока не будет снята трубка. Звонил либо человек очень настойчивый, либо точно знающий, что хозяин кабинета на месте.

– Слушаю вас, – сказал Виктор Николаевич, – сняв, наконец, трубку.

– Здравствуйте, уважаемый Виктор Николаевич.

– Здравствуйте, уважаемый Владимир Аркадьевич, – в тон ответил Виктор Николаевич. – Чем обязан?

– Давно хотел с вами пообщаться, да все не было времени. То у меня, то у вас, – Владимир Аркадьевич имел манеру говорить тихим, вкрадчивым голосом. Хотя наивных, верящих в эту мягкость, осталось вокруг Владимира Аркадьевича не так уж и много.

– Если честно, то у меня и сейчас не так уж много времени.

– Понимаю, понимаю. Всегда на страже Родины. Неусыпный, так сказать, дозор. Понимаю. Только ведь и для нас интересы Отечества не чужды. Да. Не чужды.

– Я вас внимательно слушаю.

– Да, – Владимир Аркадьевич немного помялся. – Я именно по этому поводу хотел с вами поговорить…

– По поводу патриотизма?

– В некотором смысле, да. Я хотел кое-что с вами обсудить. Некую информацию…

– Извините, Владимир Аркадьевич, но информация, которой обладая я, в массе своей обсуждению не подлежит. Даже с вами.

– Да-да, понимаю. Враг не дремлет. Да. Бдительность – в первую очередь. Да. Это то, что мы, к сожалению, подрастеряли. К сожалению. Но я не хотел у вас ничего выспрашивать, тем более, секретного. У меня от секретов болит голова. Да. Я хотел поделиться с вами именно своей головной болью, простите, информацией. Даже не знаю, к кому еще мне обратиться, если вы откажите. Да.

Виктор Николаевич улыбнулся:

– Вы можете обратиться в прокуратуру, если это криминальный вопрос. Или даже непосредственно к Президенту. Или Премьеру. На фоне ваших связей и возможностей, я всего лишь, мелкий государственный служащий.

– Ну, Виктор Николаевич, я еще раз убеждаюсь, что легенды о вашей скромности, не более чем жалкое отражение ваших действительных качеств. Да. Именно по этому я и обращаюсь к вам. Если вы не возражаете.

– Ничуть. Я готов принять вас у себя в кабинете. Вы приедете?

– Да, то есть, нет. Знаете, я не хотел бы… вы меня понимаете? Если бы вы смогли приехать ко мне… Или нет, не нужно, я придумал. Давайте мы с вами встретимся ресторане клуба «Вавилон». Да. Я как раз на сегодня заказал там кабинет. Да. Так вы как?

– Давненько меня не приглашали в отдельные кабинеты. Через сколько вы назначаете мне свидание?

В телефонной трубке было слышно, как Владимир Аркадьевич смеется:

– Через час, вас устроит? Я ведь понимаю, что вы очень занятой человек. Очень. Да.

– В девятнадцать часов тридцать минут. Хорошо, я приеду.

– Спасибо. Да. Я понимаю, как вы заняты. Еще раз спасибо. Вы знаете, где находится «Вавилон»?

– Я знаю где находится «Вавилон».

– Да, действительно. Я совершенно забыл, вы ведь действительно все знаете. Да. До встречи.

24 октября 1999 года, 18-00, Киев, Гидропарк.

Зачем Игореша, пятидесятилетний бомж забрел на пляж, он и сам объяснить не мог. С Днепра тянуло пронизывающей сыростью, под ноги все время попадали ветки. Один раз Игореша даже упал, споткнувшись. Песок был мокрый и холодный.

Бомж с трудом поднялся, бормоча себе что-то под нос. Нечего шляться по темноте. Пора искать ночлег. Игореша поежился. Разжиться теплой одеждой на зиму ему пока не удалось, а то, что осталось от бежевого когда-то плаща, грело плохо.

Игореша потуже затянул на шее старое полотенце, потерявшее былой цвет и служившее теперь шарфом. Все равно холодно. Бомж остановился. Ладно, пора идти обратно. К свету. К относительному теплу. Игореша наткнулся на куст, выругался и пошел в обход. Споткнулся.

Что-то большее и мягкое лежало на пути у Игореши. На ощупь это напоминало мешок, наполненный чем-то. Мешок.

Наверное, мешок с мусором остался тут еще с тех пор, когда тут было тепло и людно.

Игореша еще раз ощупал находку. Или не мешок? Пальцы на холодном ветру потеряли чувствительность. Поколебавшись, Игореша полез в карман и извлек огарок свечи и коробок спичек. Коробок был почти полон, его Игореша подобрал около киоска только сегодня утром.

Осторожно прикрывая огонек от ветра, Игореша поднес огонек к свечке. Ветер как раз неожиданно стих, и Игореше удалось в свете свечи рассмотреть то, на что он натолкнулся.

Присмотревшись, бомж издал неопределенный звук. Это был не мешок. Это было добротное пальто. Почти чистое и, вроде бы, совершенно целое. Только вот надето оно было на пожилого мужчину. А сам пожилой мужчина был мертв. Это Игореша понял сразу. Он неоднократно видел трупы, а тут на набухшей шее мужчины была затянута веревка. Проволока, присмотревшись, понял Игореша.

К убитым лезть не стоит, это бомж знал твердо. С другой стороны, пальто на зиму ему никак бы не помешало.

Игореша пристроил огарок на землю и с трудом перевернул труп на спину. Руки мертвого тоже были стянуты проволокой. Пришлось повозиться, чтобы раскрутить ее. Потом Игореша расстегнул пуговицы на пальто и кое-как стащил его с убитого. Под пальто был еще на мертвом костюм. Тоже добротный. Игореша замялся. Появление у него пальто еще кое-как можно было объяснить приятелям, но вот костюм и обувь вызовут подозрение.

Игореша надел пальто. Оно пришлось как раз по росту, бело немного велико, но эту проблему легко решить при помощи пояса и куска веревки. Свой плащ Игореша, свернув, положил в сумку, с которой никогда не расставался.

Порыв ветра погасил свечу. Игореша на ощупь нашел свечу, сунул ее в карман пальто. Спохватившись, наклонился снова к трупу и ощупал карманы пиджака. Ничего не нашел. Снял с левой руки убитого часы.

Вот теперь можно уходить. День прожит не зря. И не зря потащило его предчувствие в холодную сырость Гидропарка.

Игореша двинулся в сторону станции метро. Был у него в кармане жетон. Сегодня можно позволить себе такую роскошь, как проезд в метро.

Возле турникета стояли два сержанта милиции. Несколько раз, в былые времена, они отгоняли Игорешу от турникета, когда он пытался проскочить на поезд бесплатно. Раз или два старший из сержантов прохаживался резиновой дубинкой по ребрам Игореши.

На всякий случай, Игореша достал синий пластмассовый жетон и двинулся к турникету, держа его перед собой в вытянутой руке.

Один сержант что-то сказал другому, тот засмеялся. Игореша почти уже сунул жетон в щель, когда его окликнули:

– Откуда идешь, Игореша? С пляжа?

– Купался? – поддержал напарника сержант.

– Это… – неуверенно протянул Игореша.

– Как водичка?

– Ага… – Игореше очень хотелось побыстрее пройти на перрон, но прервать общение с представителями власти он не решился.

– Ты прибарахлился, – сказал сержант.

– Да.

– Хорошее пальто, – оценил сержант, – где взял?

– На-нашел…

– Почему мне так не везет? – засмеялся милиционер.

Второй подошел в Игореше, пощупал ткань:

– Почти новое пальтишко. Кто же сейчас такое выбрасывает? Украл?

– Не, я честно, это, нашел. Честно, – обмирая, пролепетал Игореша.

– А в карманах что?

– Ни-ничего. Честно…

– А ну-ка, отойдем, – приказал милиционер и подтолкнул Игорешу в сторону. – Показывай, что в карманах.

Во внутреннем кармане пальто сержант милиции обнаружил пропуск на имя Горяинова Дмитрия Андреевича.

24 октября 1999 года, воскресенье, 19-30, Москва.

– Действительно неплохой клуб, – бегло окинув взглядом кабинет, признал Виктор Николаевич.

– Да, исключительно, – закивал торопливо Владимир Аркадьевич, – очень, э-э, эксклюзивный.

– Я обратил внимание, особенно впечатляет служба безопасности. Или как сейчас модно говорить, секьюрити.

– Да. Очень. Я потому и пригласил вас сюда, чтобы придать нашей встречи, э-э…

– Интимность.

– Да. То есть, не совсем. Я хотел, чтобы мы сохранили конфиденциальность нашей беседы. Да. – Владимир Аркадьевич говорил быстро, негромким голосом, старательно избегая взгляда Виктора Николаевича.

Насколько знал Виктор Николаевич, это была обычная манера Владимира Аркадьевича держаться с равным по силе собеседником. Со слабыми Владимир Аркадьевич был исключительно вежлив, умел проникновенно смотреть в глаза, сочувственно цокать языком и безжалостно наказывать.

С теми, кто сильнее, Владимир Аркадьевич был почти робок, заискивал, но всегда был готов вцепиться в горло, улучив удобный момент. Собственно, рвать горло ротозеям было основным занятием Владимира Аркадьевича.

– Что будем заказывать? – спросил Владимир Аркадьевич, подвигая Виктору Николаевичу кожаную папку меню.

– Увольте, Владимир Аркадьевич, у нас с вами слишком мало свободного времени.

– Да-да, понимаю. Согласен. Вы и так пошли мне на встречу. Да, – Владимир Аркадьевич аккуратно отложил в сторону меню и, чуть наклонившись, взял с тумбы, стоявшей возле стены, дистанционный пульт от телевизора. – Я хотел вас просмотреть вот эту запись.

Виктор Николаевич обернулся к телевизору, разместившемуся в углу кабинета. Его, видимо, принесли совсем недавно, водрузили на кресло и сверху на телевизор поставили видеомагнитофон.

– Да. Извините, что все так, экспромтом. Совершенно не было времени подготовиться тщательно. Вот, пожалуйста.

Экран телевизора зажегся, загудел лентопротяжный механизм видеомагнитофона.

Свой кабинет Виктор узнал на экране сразу, не смотря на необычный ракурс. Видеокамера размещена где-то слева и вверх от входной двери.

Запись своего последнего разговора с Михаилом Виктор Николаевич просмотрел молча, от реплики Михаила: «Надеюсь, что этого того стоило», до прощания.

– Я весь внимание, – спокойно произнес Виктор Николаевич, когда Владимир Аркадьевич выключил телевизор и видеомагнитофон. – Вы хотели только продемонстрировать эту беседу?

– Ни в коем случае. Нет, – и голос, и выражение лица Владимира Аркадьевича демонстрировали негодование. – Ради Бога, ни в коем случае не думайте, что я намеривался вас пугать или шантажировать…

– Этим шантажировать? – брови Виктора Николаевича чуть приподнялись.

– Нет. Я хотел поговорить с вами о моих проблемах. Эта запись – только повод. Я бы сказал, демонстрация серьезности положения. Нет-нет-нет, – почти вскричал Владимир Дмитриевич, театрально взмахивая руками, заметив легкую тень на лице собеседника, – не вашего серьезного положения. Моего.

– Я слушаю. Вы достаточно мне уже все объяснили.

– Да. Хорошо. Я… – Владимир Аркадьевич вскочил со стула и прошелся по кабинету, – я все-таки немного выпью. Воды. Пересохло горло. Хорошо бы немного вина, но у нас – серьезный разговор. Да.

Владимир Аркадьевич налил себе воды в стакан, залпом выпил.

– Так вот, эта кассета. Ко мне сегодня рано утром пришел один из моих людей, занимающихся, э-э, сбором информации, и показал мне вот эту запись. Да. У меня просто волосы дыбом встали. Не от того, что я услышал, я даже и не вслушивался. Мне совершенно не интересны эти секретные разговоры в вашей структуре…

Виктор Николаевич чуть улыбнулся.

– Меня взволновало то, что запись сделана у вас в кабинете. И явно без вашего ведома. Да. А это значит, что нашелся кто-то, кто не просто решился на такую выходку, но и смог ее осуществить. Да. И это страшно. Если даже к вам… То что говорить о нас, простых смертных? Выходит, что мы просто очень рискуем…

– Не стоит так волноваться, это ведь просто запись…

– Запись, не спорю. Но ведь могли установить и бомбу!

– Могли. Но, по-видимому, некто решил устроит бомбу другого рода.

– Да. И решили это посему-то, сделать через мои средства массовой информации. Я вам скажу честно, Виктор Николаевич, я мирный человек, я интеллигентный человек. Патриот, в конце концов, и я никогда не стал бы включаться в любую акцию, направленную против вас. Более того, я предпринял усилия к тому, чтобы найти того, кто продал нам эту кассету. Немного подумав, я решил даже связаться со своим… э-э… конкурентом.

– Даже так? – Виктор Николаевич искренне удивился. Об отношениях Владимира Аркадьевича Сосновского с Эдуардом Валентиновичем Граббе знали практически все. Война велась упорная и долгая. Телеканалы и газеты Сосновского наносили удары по всякому, кто оказывался вольно или невольно возле Граббе, а масс-медиа, живущие на деньги Эдуарда Валентиновича, отвечали взаимностью и регулярно переходили в контратаки.

– Я решил позвонить Граббе, но не успел, потому, что Граббе позвонил мне раньше. Вот вы себе представьте, я только протягиваю руку к телефону, как секретарь мне сообщает, что на связи сам Эдик. Он, оказывается, также получил эту запись, и также решил посоветоваться со мной.

– Вы решили создать общество защиты меня? – осведомился Виктор Николаевич.

– Мы решили просить вас о помощи. Да. О помощи. Советом и делом. Делом, наверное, в первую очередь.

– Ну, это же так естественно. Что я могу вам посоветовать? А вот потаскать каштаны из огня…

– Вы меня не понимаете! – Владимир Аркадьевич снова налил себе воды и залпом выпил. – Я боюсь. Вы понимаете – боюсь.

– Человеку вообще свойственно бояться. Это ему помогает выжить в опасных ситуациях. Переходите к делу, Владимир Аркадьевич.

– Хорошо. Да, хорошо. Вы знаете меня довольно давно, и я вовсе не обольщаюсь тем, как вы ко мне относитесь. Да. Хотя я вас очень уважаю. Очень. Но как бы вы ко мне плохо не относились, вы не сможете мне отказать в некотором уме. Не сможете?

– Не смогу, – кивнул Виктор Николаевич.

– Вот видите! И еще я никогда не был трусом. А тут… Кто-то начал скупать журналистов.

– Серьезно? А мне казалось, что это у нас национальный промысел. Вы один вон сколько скупили независимых представителей четвертой власти.

– Я. Это совсем другое дело. И Эдик Граббе – тоже совсем другое дело.

– А вот другим – нельзя.

– Отчего нельзя? Можно. Ради Бога, пусть покупают. Но скупать… Обратите внимание на термины. Покупать – это когда по одному, ну, по два. А скупать – это уже оптовые закупки. Это мой рынок и Эдика. Понимаете? И как я, по-вашему, должен реагировать, когда вдруг оказывается, что за последние полгода кто-то сделал очень серьезные предложения десяткам, если не сотням журналистов. Теле-, радио-, газетным – всем. И когда я говорю кто-то, я имею ввиду именно кого-то неизвестного.

Владимир Аркадьевич, теперь уже не останавливаясь, ходил по кабинету, стремительно жестикулируя:

– Да. Неизвестного.

– Верится с трудом. С вашей склонностью копаться в самых интимных тайнах. И с вашими возможностями…

– Да, с моими возможностями. Именно с моими возможностями. Ничего не удалось узнать. Более того, когда я попытался копнуть глубже, внезапно умер и тот, кого мы пытались… э-э… разговорить, и тот, кто это пытался сделать. Да. Получается так, что кто-то вложил, поверьте мне, Виктор Николаевич, очень и очень большие деньги в журналистов и пока еще ни разу не задержал выплат, и не дал ни одного задания.

– Это действительно интересно… – задумчиво произнес Виктор Николаевич.

– Да. Я так и думал, что вы сможете это оценить. Точно также думает и Эдик Граббе. Это один из немногих случаев, когда мы с ним хоть в чем-то сошлись во мнении.

– Тогда у меня два вопроса…

– Пожалуйста, пожалуйста…

– Первый – почему вы не обратились с этим в компетентные органы. Вы же знаете, что направление моей деятельности несколько другое.

– К кому? К человеку, похожему на генерального прокурора? Не смешите меня. Это, во-первых, а во-вторых, не мы вас выбрали. Вас выбрал тот, кто затеял покупку журналистов. Все это время я с ужасом ждал, как начнут действовать купленные писаки и болтуны…

– Не добро вы как-то о журналистах…

– Как могу. И, поверьте, я в этом вопросе разбираюсь ой как не плохо.

– Верю.

– Вот. И заметьте, я ведь говорю только о тех журналистах, которые находятся под моим контролем. Большинство из них сами сообщили о покупке. И получили разрешение на двойную работу. Да. А ведь наверняка есть и такие, которым удалось сохранить тайну вкладов. Да.

– Вы хотите сказать, что вместе с Граббе ждали, на кого первого укажут неизвестные покупатели…

– Да.

– И вам кажется, что я теперь ваш союзник?

– А у вас нет выхода.

Виктор Николаевич разочаровано развел руками:

– Мы все-таки начали говорить о безвыходности моего положения.

– Да. Но не потому, что вы испугаетесь этой пленки. Нет. Вы слишком известны как человек долга. Вы просто не сможете пройти мимо столь вопиющего… столь прямой угрозы нашей с вами Родины. Не сможете.

– Не смогу, – согласился Виктор Николаевич.

– Поэтому я и Эдик Граббе предлагаем вам союз.

– Звучит несколько высокопарно.

– Вам так кажется? Тогда проще – мы передаем вам всю нашу информацию, и ту, которая уже есть, и ту, которая появится в дальнейшем. Мы даже готовы включать ваших людей в наши съемочные группы, обеспечивать наше прикрытие в качестве журналистов… Это уже не говоря о полной блокаде негативной информации о вас и вашей организации…

– Уж не стану ли я причиной фантастического воссоединения старых конкурентов?

– Ни в коем случае. Я не собираюсь прекращать своей основной деятельности, это же я могу гарантировать и в отношении Эдуарда Граббе. Да. Но в том, что касается нашего дела… Мы даже готовы составить некий фонд… Для финансирования проекта.

– Очень интересное, но совершенно неприемлемое предложение.

– В каком смысле?

– В смысле финансирования. Когда вы готовы будете передать мне информацию?

– Немедленно. Вот, – Владимир Аркадьевич вытащил из-под стола папку, положил ее на стол перед Виктором Николаевичем.

– Очень хорошо, – одобрительно кивнул тот, – вы полагаете, что я немедленно возьму в руки это вместилище документов?

– Что? Вы подозреваете? Даже обидно, честное слово.

– Чтобы не было обидно, пусть ваш человек аккуратно отнесет все это в мою машину сопровождения, и не нужно изображать возмущения, Владимир Аркадьевич, а то я попрошу вас написать официальное заявление на мое имя.

– Ну что вы, Виктор Николаевич! И вы, кстати, так и не задали мне вашего второго вопроса.

– Вы уже на него практически ответили, Владимир Аркадьевич. Но чтобы вас не разочаровывать, я задам вам другой вопрос – чего вы хотите от меня? Или вы думаете, что я смогу делиться с вами информацией о ходе работы?

– Конечно нет, хотя это и немного обидно. Меня вполне устроит ваше слово. Что-то вроде, все закончено. И моих журналистов перестанут скупать.

– Отправляйте папку, Владимир Аркадьевич, – напомнил Виктор Николаевич и больше не проронил ни слова до тех пор, пока человек Владимира Аркадьевича не вышел из кабинета.

– Может, все-таки что-нибудь закажем? Здесь великолепная кухня.

– Столпотворение по-вавилонски.

– Что? А, да, шутка. Я понимаю, – Владимир Аркадьевич попытался засмеяться.

– Мне пора, – Виктор Николаевич встал из-за стола, – будем прощаться. Если мне понадобиться что-нибудь от вас по этому делу, то я пришлю надежного человека. И мы с вами дадим нашему совместному проекту условное обозначение «Вавилон».

– Да. «Вавилон». Конечно, – Владимир Аркадьевич суетливо вскочил, пожал руку гостю, – извините, что отнял у вас столько времени…

– Ничего, – Виктор Николаевич улыбнулся, – вы не будете возражать, если я возьму эту видеокассету?

– Что вы, конечно нет. Берите! Для чего еще она мне нужна. А источник, через который она ко мне попала, указан в документах. И тоже самое о кассете Граббе. До свидания. И, кстати, Граббе уверяет, что он эту кассету уничтожил. Да.

Виктор Николаевич осторожно повертел в руках кассету:

– Мы с вами можем говорить друг другу правду?

– Да, конечно.

– Наша с вами беседа мне очень напомнила незабвенные годы социализма.

– Правда? были и в те годы хорошие моменты, согласитесь.

– Согласен. Только я не о приятных моментах вспомнил.

– Да? А что же?

– Я вспомнил, с каким азартом некоторые шли в стукачи. Карьеру сделать, убрать конкурента. Просто из любопытства. И почти всегда вслух называли это патриотизмом. Или осознанием своего гражданского долга.

– Вы хотите сказать?.. – лицо Владимира Аркадьевича стало наливаться кровью.

– То, что я хотел сказать, я уже сказал. О сталось одно – иногда нам действительно удавалось при помощи стукачей защищать интересы Отечества. И это как-то примиряет меня с существованием стукачей. Всего доброго! – Виктор Николаевич вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.