Текст книги "Русь нерусская: Как рождалась «Рiдна мова»"

Автор книги: Александр Каревин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Противоположного мнения придерживались лишь некоторые австрийские и немецкие учёные, близкие к правительствам этих стран. Однако в данном случае «учёные мужи» занимались не наукой, а пропагандой, пытаясь расколоть и ослабить крупнейшего геополитического противника Германии и Австро-Венгрии – Российскую Империю. Точно так же австро-германские политики от науки боролись против другого геополитического соперника – Франции, пытаясь популяризировать теорию об отдельной южно-французской (провансальской) нации, «порабощённой» северными французами, и о «провансальском национальном возрождении» (о силезском и боснийском «национальных возрождениях», имеющих аналогичное происхождение, уже упоминалось).

Трудно сказать, как сложилась бы судьба Франции, если бы там в 1917 году произошла революция, в результате которой власть в Провансе захватили бы тамошние грушевские и петлюры. Как бы там ни было – этого не случилось. На юге Франции не провозглашалась «Провансальская народная республика», не проводилась насильственная провансализация, не объявлялся вне закона французский язык. После поражения Германии в первой мировой войне поддерживаемое из Берлина провансальское движение сошло на нет.

В России всё сложилось иначе. Первую мировую войну она проиграла. В результате, вышвырнутые с Украины собственным народом вожди Центральной Рады вскоре вернулись в обозе немецких оккупационных войск. В течение года украинофилы насаждали здесь самостийническую идеологию. Правда, несмотря на активную помощь немцев, особого успеха всё-таки не достигли. «Трудность положения на Украине состоит в том, что центральная рада кроме наших войск не имеет за собой никого. Как только мы уйдем, все пойдет насмарку» – записывал в своем дневнике 12 марта 1918 года генерал М. Гофман, начальник штаба германского Восточного фронта.

Осознав, что имеют дело с политическими банкротами, немцы разогнали Раду и вручили власть гетману П.П.Скоропадскому, надеясь, что при нем строительство «незалежной державы» пойдет быстрее. Но надежды не оправдались. «Я боюсь только, как бы созданная с таким большим трудом Украина не пошла опять насмарку», – записывал Гофман в дневник 6 мая. «Никакого украинского национального движения мы на Украине не видим… Для того, чтобы оно существовало, нужно проводить соответствующую работу на селе, а такой работы что-то не видно» – заявили представители германского командования делегации ненькопатриотов. «Дело национальной государственности переходило в очень опасное состояние, – вспоминал А.Ф.Саликовский. – Помимо сознательных элементов народа, которых было пока что не так много, как, скажем, в Галиции, и помимо демократических кругов украинской интеллигенции, идея национального украинского государства не имела сторонников».

Еще хуже «розбудова державы» пошла после захвата власти С.В.Петлюрой. Формально восстание, в ходе которого в декабре 1918 года был свергнут гетман Скоропадский, возглавлялось Директорией. Но фактически, как признает все тот же А.Ф.Саликовский, основную массу повстанцев составляли большевистски и анархически настроенные элементы. Устоять с таким войском против красных у Петлюры не было ни единого шанса. «Армия народной республики билась с большевиками неохотно и отступала даже без всякого повода. Единственной опорой Республики были галицкие воинские части, но их было очень мало и с ними нужно было обращаться очень бережно, чтобы не остаться и без этой небольшой силы».

Итог петлюровской авантюры известен. В начале 1919 года красная армия, не встречая серьезного сопротивления, заняла большую часть Украины. Петлюровцы бежали в западном направлении. Именно к этому времени относится известная поговорка: «В вагоне – Директория, под вагоном – территория» (т. е. территория, контролируемая петлюровским правительством, ограничивалась землей под железнодорожным вагоном, где это правительство помещалось). Правда, в конце лета 1919 года, когда силы большевиков были отвлечены на борьбу с Деникиным, Директории удалось вновь захватить часть Правобережной Украины, но ненадолго. Осенью того же года петлюровцев разгромили деникинцы. Когда же (в декабре 1919 г.) белогвардейцы потерпели поражение от большевиков, красная армия без труда разбила вновь попытавшегося высунуться Петлюру. Не имевшее никакой опоры в народе, жовто-блакитное воинство не являлось серьезным противником ни для белых, ни для красных.

Крах «национально – освободительной» борьбы вызвал в украинских кругах шквал критики по адресу С.В.Петлюры и его ближайшего окружения. Но причина поражения самостийников была не в том, что петлюровское правительство состояло из «законченных идиотов» (так считал Степан Баран, заместитель председателя Украинского Национального Совета, представительного органа, созданного украинскими политическими партиями вместо парламента), из людей «прямо страшных по своему интеллектуальному убожеству» (так характеризовал украинских министров А.Доценко, личный адъютант Петлюры) или из деятелей не способных к «мудрой политике» (точка зрения А.Ф.Саликовского). Хотя и с вышеприведенными мнениями трудно не согласиться (кто же еще, кроме умственно отсталых субъектов, мог в то время поверить в «украинскую национальную идею»?). Главная причина краха петлюровщины заключалась в том, что абсолютное большинство коренного населения Малороссии просто не воспринимало идею национального и политического сепаратизма, отделения от Великороссии. «Приходилось иметь дело с темными, необразованными массами, которых со всех сторон окружают элементы враждебные национально– демократическим идеалам, написанным на знамени украинской народной власти» – объяснял Саликовский. «Невысокой национальной сознательностью народных масс с рабской психологией» оправдывал неудачу Петлюры А.Доценко. А сам С.В.Петлюра, сбежавший в Польшу и обозленный отсутствием народной поддержки, назвал украинцев «недозрелой нацией».

Крупнейший теоретик украинского самостийничества Вацлав Липинский (старательно именуемый современными «национально сознательными» публицистами «Вячеславом») жаловался, что 99 % украинского народа составляют «денационализированные малороссы» и, следовательно, «большинство украинцев – это как раз наиболее наглядное и яркое доказательство невозможности существования Украины». В другой работе он отмечал: «Нации украинской еще нет и – пока не будет на Украинской Земле отдельного и суверенного государства – ее не может быть. Ни одна нация в мире – нация, как факт реальный, а не идеологический – не родилась ранее государства: всегда сначала было государство, а потом была нация. Точно также и украинская нация не может начать родиться с конца, так как такие «рождения» и «возрождения» существуют только в фантазиях беллетристов. Эти – которые сегодня зовут себя «украинской нацией» – это только часть местного украинского общества, причем часть как раз к строительству государства наименее пригодная».

Строки эти были написаны в середине 1920-х годов. Гражданская война уже завершилась, надежды украинских деятелей на построение своего государства рухнули и, как считал В.К. Липинский, «украинская национальная идея» надолго лишилась перспектив. По его мнению, пока держится на Украине советская власть, ни об украинском государстве, ни, тем более, об украинской нации не может быть и речи. Но Вацлав Казимирович ошибся – украинское государство создали именно большевики.

К оценке того, как разрешался национальный вопрос на Украине в советское время, следует подходить взвешенно. Вряд ли можно возражать против лозунга самоопределения наций, провозглашённого революцией. Другое дело, что при осушествлении этого лозунга на практике не удалось избежать ошибок и перегибов. Отчасти сказалась неопытность ряда руководителей молодого государства, отчасти – и об этом тоже надо сказать – наличие среди этих руководителей злобных русофобов (Л.Д.Троцкий, Н.И.Бухарин и др.). Необходимо учесть и те условия, в которых приходилось принимать решения. Сначала жесточайшая гражданская война и интервенция. Затем государственное строительство в условиях враждебного внешнего окружения и постоянной угрозы военного вторжения. Сложная внутриполитическая ситуация.

Значительно отразилась на национальной политике ультрареволюционная идеология, стремление «весь старый мир разрушить до основанья». Партийные идеологи отмечали, что идеи социализма легче прививать вновь возникшим нациям, лишь начинающим культурное развитие, чем нациям с уже устоявшимися культурными традициями, проникнутыми «монархическим и черносотенным или буржуазным содержанием». Народы, только осознающие себя как национальности, приобщаясь «к новой, создающейся у них культуре», «имеют счастье получить сразу здоровую, марксистскую, революционную пищу, не испытывая в то же время влияния чуждых и вредных идеологических течений (не считая религии)». Оторвать малорусскую ветвь русского народа от корней, создать из нее нечто новое, более податливое для восприятия социалистических идей – такая перспектива привлекала революционеров.

«Что может навредить ясности развития пролетарской литературы в России – ее своеобразному расцвету?» – ставил вопрос сторонник революционной украинизации А.М.Лейтес и тут же отвечал на него: «Этому мешают великие традиции старой русской литературы. Пролетарский поэт, который творит вчерашним языком помещичьей и буржуазной культуры, неосознанно (и психологически неизбежно) заражается языком этой культуры, эмоциональными наслоениями, которые оставила старая культура в русском литературном языке. Бытие определяет сознание. Это касается и «общественного бытия языка». Не только поэт обрабатывает слова, но и слова, которыми пользуется поэт, обрабатывают этого поэта. Бытие русского литературного языка очень часто создает депролетаризацию сознания многих талантливых пролетарских поэтов, которые этим языком пишут… Нигде так не крепок закон наследования, как в области культуры. Ничто так постепенно не прорастает, как новая культура из культуры старой». Поэтому, считал Лейтес, социалистическую культуру на Украине лучше строить опираясь на украинский литературный язык, «не загипнотизированный мертвой культурой прошлого».

На те же преимущества для строителей социализма указывал ярый украинизатор В.Ганцов, замечавший, что «главная разница» между украинским и русским литературными языками состоит в том, что украинский язык – язык новый, лишенный «тех давних традиций, которые неразрывной цепью вяжут русский литературный язык со старыми веками… В новом украинском литературном языке, который сделался органом новой литературы, мы не видим уже старых традиций, какими питался язык предыдущих веков». Действительно, украинский язык нельзя было назвать «языком буржуазно-помещичьей культуры», и с этой точки зрения он вызывал у революционеров большие симпатии.

Свою роль в выборе курса на украинизацию сыграло и то обстоятельство, что большинство украинских «национально сознательных» деятелей объявили себя сторонниками социализма. Они готовы были идти на компромисс с советской властью в обмен на уступки в языковом вопросе. «Я убежден, что нам очень нужно взаимопонимание с большевиками, а не их падение, которое принесет Украине новую руину и реакцию» – заявлял в начале 1920-х годов М.С.Грушевский. В то же время противники украинства, как правило, придерживались правых убеждений и были непримиримыми противниками установившейся власти. (К примеру, отделения Всероссийского учительского союза на Украине пытались бороться с большевиками, организовывая акты саботажа и бойкотируя представителей новой власти. А вот Центральное бюро украинофильской «Всеукраинской учительской спилки» наоборот разослало в свои местные организации специальную инструкцию, призывавшую «национально сознательных» учителей «принять самое ближайшее участие в культурно-просветительской работе Советской власти, обходя всякие намеки на саботаж и невмешательство»).

Кроме того, украинофилы имели репутацию пострадавших от царизма и новая революционная власть не хотела обижать тех, кто и так «настрадался» при «царском режиме». «Первоначальная борьба за украинскую народную школу и родной язык, которая проводилась буржуазными и мелкобуржуазными идеологиями украинофильства (украинского национализма), являлась по своей сути революционной, так как ее удары были направлены против царского правительства и помещичьего гнета» – говорилось в партийных документах.

Была образована отдельная, формально самостоятельная Украинская Советская Социалистическая Республика, правительство которой оказывало развитию украинского языка всяческую поддержку. В специальном постановлении народного комиссариата просвещения Рабоче-крестьянского правительства Украины, принятом в 1919 году, отмечалось, что украинцы являются национальностью, отличной от русской, «сами того не сознавая». В связи с этим перед органами советской власти была поставлена задача «активно работать в сторону развития украинского языка и украинской культуры».

Правда, не все было так однозначно. Как отмечает «национально сознательный» историк: «Советская власть стояла на почве самоопределения наций и полного свободного их развития, отбрасывая всякую национальную несвободу. Такой была принципиальная позиция, но проведение в жизнь этого принципа поручено было местам. Народный Комиссариат Просвещения (Наркомпрос) предоставил право населению на местах определять язык на котором следует вести обучение в школах». Этим, ошибочным, с точки зрения ненькопатриотов, решением, Наркомпрос «одной стороной» приближался к той части общества, которая «требовала решения дела о языке обучения с помощью плебисцита». Но все же «другой стороной он стоял на другой позиции, заявив в том же декрете, что «ставит своей целью активно работать в пользу развития украинского языка и украинской культуры». На практике все зависело «от тех, кто стоял во главе местных органов народного образования. На Полтавщине, части Черниговщины и Киевщины украинская школа и образование продолжали свое развитие полным темпом (т. е. также как при Петлюре – Авт.), украинское учительство фактически близко стояло к просветительной работе Советской власти. На перефирии было иначе… Широкая децентрализация и вышеупомянутый принцип перенесения дела об языке обучения на усмотрение местного населения давали возможность элементам, враждебно или неприязненно настроенным к украинской школе, использовать обстоятельства и фактически разрушать украинскую школу и образование».

Таким образом, как признает «национально сознательный» автор, украинский язык могли насаждать только силой. Там, где решение вопроса ставилось в зависимость от волеизъявления народа, украинизаторы неминуемо терпели поражение.

И все-таки общее направление советской политики было в пользу ненькопатриотов. Во «Временной инструкции» Наркомата просвещения УССР для учреждений образования, датированной 27 февраля 1920 года, от администраций школ требовалось вести «решительную борьбу… с вольной или невольной инерцией русификации» и сосредоточить на поддержке обучения на украинском языке «все усилия». 9 сентября 1920года на заседании политбюро ЦК КП(б)У рассматривался проект закона об украинизации. Ввиду серьезности планируемых мер, проект отправили на доработку.

Нельзя сказать, что руководители партии и правительства не разбирались в украинском вопросе. Сам В.И.Ленин еще в январе 1917 года получил на этот счет прекрасную информацию, встретившись в Швейцарии с бежавшим из немецкого плена солдатом-малороссом. Как писал Владимир Ильич Инессе Арманд, солдат этот (малорусский крестьянин, родом из Воронежской губернии) «пробыл год в немецком плену (вообще там тьма ужасов) в лагере из 27000 чел. украинцев. Немцы составляют лагеря по нациям и всеми силами откалывают их от России; украинцам подослали ловких лекторов из Галиции». Однако, несмотря на все старания агитаторов, только 2 тыс. военнопленных согласились последовать за самостийническими лозунгами (причем большинство таких новоявленных самостийников просто стремились добится улучшения условий своего содержания и забывали о самостийничестве сразу же по освобождении из лагеря). Остальные 25 тыс. человек «впадали в ярость при мысли об отделении от России». «Факт знаменательный! Не верить нельзя. 27000 – число большое. Год – срок большой. Условия для галицийской пропаганды – архиблагоприятные. И все же близость к великорусам брала верх!» – замечал Ленин.

В свою очередь, видный деятель КП(б)У, ярый украинизатор В.П.Затонский (неоднократно занимавший пост наркома просвещения УССР) вспоминал, что в 1918 году «широкие украинские массы относились с таким презрением к Украине. Почему это так было? Потому что тогда украинцы были с немцами, потому что тянулась Украина от Киева аж до империалистического Берлина. Не только рабочие, но и крестьяне, украинские крестьяне не терпели тогда «украинцев» (мы через делегацию Раковского в Киеве получали протоколы крестьянских собраний, протоколы в большинстве были с печатью сельского старосты и все на них расписывались – вот видите, какая чудесная конспирация была). В этих протоколах крестьяне писали нам: мы все чувствуем себя русскими и ненавидим немцев и украинцев и просим РСФСР, чтобы она присоединила нас к себе».

Во время гражданской войны многие большевики, работавшие на Украине, отмечали, что все так называемое «украинское национальное движение» – фикция. «Игры» в создание отдельной Украинской ССР они считали ненужными, поскольку население Украины вовсе не требует отделения от России. Не только рабочие, но и «99 процентов украинского крестьянства абсолютно не интересуются вопросом о самостоятельном украинском Совнаркоме». Тем не менее руководство советской России (в том числе председатель Совета народных комиссаров В.И.Ленин и нарком по делам национальностей И.В.Сталин) настаивало: отдельная (по крайней мере административно) советская Украина должна существовать. («Недавно еще говорилось, что украинская республика и украинская национальность – выдумка немцев. Между тем ясно, что украинская национальность существует, и развитие ее культуры составляет обязанность коммунистов» – заявлял И.В.Сталин на Х съезде РКП(б), не приводя, впрочем, никаких доказательств существования такой национальности.).

Эта позиция вызывала удивление. И не только у местных, украинских партработников, но даже у некоторых «столпов» международного рабочего движения. Известная немецкая социал-демократка, позднее – одна из основательниц Коммунистической партии Германии Роза Люксембург, в специальной статье о русской революции, написанной после Брестского мира и оккупации немцами Украины, отмечала: «Большевики несут часть вины за то, что военное поражение России превратилось в крушение и распад страны. Они сами же в большей степени обострили трудности положения своим лозунгом, который они поставили во главу угла своей политики, так называемым правом наций на самоопределение или тем, что в действительности скрывалось за этой фразой – государственным развалом России… Поражают прежде всего упорство и жесткая последовательность, с которой Ленин и его товарищи держались за этот лозунг, который резко противоречит и их обычно ярко выраженному централизму политики, и их отношению к прочим демократическим принципам. В то время как они проявили весьма холодное пренебрежение к Учредительному Собранию, всеобщему избирательному праву, свободе печати и собраний, короче ко всему ареалу основных демократических свобод для народных масс, образующих в совокупности «право на самоопределение» для самой России, они обращались с правом наций на самоопределение как с сокровищем демократической политики, перед которым должны умолкнуть все практические возражения реальной критики».

Как подчеркивала Р.Люксембург: «Реальные классовые противоречия и соотношение военных сил привели к германской интервенции. Но большевики создали идеологию, которая маскировала этот поход контрреволюции, усилили позиции буржуазии и ослабили позиции пролетариата. Лучшее доказательство – Украина, которой довелось сыграть столь роковую роль в судьбах русской революции. Украинский национализм в России был совсем иным, чем, скажем, чешский, польский или финский, не более чем просто причудой, кривляньем нескольких десятков мелкобуржуазных интеллигентиков, без каких-либо корней в экономике, политике или духовной сфере страны, без всякой исторической традиции, ибо Украина никогда не была ни нацией, ни государством, без всякой национальной культуры, если не считать реакционно-романтических стихотворений Шевченко. Буквально так, как если бы в одно прекрасное утро жители «Ватерканте» (побережье Северного моря в районе Гамбурга – Бремена, где население говорит на нижненемецком диалекте – Авт.) вслед за Фрицем Рейтером (известный литератор, писавший на нижненемецком диалекте – Авт.) захотели бы образовать новую нижненемецкую нацию и основать самостоятельное государство! И такую смехотворную шутку нескольких университетских профессоров и студентов Ленин и его товарищи раздули искусственно в политический фактор своей доктринерской агитацией за «право на самоопределение вплоть» и т. д. Первоначальной шутке они придали значимость, пока эта шутка не превратилась в самую серьезную реальность, впрочем не в серьезное национальное движение, которое, как и прежде не имеет корней, но в вывеску и знамя для собирания сил контрреволюции! Из этого пустого яйца в Бресте вылезли германские штыки».

Лидеры партии большевиков ознакомились с мнением Р.Люксембург, но не согласились с ним. Национальная политика на Украине не изменилась. Украинский язык вводили в работу государственных учреждений, перевели на него большинство школ. Об интересной подробности этой политики рассказала Лидия Новгородцева (супруга известного русского ученого П.И.Новгородцева) оказавшаяся в конце гражданской войны в Полтаве и работавшая там учительницей в женской гимназии. После разгрома деникинцев и прочного установления в городе советской власти, в гимназию пришел приказ: украинизироваться. «Родительский комитет высказался единогласно против украинизации. Члены комитета указали между прочим на то, что они считают русский язык своим и что даже нет учебников, написанных на «украинском» языке. Вскоре был получен вторичный приказ украинизировать школу и был прислан ящик с учебниками, напечатанными в Австрии для галицких школ. Большевицкое начальство даже не удосужилось вырвать из учебников портреты «найяснішого пана цісаря» Франца– Иосифа. Члены родительского комитета заявили, что они своих детей в такую школу посылать не будут и объявили бойкот гимназии. За это они были арестованы ЧК».

Дальнейшая судьба арестованных Новгородцевой не была известна, так как ей удалось тайно выехать за границу. Можно, однако, заметить, что австрийскими учебниками гимназисткам пришлось пользоваться недолго. Вопрос решался на самом высоком уровне. В октябре 1921 года в ещё не оправившейся от гражданской войны стране, в условиях голода и разрухи советское правительство выделило 500 тысяч рублей золотом на печатание за границей украиноязычных учебников. Позднее по инициативе В.И.Ленина на эти цели было выделено ещё 250 тысяч рублей. Членам партии вменялось в обязанность изучать украинский язык и всячески содействовать его становлению и развитию. Украиноязычные коммунисты получили преимущество при назначении на ответственные посты.

Однако партийное руководство очень скоро убедилось, что трудящиеся массы Украины вовсе не считают украинский язык родным. «Решение национального вопроса на Украине осложняется исторически сложившейся обстановкой. Помещики, городская буржуазия и городской пролетариат в своем абсолютном большинстве являлись на Украине русскими. Крестьянство в своем подавляющем большинстве – украинское, но благодаря русской школе и церкви, находилось под сильным влиянием русификации» – отмечалось в Директиве Октябрьского (1922 г.) пленума ЦК КП(б)У по национальному вопросу. Большевики вынуждены были скорректировать свою языковую политику. Пленум признал необходимым для распространения в украинском селе коммунистических идей издавать газету «Селянська правда» не только на украинском, но и на русском языке, поскольку умеющие читать украинские крестьяне «недостаточно привыкли к украинскому литературному языку». Пленум также постановил, что «язык преподавания в школах должен вводиться в соответствии с организованным волеизъявлением населения».

Впрочем, «передышка» продолжалась недолго. Новый виток украинизации начался уже через полгода. Причины его были чисто политическими. 14 марта 1923 года Совет послов стран Антанты принял решение о включении Галиции в состав возрождённой Польши (фактически эта территория была оккупирована польскими войсками ещё в 1919 году, но формально её судьба оставалась нерешенной). Деятели украинского движения пребывали в растерянности. Их надежды на то, что Антанта разрешит создать на западноукраинских землях независимое государство, не оправдались. А тем временем польская власть проводила активную полонизацию галицкого населения. В сложившейся обстановке ненькопатриотам не оставалось ничего другого, как обратиться за помощью в Москву (Грушевский мечтал тогда, что Красная Армия силой присоединит Галицию к Советскому Союзу). «Национально сознательные» деятели предложили Кремлю свою помощь в противоборстве СССР с Польшей. Взамен советская власть должна была провести полномасштабную украинизацию УССР.

В свою очередь, советское руководство собиралось использовать украинское движение для разжигания пожара мировой революции. «Есть еще один фактор украинизации Украины, – отмечали партийные идеологи. – Перед нами украинская Галиция с ее украинской литературой, украинской школой, украинскими университетами, никто не станет отрицать, что революция в Галиции – это дело самого ближайшего времени. Галиция сбросит ярмо польской шляхты. Никто не станет отрицать, что революционная Галиция неизбежно объединится с Советской Украиной. Объединенная Советская Социалистическая Украина будет самым мощным двигателем социально-революционного движения в славянских странах Европы». Соглашение было достигнуто.

Нельзя не отметить, что это была далеко не первая попытка союза коммунистов с украинскими партиями. В революцию и гражданскую войну украинствующие деятели неоднократно пытались договориться с большевиками. В 1917 году они вели переговоры о совместных действиях против контрреволюционных сил. Вместе с большевиками центральнорадовцы приняли участие в Октябрьском восстании в Киеве, направленном против войск уже свергнутого в Петрограде Временного правительства. Правда, будучи уверенной, что советская власть установилась в столице России ненадолго, Центральная Рада затеяла тайные переговоры и с представителями контрреволюции. М.С.Грушевский думал перехитрить и белых, и красных, но, в конечном счете перехитрил сам себя. Двуличие Центральной Рады обнаружилось и она получила врагов в лице и тех, и других. В результате Киев был взят красногвардейцами, а «национально сознательные» сбежали под защиту немецких войск.

В 1918 году отвергнутые уже и немцами (сделавшими ставку на гетмана Скоропадского), бывшие вожди Центральной Рады вновь завязали переговоры с красными. Они обещали превратить Украину в советскую республику, если большевики помогут им вернуться к власти. Единственная оговорка, сделанная обанкротившимися центральнорадовцами, состояла в том, что эта советская республика должна быть украинизированна. «Точно так, как вы создали диктатуру рабочих и крестьян в России, так нам надо создать диктатуру украинского языка на Украине» – заявил В.К.Винниченко советским эмиссарам Х.Г.Раковскому и Д.З.Мануильскому. Когда Раковский передал эти слова Ленину, лидер большевиков заметил: «Разумеется, дело не в языке. Мы согласны признать не один, а даже два украинских языка, но, что касается их советской платформы – они нас надуют».

Тем не менее, контакты между красными и жовто-блакитными продолжались. Если дело тогда не дошло до заключения союза, то не из-за каких-то разногласий, а из-за выявившегося отсутствия за «национально сознательными» деятелями реальной силы. Как уже отмечалось, основная масса повстанцев, участвовавших под формальным руководством петлюровской Директории в антигетманском восстании, боролась именно против гетмана и немцев, а не за «Украинскую Народную Республику» (УНР). После свержения Скоропадского Петлюра оказался генералом без армии. Такой союзник большевикам был не нужен. Советскую власть они установили и без его помощи.

По той же причине сорвалось заключение красно-петлюровского соглашения и осенью 1919 года, когда большую часть Украины заняла армия Деникина. Предложение о сотрудничестве петлюровцы передали через друга В.И.Ленина, швейцарского социалиста Ф.Платтена, как раз пробиравшегося в Москву через Украину. Вслед за тем С.В.Петлюра направил делегацию к большевикам. Согласно проекту соглашения, подготовленному Директорией, все войско УНР переходило в подчинение командованию красной армии, а два петлюровских представителя включались в состав Реввоенсовета РСФСР.

В середине октября 1919 года, в самый разгар военного противоборства красной и белой армий (Деникин как раз взял Орел и, казалось, безостановочно двигался на Москву), петлюровцы начали наступление против белых. Вероятно, С.В.Петлюра надеялся на численный перевес своего войска. Почти все силы деникинцев были сосредоточены на фронте против большевиков. 35–40 тысячной армии УНР (более 20-ти тысяч из которой составляли галичане) противостояли лишь 8-10 тысяч белогвардейцев, часть которых была отвлечена на борьбу с бандами Махно. Однако белогвардейские части (укомплектованые, кстати сказать, уроженцами Украины) разбили петлюровцев, перешли в контрнаступление и в короткое время заняли большую часть еще остававшейся под контролем Петлюры территории. Галицкие отряды перешли на сторону Деникина, а Директория и ее вождь сбежали, на сей раз под защиту поляков. Военное и политическое бессилие петлюровщины выявилось вновь. В то же время красная армия в результате упорных боев нанесла основным силам деникинцев поражение и, прорвав фронт, успешно развивала наступление. Трезво оценив соотношение сил, большевики отказались от услуг Петлюры за ненадобностью. Переговоры были прерваны.

Таким образом, союз большевиков и ненькопатриотов, планируемый еще в гражданскую войну, стал реальностью только после ее окончания. Новый курс национальной политики обсуждался на ХІІ съезде РКП(б), проходившем 17–25 апреля 1923 года. В своих выступлениях сторонники украинизации жаловались, что их намерения не встречают поддержки на Украине. Дескать, местные партийные работники считают украинский язык непонятным народу и т. д. На запрос Агитационно-пропагандистского отдела ЦК РКП(б) о ведении среди украинцев работы на украинском языке, ответ о ненужности такой работы дали не только партийные органы тех губерний РСФСР, где компактно проживало украинское население (Воронежский, Кубанский, Курский, Царицынский губкомы партии), но «такие же ответы о ненужности вести работу на украинском языке давали многие парткомы и в самой Украине. Говорят, можно вести работу и на русском языке».