Текст книги "Будущая Патти"
Автор книги: Александр Куприн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Куприн Александр
Будущая Патти
А.И.КУПРИН
Будущая Патти
Ее можно встретить на Крещатике, часа в три-четыре пополудни, когда торопливой походкой, с озабоченным видом и с кожаным портфелем "Musique" под мышкой, она возвращается из музыкального училища. "Да, тоже, поди, не легко дается известность этим будущим Патти",– думает, глядя на нее, встречный обыватель.
Артистическая карьера будущей Патти начинается с того, что, при наличности маленького "домашнего" сопрано и небольшого музыкального слуха, она довольно мило мурлыкает в своем кругу: "Si tu m'aimais" и "Biют вiтры", – в тот час между вечерним чаем и партией винта, когда гости более всего щедры на поощрения маленьким "семейным" талантам.
– Манечка, ты бы того... спела бы нам что-нибудь, – говорит благодушный папаша, поглаживая бороду и смеющимися глазами приглашая гостей присоединиться к его просьбе.
– Спой, светик, не стыдись,– вставляет какой-нибудь неисправимый холостяк, знавший Манечку "еще вот такою".
Манечка идет к роялю и без всяких претензий, слабым голоском, с неправильными придыханиями, но не без приятности, поет о том, как "аж деревья гнутся".
– Очень, очень хорошо... прелесть что такое,– одобряют гости, косясь на двери соседней комнаты, где уже раскрыты зеленые столы.– Вы знаете, в наше время голос – это целый капитал. Только ведь учиться да учиться надо. Школа вот что самое главное, а там– почем знать? Может быть... хе-хе-хе... из вас, барышня, будущая Патти выйдет.
Постоянные упоминания о школе, похвалы гостей, рассказы о почестях и баснословных гонорарах, получаемых знаменитыми артистами, в конце концов гипнотизируют будущую Патти, которая, в свою очередь, гипнотизирует нежных, но расчетливых родителей. Ее настоятельные просьбы еще и потому находят отклик в родительских сердцах, что Манечка никак не может пойти в гимназии дальше четвертого класса, а между тем кому не известно, что небогатой девице трудно составить приличную партию, не обладая средним образованием, или трогательною склонностью к хозяйству, или, наконец, каким-нибудь приятным талантом?
– А ведь Манечку бы нужно... того... отправить к профессору, попробовать голос... Кто ее знает, может быть, и в самом деле у нее... того... талант скрывается? – говорит в одно прекрасное утро, пробегая за стаканом чая газету, отец семейства.– Кстати, вот и в газете напечатано, что какой-то вновь прибывший профессор Маккарони "ставит" самые дурные и испорченные голоса... К тому же и дешево. Разве попробовать?
На другой же день будущая Патти пробует у профессора Маккарони голос. Профессор – подозрительная личность в потертом фраке, с плешивой головой, нафабренными усами и чудовищным кадыком – в восторге от голосовых средств Манечки. "Правда, есть небольшие дефекты... слабость средних нот, недостаток школы... ну, и так далее... Но я берусь в два года сделать из вашей дочери звезду русской оперы... Только берегите, mademoiselle, берегите ваш голос".
С этого дня для всех родных и знакомых семейства, заключающего в своих недрах будущую звезду русской оперы, начинается миллион терзаний. Вместо "легонького винтика" и "прохождения по маленькой" на сцену выступают бесконечные разговоры о диафрагме, о постановке голоса, о среднем регистре, о головных нотах, о придыханиях, о носовых и лобных "хоанах" и о тысяче подобных технических предметов. Манечка вызывается к пианино, но она не в духе, она боится злоупотреблять голосом,– ей запретил ее профессор петь по вечерам. Наконец, уступая тайному чувству честолюбия, она, как будто бы нехотя, соглашается и поет что-нибудь из Чайковского или Лишина,
"Черт ее знает, эту школу,– думают гости в то время, как у них от высоких нот будущей Патти бегают по спинам холодных мурашки. – Я, может быть, по своему невежеству и не чувствую, а оно и на самом деле... школа"..
Однако очень скоро будущая Патти остается недовольна уроками профессора Маккарони: и сам профессор неинтересный, и ученики у него какие-то всё подозрительные, и скука страшная на уроках, и никогда не бывает концертных вечеров, С ней охотно соглашается и папаша, давно уже подозревавший в профессоре беглого итальянского каторжника.
– Знаете ли,– говорит он,– как-то страшно вверять такое сокровище, как голос, каким-то сомнительным субъектам. Вы бы послушали, что у нее за "ut bemol". Соловей, да и только.
Будущая Патти держит экзамен в музыкальное училище, приводя в трепет своим знаменитым ut bemol'ем нервных экзаменаторов. Однако она все-таки принята, и восхищенные родители немедленно заказывают ей у Барского новый роскошный "Musique".
С этого времени Манечка становится деспотом в семье. "Манечке нужно спокойствие, Манечка такая нервная, Манечка отдыхает. Тсс... Манечка занимается, Манечке нельзя кислого..." Целый день с утра до вечера из ее комнаты раздаются бесконечные "аааа, оооо, уууу", настойчивые, пронзительные, беспощадные... Вся семья терпит их, скрежеща зубами, веруя в будущность Манечки, и только один младший брат, гимназист, тщетно усиливающийся понять под эти звуки сущность неправильных глаголов на "i", швыряет с озлоблением грамматику Кюрнера в угол и восклицает:
– Черт!.. Визжит, точно кошка драная!
Манечка ходит в музыкальное училище, трепещет перед именем господина Эверарди, обожает господина Пухальского, третирует свысока учениц господина Блюменфельда и вводит в дом множество будущих Тамберликов и Мазини, от вокального нашествия которых папаша спасается бегством к соседям. Однако успехи будущей Патти подвигаются вперед очень медленно. Она остается на первом курсе, не выдержав экзамена. На следующий год повторяется та же история, через год – то же. Манечка из подростка становится девицей, из девицы – барышней, из барышни – старой девой. Она с негодованием непризнанного таланта покидает училище.
– Зависть!.. Покровительство бездарностям!.. Рутина!.. Слабость к смазливым личикам!
При этом один из наиболее известных профессоров непременно обвиняется в умышленной порче голоса будущей Патти. Вообразите себе,– говорят возмущенные родители,– этот Эверарди совершенно "сорвал" голос нашей Мими (все Манечки после двадцати пяти лет обращаются в Мими). Это просто ужас, как он обращается с голосами!
Окончив таким образом музыкальное училище (тремя годами раньше окончания курса), будущая Патти становится ревностной участницей всех домашних концертов. Оперных певиц она бранит с беспощадным ожесточением, вызывающим даже у нее на губах пену. В то же время потребность "обожания" она с профессоров переносит последовательно на Тартакова, Медведева и в конце концов на Мышугу, приставая к ним с просьбами подарить на память карточку или носовой платок и поднося им ко дню бенефиса вышитые гарусом туфли и подушки.
В тех летах, когда надежда сделаться со временем звездой русской оперы становится очень сомнительной, Мими начинает, с "неподражаемым шиком" аккомпанируя себе на гитаре, исполнять цыганские романсы, вроде Шмитгофовского:
Ты сиводни сапрасила с укорам, Атачего я при вастречи малачу.
Вместе с летами растет ее поклонение оперным тенорам, обращаясь наконец в настоящую фанатически яростную манию. Она уже не довольствуется одним "посмотрением" своего идола,– у нее является ничем не удержимое желание повергнуться к его божественным ногам я прикоснуться к его священной особе собственными руками... И нередко случается, что Мими, не будучи в силах превозмочь своего психопатического вожделения, с блуждающим взором, с растрепанной прической, кидается в фойе оперного театра к ногам своего кумира и, к великому соблазну присутствующих, начинает покрывать полы его сюртука горячечными поцелуями.
Здесь, впрочем, мы уже имеем дело с типом оперной психопатки, о которой в свое время поговорим подробнее, так же как и о "будущей Рашели" и "будущей Софии Ментер".
До конца дней своих Мими глубоко убеждена, что в ней погиб великий талант, не признанный завистливыми профессорами, и великолепный голос, "сорванный" их варварским методом.