Текст книги "Кайа. История про одолженную жизнь (том Пятый, часть Вторая) (СИ)"

Автор книги: Александр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Кайа. История про одолженную жизнь (том Пятый, часть Вторая)

Глава 118

Санкт-Петербург, особняк Семьи Филатовых, одна из ванных комнат на втором этаже.

Вот уж чего-чего, а испытывать на себе всамделишную невесомость мне еще как-то не доводилось, однако…

Я прикрыл глаза, практически наслаждаясь приятным чувством того, как расслабившуюся поясницу покидают последние отголоски болезненных ощущений. Еще недавно я бы пришел в восторг от непередаваемо прекрасного звука воды, который создают бесчисленное множество форсунок, устраивающих гидро– и аэромассаж всего моего тела, начиная аж с затылка и шеи. Жаль, что мне теперь доступны лишь самые примитивные животные переживания, вроде неприятных ощущений боли или же наоборот, приятных чувств, когда болезненные ощущения исчезают, но уж как есть. Надеюсь, правда, что со временем моя нервная система, пострадавшая от воздействия наркотика, вернется в норму, и я смогу испытывать вновь все присущие человеку чувства и эмоции.

…у этой небольшой ванны из искусственного камня получилось добиться подобного эффекта. Во всяком случае, мне кажется, что именно так ощущает себя космонавт, расслабленно дрейфующий в космическом пространстве, на которого не воздействует сила тяготения.

Бог его знает, сколько времени я уже провел вот так, находясь в состоянии блаженной полудремы…

Я открыл глаза, ибо мою негу прервал сигнал вызова, раздавшийся от видеофона.

Неторопливо протянув руку и взяв гаджет, бросил взгляд на дисплей. Кому и что от меня может сейчас потребоваться? Номера абонента нет в моих контактах, что означает…

Вынув из воды левую руку, я поглядел на пальцы и не обнаружил ни малейшего намека на тремор, как не ощутил и тревожности внутри себе, хотя сомневаюсь, что звонят мне сейчас для того, чтобы чего-нибудь всучить или попытаться как-нибудь нагреть на деньги.

– Ал-ло. – растягивая буквы, произнес я, приняв вызов.

– Это…ты? – через некоторое время из трубки раздался мужской голос, который весьма проблематично перепутать с каким-либо другим из-за специфического звучания.

Александр Блумфельдт…

Конечно же, мой бывший потенциальный любовничек не мог просто взять и исчезнуть из моей жизни, хотя бы уже потому, что этот мир «с миром» никого не отпускает. Миру требуется драматическая развязка, и в какой-то очередной «реперной точке» обеих наших судеб она обязательно произойдет. Весь вопрос лишь в том, для кого из нас развязка эта станет фатальной.

…и вряд ли он позвонил мне для того, чтобы спросить: «как дела, Кайа?» (впрочем, по имени обращаться ко мне он передумал, похоже, и поэтому первая его фраза вышла столь корявой). После разрыва помолвки, общих тем, кроме одной–единственной, у нас не осталось, а значит, память к нему в какой-то степени вернулась.

– Это я, да. – ответил ему голосом, лишенным каких-либо интонаций, словно бы речевой информатор.

– Кайа? – нотки его голоса изменились, видимо, он представлял начало разговора несколько иначе, но все же назвал по имени.

– Да. – согласился я.

– Значит, слухи не врали. Ты, и правда, нашлась живой… – констатировал вслух он и было сложно понять, рад он этому факту, либо же наоборот.

– А вы кто? – поинтересовался я. – С кем я говорю?

На той стороне на некоторое время воцарилось молчание.

– Ты…ты не узнала меня? – наконец спросил он.

– Номер не из моих «контактов», а ваш голос не кажется мне знакомым. – напомнил я.

Вновь установилась тишина, ибо об особенностях его голоса осведомлен не только я.

– Я… – начал было он, но затем осекся, после чего продолжил. – Меня зовут Александром. Александром Генриховичем Блумфельдтом. Не может же такого быть, чтобы ты меня забыла…

Взяв театральную паузу, вытащил из воды ногу и, наблюдая за тем, как скользят по гладкой, словно шелк, коже капли многократно очищенной воды, произнес:

– Вообще-то, очень даже стараюсь забыть, а что?

– Слушай, я позвонил тебе не за тем, чтобы ссориться… – примирительным тоном произнес он.

Ну, конечно же, нет, Сашок. Ты желаешь знать, где заныкан архивчик. Вернее, два архивчика: большой и маленький.

– Не за тем, чтобы ссориться?! – перебил его я. – Хотите знать, что мне теперь чаще всего снится?! Практически каждую ночь, засыпая, я заново проживаю весь тот ужас, что вы сотворили со мной тем вечером! И в отличие от вас я ничего не забыла! Не забыла то, как просила вас не бить меня, после чего умоляла не делать этого, а уже затем прекратить делать это! И что самое подлое, после всего произошедшего тем вечером, вы таки набрались наглости разорвать нашу помолвку! Я вас ненавижу, Александр Генрихович Блумфельдт! Ненавижу и презираю! Какого черта вы мне сейчас названиваете?! Поиздеваться вздумали или же выяснить, не свела ли я еще счеты с жизнью?! Даже не надейтесь…!

– Остановись, пожалуйста! – он прикрикнул на меня.

– Еще только раз посмейте повысить на меня свой голос, и… – злым тоном прервал его я.

– Слушай…!

– Ну, все, хорош уже! Прием Блумфельдтов окончен! На сегодня и навсегда!

– Постой, пожалуйста! Не завершай вызов! – воскликнул он. – Я признаю, что повел себя тогда совершенно по-свински, но…

– Но? – хмыкнув, поинтересовался я.

– Не уверен, поверишь или нет, но я с самого начала был против нашей помолвки, а затем возражал против ее разрыва…

– Может, и так. Только вот, мне-то чего со всего этого? – совершенно безмятежным тоном спросил я, положив ногу на бортик.

На той стороне несколько раз вдохнули и выдохнули.

– Кайа, я сейчас ищу варианты, чтобы обернуть вспять все дело с помолвкой. Я согласен, что виноват перед тобой и после…после того прискорбного инцидента, назовем это так, моя Семья была не вправе разрывать договоренности…

– Мне лениво выслушивать эти ваши виляния. Или сейчас же говорите, чего вам нужно, или не тратьте понапрасну мое время. И не пытайтесь врать, пожалуйста, будто бы звоните мне за тем, чтобы рассказать, как вы стараетесь найти способ склеить то, что склеить уже невозможно физически…!

– Кайа…! – раздраженным голосом перебил меня Александр.

– Вы, наверное, не в курсе того, что более я не принадлежу не то, что себе, но даже и своей Семье не в полной мере, да? – ехидным голосом поинтересовался я.

– Включи виртуальную камеру, пожалуйста. – на удивление спокойным голосом попросил он. – Неудобно говорить, не видя тебя.

Зачем ему это? Уверен, что увидеть меня – это примерно предпоследнее, чего бы он желал, а значит, ему важно видеть реакцию на вопрос, который он обязательно сейчас задаст…

– Конечно же, нет. – ответил ему. – Во-первых, я принимаю ванну, а, во-вторых, вопросы вашего удобства меня совершенно не волнуют. Или сейчас же говорите, чего хотели, или…

Я нажал на иконку завершения вызова. Как несложно догадаться, Блумфельдт тут же перезвонил. Не торопясь принимать вызов вновь, взял дольку апельсина с тарелки, стоящей на мраморной тумбе, расположившейся подле ванны.

– Н-да? – скушав дольку, я наконец–то принял вызов.

– Ладно…хорошо…будь по-твоему. Тем вечером у меня кое-что пропало... – произнес мужчина, явно борющийся с охватившим его бешенством, – и я практически уверен, что это кое-что находится у тебя.

– Если у вас тогда что-то пропало, и вы думаете, будто бы это нечто находится у меня, то значит, я у вас украла это. Смеете обвинять меня в воровстве?

На той стороне повисло напряженное молчание.

– И вообще, как говорят в армии… – мне вспомнился университетский приятель, – не украли, а проебал. Так чего вы проебали, Александр, раз так стесняетесь сказать об этом вслух? Наркотики? Алкоголь? Или, может, те стремные штуковины из вашей богатой коллекции…?

– Не смей произносить в моем присутствии бранные словечки! – Блумфельдт все-таки слегка вышел из-под контроля. – Да и откуда бы тебе знать, как говорят в армии?! И нет, ничего из перечисленного тобой!

Последнее предложение он произнес скороговоркой, а значит, очень хотел перевести тему.

– Вы хотя бы представляете, сколько народу набежало в ваши апартаменты, когда я позвала на помощь? Да в общем-то практически все гости. С чего вы решили, будто бы это я стащила то, что вы теперь разыскиваете, а не кто-либо еще из гостей?

– Мы можем встретится лично? – поинтересовался он ровным голосом. – Любое место и время по твоему выбору.

Он желает личной встречи и позвонил мне практически сразу после того, как я вернулся в этот дом. Случайность? Возможно, но…

– А на черта мне это, Александр Генрихович? Уже забыли о том, что я видеть вас не желаю?!

– Признаю, я неприятный человек… – начал было он.

– Вы утомляете, тем более что приятные люди здесь мне попадаются нечасто. – перебил его я.

– Да, нечасто. – согласился он, однако понятие здесь у нас очевидно разное. – Я не могу утверждать наверняка, будто это у тебя, хотя и уверен, что это так, но…

Вновь повисло молчание.

– Не томите. – напомнил о себе я.

– То, что тем вечером я…потерял, ладно, бог с тобой. В общем, это для меня стоит дороже, чем для кого бы то ни было. Я говорю тебе об этом потому, что желаю вернуть это. Если оно у тебя, а так, скорее всего, и есть, то, уверен, я смогу перебить любую цену, которую тебе смогут предложить…

– Прекращайте говорить загадками! Что, это, оно… Без понятия, о чем вы! И если уж речь зашла о потерях, то лично я на Рождественском вечере действительно потеряла нечто чрезвычайно для меня важное! Вашими усилиями, между прочим! И мы оба знаем, что, без всяких экивоков! Это штука называется честью! Честью, которую мне уже не вернет никто! Ни вы, ни кто–либо еще!

Понятное дело, что он не может сказать вслух о том, чего так жаждет вернуть. Здесь не существует методов сквозного шифрования, доступных рядовым гражданам и недоступных для расшифровки государству. То есть, невозможно скрыть от государства разговор или переписку, ведущиеся при помощи гражданских виртуальных устройств, если оно захочет узнать их содержание. И конечно же не только от государства…

Этот звонок – итак, риск. Риск для него, ибо он точно знает, кому я теперь принадлежу. И он это понимает. Риск для меня, ибо я, по-хорошему, без дозволения царской любовницы вообще не должен общаться с кем-то из родственников или прихвостней Государыни…

И если я буду продолжать каждый раз играть с судьбой подобным образом, то однажды обязательно проиграю. Для реализации моих замыслов жизненно необходимо создать защищенный канал связи. Защищенный чат. Это моя наипервейшая потребность!

– Ошибаешься. – из размышлений меня вырвал его спокойный голос. – Твоя честь – это тоже обсуждаемый вопрос. Так, мы можем встретиться?

Идти мне на встречу с ним или же нет? Это просто очередная развилка, Кайа. Выбирай…

Голоса в голове пришли в возбуждение, однако в этот раз (прежде такого еще не бывало), их мнения кардинально разделились.

Я прикрыл глаза и отрешился от той какофонии мыслеобразов и голосов, которая началась в голове.

Архивчик – не та вещь, которую возможно или оставить себе, или отдать кому–то одному. Теоретически, я могу передать копию и Александру, вот только зачем мне это?

Вернее, не передать, а продать…

Деньги мне нужны, и много. Очень. Причем такие деньги, происхождение которых отследить не получится никоим образом. «Левые» деньги.

Однако стоит ли идти на подобный риск только ради денег? Нет, ибо для Александра деньги – ничто, у него их сколько угодно. А вот архивчик (вернее, оба) очевидно представляет для него ценность невообразимо большую, чем для меня деньги. И что главное – мира между нами не будет никогда, даже если мы и разговариваем сейчас более–менее спокойно. Ничто не поменялось, Блумфельдты должны исчезнуть из этого мира, ну либо их стараниями однажды исчезну я.

«Детонатор». – из всей какофонии мыслеобразов и звуков, мое сознание зацепилось за одно–единственное слово.

Детонатор… – и ассоциативное мышление подсказало продолжение. – Детонатор – это Блумфельдт, а бомба, соответственно, архивчик.

Один из голосов в голове пришел в радостное возбуждение от этих моих мыслей.

А что, подобная мысль и мне самому весьма симпатична. Нужно лишь придумать то, каким образом «смастерить» из бывшего потенциального любовничка «детонатор» и как именно «взорвать» им «ядерное устройство», собранное на базе архивчика.

Память внезапно отправила меня в ту мою юность…

Эта была весна 1995 года, там, прямо перед летними каникулами. Мы с пацанами не пошли на два последних урока, «Труд» был, вместо посещения которых отправились на оптовый рынок, располагавшийся недалеко от школы, где затарились популярными в то время у подростков петардами, самыми мощными из всего ассортимента, после чего спустились в близлежащий овраг, к речке Яуза…

«Слышь, не надо! Они же старенькие, вдруг «Кондратий» хватит…». – с этими словами мой хороший школьный приятель и действительно талантливый юный пианист, победитель множества музыкальных конкурсов, Лешка Межеловский, забрал у одного из одноклассников петарду, которую тот собирался взорвать рядом с двумя пенсионерками, выгуливавшими своих собак.

Дождавшись момента, когда старушенции скроются из виду, он чиркнул петарду о спичечный коробок и…

Дернувшись от внезапного взрыва и обернувшись, я увидел своего школьного приятеля, вцепившегося одной рукой в другую, кружащегося вокруг своей оси и истошно орущего. Взорвавшаяся в руке бракованная петарда в один миг перечеркнула все его музыкальное будущее, оторвав указательный, средний и половину большого пальца…

– Ты меня слышишь…? – из динамика видеофона раздался нетерпеливый голос Блумфельдта, вернувший меня в реальность.

Благодарю за напоминание… – подумал я.

– Д-да. – ответил ему. – Я вас слышу.

Использовать Блумфельдта – это как развлекаться с дешевой китайской петардой. Невозможно заранее предугадать, когда «рванет», а значит, если уж, и правда, отвести ему в предстоящей драме роль «детонатора», то нужно рассчитать все таким образом, чтобы при любом из возможных вариантов самому не остаться «без пальцев» и «без глаз».

Из памяти внезапно всплыл образ высокой рыжеволосой женщины, с выражением крайнего ужаса на лице.

Нет, мама, твоя дочь о тебе не забыла…

– Кайа…?

– Знаете, Александр, честно говоря, я без понятия, чего вы там потеряли, однако, ладно… – я сделал паузу. – Есть ли в Петербурге хороший ночной клуб?

– Ночной клуб? – удивленно переспросил он.

Наверное, здесь подобные заведения называются как-то иначе…

– Ну, ночное заведение, где орет музыка, все танцуют, веселятся, выпивают и так далее и тому подобное. – произнес я.

– Ощущение такое, словно разговариваю с какой-нибудь иномирянкой... – раздалось из динамика. – Да, я знаю неплохие заведения подобного рода. «Métro», например.

«Métro», «Métro»… – я поискал в Сети информацию о заведении, которое, и правда, оказалось престижным ночным клубом.

– Ну и хорошо, я буду там сегодня вечером. Буду не одна. С подругой. – через некоторое время ответил я, сделав акцент на слове «подруга». – Ну и вы, если хотите встретиться лично, приходите тоже. Только…

– Чего? – спросил Блумфельдт.

– Во-первых, начнете чего-нибудь отчебучивать, и я сразу уйду. Во-вторых, существует некоторый риск того, что меня банально не отпустят и я вас продинамлю. – ответил ему.

– Продинамишь? – я прямо ощутил, как он скривился, повторяя это слово. – Что это значит?

– Продинамить – не выполнить обещанного.

– Ладно… – начал было он, однако… – Так тебе же нет двадцати лет, и ты не замужем, и…не чья-то зарегистрированная любовница. Тебя туда не пустят.

Какие скучные, должно быть, ночные клубы здесь, если в них не пускают девиц моложе двадцати (незамужних)…

– Ну, придумайте что-нибудь. – я прикрыл глаза, наслаждаясь аэромассажем. – Уверена, для вас несложно будет организовать свободный проход мне и моей подруге.

– Ладно. – он не стал спорить. – Встретимся в…ночном клубе, и постарайся, пожалуйста, не…продинамить меня!

Несколько минут спустя.

Выйдя из воды и вытершись, я подошел к умывальнику. Опершись на его столешницу, поглядел в зеркало на отражение ванны. Н-да уж, настоящее произведение сантехнического искусства. Неразумно дорогая штуковина. А после того, как устроил в ней свой тайничок, и вовсе бесценная...

Взяв со столешницы монетку, обернулся и сделал несколько шагов, подойдя к ванне, после чего замер.

Может статься так, что в моем тайничке теперь уже ничего и нет, ведь после отравления матушки «плодоразрушителем» в доме производилась дезактивация. Могли случайно обнаружить…

Или в мой тайничок так же случайно, как, собственно, и я, заглянул обслуживающий сантехнику персонал, доложив затем мажордому о находке …

Или меня может поджидать засада и едва я открою свой тайничок…

Или… Или… Или…

Выбросив из головы все эти мысли, я уселся на колени и быстренько вскрыл отсек с управляющей электроникой.

Тут есть декоративная пластиковая заглушка, скрывающая собой неиспользуемое пространство и закрепленная на два пластиковых же винта.

Заглушка оказалась на месте.

Мне пришлось улечься на пол, чтобы добраться до винтов заглушки, расположенных крайне неудобным образом.

Первый болт мне удалось отвернуть лишь с третьей попытки, а второй вообще не поддавался минут, наверное, десять. Более того, я еще и монетку пару раз обронил…

– Бляха–муха… – усевшись на попу, произнес я, когда второй винт все-таки оказался на моей ладошке.

Утерев выступивший на лбу пот и вновь встав на «четыре кости», снял декоративную заглушку, после чего замер.

Коробочка с микросхемами на месте. И никто не ворвался в ванную с воплями: «лицом в пол, руки за голову!».

Внезапно мою голую пятую точку слегка обдало свежим ветерком, прилетевшим из-под запертой двери, а значит…

Быстро вернув на место заглушку, не закручивая ее, впрочем, винтами, и закрыв отсек с электроникой, вскочил на ноги.

…кто-то открыл дверь в помещение, которому принадлежит эта ванная комната, в результате чего образовался тот небольшой ветерок, который легким прикосновением прошелся по моему заду.

Глава 119

– И кто же это меня там поджидает? – едва слышно произнес я, положив руку на бронзовую дверную ручку и на мгновение замерев, а затем…

Открывать дверь я передумал, вместо этого при помощи своего «умного» браслета связался с охраной, чисто так, на всякий случай, и поинтересовался, не прибыл ли вдруг кто-нибудь из родственников в особняк за то время, пока я торчу в ванной.

Как выяснилось, прибыл, вернее, прибыла. И очень даже вдруг.

Юля – «супруга брата супруги» почившего в бозе бывшего теперь папаши и заодно верный прихвостень Государыни.

Получив «благую весть», сделал глубокий вдох, после чего, запустив в видеофоне приложение для записи звука, открыл дверь и вышел из ванной.

Из-за плотно зашторенных окон, в помещении, исполненном в неоклассическом (по здешним понятиям) стиле, царит полумрак, а совершеннейшая тишина добавляет мрачности, создавая иллюзию абсолютного одиночества, но…

Запах табака пощекотал мои ноздри, отчего я чихнул, а значит, я здесь точно не один.

А вот и гостья…

Мой взгляд остановился на очертаниях фигуры, безмолвно сидящей в самом углу комнаты, и от этого сделавшейся еще менее заметной. Лишь огонек сигареты утверждал наверняка – там присутствует человек, который поджидает именно меня. Я направился к сидящей.

– Малый свет! – произнес я и по комнате разлилось мягкое освещение.

И правда, Юля.

Стоило вернуться от царской любовницы, как мне тут же принялся названивать Блумфельдт, разыскивающий свою утрату, а теперь еще и эта заявилась. Ну что же, как говорится: «если у вас паранойя – это не значит, что за вами не следят». Взяв стул и поставив его напротив Юли (правда, на некотором отдалении), уселся.

– Привет… – я запнулся, не зная толком, как назвать эту женщину. – Тетя.

На ее лице, буквально на несколько мгновений, отразилась, как показалось, некая неуверенность, возможно, даже легкий испуг. Впрочем, если и так, она сумела быстро взять себя в руки.

– Привет. – ровным голосом ответила она и сделала очередную затяжку.

– Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь? Я слышала, будто бы Генрих Карлович за что-то тебя избил… – произнес я, разглядывая физиономию родственницы.

Никаких следов избиения на ее лице обнаружить не удалось. Впрочем, мой фингал под глазом тоже давно уже сошел.

– Merde, Кайа! – Юля, видимо, вспомнив о произошедшем, вышла из себя. – За что-то, говоришь? Можешь заливать что угодно, но я точно знаю – ту херню…

Она ткнула сигаретой в мою сторону.

– …в мою сумку подбросила именно ты! Шакалишь, дорогая моя…племянница!

Ай-ай-ай, Юля. Не по-дворянски это как-то.

– Если честно, то я не очень хорошо помню, что происходило тогда. Все как в тумане, знаешь ли. – я изобразил милую улыбку на физиономии. – Вероятно, если тебя действительно кто-то подставил, то это был тот же самый человек, который несколько раз пытался подвести меня саму «под монастырь» в Пансионе. Это к вопросу о том, кто действительно шакалит.

– Ха! – она громко воскликнула, а затем, стряхнув пепел в пепельницу, которую держит в руке, ненадолго уставилась на меня, и мы поиграли в «гляделки», после чего сделала очередную затяжку и выпустила струйку дыма в потолок. – Вот же…! Всегда стоит помнить о том, что ты у нас барышня чертовски умная, живучая, хитрожопая и…подлая. Хотя за последнее винить тебя не могу, жизнь такая.

– Другой Кайи у меня для тебя нет. – ответил ей также, как бывшему папашке ранее.

Она ничего не ответила, предпочтя молча разглядывать меня. Ну а я разглядывал ее.

Она мне сейчас напомнила внучку Льва Моисеевича, уж больно похожий типаж.

– Знаешь, я вот никак не могу взять в толк… Как? – поинтересовалась она, закинув ногу на ногу.

– Что как?

– Я досконально изучила твою жизнь. До того, как Коля удочерил тебя, я имею в виду. И после того. Под микроскопом, можно сказать… – заявила она, туша одну сигарету и сразу же закуривая следующую.

– Вредно курить так много. – напомнил ей.

– Да ладно тебе, рака я не боюсь. – она хмыкнула. – Благодарю за беспокойство.

Мне же вспомнился сон. Сон, в котором ей устроили натуральное аутодафе.

– Нет, Юль… – покачав головой, улыбнулся ей. – Вот уж чего-чего, а рака тебе опасаться действительно не стоит.

Я ощутил себя Воландом, сообщающим Берлиозу о том, что этим вечером тот никоим образом не сможет председательствовать в МАССОЛИТе.

Услышав сказанное, Юля слегка вздрогнула, отчего пепел упал на ее юбку. Смахнув его на пол, она бросила в меня быстрый взгляд.

– Так чего там с моей жизнью? – напомнил ей я. – Чего интересного ты в ней нашла?

Наш разговор ею пишется, уверен. – мелькнула в голове мысль. – Да и приехала она сюда затем, чтобы попробовать вербануть меня. Во всяком случае, других причин приезжать ко мне (а у меня нет сомнений в том, что заявилась она ради этого разговора), я не вижу.

– Четырнадцать лет. По сути, еще малолетняя девчонка, хотя и с кое-каким жизненным опытом уже, однако… – она тряхнула своей шикарной гривой длинных и черных как смоль волос. – Ты сумела пережить столько всевозможных приключений, от которых сердце уходит в пятки, что их хватило бы, наверное, на целую серию книг. И при этом сидишь сейчас передо мной целая и невредимая. Ну, за исключением, конечно…

Она взглянула на мою левую кисть, и я сжал кулачок.

Юленька, уверен, и правда, основательно проштудировала мою биографию. Лучше бы увести ее с этой темы. Маловероятно, конечно, что она придет к тому выводу, будто бы Кайа – это не совсем Кайа. Или совсем не Кайа. Или как матушка до нее, что Кайа – «закладка». Или…да черт бы с ним, в любом случае Кайа в моем исполнении – весьма странная девица, а все странное привлекает повышенное внимание, которое мне совершенно ни к чему. Юля – очевидно умная, деятельная и вообще во многом талантливая персона, иначе ее и близко не было бы в свите Государыни. Не из-за своей же позиции в Семье она приглянулась Ее Императорскому Величеству, ведь Филатовым она «седьмая вода на киселе». Родственница, конечно, но…

«Она опасна…опасна…опасна…». – согласились со мной голоса.

– Я поняла, к чему ты клонишь, тетя. – произнес я, в тот момент, когда она уже собралась было продолжить. – В свое оправдание могу лишь сказать, что раньше-то я жила одной жизнью, теперь – совершенно другой. С тех самых пор, как я попала в Семью, у меня ни разу не было собственной воли. Вернее, была, но…

Я пожал плечами.

– …и тебе это должно быть известно, раз уж моя скромная персона настолько небезынтересна для тебя. Меняйся или умри, как говорится. Я предпочла второму первое. В общем, это скучная тема, так что давай-ка лучше поговорим о том, чего ты хочешь.

Папашка не может просто взять и «уволить» ее из Филатовых (хотя наверняка был бы не прочь), ибо Юленька – фрейлина Государыни, но это не значит, что в отношении нее он не может совсем ничего. В конце концов, тот же старик Блумфельдт не постеснялся взять и отделать ее как бог черепаху. Так, по крайней мере, говорят. Кайа хотя и приемная, но все же дочь Главы, а поэтому Юля наверняка будет очень аккуратна в своих выражениях.

– Ты же не будешь против, если я стану говорить с тобой, как со взрослым человеком? – она встала со стула и, затушив сигарету, отнесла пепельницу на стол.

– А разве все это время мы говорим как-то иначе? – ответил ей вопросом на вопрос, добавив. – Уж будь любезна.

– По своему малолетству ли или потому, что твои приемные родители, к сожалению, не уделяют должного внимания твоему воспитанию и образованию, в широком смысле, ты допустила ряд крайне досадных оплошностей при общении с Ее Императорским Величеством, коих людям нашего сословия в присутствии коронованных особ допускать никак нельзя. – заявила Юля, вернувшись на место. – Однако…

Обхватив колено скрещенными в «замок» руками, она вперила в меня взгляд.

– …все это уже в прошлом и теперь забыто, поскольку я принесла нашей Государыне самые искренние извинения, а она их приняла. – Юля замолкла, чтобы посмотреть на мою реакцию, я же просто слушал.

– Более того! – продолжила она. – Наша Государыня желает, чтобы между ею и тобой образовалась сердечная дружба…

Бляха-муха. Бессмысленно ожидать того, что меня просто так оставят в покое. «Сердечная дружба». Государыня – как злой ребенок, решившая отобрать куклу у соседской девочки, в роли которой выступает моя названая сестра.

Каким образом мне возможно отвергнуть «сердечную дружбу» законной жены абсолютного монарха? Никаким, ибо по здешним «понятиям» – это прямой вызов. Однако вызов даже не лично Государыне, вернее, не только ей, но и власти всей царской Семьи в целом, а подобное без моментального и жесточайшего ответа не останется точно, в этом я уверен (здесь дозволено многое, но только не излишние политические амбиции и не покушение на абсолютную власть царской Семьи). И это несмотря даже на то, что Государь фактически признал меня частью своей Семьи. Этаким домовенком, обитающим в покоях его зарегистрированной любовницы. Все Филатовы, включая и меня, пострадают настолько, что даже вообразить сложно. Пострадают показательно, дабы впредь другим неповадно было. Несмотря ни на какую дружбу между Ним и моим приемным папашей. «Из князи в грязи» за долю мгновения. Подобные сюжеты по здешнему ТВ мелькают с завидной регулярностью.

То есть, сказать: нет – нельзя. Как нельзя и оставить подобное предложение без какого-либо ответа.

Невозможно и сказать формальное, но при этом ни к чему не обязывающее: да, ибо в таком случае Государыня однажды непременно попросит об «услуге» и если ей отказать в ней…

Мне вновь вспомнился «Крестный отец» за авторством Марио Пьюзо, что, в общем, не удивительно, учитывая то, с какими людьми имею дело.

…то непременно наступят последствия, ведь это будет расценено как предательство «сердечной дружбы». И все будут молчать, даже царская любовница, ибо Государыня поступит «по понятиям». Сама виновата, Кайюшка, ведь никто тебя за глупый язык не тянул.

И ровно также для меня невозможно предать и царскую любовницу, «ночную кукушку» Государя, для которой Кайа стала названой сестрой. И человеком, которому я поклялся в верности.

Юля, а я практически уверен, что все сейчас происходящее – ее идея, ставит меня на растяжку, но…

Внезапно на моей физиономии заиграла блаженная улыбка.

– Слава богу! Государыня истинно милостивый человек, ибо я и надеяться не смела, что когда-нибудь она простит мне мою глупость, но…

– Какое еще но? – взгляд Юли стал напряженным и подозрительным, а тон голоса крайне раздраженным.

– Я очень хочу заполучить «сердечную дружбу» Ее Императорского Величества, но… – глядя в пол, произнес я тихим голосом.

– Опять это твое но? – казалось, что еще чуть-чуть и Юля взорвется, однако…

Закрыв глаза и пару раз глубоко вздохнув, она успокоилась.

– Сам Государь повелел мне прибыть в распоряжение дамы Кристины, дабы стать ее подручной…

Это общеизвестный факт, а поэтому сказать о нем вслух можно.

– …и, как ее подручная, я не имею права самостоятельно принимать решения, особенно столь судьбоносные… – скромно произнес я, а Юля издала фыркающий звук, – ибо по своему малолетству и глупости могу наломать еще больших «дров», чем уже наломала прежде, поставив при этом даму Кристину в неловкое положение.

Поднял взор на Юлю, которая, похоже, прекрасно поняла, куда я клоню, однако выглядела довольно бесстрастной внешне.

– Я напишу письмо Его Императорскому Величеству, в котором спрошу, имею ли я право принять «сердечную дружбу» Государыни.

Пускай сам разбирается со своими дамами сердца, делящими одну «куклу» (главное, чтобы «куклу» эту, меня, при этом не разодрали в клочья).

– Письмо Государю? Думаешь, у него нет иных дел, кроме как почитывать твои письма и отвечать на них? – хмыкнув, поинтересовалась собеседница.

– Имею право. – уверенным тоном отбрил я.

Юля встала со стула.

– Не стоит отвлекать Его от дел. – ответила она. – Но, раз уж ты не хочешь…

Ну уж нет, дамочки, фиг вы обе у меня теперь с этой «пластинки» просто так соскочите. Вряд ли Государь не сумеет понять, что почем. Сомневаюсь, что после этого отношения Государя и его жены станут теплее.

– Очень хочу! – перебил ее я.

– Уже неважно. – она взяла свою сумочку. – То, что предлагала Государыня…

– И я соглашусь, когда и если Государь позволит мне это. Сегодня же напишу письмо!

Разговор окончен, Юленька.

– Ладно, будь по-твоему. Я передам Государыне твои слова. – физиономия Юли сделалась такой, будто бы она лимона откусила. – Приятно было вновь увидеть тебя живой и невредимой…дорогая племянница.

Она направилась на выход, однако остановилась у самой двери и, обернувшись, поинтересовалась:

– Так чего, по-твоему, мне действительно стоит опасаться?

Я был практически уверен, что она спросит об этом, ибо у местных «знатных», особенно среди женщин, мистицизм (гороскопы всякие и тому подобные предсказания) очень популярен. А Кайа была за гранью жизни и смерти, и Юле об этом известно. Таких людей часто приглашают на всевозможные здешние шоу.