Текст книги "Прощай, Америка!"

Автор книги: Александр Золотько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 7

Напиться как следует Лукашу ночью не удалось. Капрельянц, к которому Петрович Лукаша все-таки отвез, вкатил Михаилу несколько кубиков какой-то смеси и только потом предупредил, что с алкоголем эта штука напрочь несовместима. И если бы просто головная боль или почти привычная тошнота, так нет же. Двадцать граммов водки – и нести тебя, милый, будет дальше, чем видишь. В тридцать три струи, не считая брызг, пояснил добрый доктор Капрельянц.

Завтра, после того как поспишь часа четыре – хоть залейся.

– Все вы сволочи, – сказал Лукаш.

В отель его привез Николаша, а Петрович снова стал деревянным мерзавцем, просто неспособным на гуманизм или хотя бы сострадание.

– Завтра с утра отправляешься на пресс-конференцию, – провозгласил он. – И чтобы информация о твоих приключениях у меня была на столе до полудня. Не смог взять интервью – сделаешь репортаж. Сочинение на тему «Как я замочил предателя». В смысле – ты замочил. В конце концов – тоже эксклюзив. Не помню, чтобы кто-то такое обнародовал. Ты как, убивец, к международной славе готов? А там, глядишь, коллектив российской разведки тебе еще и благодарственное письмо пришлет. За верное понимание гражданского долга и личное участие в восстановлении вселенской справедливости.

Николаша, правда, проводил Лукаша до самого номера и даже хотел лично уложить его в постель. Кто бы мог ожидать такого гуманизма от личного телохранителя самого Петровича? Казалось бы, принес сумки и винтовку, скажи «до свидания» и вали на фиг, так нет, человеческое участие проявляет, заботиться пытается.

Так мило! Нет, честное слово – мило так, душевно, просто хоть плачь от умиления.

– Ты знаешь что, Николаша? – сказал Лукаш, притянув к себе Николашу за шею. – Ты вот сейчас езжай к Петровичу, эта скотина уже, наверное, спит. Так ты его разбуди, помоги одеться, возьми под руку и вместе с ним ступай в задницу… И не лезь ко мне в душу!

– Хорошо, – кивнул Николаша. – Как скажешь.

И ушел.

А Лукаш, закрыв дверь номера на ключ, сидел минут пятнадцать перед открытым холодильником, глядел на бутылку с водкой и прикидывал – соврал Капрельянц или нет.

Скорее всего – соврал. Даже наверняка соврал, что-то было у него в глазах неуверенное, когда он запугивал Лукаша. С другой стороны, а с чего это Лукаш решил, что может вот так запросто определить по лицу человека, врет тот или нет? «Обнаглел ты как-то, Лукаш. Много на себя берешь…

Помыться и спать. Трезвым, раз уж вход на ту сторону сознания на сегодня тебе противопоказан. Трезвым и бодрым», – осознал вдруг Лукаш.

Спать совсем не хотелось.

Рана не болела, голова не кружилась, сердце не колотилось, как бешеное. Ровный стук метронома, ясная голова. Точные уверенные движения.

Внутри только хреново. И с чего бы это, господин Лукаш? Ты же все правильно сделал. Ты не человека убил, а сволочь. Не в чувствующего и страдающего хомосапиенса выстрелил, а в кучу дерьма. Мир стал чище, к тому же ты ведь идиот романтический, дал ему возможность тебя отправить на тот свет. Ведь дал же?

То, о чем ты болтал в его доме – это твоя собственная инициатива. Твоя идея. Задача первоначально была простая, как мировоззрение войскового прапорщика. Как там в пошлом анекдоте? Провести пальцем вдоль позвоночника до второго щелчка? Вот именно так.

Было приказано – войти, уединиться, организовать у генерала панику, такую, чтобы внешний незаинтересованный наблюдатель поверил в искренность твоего рассказа о попытке Колоухина тебя убить и в твое счастливое и невероятное спасение. Ты даже этого внешнего незаинтересованного наблюдателя с собой захватил. Джонни должен был маячить в стороне и подтвердить, что генерал на тебя голос повышал да оружием размахивал.

Наличие у генерала помощника никто не предполагал. Тебе нужно было, увидев, что в доме на одного стрелка больше, чем ожидалось, начинать работать сразу, а не вести болтовню. Не входила она в обязательную программу. Петрович тебе что сказал? На всякий случай, сказал, потереби урода, такие, как он, обязательно что-то на черный день приберегают. Вот ты ему и объясни, что черный день уже наступил, что пора все рассказать. А если ничего у него за душонкой не окажется – не очень и хотелось.

Кто ж знал, что генерал начнет про командно-штабные учения Киевского военного округа плести? Кто знал? Никто не знал. И сейчас знает только Лукаш и его непосредственный начальник господин Петрович. Благо хитрый мобильник Лукаша гнал репортаж о происходящем в доме Джеймса Форда непосредственно Петровичу.

Лукаш достал из холодильника бутылку водки, взвесил ее на руке. Холодная. Что будет большим проявлением силы воли – влупить бутылкой о стену или просто поставить ее в холодильник и перестать о ней думать?

Черт! К свиньям собачьим всю и всяческую патетику! Пусть стоит в холодильнике, ждет завтрашнего дня. Или даже утра. Проснется Лукаш и, не надевая штанов, прямо из горла высосет эликсир еще до завтрака. А потом отправится на пресс-конференцию – веселый и свободный в самовыражении.

В самовыражениях.

Лукаш сунул бутылку назад в холодильник, захлопнул дверцу, не торопясь, расстелил постель. Разделся. Сходил в душ и постоял под теплой мягкой струей минут десять. Не берет, мать его за ногу. Сон куда-то ушел и не хочет принимать Лукаша в свои объятия. Может, жалеет? Помнит, что в конце любого сновидения ожидает Лукаша расстрел, страх и отчаяние.

Лукаш натянул спортивный костюм, сел в кресло и включил телевизор.

Найти какой-нибудь сериал, занудный и серый, попялиться на него некоторое время… и баиньки.

Лукаш переключил несколько каналов. Спорт, ток-шоу, боевик… Новости.

Если вдуматься – тоже сериал. И тоже занудный. И даже мексиканский, как оказалось.

…Равнина, выжженная солнцем, несколько машин, украшенных эмблемами, люди в широкополых шляпах и каскетках с длинными козырьками. А еще несколько человек лежат на сухой земле. И, похоже, часа три-четыре, как лежат. Камера не демонстрирует раны и кровь слишком навязчиво, так, указывает на факт их наличия, напоминает время от времени.

Черная подсохшая лужа возле одного из трупов. Мелькнуло лицо покойника – рот оскален, глаза выпучены – никто не потрудился опустить мертвецу веки. Куртка на груди изодрана и пропитана черной кровью. Лежит убитый на боку, левая рука завернута за спину, правая тянется к пистолету. Пистолет тоже никто не убрал, хотя, казалось бы…

Бродит фотограф, проводя фотосессию для следствия, парень в форменной куртке с видеокамерой продолжает снимать ход сбора вещественных доказательств. В полной тишине.

Ветер, солнце, мухи, вьющиеся над телами убитых…

Лукаш спохватился и включил звук.

– …в полдень. Мексиканские пограничники потребовали от нарушителей сдаться, но те открыли огонь, – журналистка попала, наконец, в кадр, ветер треплет волосы, заставляет журналистку щуриться. – Я обратилась за объяснениями к представителю федеральных властей Мексики Хуану Лопесу. Скажите, Хуан, что именно здесь произошло?

Хуан, худощавый черноволосый мужчина лет сорока, попытался взять микрофон из руки корреспондентки, та не отдала. Хуан кивнул и стал говорить в микрофон, чуть наклонив голову и сутулясь. Еле слышный акцент, медленная, невыразительная речь. Мексиканец скорее вспоминал, чем придумывал. Наверное, заучивал текст с бумажки, чтобы не сбиваться перед микрофоном. Было видно, что для Хуана Лопеса это не самый привычный способ общаться с людьми. Он все время, пока говорил, смотрел куда-то в сторону, мимо объектива, и поправлял свои тонкие усики.

– За последние месяцы, – сказал мексиканец, – резко увеличилось количество случаев попыток проникновения нелегальных мигрантов из Техаса на территорию Соединенных Штатов Мексики. После того как федеральные власти были вынуждены закрыть пункты пересечения границы, люди все чаще пытаются проникнуть через границу тайно.

– А кто именно пытается перебраться из Америки в Мексику? – спросила журналистка.

– Из Техаса… – Хуан пригладил пальцами усики, словно боялся, что ветер сорвет их с верхней губы. – Из Техаса в Соединенные Штаты Мексики идут разные люди. Идут те, кто сейчас не может найти работу на территории Техаса, кто потерял надежду на получение социальной помощи и пособия. Некоторые уходят от войны, как говорят они сами. От гражданской войны. Таких людей мы просим вернуться на территорию Техаса, не применяем силу. Наши попытки привлечь внимание Техасского правительства к событиям на нашей северной границе чаще всего наталкиваются на молчание и бездеятельность. Более того, некоторые группы мигрантов сопровождаются в глубину территории Мексики техасскими пограничниками или полицейскими. Вот как в этот раз.

Хуан Лопес махнул рукой в сторону мертвых тел.

– Здесь двенадцать человек. Четверо из них – в форме пограничной охраны Техаса. И вооружены они… были американским оружием. Кстати, как сообщили наши пограничники, именно офицеры из Техаса открыли огонь первыми. Они даже ранили одного из федералов, после чего наши люди были вынуждены открыть огонь на поражение.

– Вы хотите сказать, что вторжение через границу было организовано официальными лицами? – удивилась журналистка. – Властями Америки?

Хуан Лопес махнул рукой, и кто-то из-за края кадра подал ему полиэтиленовый пакет.

– Вот, можете взглянуть, – мексиканец поднял пакет, растянул его, чтобы содержимое стало лучше видно. – Это документы, найденные на телах. Тут водительские права штата Техас, удостоверения личности. Пока еще рано говорить о том, настоящие документы или нет, но Мексика начинает самое серьезное расследование, к которому, несомненно, привлечет и представителей международных организаций, вплоть до Организации Объединенных Наций.

– Благодарю, – сказала журналистка, поворачиваясь лицом к камере. – Невозможно однозначно утверждать, что и кто именно стоит за этим происшествием на границе, но уже сегодня понятно, что трагедия, разыгравшаяся здесь, повлечет за собой очень серьезные последствия. С вами была Линда Страут.

– Весело, – проронил Лукаш, когда репортаж сменился заставкой. – Значит, пограничники Техаса, а не американские пограничники. И люди идут из Техаса, не из США, не из Нью-Мексико и Калифорнии, а именно из Техаса в Соединенные Штаты Мексики. Четко определены стороны конфликта. Мексика и Техас. Остальные пусть стоят в стороне и ждут развития событий. И того, что их пригласят принять участие в следствии.

Заставка закончилась, и на экране появился комментатор в студии.

– Можно было бы не слишком близко к сердцу принимать перестрелку в приграничном районе Мексики, – произнес комментатор уверенным, но чуть-чуть озабоченным тоном. – Можно было бы, если бы не тот факт, что это далеко не единичный случай. И, что печально, он является отражением того, что происходит на северной границе Соединенных Штатов Америки. Традиционно прозрачная и дружественная граница с Канадой вдруг превратилась в арену чуть ли не военных действий, с применением огнестрельного оружия, вертолетов и кораблей.

Лукаш выключил телевизор.

То, что происходит на границе с Канадой, он знал. Петрович заставил изучить все, связанное с этим вопросом. Он даже собирался отправить Лукаша в лагерь для перемещенных лиц в Канаде.

Многокилометровые очереди автомобилей возле пунктов перехода границы, кричащие мужчины и женщины, которых силой тащили прочь от границы, заталкивали в фургоны, лодки и катера, перехваченные пограничными кораблями Канады на Великих озерах, – традиционно прозрачная и дружественная граница больше не была ни дружественной, ни прозрачной.

На прошлой неделе в Сети появился репортаж о том, как катер с американской стороны был настигнут канадским вертолетом.

…Вертолет завис над самым катером. Винт вспенивает воду вокруг катера, луч прожектора пришпилил белую скорлупку к темной поверхности озера. В мегафон с вертолета требуют заглушить двигатель и принять досмотровую группу. Сбросили канат, и кто-то стал по нему спускаться в катер. Он был уже на полпути, когда с катера начали стрелять. Частые вспышки выстрелов осветили низко висящий вертолет и темную фигуру на канате. Человек на канате дернулся, замер, пытаясь удержаться, но еще одна очередь простучала по его телу – по бронежилету, защитным очкам, каске, которые с такой дистанции пуль удержать не могли – тело сорвалось, упало вниз, ударилось о борт катера и со всплеском влетело в воду.

Вертолет шарахнулся в сторону, стрелок из катера вскочил на ноги и выпустил длинную, на весь оставшийся магазин, очередь, даже, кажется, попал. Точно попал – полетели какие-то осколки и клочья. Вертолет качнулся, несколько секунд казалось, что он упадет, но потом вертолет выровнялся, взлетел выше, сделал круг, кренясь вправо… Потом от вертолета к катеру потянулся частый пунктир пулеметной очереди.

Стрелка перерубило пополам и швырнуло на катерную надстройку. Пули били по палубе, разбивая ее в щепы, разнося в пыль иллюминаторы и выбивая искры, попав во что-то металлическое. Пулемет стрелял до тех пор, пока на катере что-то не взорвалось. Огонь охватил весь катер сразу от носа до кормы, кто-то метнулся сквозь пламя, сам превращаясь в факел, вылетел за борт. Пули пробежали по воде, поднимая белые фонтанчики, человек вынырнул, дорожка из фонтанчиков бросилась к нему навстречу.

Потом вертолет снизился, с него по канату кто-то спустился в воду, началось спасение раненого канадца…

Прозрачная и дружественная граница.

А в лагерь для перемещенных лиц Петрович в результате отправил Анюту с Женькой. Вернулись они под сильным впечатлением и со впечатляющим материалом.

…Палатки, обнесенные оградой из колючей проволоки, канадские солдаты, патрулирующие лагерь, американцы, стоящие в очереди за супом и за питьевой водой. Женщина, мать троих детей, кричащая, что у нее забрали сына, что у нее украли сына, и никто не хочет ей помочь. Мужчина в костюме, сохранившем остатки былой респектабельности, рассказал Анюте о том, что у него отобрали деньги и часы. Точнее, он сам отдал часы за то, чтобы ему позволили связаться с братом, живущим в Оттаве, но часы у него взяли, а телефон не вернули. Небольшое, могил на десять, кладбище возле ограды. «Суицид», – сказал начальник лагеря. «Некоторые не выдерживают, – сказал начальник лагеря с печалью в голосе, не хотят понимать, что Канада просто не готова к такому потоку беженцев, а, кроме того, необходимо проводить проверку каждого из лиц, пытающихся пересечь границу. Преступники, наркоторговцы, террористы часто пытаются скрыться среди обычных людей. Нужно время. На все нужно время и силы…»

Северная граница и южная граница – в огне. Восточная и западная? Там тоже непросто. Люди отправляются в плавание на катерах и яхтах, лодках и плотах, лишь бы прочь из Штатов. Лишь бы успеть до начала кровопролития. А навстречу им идет поток контрабанды, оружия, наркотиков.

Береговая охрана все еще пытается сдерживать этот поток, но с каждым днем это делать все сложнее и сложнее. Нет горючего. Нет людей. Нет возможности ремонтировать корабли. Ходили слухи, что даже появились пираты. Пока промышляют по-мелкому, грабят небольшие корабли, рыбачьи лодки и яхты.

Вроде бы уже похитили несколько человек и требуют выкуп у их близких.

О пиратах стараются особо не распространяться, так – треп в соцсетях, информационные агентства об этом не сообщают, продолжают все больше рассказывать о Сомали, но авианосные группы некоторых государств уже патрулируют прибрежные воды Соединенных Штатов.

Поколения американских военных моряков негодуют на том свете. Крутятся в гробах. Китайская, российская, индийская и таиландская эскадры патрулируют Тихоокеанское побережье Штатов, англичане, французы, итальянцы и бразильцы – Атлантическое. Кто-то мог себе представить, что Америку, великую и непобедимую Америку будут охранять авианосцы Индии, Китая и Таиланда? Да вообще какие-нибудь корабли, кроме собственного военно-морского флота и береговой охраны?

Понятно, что долго это продолжаться не может, мировая общественность не будет бесконечно тратить время и деньги на охрану Соединенных Штатов. Американцам самим следует что-то решать по поводу своего флота. Денег на все не хватает. И не хватит. Подводные лодки стоят в базах, авианосцы – в базах, в принципе, их можно было бы использовать, если найти деньги на горючее для самолетов, но можно ли верить американским военным?

Командир атомной подводной лодки типа «Лос-Анджелес» застрелился неделю назад. Поднялся на мостик в парадной форме, достал из кармана пистолет и вышиб себе мозги под пристальным взглядом телекамеры. Командир специально пригласил телевизионщиков, пообещав им яркое и незабываемое зрелище.

– Да, – сказал Лукаш, глядя в пустой экран телевизора, – зрелище тогда получилось и незабываемым, и ярким.

Стрелял подводник из пистолета себе под нижнюю челюсть, пуля перемешала его мозг и выбросила вверх крышку черепной коробки вместе с белоснежной фуражкой. Как пробку из бутылки шампанского.

Лукаш достал из сумки пистолет – допотопный крупнокалиберный «кольт». Увесистая штука. И надежная. Калибр – одиннадцать целых сорок три сотых миллиметра.

Лукаш нажал кнопку слева от пусковой скобы, ему на левую руку выпал магазин.

«А вот интересно, – подумал Лукаш, – а в стволе есть патрон или как? Досылал патрон в патронник тот бедняга Сэм из Бриджтауна? Наверное, все-таки дослал, ведь вбегал он в комнату на шум, вполне могло понадобиться выстрелить сразу». Лукаш поднес пистолет к лицу, медленно повернул дулом к себе. Заглянул в ствол правым глазом.

«А ты зачем себе в руку стрелял? – Это не Лукаш у себя спрашивает и не «кольт» интересуется у него. Это Петрович спросил перед тем, как попрощаться сегодня. – Можно было и без этого кровопролития, правда?»

– Правда.

– Тогда зачем?

– Для достоверности.

– Не ври.

– А зачем еще?

– Не знаю, – сказал Петрович. – Может, ты считаешь, что всякий, отнявший жизнь у человека – любого человека – должен понести наказание. Вот себя и наказал.

– Я похож на идиота? – спросил Лукаш.

Петрович не ответил тогда, позвал Николашу и приказал отвезти раненого в отель.

– Я похож на идиота? – спросил Лукаш у пистолета, но «кольт» выжидающе промолчал. – Твоего владельца, господин «кольт», я убил просто так, без раздумий и последующих терзаний. А ведь он мне ничего плохого не сделал. Не успел, не от него это зависело, но все-таки… Я же не пытался себя наказать за это?

Лукаш положил палец на спуск пистолета, медленно сдвинул предохранитель.

– Тут-тук! – сказал Лукаш. – Есть там кто-нибудь? Кто-кто в теремочке живет?

Пистолет ждал.

Лукаш повернул пистолет к телевизору и передернул затвор. Патрон вылетел, покатился по полу в коридор.

– А ты говоришь – идиот, – покачал головой Лукаш. – Хотя…

Лукаш положил пистолет и магазин на стол возле кровати, встал и поднял патрон, подбросил его на ладони, поставил рядом с пистолетом, стукнув донышком гильзы о крышку стола. Как шахматной фигурой.

– Хотя, – сказал Лукаш. – А кто, кроме идиота, мог взять себе в качестве сувенира пистолет и винтовку с оптическим прицелом? Только идиот способен тащить все это опасное железо через блокпосты, патрули и заставы. Профессиональный убийца такого делать не стал бы. Точно – не стал. Пришил – и ладненько. И концы в воду. Не то что Лукаш! Этот везучий, но такой бестолковый сукин сын.

Избыточная подстраховка? Очень может быть. Но все в совокупности – достоверность и непротиворечивость характера. Вчерашняя пьянка, например. Не станет ведь киллер перед акцией пускаться в загул? Дрожание рук после возлияния и недосыпа. А ведь сотни людей видели, как Лукаш хлестал горячительные напитки и ушел с вечеринки одним из последних. Так себя ведут киллеры?

Настоящие профессионалы соблюдают режим, вовремя ложатся спать, регулярно питаются. Идут на работу без тремора, головной боли и всякой неуверенности. А еще профессиональный ликвидатор не станет убивать генерала таким странным способом. Не будет подставляться под пулю там, где можно все сделать, не приближаясь к мишени ближе, чем на сто метров.

Так что Лукаш – просто везучий сукин сын. Торговая марка, блин. Вот если бы еще понять, зачем вся эта каша с Колоухиным заварилась – совсем было бы хорошо.

Лукаш лег, заложив руки за голову.

Ничего, Петрович скажет. Если не отправит куда-нибудь в Карелию на утилизацию завтра… Лукаш взглянул на часы… сегодня, с утра пораньше.

Не отправит.

Если до разговора с Лукашем еще мог, то после…

Лукаш уснул.

Утром его снова расстреляли, а в ресторане, во время завтрака, после оваций по случаю счастливого избавления, его пригласили на вечеринку.

Гулянку по случаю счастливого спасения коллеги журналисты решили закатить, естественно, в «Мазафаке». Возможно, некоторые из акул пера искренне считали, что ресторация, открытая полгода назад неподалеку от здания ФБР, и в самом деле является русским рестораном, но скорее, решили дружески подколоть Лукаша.

Если бы все зависело от Лукаша, то Квалья, сунувшийся с приглашением к завтракавшему Лукашу под многозначительными взглядами журналистов, был бы послан резко, категорично и однозначно. Может быть, даже схлопотал бы по своей гладко выбритой макушке чем-нибудь тяжелым, но поскольку образ недалекого рубахи-парня требовал жертв и усилий, то пришлось просто встать из-за стола и раскланяться под дружные аплодисменты журналистов.

Счастливое спасение было? Было. Колоухина пристрелил? Пристрелил. Понятно, что по этому поводу грех не выпить в теплой компании. Гульнуть изо всех сил, встряхнуться и встряхнуть окружающих, век бы их не видеть…

– На Сицилии, – провозгласил Квалья, – только убив своего первого, мужчина считается мужчиной. Сегодня у нас есть повод отпраздновать совершеннолетие нашего дорогого друга Михаила Лукаша! К тому же в один день он не просто отправил к праотцам ближнего своего, но и сам чуть не был убит и чудом пережил нападение. Я полагаю, с него причитается.

Все одобрительно зашумели в том смысле, что да, что нужно выставляться по такому поводу. Даже непьющий вроде бы Махмутка высказался за то, что обмыть такое нужно, дабы не гневить Аллаха на будущее.

– Ладно, – сказал Лукаш. – Большинство из вас, сволочей, в отдельности не вызывают у меня положительных чувств, но вместе вы неплохая компания. Сегодня в девять.

– В «Мазафаке»! – выкрикнул Квалья, и Лукашу ничего не оставалось, как подтвердить – в «Мазафаке».

И весь день вечеринка маячила перед внутренним взором Лукаша, как мрачная серая туча на фоне ясного голубого неба…

Ну да, неба. И ясного голубого. Тучи, тучи, всполохи молний и вонь – оглушающий смрад, пропитавший все вокруг. Это фигурально выражаясь, естественно.

А так – хоть и жара, но погода замечательная, мусор и обломки с улиц убрать уже успели, а выбитые стекла в окнах заменили фанерными щитами. Все выглядело очень добропорядочно и чинно. Столица великого государства вроде бы…

Даже фэбээровец, явившийся сразу после завтрака к Лукашу для беседы, был очень чинным и добропорядочным. Респектабельным.

Темно-серый костюм и белоснежная рубашка, несмотря на утренние жару и духоту были безукоризненны, на носках отполированных туфель горели отражения ламп, голос тихий, спокойный – не специальный агент ФБР, а образец корректности и респектабельности, бальзам для израненной души.

– Мы решили не приглашать вас к нам, – вежливо улыбнувшись, сказал специальный агент, имя и фамилию которого Лукаш принципиально не запомнил. Кто верит имени и фамилии агентов ФБР на задании? – Если не возражаете, то мы можем пообщаться в вашем номере…

– Обычно я в свой номер кого попало не вожу, – с не менее вежливой улыбкой схамничал Лукаш, – но раз уж вы настаиваете…

– Ну что вы, – прищурился американец, продолжая держать чуть поблекшую улыбку на лице. – Я не настаиваю, я прошу вас… Если бы я настаивал, то сюда приехала бы группа, вас вежливо, но настойчиво пригласили бы в машину…

– Вызвали бы российского консула, – в тон ему подхватил Лукаш. – Я забыл, или все еще существует эта смешная бумага про особый статус граждан России на территории Соединенных Штатов?

Улыбка, наконец, ушла с лица специального агента. Наверное, чтобы не позориться.

– Вы, простите, убили человека, – сказал агент. – Гражданина Соединенных Штатов, как бы там потом все ни повернулось. И мне кажется, что…

Лукаш достал из кармана телефон, демонстративно посмотрел на время.

– Сейчас половина девятого. В одиннадцать часов состоится пресс-конференция, на которой я должен присутствовать. Мы уложимся в это время?

– Непременно, – сказал американец.

И, в принципе, не соврал.

В мелочи он не лез, вопросы строил ясно, четко и вроде бы без двойного дна.

– Откуда вы узнали о месте пребывания генерала Колоухина?

– От своего шефа.

– А шеф?..

– Лучше спросить у него.

– Да, конечно. Почему генерал решил вас убить?

– Лучше спросить у него, – сказал с улыбкой Лукаш, и агент тоже улыбнулся.

– А почему он убил своего помощника – лучше спросить у помощника или у самого генерала? – уточнил фэбээровец.

– Я полагаю – очная ставка все прояснит.

– Логично. Сколько прошло времени с момента смерти генерала Колоухина до вашего выхода из дома? – специальный агент чуть прищурился, скорее, только наметил прищур, может быть, даже не отдавая себе в этом отчет.

Еще могло оказаться, что Лукашу этот прищур примерещился, в последнее время Лукашу постоянно что-то чудится. Не мог же человек, не просто так человек, а целый специальный агент, вот так запросто и по-детски демонстрировать начало действительно серьезного разговора. Он бы еще флажком помахал, привлекая внимание собеседника к тому факту, что просто треп закончился, и началось копание в значимом для собравшихся дерьме.

– Минуты две… – чуть задумавшись, ответил Лукаш. – Ну – пять. Или около того. Мне показалось, что я вышел сразу, но тут я мог и ошибиться. У меня образовалась дыра в левом бицепсе, боли я сразу не почувствовал, отобрал пистолет у Колоухина и выстрелил. Грохот, отдача, пороховая вонь… Потом я увидел кровь у себя на рубашке, почувствовал запах крови… своей и генерала… Пистолет я, кажется, уронил… Я даже перевязывать руку не стал, вышел на крыльцо, зажимая рану. Никак не больше пяти минут. Да вы спросите у тамошнего шерифа. Он был возле дома, сможет все сказать…

– Мы спросим, – пообещал фэбээровец, – но пока не можем отправить людей в Бриджтаун…

– Тогда у Джонни спросите. У Джона Стокера. Он был в том же доме…

– У Стокера мы уже спросили. Он сказал, что не помнит. Лежал без сознания, пришел в себя только после того, как ему на голову вылил воду помощник шерифа.

– Тогда придется поверить мне, – Лукаш поднял руку, наставил указательный палец на специального агента. – Можно попытаться засечь. «Бах!», о боже, я убил человека! Срань господня, меня ранили! Где же шериф?! И я выхожу на крыльцо. Вообще получается не больше минуты. Прибавим мои передвижения по комнате, дадим время на осознание случившегося… Нет, меня не тошнило по поводу убийства, я не падал на колени с криком «Не-е-е-ет!!!». Пять минут с запасом. А почему это вас интересует? Вы полагаете, что я мог чего-то там перетаскивать с места на место? Убил генерала, а потом переставлял мебель, чтобы скрыть свое преступление?

– Просто уточняем, – американец заставил себя вежливо улыбнуться. – В протоколе должно значиться все подробно… бюрократия, сами понимаете…

«Понимаю, – мысленно подтвердил Лукаш. – Еще как понимаю. Нельзя же просто так заявить в голос, что интересуется Федеральное Бюро не столько самим фактом смертоубийства – грохнули генерала, объявленного в розыск, и черт с ним – очень хочется кому-то выяснить, а не мог ли журналист Лукаш прошерстить по-быстрому вещички убиенного на предмет военных и государственных тайн Соединенных Штатов? Сам-то он, журналист Лукаш, не скажет, а вот если прикинуть все по внешним признакам… Два выстрела почти подряд и появление счастливого русского пред ясными очами обитателей Бриджтауна. Менее пяти минут – ничего он не искал и не находил. Более… Возможны варианты.

– Я слышал, вы привезли с собой оружие…

– «Глок» я отдал полицейским, – быстро сказал Лукаш.

– А «кольт» и винтовку?

– Мы с шерифом решили, что ему это не нужно, а мне… сувенир, если хотите… Я понимаю, что это незаконно, но… С детства мечтал о таких пушках. «Кольт» почти с тяжелый пулемет калибром, представляете? Я увидел – обалдел и не смог расстаться. Или я совсем уж глупость совершил?

– Да ради бога! – махнул рукой агент. – Зарегистрируйте только. Не думаю, что будут проблемы. Если вам нужно – мы поддержим вашу просьбу. Сегодня-завтра…

– Большое спасибо! – почти искренне воскликнул Лукаш. – Может, водочки? У меня есть неплохая.

– Спасибо, мне еще работать, а на дворе жара. Боюсь, развезет, – фэбээровец достал из кармана записную книжку и перевернул несколько листков. – Да, чтобы не забыть… По поводу нападения на вас…

– И Джонни.

– Да, конечно, и Джонни. Что вы можете по этому поводу сообщить? Кто, сколько, с какой целью?

Все это было произнесено с похвальной небрежностью, и заход этот в записную книжку тоже был отыгран профессионально. Ерундовский вопрос, дежурный, чтобы закрыть тему. Ничего агентство не может – да и не собирается – предъявить русскому журналисту, просто набирает материалы для бумаги, которая прикроет задницу агентства в случае чего.

– Трое. В масках. В «балаклавах», если точнее. Серые комбинезоны, кажется… Оружия я не видел. Был шокер, но это лучше спросить у Джонни… Искали вещи Колоухина, про ноутбук говорили и проверили генеральское тело на аутентичность. – Лукаш задумался. – Еще была машина, светло-серый или белый фургончик, без надписей, номер я не рассмотрел. Между собой говорили по-английски. Я бы даже сказал – по-американски. По моему мнению – чисто говорили, но Джонни сказал – с акцентом. С арабским акцентом, чуть ли не из Персидского залива. Хотя я думаю, что Джонни мог и напутать. Ему здорово приложили по голове в Бриджтауне, сотрясение мозга, кажется… Вы у него уточните…

Фэбээровец достал из кармана телефон.

– Уточните у Стокера национальность нападавших, – сказал агент. – Акцент. Да. Я тут заканчиваю и возвращаюсь. Все.

– Уже уезжаете? – осведомился Лукаш, когда агент спрятал телефон.

– Еще несколько минут. И пара-тройка вопросов. Почему вас не убили?

«Хороший вопрос, – одобрил Лукаш. – Честный. Но искать на него ответ придется агенту самостоятельно».

– Наверное, потому, что я не схватился за оружие. «Глок» выпал, его нападавший видел, но мне было не до того, я орал благим матом, держась за руку. Плохо боль переношу, стыдно даже. Вы ведь всю сцену, наверное, видели на записи камер слежения? Там рядом универмаг, как его… с двойным названием… «Варнес и Нобль», что ли… Там должно быть не меньше десятка камер…