Текст книги "Ложь. Записки кулака"

Автор книги: Александр Попов

Соавторы: Иван Попов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Да ничего! Он у нас, как английская королева – царствует, но не правит. Избрал тактику невмешательства в наши дела, ни в чем не хочет разбираться и рад, что ему тоже никто не мешает. Человек он неглупый, хитрый и в случае провала со всей этой затеи с переселенцами свалит все неудачи на меня!

– Ну и дела! – хмыкнул Хохол.

– А теперь ближе к делу. Пока мы будем в отъезде ты должен срубить помещение конторы лагеря. В ней должно быть четыре комнаты и коридор. За глухой стеной прирубите пристройку для склада. С руб поставить тут же, позади наших шалашей. Углы установите на лежаки, а когда земля оттает, то мы подведем под стены стояки.

Прораб откуда-то вытащил брезентовую сумку, повозился в ней, достал плотный лист ватмана и, прищурившись, протянул Хохлу, словно оценивая его умение разбираться в строительной документации.

– Вот тебе, Иван Иванович, план дома, где указаны его размеры и строительный материал. Ты сможешь разобраться в этом чертеже?

Хохол взял лист бумаги, поднялся и вышел из шалаша. Он долго рассматривал его, потом вернулся, опять сел на свое место и спокойно ответил:

– А чего тут хитрого, все понятно, разберусь!

– Вот и хорошо. Давай договоримся, что я буду осуществлять общие задачи, указывать тебе, что и где делать, а вот руководить людьми, назначать их на работы, говорить, кому и чего делать, будешь ты. По всем вопросам своего цикла работ и другим затруднениям будешь обращаться ко мне.

– Это мне понятно, но могу ли и я подсказывать, если возникнет такая необходимость?

– А почему бы и нет? Говорят, что ум хорошо, а два лучше. Кроме того, я верю тебе, надеюсь на тебя, да к тому же ты лучше меня знаешь, кто и на что из людей способен.

– Тогда разреши мне задать еще один вопрос?

– Давай!

– Будут ли у нас лошади?

– Обязательно. Вот эти четыре лошади уже переданы нам, а может быть, и еще выбьем. Завтра мы поедем на этих лошадях, на них же и вернемся назад.

– Тогда вы возьмите с собой Никифора Дымкова с сыновьями, которые будут и конюхами и возчиками. Не вам же, начальникам лагеря, по пути назад ухаживать за лошадьми. Кроме того возьмите с собой Егора Ивановича Пономарёва. Он не только прекрасный плотник, но еще столяр – краснодеревщик, каретник и шорник. Уж лучше его никто не знает, какой нам нужен инструмент. Только прошу, доверьтесь полностью ему. Знайте, что мастеровые не любят, когда им указывают!

– Хорошо, я с тобой согласен. А теперь иди по своим делам, я немного посплю!

Иван Иванович, не заходя к себе, направился к Егору Ивановичу. Тот сидел на корточках у входа в построенный шалаш и подбрасывал веточки в костер, над которым висел котелок с водой. Его сноха Дуняша внутри что-то готовила для варки. Сын Яшка и внучка Варька возились внутри шалаша, слышался смех девочки и ворчание отца. Иван Иванович поздоровался с хозяином, присел около костра и сказал:

– Ты, Егор Иванович, завтра утром поедешь в Котлас за инструментом вместе с прорабом. Отберёшь все что нужно: топоры, пилы, и весь нужный столярный инструмент для вязки рам, дверей и разной утвари. Не забудь прихватить терпуги для точки пил и точило для топоров. Выбей там продольные пилы для роспуска бревен на доски, хотя бы две-три штуки. Проси больше, а там, сколько дадут. Да что тебя учить? А будет время, походи по городу, поговори с людьми, узнай, что делается на свете. Если можно будет, то купи разных газет и не забудь купить несколько фунтов махорки. Завтра я приду проводить!

Потом Иван Иванович заглянул к Дымковым. В шалаше вокруг закопченного ведра сидели женщины и дети, хлебая из него деревянными ложками жидкую похлебку, сваренную из горсти муки. Мужики стояли на улице и о чем-то тихо разговаривали, Хохол пожал им руки и, обратившись к Никифору, сказал:

– Ты, Никифор, видел лошадей, которые пришли сегодня?

– Ага!

– Отныне эти лошади передаются нам для работ. Ты и твои ребята назначаются конюхами. Вы будете не только работать на них, но и ухаживать за ними, кормить, поить, заготавливать им корм. Завтра утром начальство выезжает в Котлас, поедешь с ними и ты Никифор со своими ребятами. По дороге присмотритесь к лошадям, нет ли у них какого дефекта или каких болезней. Если что найдете, то попросите прораба заменить. Таким образом, примете лошадей и на них вернетесь назад!

Наутро Иван Иванович вышел на пятачок рано. Но там уже были Дымковы, Егор Иванович, несколько мужиков и ребятишек. Хохол поздоровался и отозвал в сторону Егора Ивановича. Подал ему два мешка и сказал:

– Выбери свободное время, а оно у тебя будет, сходи на базар и купи мешок картошки и мешок лука. На вот тебе деньги и сунул ему в руку.

– Да ты чего вздумал, какие-то деньжонки и у меня есть! – запротестовал Егор Иванович и отодвинул руки.

– Бери, а свои деньги побереги!

В это время из своих шалашей вышло начальство и направилось к саням. Лошади были уже запряжены и ждали своих седоков. Хохол подошел к прорабу, поздоровался с ним, указал на Егора Ивановича, Дымковых и сказал, что эти люди поедут с ними. Прораб кивнул головой и показал мужикам, чтобы они садились, затем сел начальник лагеря и прораб. Лошади тронулись и вскоре скрылись за плотной стеной деревьев.

Пока начальство собиралось к поездке, народ постепенно подходил к месту отправления. Казалось, что люди решили отметить отъезд со всей торжественностью. Хохол же прекрасно знал, что привлекла их сюда не любовь к своему начальству, а совсем другие заботы. Он же сам вчера обещал им раздачу продуктов. Но для этого нужно взвесить и пересчитать все продукты, составить списки ссыльных. И тут он вспомнил, что не попросил у прораба бумаги с карандашом. Недолго думая, он направился к доктору, чтобы попросить у него несколько листов бумаги и карандаш, но остановился, словно пораженный молнией. Как он думает делить продукты, если у него не было весов? Он тут же вернулся и, боясь показаться полным идиотом, спросил у мужиков, есть ли у кого безмен. Те переглянулись и пожали плечами. Но тут вышел мужичок из Медвежьего и сказал, что безмен есть у него, и это все, что осталось от хозяйства. Когда его пришли раскулачивать, то он схватил безмен и бросился с ним на активистов, но его скрутили и выбросили на улицу, а безмен, как был, так и остался в руках. И теперь он с ним не расстается. Мужик тут же отправился за безменом, а Хохол пошел к доктору. Тот сидел в шалаше и готовился к выпивке. Перед ним, на чурбаке, стоял стакан, до половины наполненный спиртом, кружка с водой и резиновая грелка, в которой, очевидно, хранился спирт. Доктор не ответил на приветствие Хохла и предложил выпить. Иван Иванович отказался, сославшись на занятость, но пообещал обязательно заглянуть, а потом спросил:

– Борис Абрамович, Исайя Соломонович сказал, что вы будете распределять продукты, и люди ждут, когда же вы начнете делить? Они почти все собрались!

– Да пошел он к черту, тоже мне начальник! Мне некогда заниматься ерундой, да, говоря по совести, я не только не хочу, но ничего и не смыслю в этом деле. Так что, Иван Иванович, занимайся делёжкой сам!

– В таком случае, не найдётся ли у вас бумага и карандаш?

– Этого добра у меня навалом. Вот тебе журнал для записи больных и карандаш. Все равно никого я записывать не собираюсь, так как никого лечить тоже не буду, ввиду того, что у меня нет никаких лекарств, кроме зелёнки.

Когда Хохол вернулся, то ему вручили безмен с медным противовесом. Он позвал Ивана Гусева, передал ему безмен и попросил вместе с Никитой и Симоном перевесить пшено, сухари и пересчитать вяленую рыбу. Потом открыл тетрадь и сказал людям, чтобы от каждой семьи подходило по одному человеку и сообщали её состав, но не имена и фамилии, а количество взрослых и детей до двенадцати лет. Причем предупредил, что врать не стоит, ибо прораб потом лично пересчитает всех по своим спискам и если, кто наврёт, то в следующий раз не получит ни куска. Иван Иванович знал что делал. Знал, что говорил.

Пока Хохол составлял списки, мужики успели перевесить и сосчитать продукты. После этого он углубился в расчеты и, спустя некоторое время, заявил:

– Вот что, дорогие мои, в списках на сегодня числиться одна тысяча сто семьдесят человек, то есть за время нашего путешествия мы похоронили сто девяносто близких и родных людей. Царство им небесное! Пусть земля им будет пухом! А теперь к делу. На каждого взрослого человека приходится по полфунта пшена, сухарей и муки, а на ребёнка по четверти фунта. Кроме того, каждая семья получит по одной буханке хлеба и рыбине. Отпускать вам будут те, кто развешивал!

Тут он подозвал Симона, вручил ему журнал со списком людей и попросил следить за порядком и правильностью отпуска продуктов. Продукты, в своём большинстве, получали женщины, увязывали их в узелки и быстро уходили. Пока шёл торг, Хохол обратился к присутствующим мужикам и попросил их задержаться. Когда все угомонились, он выступил вперед и сказал:

– Сегодня вы продолжайте устраиваться, а завтра начнем работать. Нам нужно заготовить лес для постройки конторы и поставить сруб. В нашем распоряжении, как стало известно утром, имеется десять топоров и пять пил. Не ахти какой инструмент, но другого пока нет. Ель выбирайте средней толщины, обрубайте ветки на месте, а лесины надо будет перетащить к шалашам наших начальников. Заготавливать лес будут Чульневы, Рыбины и Пономарёвы на переменку. Вернее они будут валить лес, а обрубать ветви и перетаскивать будут другие. Кто конкретно, решим завтра на месте. От вас требуется одно, чтобы все вы вышли на работу. Симон! Дымковы получили продукты?

– Да, приходила сноха Настя!

Со следующего дня резко потеплело. Небо очистилось, и солнце щедро поливало своими благодатными лучами угрюмую тайгу и жалкий лагерь с его обитателями. Радуясь теплу, даже грачи, до этого молчаливо лениво перелетавшие с дерева на дерево в ближайшей березовой роще, подняли такой гвалт, что заглушали своими криками говор людей. Совсем другую картину представляли собой люди, выползавшие из шалашей под яркие лучи сияющего солнца. Плохо одетые, с осунувшимися лицами, еле передвигающие ноги, они с утра потянулись к просеке, где их ждали вековые деревья. Глядел Иван Иванович на своих товарищей по несчастью, и закипела в его душе злоба на тех, кто, получив волей судьбы власть, забросил их в этот безлюдный, безжалостный и суровый край. Продрогшие и голодные, покорно шли они туда, куда указал им такой же несчастный, как и они сами. Никаких дополнительных распоряжений не требовалось. Они делали то, что им было знакомо по прежней жизни. Но Иван Иванович не замечал обычного рвения и желания поскорей закончить работу. Пильщики все чаще и чаще садились отдыхать, сменялись по несколько раз, прежде чем свалить дерево. То же самое происходило и с теми, кто обрубал ветки и перетаскивал бревна к месту строительства конторы.

– О каких шести кубометрах на брата можно говорить? – думал Хохол. – Как можно требовать такой выработки с полуживых людей, если их не кормить? Нет, господа сволочи – рассуждал он про себя, – если хотите чтобы люди работали, сначала накормите их, а я всё сделаю для этого!

Насмотревшись на безрадостную картину, Хохол повернулся и быстро зашагал к лагерю. Охранники сидели возле шалаша на солнышке. Тут же развалились Машка и Нюрка Пономаревы. Все были навеселе. Хохол подошел к теплой компании, поздоровался и строго сказал девкам, чтобы те убирались вон. Они не стали перечить, быстро встали и ушли, ни разу не оглянувшись. Иван Иванович сел на лапник, набил табаком трубку, закурил.

– Вот что, ребята, я к вам с большой просьбой! – начал Хохол, внимательно рассматривая лица охранников. – Нас везли сюда почти целый месяц. В дороге не кормили, ели по дороге траву и сусликов. По дороге от голода умерло почти двести человек. Да и сейчас, вы сами видите, как людей кормят. От голодухи они еле передвигают ноги. Начальство, уезжая в Котлас, приказало мне валить лес и строить дом, в котором вы будете жить, а люди не только валить лес и строить дом, но с трудом могут добраться до просеки. Помочь можете только вы!

– У нас и самих жрать почти нечего, – сказал один из охранников, скривив губы и глядя на землю. То ли башкир, то ли калмык.

– Я и не требую от вас никакой жратвы, но спасти людей от голода вы можете! – возразил ему Хохол. – Начальник лагеря говорил, что в тайге водятся олени, лоси, медведи и другое зверье, то есть то, что может идти в пищу. У вас есть винтовки, и вы можете подстрелить любого зверя. Да и вам не помешает свежатина.

– А что, братцы, мужик говорит дело. Давно я не охотился и готов идти хоть сейчас! – заявил нацмен.

– Я бы тоже пошел, но вывихнул ногу, и ходить не могу, – сказал другой охранник.

– Вы ребята, как хотите, я же пас. Эта тайга мне так надоела, что не только не хочу по ней ходить, но и видеть ее не могу, – со злобой ответил третий охранник.

– Выходит, что я остаюсь один на один с тайгой, а одному по ней ходить опасно, – разочарованно проговорил нацмен.

– Почему одному? – продолжил разговор Иван Иванович – Если ты согласен идти на охоту, то я дам тебе двух мужиков. Оба они опытные охотники, у которых можно многому научиться. Вопрос в том, чем их вооружить?

– Ты хочешь сказать, чтобы мы отдали им свои винтовки? – спросил охранник с вывихнутой ногой.

– Именно так!

– Кто же нас по головке погладит, если мы отдадим свое оружие?

– А какое в этом преступление? Начальник лагеря при вас говорил, что мы не заключенные, а переселенцы, люди свободные. Вас же сюда, говорил он, отправили для того, чтобы, не караулить нас, а охранять. Вот и получается, что охранять нас надо не только от зверья, но и от голода. Иначе вами тут делать нечего. Грош вам будет цена, если вы позволите умирать безвинным детишкам, старикам и молодым мужикам с бабами.

– А кто ответит, если ваши мужики повернут оружие против нас?

Хохол почувствовал, что охранники согласны пойти на нарушение устава, но что-то удерживало их от этого шага. Он усмехнулся и решил выложить перед ними свою козырную карту:

– Во-первых, эти двое не бандиты, а просто крестьяне, которые пойдут в тайгу ради того, чтобы спасти от голодной смерти таких же крестьян, как они. Во-вторых, один из них Симон, на шее которого сидят восемь его сестер. Кстати две девочки, которые только что ушли отсюда, его родные сестры. У второго, Никиты, здесь отец, жена и четверо детей. Вы бы могли бросить своих родных на произвол судьбы и обречь их на голод? Смогли бы вы пожелать этим симпатичным девчонкам, которые ушли недавно от сюда, голодной смерти? Я этому не верю. А теперь решайте, как вам поступить. Кроме того, я сейчас исполняю должность прораба и в случае чего всю вину возьму на себя.

Нацмен вскочил на ноги, забросил винтовку за спину и сказал:

– Пошли, однако, мужик! У этих шакалов никогда не было ни отца, ни матери. У нас не так, для нас родители святое. Пошли!

– Погодь, авось возьми мою винтовку! – остановил своего товарища охранник с больной ногой.

– Возьми и мою, – предложил другой.

Иван Иванович, в сопровождении охранника Абаса, поспешил к просеке, где мужики валили деревья. В руках он нёс две винтовки. Подойдя к группе мужиков, он увидел Никиту Пономарёва, сидевшего на бревне с опущенной головой. Хохол подошел к нему и сказал, чтобы тот нашел Симона. Когда они вместе с Симоном подошли, Хохол сказал:

– Сейчас вы с Абасом – он указал на охранника, – пойдете в тайгу на охоту и без добычи не возвращайтесь. Без неё мы не только не сможем работать, а совсем перестанем передвигать ноги. Одним словом, будем ждать вас со свежатиной. От вас зависит дальнейшая жизнь большинства людей. Вот вам винтовки, берегите их и по возвращению сдадите мне лично!

В глазах у мужиков сверкнул блеск радости, какой бывает только у детей, которым подарили желанную игрушку. Вскоре охотники покинули просеку и скрылись за стеной высоких деревьев.

Ближе к вечеру в лагерь пришел Симон, нашел Хохла и сообщил, что они завалили двух оленей. Эта новость подняла на ноги весь лагерь. Хохол отобрал около десятка самых крепких мужиков и отправил их в тайгу вместе с Симоном. К вечеру охотники и их помощники на слегах притащили убитых оленей. Посмотреть на добычу пришло почти всё население лагеря. Разделывать туши взялось сразу несколько мужиков, которые под руководством Никиты и Симона, быстро управились с этим делом. К освежёванному оленю подошел Абас, вытащил из ножен большой тесак и ловким движением отрезал переднюю ногу до самых ребер. Потом вырвал часть ливера и сложил всё это на шкуру. Хохол кивнул Симону и тот сбегал за мешком, в который сложил приготовленное мясо. Ему же он передал винтовки. Симон закинул за спину мешок с мясом, взял оружие и вместе с охранником пошел в сторону шалашей руководства. Затем Иван Иванович достал из-за пазухи журнал, передал его Никите и сказал, чтобы тот начинал отпускать мясо по спискам. На каждого человека, будь то ребенок или старик, нужно отвесить по одному фунту мяса.

Пока провожали охранника, пока уточняли количество мяса на одного человека, пока рубили мясо, никто не заметил, как к толпе подошел доктор. Он выждал, когда будут решены все организационные вопросы, вышел вперед и попросил его послушать. Все удивились его появлению, поскольку доктора, с первого дня знакомства, никто не видел. У Хохла мелькнула мысль, что тот узнал от охранников об удачной охоте и поспешил к делёжке мяса, но все услышали следующее:

– Я хочу вас предупредить! – сказал доктор. – Вы долго голодали, плохо питаетесь, многие отощали и больны. Поэтому мясо для вас сейчас будет ядом. Советую вам два, три дня мясо не есть, а варить мясной бульон, особенно из костей, чем и подготовить свой желудок. Не жадничайте. Надеюсь, что эти олени будут не последними. Я вас предупредил, а дело за вами!

На следующий день к обеду прибыл обоз. В это время мужское население работало в лесу и приехавших встретили женщины, ребятишки и несколько немощных стариков. Но слух о возвращении обоза из Котласа быстро долетел до просеки и лесорубы потянулись к пятачку, желая узнать свежие новости, питая в душе надежду, что им разрешат вернуться в родные места. Первое, что бросилось в глаза, это наличие рядом с мощной фигурой прораба тщедушного мужичка. Всего в коже, в ремнях и кожаной кобурой с наганом на боку. На маленькой куриной голове примостилась кожаная фуражка с красной звездой. Коменданта лагеря, среди приехавших, не было. Невзрачный человек нервно шагал около прораба, размахивал руками и что-то горячо доказывал ему. Наконец он остановился, посмотрел своими бесцветными глазами на притихшую толпу, что-то сказал прорабу и, взобравшись на сани, обратился к людям. Голос у него был высоким, звучным и казалось, что он вкладывает в него всю свою силу.

– Меня назначили комендантом вашего лагеря – начал он, – и не только комендантом, но еще отцом и судьей! Прежний начальник распустил вас так, что вы мышей перестали ловить. За две недели не заготовили ни одного дерева, а Беломорканал требует тысячи кубометров древесины ежедневно. Не знаю, кто саботировал эту важную для государства задачу, пусть разбирается в этом трибунал. Но я не допущу такого безобразия. Недели через две река вскроется, и к этому времени мы должны заготовить и вытащить на берег пять тысяч кубометров бревен. Как только лед пройдет, лес нужно будет спустить в воду, чтобы он сам пошел вниз самотёком. Кровь из носа, но эту задачу вам предстоит выполнить. Бригаду плотников я сокращаю до пяти человек, плюс к ним еще два столяра. Все остальные направляются на заготовку леса. Норма выработки остается прежней, но сухой паёк я отменяю, и отныне все работающие будут питаться из общего котла. Те, кто будет перевыполнять норму, получат добавку к столу. Те же, кто не будет выполнять норму, будут получать уменьшенный паёк. Не работающих я – кормить не собираюсь. Надеюсь, что все ясно? А раз так, то всем за работу!

Он, было, собрался спрыгнуть на землю, но в это время из толпы вышел Симон, жестом остановил его и обратился с вопросом:

– Извините, добрый человек, не знаю вашего имени и звания, но у меня к вам есть вопрос?

– Слушаю!

Симон был сносно грамотным, бойким на язык и в карман за словом не лез. Подойдя к саням, на которых возвышался начальник, он снял с голову треух, поклонился ему и, приняв вид сермяжного мужика, заискивая, спросил:

– Вот вы сказали, что вы для нас теперь и отец и судья. В библии сказано, что бог в бытность накормил пять тысяч голодных человек из своего народа пятью булками хлеба. Почему же вы отказываетесь кормить всего тысячу, ведь отец обязан кормить своих детей?

Новоиспеченный начальник, не ожидая такого подвоха от этого невзрачного мужика, растерялся, но быстро нашелся и ответил:

– Простите, не представился. Зовут меня Исааком Ефимовичем. Фамилия Локман. Отцом я буду для взрослых, а вашим детям я в отцы не напрашиваюсь, так что о них беспокойтесь сами. Чтобы накормить их, нужно выполнять, а лучше перевыполнять производственную норму!

О боге он ничего не сказал. Потом легко спрыгнул из саней и, не попрощавшись с людьми, в сопровождении охранника направился к шалашу бывшего начальника лагеря.

Люди постояли, покачали головами и нехотя стали расходиться. Прораб подозвал к себе Егора Ивановича и сказал, чтобы тот с мужиками выгрузил из саней привезенный из Котласа инструмент, который утром должен быть готов к работе. Дав такое указание, он отозвал Ивана Ивановича в сторонку.

– А мы, Иван Иванович, пойдем, посмотрим, что вы тут натворили за все это время, – проговорил прораб, когда они отошли от мужиков на несколько шагов.

Они направились к свежевыстроенному срубу конторы, который возвышался над обрывом реки, презрительно глядя своими оконными проемами на убогие шалаши. Когда они подошли к срубу конторы, прораб окинул взглядом постройку, неторопливо обошел ее снаружи, зашел внутрь, хлопнул ладонью по венцу, улыбнулся и сказал:

– Ну, Иван Иванович, не ожидал от мужиков такой лихости и мастерства. Кто бы мог подумать, что извечные пахари и сеятели сумеют так красиво, одним топором, сладить такое чудо. Спасибо тебе, мужик, за такой подарок. Чудный наш русский мужик, непонятный. Эх ты, матушка Россия! Ты и убога, ты и обильна, ты и могуча, ты и бессильна.… Давай, Иван Иванович, посидим, отдохнем, поговорим, покурим, а мужики и без нас знают, что им делать. Да, там мы привезли махорку, ведь все исстрадались без курева. Локман не курит, ну и заартачился, говоря, что без этого зелья никто еще не умер. Пришлось мне настоять на своем!

Прораб достал из кармана несколько пачек махорки, протянул их Хохлу и сказал усмехнувшись:

– А это тебе награда за твои дела, а то ты, смотрю, сосешь пустую трубку.

– Вот за это спасибо! – Хохол торопливо набил трубку махоркой, затянулся и вдруг закашлял, вытирая ладонью глаза.

– Я хотел бы еще поблагодарить тебя за мужиков, которых ты подобрал нам для поездки в Котлас! – продолжал прораб. – Если бы не они, то сидеть бы нам с обозом до морковного заговенья в каком-нибудь овраге. Сколько бы они сделали добра, занимаясь дома своим делом. Эх, матушка, Русь!

Хохол молчал, слушая прораба, но почувствовав грусть в его словах, решил поддержать разговор.

– Владимир Степанович, а почему сменили прежнего начальника лагеря? Вроде он был неглупым человеком, в людях разбирался хорошо, был добрым к ним?

– Вот за это его и сняли. Он успел мне рассказать, что его обвинили в увлечении благоустройством и в неспособности оперативно наладить заготовку леса для Беломорканала. По приезду в Котлас наш бывший комендант попал на расширенное совещание руководителей ГУЛАГа. Вел совещание начальник Главного управления трудовых лагерей и поселений Берман. Присутствовали начальники отделов Паукер, Реденс, Иоффе, начальники областных лагерей Коган, Финкельштейн, Шкляр, Фридберг, Фирин, Кацнельсон. Присутствовал даже начальник всех тюрем Апетер. Берман сообщил, что он недавно приехал из Москвы, где их собирал заместитель председателя ОГПУ Ягода. Обсуждался вопрос работы лагерей. В своем выступлении Ягода подверг жесточайшей критике расхлябанность, и отсутствие дисциплины среди заключенных, выселенных и самих руководителей лагерей. Последние, по его словам, находят сотни причин, чтобы оправдать свою бездарность, неумение руководить, а иногда даже саботировать распоряжения партии и правительства. Ягода предупредил, что отныне не будут приниматься никакие оправдания и причины срыва задания по постройке Беломорканала. Сказал, что пусть никого не тревожит смертность и болезни заключенных и выселенных, ибо на замену пришлют других. Сослался на слова товарища Сталина, который подчеркнул, что все проблемы связаны с людьми, а если нет человека, нет и проблем. Ты, наверное, спросишь, для чего я тебе это рассказываю? Да мне после того, что говорилось на этом совещании, хочется выть во весь голос. Власть готова уничтожить весь наш народ, и если их не остановить, то они это и сделают. Но я бессилен чем– либо помочь. Знаешь ли ты, что такое лагеря, сколько их разбросано от Архангельска до Урала? До этого мне пришлось поработать в некоторых, и там я уже видел воочию, что такое голод, болезни и смерть. Я, не хуже тебя, думал, что всё зависит от лагерного начальства, но теперь понял, что партия и правительство возвели процесс уничтожения русского народа в ранг государственной политики. И еще рассказываю об этом потому, что все вы обречены на вымирание, и никто не ударит пальцем о палец, чтобы этого не случилось. Передохните здесь от голода и болезней, пришлют на ваше место новые эшелоны с новыми заложниками. Нет человека, нет и проблем! Ведь об этом прямо заявил Берман. Недаром же он отстранил от работы нескольких руководителей, в том числе и нашего бывшего коменданта. Некоторых я знал, и это были не самые глупые люди. Теперь он заменил их Локманами.

– А что он за человек, этот Лохман? Случаем, он не родственник нашему доктору? – вдруг спросил Хохол прораба.

– Едва ли. Да его не Лохман, а Локман фамилия, а что он за человек, поживем-увидим. В Котласе я встретил своего коллегу по институту, он работает то ли бухгалтером, то ли писарем у начальства. Он мне кое-что рассказал о нём. По бумагам, его отец был мелким портным в Бердичеве, и Исаак с малолетства помогал отцу кормить многочисленную семью. Он малограмотен, плохо воспитан и будет стараться выслужиться перед начальством, что бы получить продвижение по службе. Будет творить всякие пакости и беззакония. Мы еще хлебнем с ним горя, тем более, что и пожаловаться будет некому. Но пользуясь его невежеством и малограмотностью, я все же постараюсь навязать ему свою волю. Только прошу тебя не спорить с ним, не возражать, соглашаться с его указаниями, а делать будем по-своему. Ты постарайся, что бы работа двигалась, а я буду докладывать о заготовке древесины с перевыполнением плана. Уверен, он ничего в кубометрах не смыслит, да и рассчитать их у него в голове не хватит цифр. Сплавлять брёвна мы будем не в плотах, а молевым способом, то есть россыпью. Какой дурак там, в низовьях, будет их считать по бревну в лесоспусках? Сколько напишем, столько и оприходуют. Наша с тобой задача помочь людям выжить. Кстати, скоро вскроется река и пусть все, старые и молодые, готовятся к рыбалке. Рыбы в этой реке много и крестьяне, надеюсь, умеют её ловить. Пусть ещё готовят петли и ямы для ловли мелкого зверя, которого здесь тоже навалом. А теперь иди к людям, а я пойду к начальнику, поговорю с ним по душам.

Исаак Ефимович сидел в шалаше на тулупе, прикрыв ноги одной его полой. Владимир Степанович, войдя в шалаш, спросил:

– Можно к вам?

– Заходите, Владимир Степанович, жду вас с нетерпением. Хочу знать, что у нас делается?

– Все мужики заняты наладкой инструмента. Без хорошо наточенных топоров и пил валить лес нет смысла.

– Разве все это требует много времени?

– Много. Пилы необходимо не только наточить, но и развести, а для пил предназначенных для роспуска бревен на доски, нужно сделать некоторые приспособления. Кроме того, нужно соорудить козлы. Топоры мы привезли без топорищ, а их нам нужно не только изготовить, но и насадить на топоры.

– Прошу вас, Владимир Степанович, не спускать глаз с этих мужиков, с них нужно требовать не только работы, но и контролировать каждый шаг. Я смотрю, что многие из них шатаются по лагерю без дела. Отныне на ночь нужно выставлять охрану, ибо охранники совсем обленились и не следят за передвижением людей, так они могут и разбежаться!

– Вот об этом, Исаак Ефимович, я и хочу поговорить с вами. Насколько мне известно, вы до этого работали с заключёнными? Эта категория людей требует к себе особого подхода. Их в свое время арестовали, судили, каждому из них определили срок заключения. Я сам такой и по себе знаю, что такое тюрьма. Лагерное начальство делает всё, чтобы заключённые, оторванные от семьи и обычной жизни, помещённые за колючую проволоку с часовыми на вышках, работали, соблюдали дисциплину, подчинялись правилам тюремной жизни и не могли сбежать из-под охраны. Люди в нашем лагере не заключённые. Их никто не арестовывал и не судил, а просто выселили из сёл и привезли сюда на работу. Это трудовой лагерь, а они – рабочие. Если заключённые изолированы от семьи и общества, то переселенцы живут семьями, с жёнами, детьми и стариками. И всех их нужно кормить, чтобы не умерли с голода. Конечно, можно рассуждать, что вместо умерших к нам пришлют новые эшелоны переселенцев. Но пока мы их не видим и будут – ли они, никому неизвестно, а вот древесину требуют уже завтра. На днях вскроется река и мы должны начать сплав леса. Вот вы сказали людям, что отныне все работники будут кормиться из общего котла. А где эти котлы, которых у нас нет? В чем вы собрались варить? Потом говорите, что охрана должна ночью следить за передвижением людей. Зачем? Вы боитесь, что они сбегут? Напрасно, у каждого мужика здесь семья, которую он никогда не бросит, подавшись в бега. Этих людей не надо заставлять работать – они вечные работники и без дела сидеть не будут. Это не уголовники, не интеллигенты, которые не привыкли к физическому труду. Они с детства привыкли трудиться и не нуждаются в понукании. И еще, убедительно прошу вас снять с ремня кобуру с наганом и спрятать его под куртку, не надо будоражить людей!

Начальник, не перебивая, выслушал прораба, сказал, что благодарит за информацию и подумает над его предложениями. Выйдя из шалаша, прораб встретился с Иваном Ивановичем, который ждал его. Ему очень хотелось узнать, чем закончились переговоры между двумя начальниками. Владимир Степанович не остановился и прошел мимо, дав Хохлу знак следовать за ним к лесу. На опушке, разместившись на бревнах, мужики ладили инструмент, тут же стояли только – что изготовленные козлы для распиловки бревен. Одни точили пилы и топоры, другие делали топорища и насаживали их на топоры. Несколько ребятишек осколками стеклянной банки, найденной у шалаша охраны, шлифовали топорища. Прораб с Хохлом, посмотрев на работу мужиков, углубились в лес, нашли бревно, присели на него и закурили. Первым нарушил молчание Хохол: