Текст книги "Познать себя в бою"

Автор книги: Александр Покрышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

Закончив патрулирование, пришли на аэродром.

– Фадеев сел? – спросил Чувашкина после посадки.

– Нет, не садился.

– Где Вадим и что с вами было? Докладывайте! – потребовал я у Труда.

Из его рассказа кое-что стало ясно. Оторвавшись от моего звена, пара Вадима вышла на Крымскую. Там наскочила на группу Ме-109. Завязался жаркий бой. Пара рассыпалась. В один из моментов боя Труд услышал Вадима:

– Я – Фадеев, иду домой…

По голосу чувствовалось, что Фадеев был ранен. А Труду никак не удавалось оторваться от двух «мессершмиттов».

Ждали мы сообщений о судьбе Фадеева несколько дней. Стало ясно, что Вадим погиб.

После освобождения Крымской наши войска еще неделю вели тяжелые бои за высоты западнее станицы. Этот рубеж позволял выйти в глубокие тылы обороны противника, на Новороссийск. Гитлеровцы защищались отчаянно. Они перебросили в этот район все резервы и сосредоточили здесь большую авиационную группировку. Бои в воздухе носили ожесточенный характер. Наши летчики самоотверженно вступали в схватки с численно превосходящим противником, чтобы сорвать бомбардировку наших войск. В этих боях полк потерял отважных и способных командиров звеньев Дмитрия Коваля и Михаила Сутырина. Меня также чуть не сбили над Таманским плацдармом. Спасла случайность.

Вылетели мы тогда четверкой рано утром на прикрытие района. В группе были летчики третьей эскадрильи, оставшейся без командира после гибели Вадима Фадеева. Ведомым в свою пару я нерасчетливо назначил молодого летчика, имеющего небольшой боевой опыт.

Подходим к Крымской. Сплошная многоярусная облачность. Вражеская авиация могла быть только на большой высоте. Решил пробить облака. Мой ведомый не имел опыта полетов в сложных метеоусловиях. Оторвался от нас. А искать его и пристраивать к группе условия не позволяли – к линии фронта шла девятка двухмоторных бомбардировщиков Ю-88. Дал по радио команду ведомому уходить домой. Тройкой ринулись навстречу противнику. Набирать высоту для «соколиного удара» времени не было, да и второй ярус облаков мешал.

Вначале все складывалось хорошо, как было задумано. С боевого разворота вклиниваюсь в строй девятки. В упор, длинной очередью, расстреливаю ведущего. Проскочив строй бомбардировщиков, посмотрел в сторону и назад. Сбитый Ю-88 дымил в падении. Успел заметить рядом остальных бомбардировщиков. С них вниз сыпались бомбы. Сделал рывок в сторону – и вновь захожу в атаку.

Бомбардировщики стали беспорядочно разворачиваться на запад. Я кинулся на отставшего Ю-88. Он пытается уйти, переходит в пикирование. Догоняю «юнкерса» и расстреливаю его. Вывел самолет из атаки над самым верхним краем нижней облачности. Дальнейшее следование за Ю-88 грозило столкновением с землей, ибо нижний край облачности был всего в двухстах метрах.

Выйдя на высоту боевым разворотом, увидел под облаками вторую девятку бомбардировщиков. Не теряя времени, устремился к ней. Главное – не допустить «юнкерсов» к линии фронта. Атакую правого бомбардировщика в девятке. Ю-88 загорелся. Остальные, сбрасывая на развороте бомбы, круто отворачивали строем на запад. Пристраиваюсь им в хвост, сближаюсь. Вот они рядом. Прицеливаюсь по крайнему справа «юнкерсу». Он чуть отстал от группы. Очередь по стрелку, вторая – по мотору. Черный дым тянется за «юнкерсом». Но он еще летит. Надо добить. Нажимаю гашетку – оружие не стреляет. По-видимому, отказало. Решаю перезарядить. И тут, несмотря на азарт боя, глянул в сторону хвоста моего самолета. Шестерка «мессершмиттов» уже пристраивалась ко мне. Тут же делаю энергичный переворот. Трассы огня прошли выше. Проскочив нижнюю облачность, вывел самолет у земли, над населенным пунктом, Узнал его – подо мной была станица Варениковская. Горкой вошел в облака. Скрываясь от «мессершмиттов» и зениток, взял курс на аэродром. После посадки приказал Чувашкину:

– Проверьте, почему-то внезапно отказало оружие. Через несколько минут техник, усмехнувшись, доложил:

– Оружие работает отлично. В контейнерах нет ни одного снаряда и ни одного патрона.

– Да!.. Это меня и спасло. Если бы оружие еще две-три секунды стреляло, то сегодня домой не вернулся бы. «Мессеры» бы прикончили, – невольно вырвалось у меня.

На первого сбитого бомбардировщика, упавшего вблизи линии фронта, штаб получил подтверждение стрелковой части. Его засчитали мне. Второй, сбитый в глубине вражеской обороны, и третий, подбитый, который наверняка упал позже, пошли в пользу общей победы. Старчиков в этом бою также сбил «юнкерса» из первой девятки. Мы выполнили боевую задачу – не дали бомбить наши войска.

После 10 мая наступление на фронте прекратилось В воздухе наступило относительное спокойствие. Обстановка позволяла подвести итоги последних боев. С докладом о действиях летчиков выступил командир полка. Итоги он в основном подводил по цифровым показателям; сколько вылетов, часы боевого налета, количество боев, сбитых самолетов. Понятно, что летчики слушали эти данные без особого интереса. А ведь в этих боях впервые мы применили много новинок. Да и противник перешел к другой тактике. Смелее стал использовать высоту, маневр. Сбивать «мессершмитты» стало труднее.

Все ждали выступления Михаила Акимовича Погребного. Этот политработник умел видеть главное. Он всегда беседовал с нами после боевых вылетов. Замполит хорошо знал динамику проведенных боев и действий каждого летчика в них. Летчики и техники полка были откровенны с Погребным, очень уважали его за внимательное и доброе отношение, за умение снять угнетенное настроение при неудачах, вызвать глубокие патриотические чувства.

Вот и сейчас он сумел приковать к себе внимание. Кратко напомнив успехи полка и лично летчиков в боях за Крымскую, Погребной среди лучших назвал Вадима Фадеева. Сказал – и замолк, как бы обдумывая или давая нам вспомнить этого летчика. Все притихли и ждали, что он скажет о Вадиме. Волнуясь, иногда умолкая, он поведал нам об этом замечательном человеке и отличном воздушном бойце, о его гибели.

Слушая Погребного, я думал о Вадиме. Никто не знал его так хорошо, как я. Нас связывала личная и боевая дружба. Природа щедро наделила Фадеева редкими физическими и духовными качествами. Неиссякаемая энергия и оптимизм, искреннее чувство товарищества вызывали у всех восхищение. В трудное для меня время Вадим всегда старался поддержать словом и делом. Гибель Вадима была для меня самой тяжелой потерей с начала войны. Не умаляя его достоинств, я много думал об истинных причинах, которые привели его к гибели.

Натура волжского богатыря, уверенного в своих незаурядных способностях, нередко проявлялась в пренебрежении к опасностям в бою, в переоценке своих возможностей. Я был старше Вадима, имел больший жизненный и боевой опыт. Старался как друг подсказать и поправить его, особенно в вопросах тактики действий. В последнем боевом вылете он как командир эскадрильи проявил самоуверенность, по-видимому, решил действовать самостоятельно. В этом была его роковая ошибка.

М. Погребной остановился на вопросах формирования высоких морально-боевых качеств у летчиков, подчеркнул необходимость совершенствования тактической выучки.

Закончив выступление, М. А. Погребной обратился к летчикам:

– Кто хочет высказаться?

– Разрешите? – попросил я.

Остановился на том, что основной причиной гибели наших летчиков является патрулирование малыми группами, четверками, в лучшем случае шестерками. Встретив крупные группы вражеских бомбардировщиков под сильным прикрытием «мессершмиттов», наши летчики, чтобы сорвать бомбометание, самоотверженно бросаются на численно превосходящего противника и порой гибнут в неравных боях. Так были сбиты Науменко, Коваль, Сутырин и некоторые другие. Высказал предложение посылать в ожидаемое время налета патрули из двух-трех шестерок, а лучше – восьмерок.

– Надо считаться с количественным составом полка, – заметил Н. Заев.

– Можно увеличить количество боевых вылетов на каждого летчика, – сказал я, оглядев товарищей. – Летный состав на это согласен.

В эти дни затишья вызвали в штаб воздушной армии летчиков, наиболее отличившихся в боях. Штаб располагался в пригороде Краснодара, в станице Пашковской. Вылетели туда на самолетах. Садились на незнакомой площадке ограниченных размеров. Здесь базировалась лишь эскадрилья связи. На посадке нога шасси моего У-2 попала в глубокую колею от автомашины и сломалась. К самолету подошел командир эскадрильи лейтенант Олиференко. Видя, что я расстроен, он успокоил:

– Не беспокойтесь, товарищ капитан. Доставим сюда запасные части. У нас этих тихоходов хватает. Отремонтируем быстро.

Мы разговорились. Олиференко высказал свое неудовлетворение назначением его командиром подразделения связи. Он стремился стать истребителем. Заметно смущаясь, попросил меня:

– Товарищ капитан, поговорите с командующим армией о переводе в ваш полк.

– Вы же не летаете на истребителе, а только на У-2.

– До войны был инструктором в аэроклубе. Истребитель освою быстро. Поверьте, не подведу, товарищ капитан!

– Но мы можем взять вас в полк только на должность рядового летчика, а вы сейчас командир отдельной эскадрильи. Кроме того, летчикам-истребителям часто достается в боях, – пытался разубедить Олиференко, понимая всю сложность переучивания летчика на боевой самолет во фронтовых условиях.

– Согласен быть рядовым летчиком, но на истребителе! А опасность этой профессии меня не пугает.

– Хорошо! Если представится возможность, доложу командующему о вашей просьбе и буду ходатайствовать о переводе к нам.

По дороге в штаб, слушая разговоры ехавших со мной летчиков, я думал об Олиференко. Вспоминал, как сам много лет добивался стать летчиком. Сомневаться в искренности патриотических стремлений Олиференко не приходилось. Он понимал всю опасность для жизни, но хотел лично участвовать в воздушных боях. Такому человеку следовало помочь.

Нас встретил начальник штаба армии генерал А. З. Устинов.

– Прибыли? Командующий пока занят, Сейчас пройдите в столовую штаба.

За завтраком мы обговорили вопросы, которые следовало доложить командующему. Эту нелегкую задачу возложили на меня. Я понимал ответственность. Говорить на таком совещании надо кратко и веско, высказать главное, что тревожит нас, истребителей. Это был первый случай за время войны, когда вызвали рядовых летчиков в такой высокий штаб на деловой разговор. Между тем боевая жизнь давно подсказывала, что надо изучать и обобщать боевой опыт, смелее искать пути более эффективного использования истребителей в боевых условиях.

Принял нас генерал К. А. Вершинин. Он был недавно назначен командующим 4-й воздушной армией, объединившей в конце апреля всю авиацию нашего фронта. Распыление сил по двум армиям наконец-то было ликвидировано. Однако основы ее боевого применения оставались пока прежними. Мы продолжали летать мелкими группами. Лишь отвага и умение позволяли нам побеждать в боях превосходящего в силах врага. Бытовавший в это время лозунг: «Бить врага не числом, а уменьем» был очень патриотичен, но не всегда приводил к успехам в бою над численно превосходящим противником. Боевые летчики ждали от этого совещания многого. Хотелось, чтобы новое в боевом применении нашей авиации стало активнее внедряться в жизнь.

Без особых вступлений К. А. Вершинин открыл совещание.

– Давайте, товарищи, посоветуемся, как нам лучше бить врага на земле и в воздухе, – сказал он.

Командующий кратко обрисовал воздушную обстановку на нашем фронте. Он остановился на важных проблемах применения воздушной армии. Подробно изложил принципы авиационного наступления при прорыве обороны противника и боях в глубине. Он говорил о массированном применении бомбардировочной и штурмовой авиации. Истребителям поставил главную задачу: завоевание господства в воздухе с целью обеспечить действия бомбардировщиков и штурмовиков, срыва ударов авиации противника по нашим наземным войскам.

Авиационное наступление было новой формой боевого применения авиации в наступательной операции. Оно способствовало значительному повышению боевой эффективности и явилось крупным шагом в оперативном искусстве Военно-Воздушных Сил.

Не скрою, от слов командующего, других руководителей воздушной армии на душе становилось радостнее. Мы можем успешно наступать и гнать с нашей земли ненавистных захватчиков! Авиации теперь ставят такие сложные задачи, о которых мы могли лишь мечтать.

Когда закончились выступления авиационных военачальников, я попросил слово. От имени присутствующих на совещании истребителей высказал мнение по приказу, ограничивающему скорость патрулирования истребителей над объектом прикрытия. Объяснил недостатки этого способа, обрекающего нас вести оборонительный бой на горизонтальных маневрах. Наступательный бой с применением вертикального маневра достигается лишь при полете патрулей на большой скорости.

Доложил, что бомбардировщики противника наносят удары в течение дня с определенной периодичностью. В предполагаемое время их налетов следует посылать усиленный патруль из двух или трех восьмерок. Мы же сейчас с утра до вечера летаем группами из четырех–шести истребителей. Этим составом нам и приходится вести бои с крупными силами бомбардировщиков и истребителей. Верно, это потребует увеличения боевой нагрузки на каждого воздушного бойца. Однако летчики согласны иметь боевых вылетов в день в два раза больше, чем установлено сейчас.

В своем выступлении говорил о целесообразности перехвата вражеских бомбардировщиков на маршруте их полета к цели, чтобы предотвратить удары по нашим наземным войскам. Привел примеры перехвата моей восьмеркой больших групп бомбардировщиков противника в глубоком тылу врага. К сожалению, уничтоженную технику нам не засчитывают. В приказе, изданном еще в начале войны, установлено, что сбитые самолеты противника должны быть подтверждены нашими наземными войсками или зафиксированы кинопулеметом. Разве могут передовые части видеть воздушный бой, если мы деремся в двадцати – тридцати километрах в тылу у противника? Наша же промышленность пока производит самолеты без кинопулеметов. К примеру, в районе Мысхако основные бои нам пришлось вести над морем, в пятидесяти километрах западнее Новороссийска. Сбитые машины врага хорошо видели стрелки сопровождаемых нами бомбардировщиков. Но их данные не служат подтверждением победы в воздушной схватке. Попросил от имени летчиков-истребителей этот приказ изменить.

Выслушав мое выступление и сделав пометки в блокноте на столе, Вершинин сказал:

– Товарищ Покрышкин, ваше выступление заслуживает внимания. По этим вопросам будут даны указания. Предложения по приказу о сбитых самолетах доложим в Москву. В отношении боев в районе Мысхако вам и штурману армии завтра же слетать в бомбардировочный полк. При получении подтверждения засчитаем сбитые самолеты.

Совещание закончилось, и все расходились с уверенностью, что будут учтены наш боевой опыт и предложения. После совещания я обратился к генералу Вершинину по поводу Олиференко.

– Какой же из него истребитель? Обучать его здесь, на фронте, у вас не будет времени, – заметил командующий.

– Отпустите его, товарищ генерал, в наш полк! Он хочет стать истребителем. При таком рвении он будет хорошим воздушным бойцом. Я найду время для его обучения.

– Что ж, надеюсь на вас и возражать о переводе не буду. Только осторожнее с ним, не торопитесь пускать в бой.

Вскоре возвратился к своему самолету. Его уже отремонтировали. Там ждал Олиференко.

– Все нормально, – сообщил ему. – Командующий дал «добро». Сдавайте эскадрилью и прибывайте в полк.

На другой день со штурманом армии разобрались в количестве сбитых нами «мессершмиттов» и «фоккеров» в боях при сопровождении бомбардировщиков в районе Мысхако. Данные стрелков самолетов Пе-2 были выше, чем наши донесения. Беседуя с командиром бомбардировочного полка, с горечью сказал, что недавно не уберег Пе-2 и его сбили.

Как же был удивлен и обрадован, когда мне сообщили, что летчик Пе-2 с целью дезориентации «фоккеров» имитировал падение. А сам благополучно приземлился на аэродроме Геленджика. Штурман же и стрелок, решившие, что самолет сбит, выбросились без команды летчика с парашютами.

На аэродроме бомбардировщиков встретил своего одноклассника по ФЗУ Семена Пыжикова. С ним мы не встречались более десяти лет. Мне удалось согласовать его перевод замполитом в мою эскадрилью. И он вскоре прибыл в наш полк.

Молодые расправляют крылья

Войска Северо-Кавказского фронта готовились к новому прорыву «Голубой линии». Противник совершенствовал оборонительные позиции. Напряжение в боевых действиях в воздухе спало. Налеты бомбардировщиков и штурмовиков, как наших, так и вражеских, носили эпизодический характер. Действовали небольшими группами. Воздушные бои между истребителями проходили редко.

Командование воздушной армии, используя затишье, принимало меры по восполнению понесенных потерь. Нашей дивизии приказали подобрать летный состав в ближайшем запасном авиаполку. Однако молодые летчики этой части, прибывшие из авиашкол, были еще не подготовлены для полетов на новой технике. Брать таких летчиков и переучивать их в боевых условиях было нельзя. Да и времени для этого у нас не было. Командование воздушной армии нашло другой выход: пополнить дивизию за счет полков, убывающих на перевооружение с самолетов «Чайка» и И-16 на новые скоростные истребители.

Пока решался вопрос о пополнении, наша эскадрилья продолжала летать на прикрытие сосредоточении наземных войск. Патрулируя над линией фронта, обратил внимание на особенность действий истребителей противника. После ряда неудачных попыток помешать нашим летчикам выполнять боевые задачи гитлеровцы изменили тактику. В период работы наших бомбардировщиков по оборонительным узлам противника «мессершмитты» и не пытались их атаковывать, опасаясь ударов патрулирующих истребителей. Они кружились в стороне, ожидая отхода наших групп после выполнения ими боевой задачи. А как только наши бомбардировщики ложились на обратный курс, «мессеры» устремлялись за ними.

Нам этот прием был уже известен. Объяснялся он тем, что после удачного выполнения боевой задачи наступает некоторое расслабление, внимательность у наших летчиков над своей территорией становится ниже. В этой обстановке фашисты и пытались сбить отставшие или потерявшие бдительность экипажи. Посоветовавшись с товарищами, я решил применить свою хитрость, использовать внезапность.

Вижу, бомбардировщики кончают работать над целью. Увожу патрулирующую группу с набором высоты на запад. В расчетное время разворачиваемся на обратный курс. За счет предварительно набранной высоты, снижаясь, быстро нагоняем группу бомбардировщиков. Расчет оказался точным: в заднюю полусферу пристраиваются для атаки «мессершмитты». Увлеченные преследованием, они не замечают нашего сближения. И сами попадают в ловушку.

Очереди в упор – и минуту назад уверенные в себе гитлеровцы на горящих «мессерах» падают к земле. Остальные уходят на пикирование, потом на большой скорости удирают на запад. Наша группа, нанеся удар, вновь идет на высоту и продолжает патрулирование над линией фронта. Преследовать «мессершмиттов» опасно, в это время могут подойти на высоте «юнкерсы» и беспрепятственно нанести бомбовый удар по нашим войскам. А это – срыв задачи. Приходилось свое стремление бить воздушного противника подчинять главным требованиям дня. Отступление от этого всегда приводило к плохим результатам. К сожалению, нарушения иногда встречались в боевой практике.

Редкое появление вражеских бомбардировщиков, слабая активность истребителей в какой-то степени расхолаживала летчиков, снижала их требовательность к себе в выполнении функциональных обязанностей в боевом вылете, вызывала у некоторых престижное стремление увеличить свой счет сбитых самолетов. Из-за этого мне пришлось однажды выдержать тяжелый бой с численно превосходящим противником.

Однажды утром меня срочно вызвали на КП. Командир полка поставил задачу немедленно вылететь шестеркой на Крымскую.

– Вторую пару вашей группы будет возглавлять Речкалов, а третью – Лукьянов, – сказал он.

– Товарищ командир, это же какая-то сборная команда равных по должности начальников. Разрешите идти слетанной группой!

– Над Крымской очень мощная облачность. С «Тигра» приказали срочно выслать наиболее опытных летчиков. Не торгуйтесь и быстрее вылетайте!

Состав шестерки вызвал у меня опасение в успехе выполнения боевой задачи, но спорить было бесполезно.

Подходим к станице Киевской. Правее нас выскочила из облачности пара Ме-109. Речкалов, даже не успев предупредить меня, развернулся и пошел на нее, увлекая находившуюся на верхнем ярусе боевого порядка группу Лукьянова. В тыл обороны противника мы вышли лишь с ведомым Табаченко. Выше нас обнаружили десятку «мессершмиттов». Дав команду на сбор группы над Крымской, я нацелился на нее. Сверху, в хвост наших самолетов, неожиданно свалилась пара Ме-109. Мы энергично развернулись и пошли в лобовую атаку. «Мессершмитты» ее не приняли, начали разворачиваться в обратном направлении. Ведомый Ме-109 запоздал с маневром и попал в мой прицел. Дал очередь по животу. И Ме-109, объятый огнем, понесся к земле. Теперь очередь за ведущим. И в этот момент увидел атакующую нас справа и сверху четверку «мессершмиттов». Делаю боевой разворот навстречу им. Но они, обходя нас с набором высоты, ушли от лобовой.

Минут десять наша пара отбивала атаки вражеской группы. Четверка Речкалова так и не появлялась. А как она была нужна сейчас! Противник пока действовал вяло. Чувствовалось, что сбитие Ме-109 в начале боя психологически подействовало на вражеских летчиков, снизило их активность. Но на это долго рассчитывать было нельзя.

В ходе боя внезапно появилась еще и пара фашистских истребителей «фоккеров». С дистанции почти двух тысяч метров она открыла по нас огонь. Можно было не опасаться стрельбы с такой дальности, но вдруг под меня нырнул ведомый.

– Табаченко, стань на свое место, а то «мессеры» съедят, – дал команду.

– Командир, я ранен, ухожу домой! Прикройте! Это было уже совсем некстати. Что делать? Если сопровождать Табаченко, то вся свора вражеских истребителей бросится вдогонку. Нас собьют, как куропаток. Решаю продолжить бой с десятью истребителями противника, сковать их боем и обеспечить безопасный уход ведомого.

– Табаченко, уходи пикированием на Краснодар, я прикрываю.

Продолжая отражать атаки, я зорко смотрел за вражеской группой, готовый ринуться за теми, кто попытается преследовать Табаченко. Получив по радио сообщение о его подходе к Краснодару, уловил удобный момент, сделал резкий переворот и, пикируя до земли, вышел из боя.

После посадки состоялся разговор с Речкаловым.

– Вы что же, на съедение «мессерам» бросили мою пару?

– Понимаешь, правее нас появились «мессеры». Попутно решил сбить их. Они удрали в облака, а мы с Лукьяновым уже не смогли вас найти.

– Твое счастье, Речкалов, что не было «юнкерсов» и Табаченко был легко ранен, а то бы не миновать тебе неприятностей! – бросил я в сердцах.

С Лукьяновым поговорить не успел – вызвали на КП. Около него увидел недавно назначенного командира дивизии полковника Ибрагима Магометовича Дзусова. Перед ним стоял строй летчиков. Я пробежал по нему взглядом – знакомых нет.

– Покрышкин, иди сюда! Знакомься с пополнением, прибывшим в ваш полк. Побеседуй с ними. Тебе придется учить их своей тактике боя.

– Есть, товарищ командир!

– Заходил в вашу землянку и познакомился с твоей академией.

– Что вы, какая там академия! Просто тактический класс для обучения летчиков.

– Это сейчас и нужно. В академии учат воевать на картах, а ты – сбивать самолеты. Вот и готовь молодежь. Надо сделать их настоящими воздушными бойцами. Летчики ваши, и учить будете самостоятельно. Разумно спланируй занятия, – сказал Дзусов в заключение, простился и направился на КП.

Я стоял перед строем. Внимательно вглядывался в каждого летчика… Будут ли они хорошей сменой погибшим: Фадееву, Ковалю, Сутырину и другим, отдавшим свою жизнь за нашу Родину?

Мое внимание привлек стоящий на правом фланге строя лейтенант. Лицо со следами ожогов, орден Красного Знамени на груди говорили о том, что это бывалый боец.

– На чем воевали и где горели?

– Лейтенант Клубов. На «Чайке» и И-16, а горел под Орджоникидзе. Имею на счету четыре сбитых самолета.

Рядом с Клубовым стоял небольшого роста худенький летчик, тоже с орденом Красного Знамени.

– Лейтенант Трофимов, – представился он. – Лично сбил один самолет и выполнил семьдесят вылетов на штурмовку.

– А что такой худой, плохо кормили?

– Да, товарищ капитан, его сколько ни корми, он таким и останется. Как говорят: «Не в коня корм», – ответил за Трофимова стоящий рядом.

Его пояснение вызвало дружный смех. Я невольно остановил на нем взгляд. В поношенной гимнастерке, без знаков различия, в солдатских ботинках с обмотками. Рядовой боец пехоты.

– Вы кто? – спросил остряка.

– Солдат Сухов, – бодро ответил он.

– Солдат?! – удивился я. – Солдаты на самолетах не воюют. Как вы попали в строй?

Из его объяснений выяснилось, что в прошлом году из-за нехватки самолетов весь их выпуск из авиашколы был направлен в кавалерию, где он и воевал в калмыцких степях. Был пулеметчиком. Недавно переведен в авиаполк.

Не скрою, дальнейшее знакомство с пополнением разочаровало. Боевой опыт у подавляющего большинства летчиков был небольшой, а у некоторых его и вовсе не было. Я представил себе ответственность, которая навалилась на мои плечи. Предстояло, не прекращая боевых вылетов, научить вновь прибывших летчиков летать на строгой, скоростной «кобре», освоить тактику действий, ввести их в бой. Пока все это не будет выполнено, нельзя посылать их на боевые задания.

В ходе беседы возникла мысль подготовить и создать из пополнения постоянную восьмерку для вылетов на боевые задания. Мне надоели неудачи при вождении неслетанных групп, составленных из пилотов разных эскадрилий.

Закончив опрос, я кратко разъяснил, какие темы по теоретической и летной подготовке мы будем осваивать. Затем с молодым пополнением провел первое занятие заместитель командира полка по политчасти М. А. Погребной. Он подробно рассказал о боевом пути части, о летчиках, заслуги которых сделали полк гвардейским, назвал тех, кто геройски погиб в боях. Призвал поддерживать и крепить боевые традиции, воевать смело, как подобает гвардейцам.

Пока политработник проводил занятия, я успел набросать вопросы, которые надо проработать в первую очередь.

– О тактике действий истребителей вам расскажет Александр Иванович Покрышкин. Он недавно назначен помощником командира полка по тактике и воздушной стрельбе. В этих вопросах он главный специалист в полку, – с улыбкой предоставил мне слово Михаил Акимович. Так началась форсированная подготовка прибывших летчиков. Занятия по изучению материальной части самолетов сменялись уроками по теории пилотирования, по тактической подготовке. Мне пришлось, как говорят, с ходу разработать программу ввода в строй пополнения, подобрать преподавателей. Изучение самолета проводилось под руководством инженерно-технического состава. Летная подготовка, тактическая и боевое применение были возложены на меня. Учеба проходила с большим напряжением, с использованием каждой свободной минуты от боевых вылетов. А когда мы были в воздухе, молодежь осваивала темы самостоятельно.

На первом занятии я кратко остановился на необходимости формирования у летчиков высоких морально-политических качеств – патриотизма, любви к Родине, чувства долга, храбрости и инициативы. Воздушный боец должен хорошо знать и умело применять боевую технику, знать повадки врага, совершенствовать тактику боя. После этого перешел к конкретным вопросам боевой выучки.

– Вы раньше выполняли задачи в основном по штурмовке войск противника. Действовали на малой высоте, на нескоростных самолетах «Чайка» и И-16. У вас вынужденно выработалась тактика ведения оборонительного боя на виражах. Прикрывали огнем хвосты друг у друга и отбивали атаки «мессеров». Так, что ли? Или я ошибаюсь?

– Так оно и было. Крутили «карусель» и отстреливались, – послышалось в ответ.

– Сейчас от этого надо решительно отказаться. Истребитель – оружие нападения. Бой вести на нем надо активно, дерзко, навязывая свою волю противнику. Если хотите побеждать в бою, то в основе тактики боя должна быть формула: «Высота – скорость – маневр – огонь». Кто находится выше противника, тот хозяин воздуха. Высота – это скорость, скорость – это высота. Другими словами – маневр с высоты дает скорость, а скорость позволяет энергично набрать высоту. Скоростной маневр по вертикали обеспечивает внезапность удара, создает большие угловые перемещения. Наиболее выгодный вертикальный маневр – это «соколиный удар», внезапный, быстрый, точный. Современный бой – это бой на вертикальных маневрах. Что такое огонь по этой формуле? Как вы это понимаете?

– Прицельный огонь с близкой дистанции, так я понимаю, – высказался Клубов.

– В основном верно. Для уничтожения вражеского самолета огонь должен вестись из всего оружия, прицельно, на близкой дистанции, в упор, по жизненно важным частям самолета…

На второй день, утром, прилетев с патрулирования над линией фронта, начал проверку у летчиков пополнения техники пилотирования. Вывозил их на учебно-тренировочном самолете УТИ-4. За день, с перерывами на боевые вылеты, проверил всех летчиков. Результаты не обрадовали. Почти половина их летала лишь удовлетворительно и требовала продолжительной тренировки. Особенно плохо выполнил полет молодой летчик Вячеслав Березкин. Он прибыл в боевую часть после девятимесячного обучения в авиашколе. После приземления спросил у него:

– Что вы так дергали самолет? Никакой координации движения рулями управления.

– Простите меня, товарищ капитан! Мне старые летчики полка сказали, что вы любите резкий пилотаж. Ну я и старался…

– Дорогой ты мой! Чтобы энергично пилотировать самолет, надо выработать чувство точной координации. А для этого надо много летать.

После проверки распределил пополнение на два потока. Летчиков, показавших хорошие результаты, включил в первый и начал усиленно готовить их к боевым действиям в предстоящем наступлении нашего фронта. Со вторым требовалось время на дополнительные тренировки. Такая система работы с пополнением в дальнейшем оправдала себя.

Закончив учебно-тренировочную подготовку с летчиками первой группы, приступил к вводу их в бой, или, как говорили летчики полка, к «натаскиванию». В первый такой боевой вылет взял своим ведомым очень способного летчика Н. Чистова. Ведущим второй, средней пары в боевом порядке «этажерки» назначил А. Клубова. Ведомым у него был В. Жердев. А верхней парой руководил командир звена А. Федоров.