Текст книги "In vino veritas (СИ)"

Автор книги: Александр Лепехин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Лепехин Александр Иннокентьевич
In vino veritas

Из мемуаров Курта Гессе: 'По большой просьбе Бруно, а так же из политических соображений, в изобилии озвученных Сфорцей, довелось мне однажды ездить ко двору новгородского князя...'

***

– Курт, ты присядь.

Гессе остался на ногах и демонстративно скрестил руки перед собой. Взгляд Бруно выражал заботу и безмятежное понимание, что традиционно раздражало.

– Ну что там у нас, решили все-таки брать этого недопапу?

Духовник, бывший помощник, а ныне ректор всей Академии выразительно откашлялся.

– Поверь мне, начало такой operatio не пройдет незамеченным ни для кого из участников. Но вынужден тебя огорчить. И да, Мельхиора тоже пока не нашли.

Курт хмыкнул.

– Ну, тогда мне не интересно. Поеду, что ли, в Кельн, с Финком по кабакам отвисать... Да шучу, шучу, – упредил он выразительное поднятие на лоб левой брови собеседника. – Ты вообще представляешь меня в загуле? Даже я не могу вообразить себе подобного.

– А придется, – загадочно изрек Бруно и неожиданно поманил Молота Ведьм пальцем.

В кабинете у Сфорцы было темно. Старика последнее время начал раздражать яркий свет, и потому предупредительный Висконти распорядился даже в дневное время держать ставни закрытыми, да еще и раздобыл где-то плотные занавеси из дорогого китайского шелка. Чтобы посетители все же не терялись в кромешной тьме, свет лился из развешанных по всему помещению лампадок, забранных в матовое венецианское стекло. От этого рассеянного, мягкого сияния возникало ощущение, будто находишься в храме Господнем. Впрочем, мысленно усмехнулся Курт, технически это не было так уж далеко от истины.

Сфорца молча кивнул именитому следователю, затем так же движением головы указал на стул.

– Гессе, ты присядь.

– Да вы сговорились, – пожал плечами Курт и аккуратно, стараясь не грохотать мебелью, устроился с другой стороны рабочего стола. Слух у Сфорцы тоже начал с годами страдать от громких звуков. Досужие шутники предполагали, что тут не обошлось без экспериментов с кровью стригов: мол, решили продлить долголетие одному из членов Совета, но что-то пошло не так. Впрочем, пара воспитанников за подобные высказывания уже успела получить poena corporali .

– Просто не люблю задирать голову, шея устает, – парировал кардинал и, пошуршав бумагами, извлек на полусвет слегка помятый пергамент. Над бровями предупреждающе загудело: значит, действительно намечается что-то как минимум нетривиальное.

Увидев, что Курт нахмурился, Сфорца одобрительно повел породистым носом.

– Сейчас попробую тебя удивить. Видишь ли, у нас возникли интересы далеко на востоке.

– Неужели новый крестовый поход? – скептически сощурился Гессе. – А оно нам надо? За прошлые разы не надоело?

Бруно, все это время стоявший неподалеку и с любопытством изучавший корешки книг из личной библиотеки Его Преосвященства, обернулся.

– Ну, насколько я в курсе, ты почти угадал. Что-то вроде похода, только в более скромных масштабах. А если точнее, то в исполнении одного тебя. И не на юг, а на север.

– Это туда, куда наши доблестные тевтонцы сунулись после жемайтов ? Они же вроде схлопотали по сусалам и вынуждены были заключить Трокский мир . Возникли проблемы? – уточнил Молот Ведьм. Бруно одобрительно покивал.

– Ну вот, а говоришь, что политика это не твое. Да, у нас обозначились интересы в тех краях. Насколько ты знаешь, у восточных славян там несколько княжеств. Единого правителя у них нет, а у некоторых даже должность конунга является выборной. Точнее, они приглашают к себе правителя со стороны – из уважаемой воинской аристократии. Причем, если он будет вести себя не так, как ожидалось, местная знать вполне способна его вежливо попросить освободить занимаемое место. Такой себе аналог наших вольных городов.

– Да я вообще-то в курсе, – перебил Курт, но тут слово взял Сфорца.

– Повторение – мать учения. Слушай дальше, Гессе. Наши купцы давно торгуют с их Neuestadt – по крайней мере, примерно так переводится название их основного города. Или, как они сами его называют, Господин Великий Новгород. Пушнина, воск, мёд – большинство этих товаров империя получает через купцов Ханзы именно из тех мест. Лес, опять же: крайне необходимый материал для военных нужд Империи. Нет, у нас и своего хватает, но лишним-то не будет... Местные жители вполне неплохо обучены грамоте. Правда, в силу дороговизны пергамента, для частной переписки они используют тонкую березовую кору – у них это называется beresta.

– Как скандинавы? – уточнил Гессе. Мессир Сфорца кинул острый взгляд из-под бровей.

– Наши тоже так делают. Страшно далек ты все-таки от народа... Кстати, они ведь не язычники, как, например, жемайты. Среди них распространено христианство; увы, в византийской традиции, тут мы слегка припозднились. А вот Орден, что меня отдельно порадовало, умудрился довольно чувствительно получить по рукам от этих ребят, когда полез к ним со своими 'помощью, защитой и исцелением '.

Кардинал умолк и отпил из кружки. Курт осторожно принюхался и уловил запах смеси лекарственных трав: значит, не вином пробавляется Его Преосвященство. Да, годы летят, сам тоже уже не мальчик... Бруно, уловив паузу, подхватил нить повествования.

– Собственно, недавно до нас дошла gramota от нынешнего князя Новгородской земли. Ну, не только до нас, естественно. Имперская канцелярия получила умело составленное дипломатическое послание, в коем князь Лугвен, сын Ольгерда, при крещении принявший имя Симеон, выражает 'надежды и чаяния людей новгородских на развитие мира и взаимовыгодной торговли между нашими народами'. Опять же, напоминает про тевтонцев, намекает, что 'можем и повторить'. Впрочем, я бы удивился, если бы князь об этом промолчал. Судя по всему, он человек образованный и правитель в целом мудрый и опытный.

– А к нам все это каким боком? – устал внимать разглагольствованиям начальства Курт. Стулья в кабинете Сфорцы были удобными, но в сидячей позе тело посылало в мозг однозначный сигнал опасности: а ну как сейчас заставят отчеты строчить, в трех exemplaris ? Его Преосвященство допил свой отвар и торжественно возложил ладонь на пергамент.

– В специальном supplementum'е , прилагавшемся к основному документу, Лугвен пишет, что до него дошли слухи о достижениях Конгрегации в деле борьбы с колдунами, сглазом, порчей и разнообразной нечистью. Отдельно упоминается некий следователь первого ранга, прославившийся далеко за пределами Империи, коего князь хотел бы видеть при своем дворе в качестве желанного гостя и для исполнения одной деликатной просьбы. Буде наше решение направить оного следователя для решения княжеских проблем окажется положительным, Лугвен обязуется употребить все свое влияние на господский совет и купцов, дабы те работе ханзейцев в своих краях не препятствовали и развитие торговых связей не стопорили.

Кардинал откашлялся и вернулся от выспреннего стиля к обыденному разговорному языку.

– А кроме того, Лугвен обещает всерьез поговорить с новгородским православным архиепископом, с которым находится в превосходных отношениях, чтобы тот не мешал распространению католической веры – среди желающих приобщиться оной. И не противился бы строительству церкви для нужд нашей паствы. Ну и, если мы соберемся пощипать еретические ячейки в Швеции, предлагает оказать поддержку в снабжении, logistica , а может быть, и войсками.

– И в чем суть просьбы? – поинтересовался Гессе. Сфорца и Бруно переглянулись. Наконец, когда молчание стало уже слегка затянутым, духовник, малость помявшись, вымолвил:

– Видишь ли, князь женат...

– Нет, точно сговорились, – с долей восхищения произнес Курт. – В прошлый раз Висконти послал меня к своему приятелю, потому что у того жена. Потом мои собственные семейные проблемы нарисовались. Теперь вот у этого новгородца тоже жена. Такое ощущение, что все проблемы в мире от жен!

Бруно примирительно поднял руки.

– Господь завещал нам: 'Diliges proximum tuum sicut te ipsum '. А кто еще ближе для человека, чем его семья? Курт, я думаю, дело того стоит. Заодно съездишь, развеешься, посмотришь новые страны, наведешь полезные связи. Опять же, renommée Конгрегации...

– С каких пор ты увлекся французским? – подозрительно сощурился Молот Ведьм. – Что, Александер заезжал? И мне не сказали? Кстати, – демонстративно нахмурился он, – а этот фуфел, который князь, он нас не киданёт?

Бывший помощник возвел очи горе.

– А ведь наш стриг прав. Как ты был clochard , так им и остался. Ну посуди сам: во-первых, это будет несолидно. Новгородские купцы – народ основательный, им деловая и политическая репутация крайне важна. Они, возможно, не единогласно поддерживают предложенные князем praeferentias в нашу сторону, но если тот сдаст на попятный, то возмутятся первыми и укажут ему на врата города. Следовательно, подобную свинью сам себе он подкладывать не станет.

Курт задумчиво кивнул. Бруно же усмехнулся и продолжил.

– Во-вторых, мы для Лугвена, даже учитывая географическую удаленность, естественные союзники. Его интерес в сторону Швеции вполне понятен: Восточное море – это прямой выход к Северному, и если шведских пиратов хорошенько укоротить с нашим активным содействием... Хорошо станет и нам, и новгородцам. Ну и в третьих – жена. Это важно. Ради любимого человека... Курт, вот сейчас ты вроде как уже должен понимать.

– Ох уж мне эта семейная жизнь... – в голосе грозы малефиков, истребителя стригов и кошмара ликантропов явственно послышались панические нотки. – Это все?

– Все, – скромно поправил сутану Бруно. – По-моему, доводы достаточно веские.

Сфорца снова откашлялся, и Курт понял, что время для шуток прошло. Он резко посерьезнел и наклонился вперед.

– Насколько я знаю, со всеми нашими основными проблемами в ближайшее время прогресса не предвидится. Но и со стороны Мельхиора пока тишина. Бальтазар же сидит себе в Риме и резких движений не делает. Что ж, пока у меня есть время – отчего бы и не прокатиться? Но все же имеется еще пара вопросов к вам, господа Совет...

***

'Глушь страшная, добирались не меньше месяца, местные на хохдойче ни бельмеса. Компания в пути, впрочем, была вполне душевной...'

***

Естественно, gramota новгородского князя проделала свой долгий путь отнюдь не при помощи голубиной почты. Справедливо не доверяя никому, Лугвен отправил небольшой отряд профессиональных воинов, которые называли себя 'гриднями', во главе с доверенным боярином Фоларом Ингваровичем, при крещении нареченным Михаилом. Боярин был мужик веселый, языками, как выяснилось, владел неплохо и по постоялому двору, где оговорено было встретиться с майстером инквизитором, расхаживал не в медвежьей шкуре, а во вполне себе модном кафтане сдержанного красного цвета. Даже за поясом у него обнаружился не топор, а сабля на манер сарацинской, в богатых ножнах, но с потертой рукоятью, что выдавало боевое оружие.

– Майстер Гессе, – не столько спросил, сколько уточнил он, когда Курт подъехал к коновязи и слез с лошади. Сам боярин при этом стоял на крыльце, уперев руки в бока и поглядывая привычно-хозяйским взглядом на бытовую суету вокруг. Видно было, что это человек, привыкший к власти и к безоговорочному подчинению. Впрочем, Курту он руку подал без снисходительности или высокомерия.

– Он самый, – подтвердил Молот Ведьм, пристально всматриваясь в серо-стальные глаза боярина. Тот взгляда не отвел. Что-то шевельнулось на самом дне колодца воспоминаний, какие-то associationis... Ну да, точно: Арвид. И холодный цвет радужки, и светлые волосы, и тип лица. Курт постарался подавить неприятные ощущения – в конце концов, внешнее сходство и даже близкое родство с негодяем не делают человека неблагонадежным a priori .

Боярин довольно хмыкнул и приглашающе махнул рукой, будто постоялый двор принадлежал ему самому.

– Проходите, располагайтесь. Сегодня еще отдыхаем, завтра с утра в путь тронемся. А путь неблизкий. Местами опасный. Но по вам вижу – вы опасностей не бежите. Да и о подвигах ваших слышать доводилось.

– Легенды частенько врут, – привычно отрекся от незаслуженной славы майстер инквизитор, проходя в зал и устраиваясь за самым чистым из столов. Боярин сел напротив и привычным жестом махнул трактирщику. Тот довольно шустро и с видимым удовольствием приволок пару кружек пива и разной мясной закуски – видимо, новгородцы обитали у него уже давно, платили не скупясь и вели себя вполне прилично.

– А не скажите, майстер Гессе, – Фолар отхлебнул и отер пшеничного цвета усы. – Людская молва, она как сито: муку веет, шелуха в отброс.

– Вам же знакомо выражение про дитя и купель? – парировал Курт, вгрызаясь в куриную ножку. Боярин кивнул, усмехнувшись, и процитировал:

– 'Не стоит выплескивать из ванны с грязной водой и самого ребенка '. Хотите сказать, что в тех историях, что ходят о вас по свету, 'ребенок' отсутствует, а в наличии только 'грязная вода'?

– Скажем так, 'ребенка' не 'отмыли' до конца, – улыбнулся в ответ Молот Ведьм. Собеседник ему определенно нравился. Чем-то он располагал к себе, несмотря на сходство с когда-то упокоенным стригом.

– И то верно. Сито, оно же тоже с прорехами бывает. Но хлеб от этого хуже не становится – наоборот, один знахарь в моей родовой деревне советовал добавлять в опару немного отрубей. От того кишкам польза, так он утверждал. Я пробовал, кстати – вкусно.

– Сами хлеб печете? – сделал вид, что изумился Курт. Фолар рассмеялся.

– А я не похож на пекаря? Нет, в наших краях мужчина и крестьянствует, и воюет, и по дереву работать должен уметь, и на охоту ходить. Так-то, конечно, есть и дворня, и хозяйством обычно жена занимается...

– К вопросу о женах, – аккуратно вклинился Гессе. – Мне так и не сказали, в чем проблема.

Это было чистейшей правдой. Знаменитый на всю Империю (и, как выяснилось, далеко за ее пределами) следователь Конгрегации первого ранга с особыми полномочиями битый час пытался расколоть собственное начальство. В ход пошли все допустимые в той ситуации приемы: вопросы прямые, вопросы окольные, лесть, шантаж, угрозы – ну, насколько можно было угрожать мессиру Сфорце в принципе. Бруно в ответ только укоризненно вздыхал, а Его Преосвященство ехидно ухмылялся и предлагал смирить нетерпение: "На месте узнаешь". До "места" снедаемый любопытством дознаватель решил не ждать...

Боярин посмурнел.

– Не могу о том говорить, майстер инквизитор. Князь строго наказал – ни слова до вашего прибытия. Клятву я принес, на Писании слово давал.

– К слову, вы же крещеный? – уточнил Курт. Собеседник кивнул. – А как вы сами относитесь к тому же деревенскому знахарю? И как in principium у вас дело обстоит с...

– С колдунами да ведьмами? – подсказал боярин. – Да нормально, нешто. Ежели потраву на скот не наводят, людей не травят, нечисть всякую на крестьян не науськивают, так и не трогаем. Архиепископ, конечно, зубами скрипит и требует гнать всех волхвующих да чудодействующих взашей. Но князь, с господским советом посовещавшись, повелел так: кто крест православный поцелует, крещение примет да клятву даст не вредить люду христианскому – тех и не трогать совсем. За остальными же следить пристально, но без причины не обижать.

Гессе восхитился.

– А народ как реагирует?

– А как он может реагировать? – пожал плечами Фолар. – Люди всегда побаиваются того, чего не понимают. Но коли живот скрутит – бегут сначала к ведуну, а потом уже свечку за здравие ставить. Traditio ! – щегольнул он знанием латыни, и майстер инквизитор снова улыбнулся.

Выехали действительно поутру, довольно рано. У боярина была с собой вполне неплохая карта, на которой Курт увидел отметки, сделанные углем – судя по всему, места для привалов и ночевок. Похоже было, что новгородцы привыкли к дальним походам: сумки на лошадях были собраны умело, запасные кони ухожены и спокойны, передвигался караван неторопливо, но ходко. Все были вооружены, но сталью не звенели и напоказ не 'светили'.

Вообще со стороны отряд можно было принять за банду наемников, если бы не достаточно четкая дисциплина. Молот Ведьм обратил внимание, что между собой воины шутят и даже порой подкалывают друг друга с обычным солдатским юморком – судя по выражениям лиц, – но стоило боярину отдать какой-то приказ, как исполнялся он немедленно и со всем старанием.

– Застоялись парни, – делано ворчал Фолар Ингварович. – Соскучились без дела, вот и задираются. Даже походы по девкам не помогли.

– А как сговаривались? Они что, все владеют хохдойчем? -интересовался Курт. Боярин отмахивался.

– Нет, хорошо умею в языки только я. Ну как хорошо: отец в свое время нанял учителя из разорившихся немецких купцов. Сказал: твой прадед пришел на земли Новгорода, не зная местной речи, но закрепился и пустил корни. Я хочу, чтобы ты, сын, имел пред ним и предо мной преимущество. Латынь же изучал при церкви, там же и греческий. Торговлей ведь живем, надобно разуметь столковаться. А эти лбы только 'пиво', 'хлеб', 'мясо' и 'ты красивая' выучили, и то уже в пути, – заливисто хохотал он.

'Лбы', угадав, что речь идет про них, поддерживали веселье, но без подобострастия. Курт довольно быстро втянулся в походную жизнь, в размеренный распорядок смены пейзажей, городов, дня и ночи. Казалось, вся жизнь прошла в пути. Впрочем, именно так оно и было, по большому счету.

Проезжали города знакомые и не очень. Вот тут когда-то довелось ловить древнюю и зловредную ведьму, а здесь 'малефик' оказался безобидным алхимиком-самоучкой, а вон там дух убитой жены являлся к мужу-изменщику... Историй на книгу хватит. А то и не на одну.

Курту неожиданно представилось девять (почему девять?!) пухлых томов, исписанных аккуратным, каким-то неестественным почерком, с лаково блестящими обложками, сделанными то ли из кожи, то ли из очень плотной бумаги... Видение промелькнуло перед внутренним взором и угасло. Майстер инквизитор было насторожился, но образы более не повторялись. Списав на дорожную усталость и убедившись, что 'сигнальная' головная боль не спешит заявляться в гости, Курт выбросил это из головы.

Когда пошли совсем чуждые земли, народ в отряде подобрался. Фолар объяснил это тем, что в пределах Империи разбойнички если и пошаливают, то в меру, и довольно часто отправляются в петлю стараниями тех же конгрегатов. Сказывается распространенная практика различных управленцев всех мастей спихивать на следователей-инквизиторов преступления не только духовные, но и светские. В той же Польше или Великом Княжестве Литовском с этим были большие проблемы.

По пути княжеский посланец рассказывал о быте и нравах своих краев, о политическом устройстве, о том, какие обычаи чаще всего кажутся странными и необычными иноземным купцам, в частности, ханзейцам. Курт дотошно расспрашивал о деталях, которые казались ему важными и периодически аккуратно сворачивал на тему жены князя, но боярин так же ловко от темы уходил. Или, если расспросы становились совсем уж настойчивыми, прямо отвечал: 'Не могу. Слово дал. Не велено'.

Наконец боярин объявил, что они на землях Великого Новгорода. Воины повеселели и расслабились. Правда, однажды из леса навстречу выехала ватага совершенно бандитского вида, но Фолар переговорил с их предводителем, они похлопали друг друга по плечам, позубоскалили и разъехались, довольные друг другом. На закономерные расспросы Курта боярин легкомысленно бросил: 'Ушкуйники . Княжьих людей, а так же тех, на кого князь укажет, они не трогают. Зато, если соберемся шведов, татар или там чудинов за брюхо взять – очень полезные ребята'.

А через несколько дней караван выехал на берег огромного озера, больше напоминавшего море. Люди навстречу попадались уже постоянно, при виде боярина и его эскорта часто останавливались и снимали шапки. Лес расступился, пошли луга и деревеньки. Наконец, вдалеке показались белые стены, и Фолар, приподнявшись в стременах, махнул рукой:

– Ну вот мы почти и дома. Здравствуй, Новгород-батюшка. Встречай гостей!

***

'Византийские схизматики , распространяющие свою версию учения, косились недобро, но работать не мешали. По приезде много пили – за встречу, как тут полагается. Было стойкое ощущение, что печень скоро отправится к Высшему Начальству, но обошлось...'

***

Князь оказался мужчиной крепкого телосложения, таким же светловолосым и сероглазым, как и его посланник. Вообще этот тип внешности в северных краях являлся самым распространенным, как успел заметить Курт. В обращении военный вождь Новгорода был прост и без лишних расшаркиваний протянул крепкую, мозолистую руку.

– Добро пожаловать в наши края. Как добрались, без лишних неприятностей?

Молот Ведьм пожал плечами и ответил на рукопожатие.

– Неприятности составляют суть моей работы. Впрочем, лишние действительно были бы нежелательны. Их и не случилось. Viam supervadet vadens.

– Верно, "дорогу осилит идущий", – раздался мягкий, но исполненный силы голос, отдающий некоторой старческой надтреснутостью. В зал вошел, точнее, плавно вступил старик, облаченный в темные одеяния с накинутой сверху епитрахилью и длинной лентой омофора. За ним, тщетно пытаясь придать своим движениям такую же неспешность и основательность, скользнул служка в простой, без украшений, темной же фелони . Князь поклонился архиепископу – а в том, что это был он, сомневаться не приходилось, – и поцеловал протянутую руку. Курт вежливо кивнул.

Перед отъездом Бруно и Сфорца особенно упирали на то, что в пререкания с ортодоксальными церковными чинами вступать не следует ни в коем случае. Любые претензии рекомендуется выслушивать молча, вежливо напоминая об общих корнях всей христианской веры. Так же советовали упирать на то, что 'одно дело делаем'. Духовник, впрочем, глядя на выразительные гримасы Молота Ведьм, лишь укоризненно вздыхал и продолжал увещевать.

– Есть, правда, дороги, и есть дороги иные також, – продолжил свою мысль архиепископ. Насколько Курт помнил, звали его отец Иоанн. – По одним мы идем к Господу, по другим от него удаляемся. И есть между ними тропинки, которые не ведут никуда: так, петляют себе.

Служка при этих словах поднял глаза, доселе опущенные долу, и бросил два быстрых взгляда – на князя укоризненный, на Курта торжествующий. Этого Гессе стерпеть уже не мог.

– Насколько я понимаю, князь Лугвен не испытывает недостатка в духовном окормлении. Тогда я не вижу причины, по которой стоило бы приглашать представителя Конгрегации. Впрочем, я крайне признателен за небезынтересное путешествие. Ничего тут у вас, миленько.

Теперь уже князь изобразил укоризненный взгляд в сторону архиепископа. Отец Иоанн примирительно поднял руки.

– Я всего лишь хотел сказать, что никому не дано знать, на какой из дорог он окажется в тот или иной момент жизни. Можно лишь уповать на Божие наставление да на пастырское слово.

– Или положиться на собственную силу духа, – твердо произнес Курт, пристально вглядываясь в собеседника. – Сказано же: 'кто имеет веру с горчичное зерно...'

– А может, прервем богословский диспут? – вклинился князь. – В конце концов, майстер инквизитор тут как мой гость. А разве ж мы гостей одними речами встречаем? Пойдемте-ка, уже столы накрыли, вестимо.

Архиепископ вежливо кивнул и проследовал через зал в дальнюю дверь. Курта же князь аккуратно прихватил за рукав и отвел в сторону.

– Фолар рассказал мне, что вы до крайности интересовались сутью дела. Прошу меня простить за наложенный на него запрет – я просто стремлюсь избежать лишних слухов. Никто не знает о случившемся, кроме самых доверенных людей в моем ближнем круге, да и те не в курсе всех деталей.

– Я вас понимаю и внимательно слушаю, – согласился Гессе, но не удержался и добавил. – Хотя, обладай я необходимым minimum'ом информации, за время пути мог бы выработать уже пару-тройку рабочих версий.

Князь пожал плечами.

– Моя власть в городе и его землях не абсолютна. Приходится делиться с посадником и с господским советом: democratia , мать ее... – он осекся и откашлялся. – Но с другой стороны, это может уберечь нас всех от ошибок. Так вот, к делу. Моя жена Мария, крепкая и здоровая баба, успешно родившая двух сыновей, внезапно стала жаловаться на недомогание. Причем общее: тело начало слабеть, дух угасать, разум мутиться... Я обратился ко всем лекарям в пределах доступности, даже к немецкому медику из Петерхофа , с Торговой стороны. Отстоял с десяток молебнов, пару пудов лучшего воска на свечи пустил. И все впустую!

Лицо Лугвена оставалось бесстрастным. Только на виске начала биться жилка, и Курт скорее почувствовал, чем осознал, что его собеседник пребывает все это время в холодной, сдерживаемой стальной волей ярости.

– Так а с чего вы решили, что проблемы по... сверхнатуральной части? – сколь возможно деликатно поинтересовался Молот Ведьм. Князь вздохнул и криво усмехнулся.

– Фолар – мой дальний родственник. Он приволок какого-то знахаря...

– Который рекомендовал ему хлеб с отрубями? – улыбнулся Гессе. Лугвен кивнул.

– Ага, вы уже в курсе. Так вот, этот старичок оказался очень толковым дядькой. Он выгнал всех из светлицы моей супруги, которая за день до того впала в беспамятство, зажег какую-то крайне пахучую смолу и просидел там чуть ли не всю ночь, не смыкая глаз. Поутру жене стало лучше, она открыла глаза, и знахарь смог напоить ее отваром целебных трав. А мне по секрету сообщил, что Марию кто-то... сглазил.

– Сглазил? – уточнил Курт. – Вы имеете в виду oculus malus ?

– Именно, – подтвердил князь. – Причем старик повелел искать... скажем так, некий предмет, который был бы 'носителем' этого сглаза. Что-то, что жене могли подарить, подкинуть, спрятать в ее вещах. Но предупредил, что это может быть опасно для самого нашедшего: наведенная порча, скорее всего, привязана к личности жертвы, но хватать руками колдовские цацки – себе может выйти дороже.

– Какой, однако, интересный дед. А как бы мне с ним побеседовать? – сощурился майстер инквизитор. Вздохнув, Лугвен повел рукой в сторону двери.

– Он тоже будет на пиру. Подозреваете? Я тоже, на всякий случай – на княжеском престоле paranoia лишней не бывает. Но виду не подаю. Всем сказал, что Мария тяжко больна, и ее здоровье все еще под угрозой. В детали посвящены только архиепископ, Фолар, вы и ваше начальство.

– Архиепископу, значит, вы доверяете? – Курт направился туда, куда ему было предложено пройти. Князь, как любезный хозяин, следовал за ним.

– Доверяю. Он мой духовник. Кроме того, он имеет славу человека набожного, кроткого с прихожанами и пылкого в вере, чуть ли не святого. Когда в наших краях случилось моровое поветрие – да, и до нас докатилась эта зараза, – он денно и нощно молился за народ новгородский. И Божией милостью мор прекратился. Во Пскове прознали о том чуде и попросили отца Иоанна о заступничестве перед Творцом. Он, ни слова не сказав, поехал и к ним. Результат ровно такой же: чума отступила. Многие склонны считать это явленным чудом.

Гессе сдержанно кивнул и задумался. Впрочем, к тому моменту они уже пересекли зал и оказались на пороге соседнего помещения.

О хваленом славянском гостеприимстве Курт был наслышан от тех же ханзейцев и прочих путешественников, но тут и его проняло. Столы, составленные кириллической буквой 'П', буквально ломились от яств. Мясные и рыбные блюда, каши и супы, закуски и сладости – глаза разбегались, глядючи на эту варварскую роскошь.

Гостя усадили на почетном месте – по правую руку от князя. Фолар, традиционно занимавший этот 'пост' на правах соратника и близкого друга, уступил его без малейшего ропота. Слева от князя сидел посадник: слегка округлившийся, но еще крепкий темноволосый мужчина в летах. Остальные места были заняты боярами, господами из совета и богатейшими купцами.

Майстеру инквизитору тут же пододвинули массивный, но изящно отделанный серебряный кубок. В нем уже что-то было налито – судя по запаху, вполне себе недурного состава. Молот Ведьм заметил, что архиепископ, сидящий по диагонали слева, жестом остановил слугу с кувшином и попросил воды. Его служка в этот момент с явным сожалением накладывал себе что-то овощное и плотоядно косился на здорового осетра.

Наконец у всех стало налито, и Лугвен поднялся со своего места.

– Предлагаю выпить за здоровье нашего гостя! Да не покажутся ему наши земли недружелюбными!

Курт тоже встал и отрицательно покачал головой.

– Я искренне благодарю хозяина. Но предлагаю все же выпить не за мое здоровье, а за здоровье его супруги, княгини Марии.

Одобрительный хор голосов показал, что Молот Ведьм не ошибся – тост поддержали все. Или почти все. Украдкой окинув столы быстрым взглядом, Курт подметил кое-что интересное... 'А что, тоже версия', – мелькнула мысль, и он удовлетворенно опрокинул содержимое кубка в себя.

***

К утру второго дня за столами оставались только самые стойкие из гуляк. Князь ни в какую не соглашался на призывы Курта прекратить этот 'сабантуй', как выразился нахватавшийся в последнем походе татарских словечек Фолар. Сам же майстер инквизитор едва успевал отбиваться от желающих пообщаться с редким гостем. Как выяснилось, язык международной торговли знали многие из присутствовавших, да и страха перед Инквизицией в силу малого с оной знакомства у местных не было.

Архиепископ, сказавшись усталым, покинул застолье еще вечером, но его служка, дьяк Амвросий, был уговорен соседями 'еще посидеть'. Отец Иоанн улыбался, шутливо грозил пальцем и прочел небольшую проповедь о пользе умеренности и трезвости. Дьячок кивал и крестился; глаза его светились нетерпеливым предвкушением.

В какой-то момент Курт просто сбежал с привилегированного места, уступив Фолару возможность обсудить с князем какие-то свои вопросы. Он давно подметил на дальнем конце одного из крыльев стола неказистого, широко улыбающегося старичка, одетого в простую рубаху и со слегка всклокоченной бородой. Старичок, как и архиепископ, вина не пил, но в отличие от последнего продолжал сидеть за столом, с интересом поглядывая вокруг.

– Здравствуй, Дяденя, – осторожно поздоровался он. Фолар забыл сказать, понимает ли знахарь по-немецки, и теперь майстер инквизитор ломал голову – то ли сбегать за 'переводчиком', то ли попытаться объясниться жестами.

К искреннему облегчению Молота Ведьм, старичок кивнул.

– И тебе не хворать, Игнатий. Ты уж прости, но первое твое имя резковато для моего слуха. Ничего, ежели так?

– Сойдет, – решил Курт. – Боярин про меня говорил?

– А то кто же, – пожал плечами знахарь. – Князь сейчас весь в думах о жене, а больше и некому. Знаю, о чем спросить хочешь. То, что на княгине Марии сглаз, я понял, когда посидел рядом с ней да во сны ее заглянул. Плохо там, ой, плохо...