Текст книги "Долгий путь домой (Крысёныш -1)"
Автор книги: Александр Машков
Жанр:
Попаданцы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Крысёныш
Глава 1. Крысята.
Город огромный. Город, кишащий людьми разных полов и возрастов, спешащих по своим делам, не замечающих мальчика, сидевшего у колонны, скрючившись.
Ещё бы, не скрючившись. Мороз, градусов пятнадцать, а мальчик одет в трикотажную футболку, такие же шорты, и кроссовки.
Мимо шли равнодушные люди, даже не замечая ребёнка.
Мальчик уже не дрожал, обхватил руками колени, сидел, не зная, чего ждать от этого жестокого города, неизвестно, зачем он сюда пришёл, зачем здесь присел.
Наверно, здесь немного теплее, чем на улице, где дул пронизывающий ветер, сыпал мелкий снежок, который порывами ветра сёк лица прохожих. Что тут говорить о голых мальчишечьих руках и ногах?
В переходе появился полицейский в чёрной форме, с чёрной резиновой палкой в руках.
В глазах у мальчика появился лёгкий интерес: что будет?
Полицейский подошёл, и потыкал мальчика палкой в плечо:
–Эй, ты, убирайся отсюда.
Мальчик не пошевелился.
–Давай, говорю, лучше замёрзнуть насмерть, чем попасться Ловцам.
Кто такие ловцы, мальчик не знал. Он знал, что без посторонней помощи ему не встать.
Полицейский не побрезговал взять его за плечи и поднять.
Окоченевшее тело отозвалось болью, и мальчик застонал, скрипя зубами.
–Ну, вот, давай, – полицейский повёл мальчика на выход, – ты умеешь ходить. Найди себе уголок поукромнее, да потеплее.
Выведя мальчика из подземного перехода, полицейский исчез в лёгкой метели.
Мальчик пошёл, куда глаза глядят. Куда ещё идти, если не знаешь, что это за город, зачем он здесь?
Дойдя до колонны, подпирающей какой-то небоскрёб, мальчик присел с подветренной стороны и снова сжался в клубок. Где здесь найдёшь тёплый подвал? Он уже пытался, когда ещё не был таким озябшим. Всё под замком. Где открыто, занято, несколько раз его, пинками, выгоняли из более-менее тёплых углов, или вентиляции метро.
Мальчику сделалось тепло и уютно. Вот посплю немного, подумал он, и пойду дальше...
Вы знаете, каково это, когда отходит замёрзшее тело? Боль, сравнимая с ожогом.
Впрочем, это и есть ожог, только холодный.
Я очнулся, погружённый в холодную воду, раздетый догола. Кто меня сюда принёс, я уже не помнил, заснул, когда стало тепло. Может, надо было меня там и оставить? Не мучить такой жуткой пыткой?
Сзади кто-то подошёл, шаркающей походкой, взял меня за ухо, слегка помял, потом оба уха чем-то полил и начал растирать, пока они не вспыхнули жаром, таким же образом он растёр мне лицо, приказав закрыть глаза. Потом, прямо в холодной воде, начал меня мыть, растирать руки и ноги.
Руки, ноги и так болели, теперь стали болеть ужасно. Я закричал.
–Ну вот, – сказал кто-то старческим скрипучим голосом, – ожил наш найдёныш. Марийка, неси полотенце.
Я никого не видел, у меня от боли в глазах то темнело, то краснело.
–Потерпи, потерпи, малыш, не торопись на тот свет, тебе ещё рано.
Ноги и руки начало дёргать огненными вспышками, я корчился в руках своего спасителя и громко плакал от боли.
–Это хорошо, что ты плачешь, значит, не замёрз внутри, отогреешься, оживёшь. Марийка, принесла полотенце? давай, помоги вытереть. Вот, смотри, начинай с головы, дальше плечи, грудь...
–Деда, я там расстелила постель.
–Умница, внучка, – вздохнул дед, – как бы мне донести ещё? Тяжёлый какой.
–Как же ты его сюда донёс? – удивилась девочка.
–Сам не знаю, как увидел, что он замерзает, взял на руки, да побежал. А сейчас и сил нет.
Я хотел сказать, что могу сам ходить, но не смог двинуть ни челюстью, ни языком.
Мало того, от лёгкого движения рот свело жуткой болью, что я опять вскрикнул.
–Деда, это очень больно, да?
–Ты уже забыла, как отморозила пальцы в прошлую зиму?
–Помню, что было больно, не помню, насколько. Как же мы его будем кормить?
–У нас есть специальная чашечка с носиком, зальём ему в рот бульон, авось проглотит.
–Это хорошо, – вздохнула девочка, – давай, деда, отнесём его на кровать, а то опять замёрзнет. Смотри, как дрожит.
–Дрожит, это хорошо, тело само себя согревает. Помогай деду.
Меня осторожно переместили по какой-то комнате и, уложив на кровать, накрыли одеялами. Боль уже не была такой ослепляющей, и я мог разглядеть дедушку и внучку.
Деду было, на мой взгляд, за 70, девочке лет 9, или 10.
Убогость лачужки не тронула меня. Мне этот тёплый уголок, несмотря на адские мучения, уже казался раем, тем более что дед принёс поилку с носиком, и, приподняв мне голову, стал поить горячим бульоном. У меня от благодарности потекли слёзы: я понял, что мне за всю жизнь не отблагодарить своего спасителя.
Напоив меня, дед протёр мне лицо от капель бульона и слёз, и сказал, чтобы я попробовал уснуть.
Как ни странно, я, измученный, уснул.
Утром меня никто не будил, меня разбудил мочевой пузырь.
Оглядевшись, я увидел Марийку, которая что-то помешивала в кастрюльке, которая стояла на плитке, которая, в свою очередь, стояла на табуретке.
«Марийка» – хотел позвать я, но только просипел что-то невнятное.
–Проснулся! – просияло лицо Марийки. Она подошла ко мне и спросила: – ты чего хочешь? Пить, или писить?
–Пись... – получилось у меня.
–Давай помогу, отведу тебя к ведру.
Я засопротивлялся, показывая, что мне надо одеться.
–Твоя одежда ещё сырая, другой нет. Да и зачем одеваться, если опять раздеваться? – удивилась девочка.
Мне было не до споров, я хотел в туалет, поэтому, с усилием приподнявшись, спустил ноги на пол, и, откинув стыд, облокотился на плечо хрупкой девочки. С трудом поднялся и поковылял в сторону отхожего места. Там стояло помойное ведро, рукомойник, висело не совсем чистое полотенце. «Где тут по – большому?» – мелькнула мысль – «тоже в ведро?»
Мысль тут же исчезла, надо было скорее опорожнить мочевой пузырь, а девочка не уходила.
–Давай, писай, чего ждёшь.
Одной рукой я держался за девочку, другой старался нащупать свой писюн. Руки дрожали, и у меня плохо получалось.
–Ох уж эти мальчишки! – воскликнула Марийка, помогая мне направить струйку в нужное место.
–Да не стесняйся ты, я за всеми мальчиками ухаживаю. Многих мы с дедушкой выходили, думаешь, ты первый? Ещё хуже были, только обмороженных не было. Ты первый.
Сделав, наконец, свои дела, я замычал, показывая, что мне надо умыться.
Марийка подвела меня к умывальнику, сама умыла меня и вытерла сомнительного вида полотенцем.
–Пошли, уложу, а то простынешь.
Девочка отвела меня назад, принялась за прерванное дело.
–Ложкой кушать сможешь?
Я попробовал пошевелить челюстью. Получилось, хотя ещё было больно.
–Ну, вот и хорошо. Сам, или покормить тебя? – я кивнул. Девочка рассмеялась, налила тарелку супа, судя по запаху, рыбного и подошла ко мне. Помогла мне сесть и стала кормить с ложечки. Получалось плохо. Я попробовал взять ложку в руку, но пальцы не слушались, ложка выворачивалась. Тогда я зажал её в кулаке, как это делают малыши, и уже уверенней стал кушать, несмотря на боль в челюстях.
Наевшись, я почувствовал тепло, опять потянуло в сон.
–Умница, – сказала Марийка, – поспи.
И я быстро заснул.
Проснулся от разговоров. Говорили дед с внучкой. Увидев, что я зашевелился, они умолкли.
–О, проснулся, – обрадовалась Марийка.
Дед взял табурет, поставил возле моей кровати, и грузно опустился на него.
–Что скажешь, Снегурок? Тебя как звать?
–Ники... – сумел выдавить я, не сумев досказать «та»
–Ники, значит. Ну, пусть будет Ники. Как ты оказался в таком виде, я спрашивать не буду, если вспомнишь, сам расскажешь, не вспомнишь, так не вспомнишь, – он погладил меня по голове, рассматривая моё лицо.
–Видишь, Марийка, какие следы оставляет мороз?
Марийка подошла и ойкнула: – это пройдёт? Такой красивый мальчик, и такие шрамы.
–Это не шрамы, это кожа сходит. Почернеет, и сойдёт, то же и по рукам – ногам.
Дед достал из-под одеяла мою руку, и я увидел, как скукожилась на ней кожа, уже почти чёрная.
–Страх какой, – протянула Марийка.
–Вот он вчера и кричал, и плакал. Больно это очень.
Так я остался у деда Артёма. Марийка ухаживала за мной, пока я не стал вставать, давно высохли мои вещички, но меня никуда не выпускали, потому что тёплых вещей моего размера не было.
Марийка развлекала меня, когда управлялась по дому. Или хижине. Где этот дом находился, я не имел понятия: ни окон, ни щелей не было, комната освещалась ярким светодиодным светильником, или, ночью, огнём из печурки. Дед где-то добывал дрова и уголь, топил на ночь печь, тогда было совсем уютно по-домашнему.
Мы играли с Марийкой на кровати. Она где-то раздобыла игрушечную машинку, и мы увлечённо, катали её по складкам одеяла.
Я почти выздоровел, чёрные струпья на руках и ногах высыхали и отваливались. На лице, и особенно, на ушах, была такая же картина. Я не видел, но Марийка смеялась, глядя на моё лицо.
Я уже знал, что Артём Иванович Снегирёв, бывший штурман Императорского флота, бывший нынче на пенсии, жил здесь один с Марийкой.
Некогда бравый офицер Императорского флота имел хорошую квартиру в неплохом районе, семью, двоих сыновей и дочь, но состарился и вышел на пенсию.
Пенсия оказалась маленькой, папа оказался не нужен семье, и он постепенно перебрался в эту халупу без окошек.
Марийка была приёмной внучкой, дед Артём тоже подобрал её на улице, вернее, на помойке, где она жила, как бездомная кошка, в выброшенном домике для животных.
Когда я спросил, где его настоящие внуки, дед только хмыкал: – Кто же их знает, внучек. Я думаю, родителей своих они так же отблагодарят, как и те меня. Японцы всегда насаживали уважение к старшим, но никогда не навязывали. Хотят русские свиньи так жить, пусть живут.
Потихоньку я вытянул из деда сведения о своём местопребывании.
Как ни странно, я находился в городе Владивосток, только страна называлась Япония.
Почему? А кто его знает. Проиграли мы войну, вот и отошёл Дальний Восток России к Японии. Русских много здесь живёт. Живут неплохо, но не все. Законов для русских почти нет, как хотят, так и живут.
–Я вот живу, – говорил дед Артём, – получаю пенсию от правительства, помогаю бездомным детям.
–Откуда дети бездомные? – удивился я.
–Ты откуда?
–Я не помню.
–Ты помнишь, но не хочешь говорить. Так и другие.
Ответить мне было нечего, потому что я сам не понимал, кто я и почему здесь.
Сегодня у деда Артёма была пенсия. Он надел штурманскую чёрную форму с золотыми галунами, чёрную шинель, тоже обшитую по рукавам галунами, надел фуражку с золотым крабом, посмотрелся в крохотное зеркало, и, велев нам вести себя хорошо, отправился в город.
Мы с Марийкой забрались на кровать с ногами, стали играть с машинкой.
Неожиданно дверь открылась, и комнату стали заполнять ребята нашего с Марийкой возраста.
Марийка вскочила с кровати и заслонила меня собой. Я же сидел на кровати, с любопытством разглядывая посетителей.
–Дай посмотреть на Крысёныша, не заслоняй! – крикнул мальчишка, который стоял ближе всех.
–Не трогайте его, он ещё болен! – пискнула Марийка. Я зашевелился, сполз с кровати и отодвинул Марийку.
Ребята, молча, рассматривали мои ноги, руки и лицо, покрытые чёрными струпьями.
–Он не заразный? – подозрительно спросил мальчик.
–Он обмороженный, – ответила Марийка, – ещё очень слаб. Даже не помнит, откуда он.
–Может, пора уже учить?
–Какое учить, я его ещё писить вожу, – Это она обманывает, конечно, но я, правда, ещё хожу, держась за стенку.
–Как звать тебя? – сурово спросил меня мальчик, по-видимому, вожак местных мальчишек.
–Ники, – просипел я.
–Ники, – повторил мальчик, – меня Стас зовут. С остальными познакомишься потом. Скорее выздоравливай. Что это у тебя отваливается?
–Ты ни разу не обмораживался? – спросила Марийка. Стас отрицательно покачал головой. – Это обмороженная шкура отмирает, как от ожога.
–Как от ожога? больно, наверно?
–Знаешь, как он кричал, когда дедушка его выхаживал? Просто жуть!
–Я слышал, – сказал один из мальчишек, – я думал, кого-то режут.
–Ладно, – сказал Стас, посмотрели, и хватит, пусть выздоравливает. Марийка, расскажи ему наши порядки.
–Я и так хотела, только пусть поправится немного.
–Ты не хотела его отпускать, потому что тебе будет скучно, – проницательно сказал Стас, – к тому же такого красивого мальчика.
Где это он красавца нашёл, удивился я. Видел себя в зеркале с чёрным лицом. Жуткое зрелище. Или он так шутит?
Ребята ушли, не так, как обычные дети, шумной толпой, а как бы растворились за дверью.
Кто это? – с трудом вытолкнул я слова из больного горла.
–Крысята, – ответила Марийка обречённо.
–Меня он тоже назвал крысёнком.
–Ты и будешь крысёнком, уйдёшь к ним.
–Почему?
–Закон такой, выживания. Если не научишься прятаться и бегать, попадёшься Ловцам, или Диким. После этого никто ещё не выжил. Ловцы детей отправляют в клиники, на органы, Дикие разделывают прямо здесь, у них здесь где-то операционная.
Из её слов я ничего не понял, но не стал переспрашивать. Когда оклемаюсь, спрошу у ребят, да и поучиться у них не мешает, вон они, как двигаются, не то, что я, хожу, как старый дед.
Мы с Марийкой снова принялись за игру, Марийка смеялась, ни разу не рассердившись на меня, если я, неловким движением, ронял машинку на пол. Руки ещё плохо слушались.
К вечеру пришёл весёлый дед, принёс нам леденцов, себе – бутылочку виски, и долго сидел возле печки, наливая в крохотную рюмочку коричневую жидкость, затем, выпив, закусывал долькой лимона и рассказывал нам интересные истории из своей морской жизни.
Мы слушали, раскрыв рты.
–Деда, – наконец решился я, – а мне можно выучиться на моряка?
–Тебе? Это вряд ли, – помрачнел дед, – Ты беспризорник, не знаешь, кто твои родители. Такие дети, если не пропадают в детстве, вырастают только преступниками, потому что на работу вас не берут, а жить хочется. Преступников же, в зависимости от тяжести преступления, или отправляют на каторгу, или вешают.
Описав моё такое невесёлое будущее, дед Артём опрокинул очередную рюмку и надолго задумался.
Я посмотрел на Марийку, та отвела взгляд.
«Это правда?» – хотел я спросить, но понял, что спрашивать незачем. Вопросы буду задавать, после того, как хоть что-то буду понимать, а то я сам себя забыл, хорошо, что имя вспомнил, и то не смог до конца выговорить. Так и стал Ники вместо Никиты.
Между тем здоровье моё становилось всё лучше, я уже мог свободно передвигаться по комнате, руки и ноги не дрожали, да и чёрных струпьев почти не осталось.
Скоро опять пришёл Стас.
Он пришёл на этот раз один, Марийка налила ему тарелку супа. Стас молча поел, сердечно поблагодарил за еду и поинтересовался, насколько я поправился.
–Я уже свободно хожу, – заявил я, – ноги не дрожат.
–Тогда пора тебе к нам.
Марийка расстроилась: – Может, оставишь его ещё на два дня?
–Для тебя, Марийка, всё, что угодно, но для Ники будет лучше, если он раньше начнёт школу выживания.
Марийка, вздохнув, согласилась, спросив, – у вас найдётся, во что ему одеться? У него, кроме майки и трусов, ничего нет.
–Как ничего? Зимой?
–Да, таким его на улице нашёл дед.
–И ты ничего не помнишь? – обратился ко мне Стас.
–Я помню, как меня зовут! – с вызовом сказал я.
–Да, это немало, – согласился Стас. – Хорошо, сейчас что-нибудь найдём, Стас вышел, сказав, чтобы ждали.
Через полчаса пришёл незнакомый мальчишка с пакетом: – Стас передал.
Я развернул пакет, в котором оказались чёрные брюки, чёрный свитер, и куртка с капюшоном. Я быстро оделся, сразу почувствовав себя человеком.
Хотел сразу уйти, но, наткнувшись на беспомощный Марийкин взгляд, подошёл к ней, взял её руки в свои, посмотрел в глаза, и неловко ткнулся своими губами Марийке в губы.
–Я вернусь к тебе, как только смогу, – пообещал я.
Мальчишка ждал, не говоря ни слова. Увидев, что я готов, он повернулся, и бесшумно вышел, я едва смог догнать его. Мальчик повёл меня по какому-то коридору, каким-то переходам, лестницам...
Через пятнадцать минут я понял, что не смогу найти дорогу назад, настолько здесь было всё запутано: какие-то переплетения труб, потоки зловонной жижи, висящие кабели, некоторые из них искрили. Я боялся крыс, спросил мальчишку.
–Кроме нас, здесь крыс не осталось. Всех съели. – Меня передёрнуло.
–Не дёргайся, скоро поймёшь, какие они вкусные.
–Ты же говоришь, их всех съели?
–Забегают иногда. Город большой. Смотри, осторожней, как бы тебя самого не съели.
–Здесь водятся чудовища? – похолодел я.
–Ещё какие! – усмехнулся мальчишка, – двуногие...
Мальчика звали Ярослав, Ярик, Яська. Он назвал все свои имена и предложил мне выбрать, как я буду его называть.
Мне понравились все, я ещё назвал его Славкой., но мальчик сказал, что Славок здесь много, Вячеславы, Гремиславы, Брячиславы, Гориславы, и прочие.
–Тогда Ярик, – сказал я, – или Яська. – Мальчик согласно кивнул головой, – Тебе хорошо, тебя запомнят сразу, такого имени у нас ещё не было.
Ярик довёл меня до проёма, занавешенного грязным ковром, приподнял его, пропустив меня вперёд.
Я вошёл, и оказался в большом помещении, заставленным железными кроватями.
Кровати были застелены серыми одеялами.
Ярик провёл меня в дальний угол, показал на кровать и сказал:
–Располагайся, это твоя кровать, а я буду твоим наставником на первое время, потому что сам недавно сдал экзамен на пригодность.
–Что за экзамен?
–Узнаешь позже. Проверка на ориентацию в подземельях, бесшумная ходьба, умение прятаться, и ещё многое другое.
–Долго учиться?
–Пока не научишься. Но, конечно, надо побыстрее, пока ты учишься, еда и одежда за счёт отряда, потом будешь отрабатывать, к тому же ребята добавляются, их тоже надо кормить, а пищу добывать становится всё труднее, полиция совсем озверела. Не успеешь вылезти наверх, сразу привязываются, кто ты да откуда. Если не сумеешь правильно
ответить, можешь попрощаться с жизнью.
–Ты мне столько наговорил, что я стал думать, что наверху живут людоеды.
–Почти так и есть, – кивнул Яська. – Пошли, покажу, где здесь что.
Провел меня Яська по всем закоулкам, показал столовую, отхожее место, которое оказалось ватерклозетом, причём вода присутствовала, здесь же был умывальник и даже душ, где, как сказал Ярик, иногда бывала горячая вода.
–Запомнил? – спросил он меня.
–Да, – ответил я.
–Сначала будем восстанавливать в тебе силу и выносливость. Силу без еды не восстановишь, поэтому есть будешь, сколько захочешь, бегать, сколько захочу я. Причём бегать не по ровному месту, а где мы прошли. Это сначала. Потом будешь бегать наверх.
Пугать не буду, но без этих навыков не выжить. Потом прятаться, чтобы Ловцы прошли в двух шагах от тебя, и не заметили… ну и так далее. Начнём сегодня после обеда.
На обед была каша из неизвестной мне крупы, как мне сказали, это была чечевица, политая растительным маслом, в каше встречались мелкие кусочки сала. За столом сидели с десяток ребят и девчонок. Они с дружелюбным любопытством разглядывали меня, улыбались, но вопросов не задавали, здесь это было не принято.
Они все представились, но я никого, к своему стыду, не запомнил. Память моя играла со мной нехорошие игры, подсказывая какие-то необыкновенные воспоминания, которые я считал просто снами. Но об этом позже.
Сейчас дружелюбные и ласковые мои новые друзья принялись буквально издеваться надо мной, сразу после обеда погнав по тёмным коридорам.
Всякий раз, догоняя меня, кто-нибудь из них не больно, но обидно бил по спине или по ногам своей палочкой. Эти бамбуковые палочки были у каждого мальчика и девочки.
К концу забега у меня горело в груди, больно кололо в боку, глаза заливал пот.
Наконец, ребята толи сжалились, толи программа обучения новичков была у них такая, но тактику они поменяли, заставив ходить кругами и глубоко дышать. Отдышавшись, они заставили меня отжиматься от пола. Сколько смогу. Смог я очень мало, но заставили сделать больше.
Улыбаясь, сказали, что завтра я буду плакать от боли, но нагрузки увеличат.
Ребята, да и девчата, которые бегали со мной, даже не запыхались. Это и не удивительно, я ведь болел.
После сытного, но безвкусного ужина Ярик повёл меня в комнатку, где лежали всевозможные железные штуки. Выбрав пару похожих на гантели отрезков железа, он заставил поднимать их, что я и делал до самого отбоя.
Наши кровати стояли рядом, и Яська доверчиво сказал мне, что я молодец, после чего я, со счастливой улыбкой, уснул.
Только голова моя коснулась подушки, как начали будить. Оказывается, уже наступило утро. Ребят в спальне значительно прибавилось. Они тихо поднимались, заправляли кровати и бесшумно исчезали, кто в умывальнике, кто в столовой.
Я, с кряхтеньем, поднялся. Тело болело во всех местах, но была ещё свежа память о той боли, когда я оттаивал, так что такая боль мне и болью не показалась, так что это испытание я прошёл с относительной лёгкостью. Тем более, что память мне подсказывала, что, если размяться, станет значительно легче. Поэтому, сделав несколько разминочных упражнений, я побежал в умывальник, совмещённый с туалетом.
После завтрака, опять же, состоящего из каши, продолжалось моё обучение.
Так меня и гоняли, пока я не потерял счёт дням.
Зато меня не мучили однообразием. Всегда меня гоняли по разным местам, объясняя, что, если я устал, могу спрятаться, и отсидеться, пока не найдут.
Заставляли лазить и по трубам, вертикально уходящим куда-то вверх.
Я доползал до гудящих вентиляторов, огромных, страшных. Сквозь лопасти можно было разглядеть улицу города и небоскрёбы, уходящие куда-то ввысь. Там было холодно и неуютно, сразу вспоминался мой первый день в этом мире… Правда другого я не помнил, так что я сомневался, что я здесь раньше не жил. Вот когда мне стали сниться непонятные сны, я начал задумываться, но это произошло значительно позже, сейчас мне было не до снов, не успевал я даже выспаться, меня учили всяким способам выживания, как найти воду, по каким признакам знать, что началась охота, как уйти от загонщиков.
В первую очередь мне объяснили, что не стоить дразнить власти. Если тебе встретиться японец, не забывай поклониться до земли. Ничего, спина не переломится, даже если это будет ребёнок, мальчик, или девочка, безразлично. Японцы очень любят своих детей, так что, если маленький господин заблудится, ты должен с поклонами вывести его наверх, к солнцу. Страна наша называется Страна Восходящего Солнца.
Если кто из детей пропадёт, наши трущобы задушат газами. На это было специальное распоряжение, доведённое до жителей трущоб.
Оказывается, трущобы были выгодны властям города. Здесь жили разорившиеся, или просто опустившиеся русские, пенсионеры, которые не в силах были оплачивать нормальные квартиры. Таких, как дед Артём, здесь было немало.
Главное же, здесь обитали дикие дети, прошедшие естественный отбор.
На них, то есть, уже на нас, иногда устраивали весёлые сафари, подстреливая нас сонными иглами. Что потом делали со спящими детьми, мы не знали, но у нас была устойчивая легенда: их разбирали на органы, а некоторые говорили, что есть рестораны для гурманов, где кормили нежным детским мясом.
Слушая такие рассказы, я поневоле изучал нелёгкую науку выживания с большим рвением.
Истории рассказывали каждый вечер, после отбоя.
Когда я приспособился к постоянным нагрузкам, я тоже, вместо того, чтобы заснуть без задних ног, посещал посиделки и слушал невероятные истории.
Как-то и я решился рассказать свой сон. Меня слушали с открытыми ртами, потом, правда, сказали, что такие добренькие сказки можно рассказывать только маленьким девочкам.
Я сразу вспомнил Марийку. Давно её не видел, соскучился.
-Ярик, – обратился я как – то к другу, – отведёшь меня к Марийке?
–Без подарка идти неудобно, – ответил он, – а подарок нужно ещё раздобыть.
–Покажи, где, я раздобуду.
–Та ещё плохо ходишь, попадёшься! – засмеялся Ярик, – скоро пойдём за продуктами, там что-нибудь найдём.
–Когда пойдём?
–Стас скажет, и пойдём.
–Стас давно уже здесь живёт?
–Я не знаю, я же тебе говорил, что сам здесь недавно, а у нас не принято расспрашивать друг друга о прошлом. Если кто хочет, сам рассказывает, кто не хочет, молчит. Вот и ты молчишь.
–Я не молчу, я не помню.
–Вот и я не помню. Пошли, ещё одним маршрутом побегаем, в ту сторону, куда Стас поведёт. Может и нас взять. Пора отрабатывать хлеб.
Мы побежали по винтовой металлической лестнице. Совсем недавно я на таких лестницах издавал жуткий грохот, сейчас же лишь лёгкий шорох кроссовок выдавал наше присутствие. Добравшись до верха, побежали по решётчатой эстакаде, потом перепрыгнули через провал. Далеко внизу стояли какие-то станки. Промелькнули внизу, а мы помчались дальше. Снова лестница, узкая труба, только под наши мальчишечьи плечи. Выбравшись из трубы, перебегаем по кран-балке на другую сторону громадного цеха. Цех слабо освещён, можно свободно ориентироваться.
По узенькому карнизу добираемся до огороженного сеткой балкончика, откуда по скользким кабелям перебегаем в другой цех. Здесь уже по широкой лестнице бежим вверх. Добегаем до помещения, похожего на колодец, где вдоль стенок проложена лесенка, сваренная из металлических прутьев. Побежали наверх. Наверху оказалась площадка, а вокруг, в стенах, были мутные окна.
Я даже замер, так давно я не видел солнечного света. Я приник к окну, и увидел, что Солнце клонится к закату, увидел замёрзший залив, плохо видный из-за плотно стоящих небоскрёбов.
Я с благоговением смотрел на Солнце, почти не дыша. Оказывается, я сильно по нему соскучился.
–Можно сюда днём бегать? – спросил я Яську.
–Днём нельзя. Заводы не совсем заброшены, могут увидеть, попытаются поймать, или сбить с высоты чем-нибудь.
–Зачем?
Яська пожал плечами, – Я не знаю. Все охотятся за нами, считают за крыс.
Я передёрнул плечами: однако страшновато здесь жить. Как меня в городе не украли?
Спросил Яську.
–Тебя должен был продать городовой, не знаю, почему он этого не сделал. Насмотрелся? побежали домой.
Назад мы бежали другим путём. Я уже мог запоминать разные пути, мне показывали и места, где можно спрятаться, раствориться в переходах, где ни одна собака не найдёт.
О собаках было сказано особо, некоторые охотники брали на сафари собак, опасных и страшных бультерьеров, которых не останавливали узкие места, они могли поспорить в ловкости с мальчишками, а в хватке им не было равных. Если схватит, уйти можно было, только оставив в зубах собаки часть своего тела, причём бультерьер норовил вцепиться в пах.
Мне стало даже дурно, когда я себе это представил. Надо сделать себе нож.
Но, когда я заикнулся об этом, мне сказали, что это не по правилам, мы не должны калечить собак, если попались. Меня это удивило, но расспрашивать я не стал. Расскажут, когда время придёт.
-Ники, расскажи сказку, попросили вечером меня малыши.
–Вы её уже слышали.
–Зато не страшная, добрая.
–Хорошо, слушайте. Есть такой город. Светлый, зелёный летом. Нет там подземных заводов и трущоб, все живут наверху, но нет и небоскрёбов, все дома небольшие, я не разглядел, сколько этажей.
–Пф, – сквозь губы сказал старший мальчик, затесавшийся послушать мою сказку, – и где они помещаются?
Я пожал плечами: – Может быть, там живёт меньше народа.
–А море там есть? – пискнула девочка.
–Море? – я задумался, – мне кажется, это тот самый город, где мы живём, но другой.
–?
–Я сам не пойму. Море есть. Вы слушайте, а то я собьюсь. Бездомные дети там тоже есть.
Ребята зашумели.
–Есть, – повторил я, – только они живут в специальных домах, где их кормят, они ходят в школу, их учат профессии, чтобы потом пойти на работу.
–Врёшь ты всё, – я и не заметил, что нас окружили все, свободные от работ ребята.
–Я не вру, я сказку рассказываю. Для малышей, – добавил я.
–Вот в этих домах показывают кино, водят в музеи, на экскурсии, летом выезжают на дачу.
–Действительно, сказка, – сказали старшие ребята. Девочки зашикали на них.
–Но самое невероятное, – сказал я, – это то, что приходят взрослые в этот дом, и забирают кого-нибудь, и делаются как мама и папа.
Малыши подумали и заплакали.
–Вы почему плачете? – испугался я.
–Говоришь всякую ерунду, – зашмыгал носом мальчик, который обвинял меня во вранье.
–Такого не бывает даже в сказках, – а у самого глаза мокрые.
Я растерялся: – это же добрая сказка.
–Злая, – сказала девочка, – потому что, мы теперь будем надеяться, что за нами кто-то придёт.
–В сказке тоже ждут, – тихо сказал я. – Сидят у окна, вечером, и смотрят на дорожку, чтобы не пропустить маму… – у меня у самого намокли глаза.
–И кто-то дожидается? спросила девочка.
–Дожидаются, – вытер я глаза рукой, – их берут в семью, если они обещают себя хорошо вести.
–Я бы вела себя как самая послушная девочка в мире!
–Я бы каждый вечер ходил бы на добычу!
–Я бы каждый вечер пела бы им песенки, я хорошо пою!
–Я бы всё-всё бы делала по дому, мыла бы пол каждый день!
–А я умею готовить!
–А я разрешил бы бить меня бамбуковой палкой, если провинюсь, лишь бы не отправляли назад…
–Ники! Поди сюда! – Это вернулся Стас.
–Ты опять малышей расстраиваешь? Ты же знаешь, что этого нет и никогда не было, зачем ты им даёшь надежду?
–Я не даю надежду, я рассказываю сказку.
–У тебя странные сказки. Собирайся. Возьми свой нож, пойдём сегодня за продуктами.
Стас отобрал пятерых мальчиков, в их числе были мы с Яриком, и побежали, ведомые Стасом, по незнакомому мне маршруту.
Бежали мы не очень долго, потом Стас дал знак остановиться, и исчез во мраке.
Мы послушно ждали.
Стас вышел в сопровождении мужчины в камуфляже.
Мужчина поманил нас за собой, и мы вошли в полутёмное помещение, бывшее, вероятно, складом. Мужчина показал на сваленную кучу в углу, и сказал:
– Забирайте всё.
Долго нас упрашивать было не надо. Мы бесшумно подбежали к сваленным мешкам и коробкам, брали в руки и выносили из склада, там аккуратно составляли в штабель и возвращались за другими коробками.
Я шёпотом спросил у Яськи, можно ли здесь найти подарок для Марийки.
Яська молча показал мне направление, и я, попросив его подождать меня, потихоньку побежал за стеллажи. Побегав между стеллажами, я увидел игрушки. Те, что стояли на полках, я брать не стал, подошёл к сваленным в углу. Там я стал перебирать поломанные игрушки, пытаясь найти более-менее целые. Нашёл две маленькие машинки и куколку, которые легко можно было спрятать в кармане.
И тут я услышал голоса. Говорили тихо, поэтому я подкрался поближе к стене, и услышал: – …будет охота. Организуй своих. Скажи, кого выбраковываешь, я поставлю метки на комбинезоны.
–Хорошо, – ответил хриплый детский, или женский голос, – сколько на этот раз?
–Пять особей.
–Почему так много? – голос сорвался, и мне показалось, что это говорит Стас.
–Мне так сказали, я только передаю. В какой день, скажу.
Лёгкий шорох, потом грузные мужские шаги, и всё стихло.
Из этого разговора я ничего не понял, но на всякий случай быстро вернулся на своё место. Продукты почти все перенесли, я показал Яське, что всё в порядке, и пристроился в цепочку, которая понесла коробки и мешки домой.