Текст книги "Опыты литературной инженерии. Книга 2"

Автор книги: Александр Гофштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Ну, девочки, за встречу на земле обетованной! – провозгласил старпом и опрокинул стаканчик в рот четким движением тренированной руки.

Девушки уверенно поддержали моряка и потянулись вилками за капусткой. Ваня чуточку замешкался, но, не желая выглядеть новичком-салагой, постарался осушить стаканчик одним глотком, едва не удавившись от неожиданной крепости напитка. Аленушка сочувственно похлопала Ваню по спине и сунула ему в панически открытый рот спасительную капусту. Ваня утер слезы, благодарно посмотрел на Алену и поспешил заполнить рот колбасой.

– Да ты красной рыбки, икорки попробуй, – радушно предложила Валентина. – Нашей рыбки лучше нету.

Ваня послушно взял рукой кусок рыбы из миски, куснул его и расстроился. Рыба показалась пересоленной и жесткой. Прикрыв недоеденный кусок рыбы свободной ладонью, Ваня поддел на вилку еще порцию вкусной капусты и стал ее методично пережевывать, отбивая в организме впечатления от водки и рыбы.

Сидящие напротив Вани с Аленой старпом и Валентина подозрительно сблизились и невесть что энергично отвоевывали друг у друга под столом. Потом слегка вспотевший старпом налил по второй. Потом и по третьей, для чего была распечатана вторая бутылка. Ваня выдержал и эту экзекуцию. Спасла капуста. Изнутри, в стеклянную ячейку двери отчаянно колотилась ошалевшая муха. Правым боком Ваня ощутил упругую грудь Алены и тоже вспотел. Старпом и Валентина бочком ускользнули за занавеску. Оттуда раздались звуки шлепков и повизгивание. Справа близко-близко Ваня обнаружил большие глаза Алены. Чтобы сбросить наваждение, командированный из Воронежа начал панически обгладывать кусок несъедобной рыбы, хранившийся до этой поры под мокрой от волнения ладошкой. Из-за занавески, усиливаясь, понеслось кряхтенье старпома и стоны Валентины.

– Давай еще выпьем, – неожиданно для самого себя предложил Алене Ваня.

– Давай, – спокойно согласилась Алена и взяла на себя роль виночерпия.

Четвертый стаканчик Ваня осилил с огромным трудом. Капуста закончилась, а икра не принесла облегчения. Банки шпротов стояли не открытыми, чай в запечатанной пачке не сулил благ. Оставались колбаса, хлеб и сыр, в него-то Ваня и вгрызся, закупоривая пищевод, из которого наружу так и рвалась проклятая водка. В отчаянной суете Ваня и не заметил, что ловкие ручки Аленушки расстегнули его брюки и добрались до того, что числилось исключительно в индивидуальном пользовании. К стыду хозяина, оно проявило готовность к действиям, о смысле которых Ваня догадывался, но возможности проверить на практике не имел.

Как на грех, из-за занавески высунулась рожа старпома.

– Давай, кадет, наяривай! Не посрами императорский флот! За все заплачено! – рявкнул он, ухватил со стола кусок сыра и исчез.

Алена, к удивлению Вани, держалась за него прямо-таки на правах собственника. Нужно было что-то делать, но что именно – Ваня понятия не имел. Алена стала теснить Ваню бедром к занавеске, не отпуская, однако, в свободный полет. Так в полуобъятиях они добрались до зазанавесочного пространства, где обнаружилась еще одна, продольная занавеска. За ней Ваня узрел подобие простыни. Напротив, из-за подобной же занавески, торчала волосатая нога старпома пяткой вверх.

Путаясь в тенетах недоснятой одежды, Ваня то порывался обхватить Алену покрепче руками, то рвануться к выходу. Все закончилось неожиданно, ошеломляюще и совсем не так, как планировалось. Потрясенный таким исходом, Ваня сидел на простыне, попирая на полу собственные брюки и не решаясь поднять глаза на Алену.

Алена, слава богу, не выглядела потрясенной. Устранив недоразумение с помощью вафельного полотенца, она уложила покорного Ваню на ложе и уже через короткое время каким-то волшебством сумела восстановить его утраченное достоинство. Все, что было потом, вылетело из Ваниной головы, как пороховой дым после выстрела. На закате, придерживаемый за локоть старпомом, Ваня шел по барханам на корабль, витая между тем и этим светом, не замечая кочек, песка, и ям. Старпом вполголоса напевал космополитическую песню, куплет из которой Ваня против воли запомнил на всю жизнь:

 
Я по русским женщинам в Алжире
Тосковал, хотел уже запить,
Хорошо, когда в подлунном мире
Можно белокожую любить!
 

На «Самуре» все было тихо и спокойно. Вахтенный отсутствовал. Старпом снова испарился, пояснив перед этим Ване, что «сон – мощный лечебный фактор», по словам академика Павлова.

Ваня находился в таком состоянии, что спать не мог. Он поднялся на пустой мостик, вошел в рубку, посидел на месте рулевого, посмотрел на реку. Волга, как по учебнику, безостановочно стремилась к Каспийскому морю. Приветливо подудел пассажирский пароход, который шел к Астрахани. Зажегся бакен на фарватере.

Ведь что-то значительное произошло в жизни. Не так, как грезилось. Совсем по-другому. Но произошло. Ване вдруг стало ужасно грустно. Ему захотелось побежать опять к Алене, уговорить ее уехать с ним. Остаться с ним. Может быть, попросить ее выйти за него замуж? Ваня с трудом стряхнул с себя дурман базы морлова и с горечью подумал, что все вокруг неправда: Алена и Валентина с их короткой, оплаченной старпомом любовью. Красное закатное солнце, которое светило, но не грело. Волга, по грязной воде которой плыла солома. И красная несъедобная рыба.

Старпома в каюте не было. Ваня улегся на отведенный ему диванчик и провалился в тартарары беспробудного сна.

На следующее утро Ваня пробудился от женского крика. Кто-то звал его по имени. Он выскочил из каюты, на ходу напяливая футболку. Внизу, на серых досках причала, стояла Валентина во вчерашней цветастой юбке.

– А Николай где? – спросила она, задрав голову.

Ваня понял, что речь идет о старпоме. Он помотал головой и бросился обратно в каюту. Подушка на койке старпома лежала непримятой. Ваня снова выскочил наружу:

– Не знаю. Нет на месте.

– Спускайся, – распорядилась Валентина. – Поедешь со мной.

Плохо соображающий «кадет» сошел на причал по раскачивающемуся трапу и покорно последовал за Валентиной, которая целеустремленно пошла впереди него вдоль причала. Ниже досок причала Ваня обнаружил длинную некрашеную лодку, привязанную к ржавой опоре. Валентина решительно ступила в лодку и повернулась к Ване:

– Влезай!

Почти по центру лодки, чуть ближе к корме, размещался какой-то дореволюционный движок, который Валентина завела, дернув за шнур. Движок застучал, зачадил синим дымом. Валентина отвязала веревку, и лодка валко пошла вверх по течению. Ваня сидел на носу. У него под ногами, между деревянных реек сланей, плескалась грязная вода. Валентина сидела на корме и правила, зажав подмышкой длинный румпель. Смотреть в ее сторону Ваня опасался, так как юбка у Валентины задралась выше колен.

Через минут пятнадцать Валентина ловко подвела лодку к низкому свайному настилу, с которого, видимо, полоскали белье. Движок чихнул и заглох. Лодка по инерции ткнулась в причал.

– Прыгай! – закричала Валентина с кормы. – Веревку прихвати! Привязывай!

Ваня прыгнул на скользкие доски, едва удержался на ногах, но веревку захватить не забыл и основательно привязал лодку к старой деревянной свае.

Валентина вышла из лодки и застучала каблуками по гулким мосткам, вдоль неказистых хатенок, отгороженных друг от друга корявыми заборами. Лаяли собаки и рвались с привязей. С внутренней стороны заборов свисали незрелые помидоры. Гоготали гуси, и вода плескалась прямо под ногами.

Валентина толкнула калитку нужного ей дома и пошла по дворику, не обращая внимания на беснующуюся дворнягу. Навстречу ей вышла полная тетка, украшенная холщевым передником. На животе передник был мокрым. Не обращая внимания на Валентину, она поманила Ваню пальцем, потом ухватила собачью цепь и поволокла дворнягу в сторону будки. Запихнула собаку в конуру, подперла дверцу поленом и тонким добрым голоском позвала Ивана в дом. Ваня поздоровался, но с подозрением покосился на дверцу конуры и прыгающее полено, которое собачка определенно старалась порушить изнутри. В дверях хибарки появилась Валентина и обратилась прямо к Ване:

– Иди, поможешь.

В сумраке сеней Ваня увидел деревянный запечатанный бочонок, на который указала Валентина.

– Неси в лодку, – распорядилась она.

Сама взяла хозяйку за локоть и удалилась с ней внутрь избушки. Ваня подхватил тяжелый и неудобный бочонок, прижал его к животу и направился к калитке. Он вовремя успел пересечь суверенную территорию пса, так как тот все-таки победил полено и вырвался наружу, намереваясь ухватить Ваню за штанину. За забором Ваня передохнул от стресса и от бочонка, приставив его к изгороди. Потом снова обнял ношу за талию и поволок к лодке. Погрузив бочонок в лодку, Ваня с огорчением заметил, что испачкал футболку ржавыми обручами.

Пришла Валентина. Завела движок, по плавной дуге развернула лодку и взяла курс к «Самуру».

– Икра, – перекрикивая выхлопы, закричала она Ване. – В Махачкале у Николая постоянный покупатель. Понял?

– Понял, – прокричал в ответ Ваня.

– Что, понравилась Аленка? – снова прокричала Валентина.

– Понравилась, – честно признался Ваня.

– Так приходи еще!

– Мы же сегодня отплываем.

– А ты потом приходи. Она ждать будет, – засмеялась Валентина.

От этого смеха Ване вдруг полегчало. Не все так уж плохо, оказывается. И солнце светит. И по Волге ходит космами почти прозрачный утренний туман. И у Валентины волосы вьются на ветру. Но ниже плеч все равно смотреть боязно!

– В каюту не ставь, – посоветовала она Ване. – Неси в колпит. Там холодно. Николаю только скажи. Ну, до встречи!

Она пошла в сторону своей лодки по гулким доскам в развевающейся юбке и с развевающимися волосами. Ваня смотрел ей вслед и впервые в жизни задумался о загадочности женской души.

На корабле было все так же тихо и безлюдно. Спросить, что такое «колпит» было не у кого. Поэтому Ваня, презрев совет Валентины, приволок бочонок в каюту. Потом он поднялся на мостик, посмотрел оттуда, как за лодкой Валентины тянется серебристый, раздвоенный, как ласточкин хвост, след. Потрогал запотевшие холодные поручни и почти собрался вновь вернуться в каюту, когда услышал тележный грохот приближающегося электрокара. Тележка в три этажа была нагружена звякающими ящиками. Она подкатила к трапу и остановилась в десяти сантиметрах от края причала. Откуда-то из-за штабеля ящиков проявились две дюжие фигуры и начали резво разгружать электрокар. Опустошенное транспортное средство застучало колесами в сторону барханов. А бравые молодцы стали таскать ящики на корабль. Как заметил с мостика Ваня, все ящики были заполнены однотипными бутылками.

На мостик тяжело поднялся небритый капитан с взъерошенной седой щетиной на голове. Он вяло ответил на Ванино приветствие, осмотрелся вокруг, будто бы искал пропавшую вещь, и снова удалился. То по одному, то мелкими группами от барханов потянулись к кораблю матросы. Походка у всех без исключения была не совсем ровной, а некоторых вели заботливые товарищи.

Заработал двигатель. «Самур» ожил. Вновь появился побритый, краснолицый, как индеец, капитан, толкая перед собой облако из паров одеколона.

– Боцман, на бак! – захрипел он в микрофон, не доверяя собственному басу.

На носу появился уже знакомый Ване рыжий боцман. Он открыл лючок на борту, достал оттуда свой микрофон и прокричал:

– Никифоров, стань на кормовой! Приготовиться!

– Отдать носовой, – дунул в микрофон капитан. Боцман засуетился у кнехтов.

– Стой! – раздался истошный крик с причала. – Куда тебя, зараза, несет? Шланг заправочный порвешь, недотепа пьяная!

От облупленной синей будки к кораблю тяжело бежала женщина в комбинезоне и махала снятой рукавицей.

– Закрепи назад носовой! – загудел капитан во всю радиомощь «Самура». – Коровин, отцепи этот шланг растреклятый! Где «дед»? Кто заправку проспал? Боцман, потом ко мне моториста притащишь, я ему ухи оборву под самый корень!

Ваня с изумлением наблюдал за суетой на борту. Шланг отцепили и сбросили на причал. Когда боцман снова стал сматывать с кнехта носовой швартовый канат, с кормы раздался вопль:

– Штурмана нет! Штурмана потеряли!

– Боцман, крепи носовой! – в ярости распорядился капитан.

И обращаясь к невидимому Ване собеседнику на корме, попытался в нехороших выражениях выяснить, кто последним видел штурмана?

– Вон он, штурман! – снова закричали с кормы.

Над барханами Ваня рассмотрел лихую соломенную шляпу. Штурмана приняли на борт, для чего снова пришлось спускать трап. Женщина в комбинезоне сбросила петли швартов с тумб на причале, и «Самур» медленно начал разворачиваться носом вниз по течению Волги.

Капитан сам стоял на руле, то есть на клавишах. Незаметно на борту вновь все вымерло.

– Видишь, – доверительно обратился капитан к Ване, – с одного боку нас вешки белые, а с другого – красные. Ограждение судового хода. Если поворот будет, смотри на берег, там створные знаки стоят. Их надо совместить и на них править, чтобы с фарватера не сойти. Ну-ка, стань к штурвалу.

Ваня с удовольствием уселся на вращающийся стульчик и положил ладони на поручни.

– Два градуса к осту, – скомандовал капитан.

Ваня наклонился над компасом, щелкнул левой клавишей и проследил за тем, как стрелка плавно пошла влево.

– Много, – подсказал капитан. – У парохода инерция большая. Не старайся сразу править туда, куда я сказал. Не добирай чуточку, чтобы не пришлось снова на курс выправлять. Ну-ка, осади чуток. Хорошо. Главное, не спеши. Правь себе тут потихоньку. Я пойду еще часок подремлю. Запомни, всё, что тебе навстречу плывёт, должно проходить по левому борту. Ну, сам понимаешь, движение и по воде у нас правостороннее.

Капитан отвернулся от Вани и пошел с мостика. Только через минуту Ваня осознал весь ужас своего положения: плывущий корабль в четыре с половиной тысячи тонн оказался в его неумелых руках! Позвать на помощь было некого. В институте Ваню научили многим бесполезным предметам, а о судовой навигации не сообщили ни слова! Урчал двигатель на малых оборотах, ладони вспотели на поручнях. Река стала вдруг неимоверно узкой, а красные и белые вешки прямо-таки устремились под корабль!

Через час Ваня устал так, будто бы разгрузил вагон с кирпичами. Теперь легкость, с какой «Самур» слушался его команд, не восторгала, а пугала. Корабль казался ему необъезженным конем, мустангом из прерии. Хорошо, что он плыл не ускоряясь, помаленьку, предусмотрительно поставленный капитаном на «малый вперед». Еще через час Ване захотелось сходить кой-куда, но смены не было, и где ее, эту смену, искать на корабле-призраке – неясно. За все время добровольной вахты никто не попался Ване на глаза. Отчаявшись найти сострадание, Ваня боязливо выпустил поручни из рук. Корабль невозмутимо плыл вниз по реке. Ваня пристроился на самом крыле мостика и справил малую нужду в воду с высоты трехэтажного дома. Ваня подозревал, что совершает страшный грех. А куда было деваться? Вместе с физическим облегчением пришло облегчение моральное. Ваня уверенно взгромоздился на стульчик рулевого и даже пожалел, что не знает, как заставить «Самур» плыть быстрее.

Вверх по Волге, мимо Вани прошел большой грузовой корабль «Кулунда». Он приветствовал «Самур» гулкой сиреной. Но Ваня не знал, где находится управление сигналом, поэтому ограничился тем, что вышел на крыло мостика и помахал «Кулунде» рукой.

Совершенно случайно Ваня оглянулся и ахнул: в кильватерной струе «Самура», покачивая горлышками, десятками плыли полупогруженные пустые однотипные бутылки!

К часам к пяти вечера на мостик вскарабкался капитан. Он многозначительно посмотрел на совершенно изнемогшего Акулича и указал пальцем вперед:

– Смотри, это дельта Волги. Райское место для охоты и рыбалки. Раз ты сам сюда дошел, пароход не утопил вместе с командой, значит, настоящий мужик! Флотской закалки! По отцовой линии у тебя никто на флоте не служил?

– Не знаю, – ответил Ваня, окидывая взором мореплавателя неохватные просторы дельты.

Сбоку подошел матрос, сел на Ванино место и стал править кораблем.

– Сходи на камбуз, – посоветовал капитан. – Там в холодильнике жаркое в синей кастрюльке. Хлеб в верхнем рундуке.

Ваня пошел искать камбуз, жаркое и рундук. Но больше всего ему хотелось пить. На корабельной кухне – камбузе, прямо на металлическом разделочном столе, спал кухонный работник. Этот вывод напросился сам собой, так как на спящем и похрапывающем был надет когда-то белый халат.

В холодильнике нашлась синяя кастрюлька с остатками жаркого, впаянного в застывший оранжевый соус. Хлеб нашелся в деревянной хлебнице прямо на обеденном столе. Пока Ваня тоскливо озирался в поисках подходящей для питья жидкости, на камбуз ввалился один из матросов, открыл кран, припал к нему и стал жадно вбирать в себя воду. Не закрыв до конца кран, матрос ушел, даже не взглянув на Ваню, который удивился столь простому решению проблемы. Выросший в большом городе, Ваня строго следовал правилу, вдолбленному мамой: категорически не пить водопроводную воду! Так как матрос ушел своим ходом, а не рухнул в страшных корчах на пол, Ваня решился. Ополоснул кран снаружи, подставил под струю подвернувшуюся поварешку и налил ее до краев. Какой же вкусной показалась Ване вода! Попала ли она в кран прямехонько из Волги или из какого-то бака, Ваня не знал. Да и знать не хотел. Он выскреб до дна синюю кастрюльку, съел весь хлеб из хлебницы (или из рундука?) и пошел спать с чувством хорошо выполненного долга.

Среди ночи Ваня проснулся. Главный двигатель молчал, «Самур» тихонько покачивался. За иллюминатором было темно. Старпом по-прежнему отсутствовал. Ваня оделся и вышел на палубу. Со стороны кормы были видны далекие огни стоящих на якорях кораблей. «Самур» тоже стоял на якоре, развернувшись носом вверх по течению.

– Канал занят, – сказал кто-то, плохо различимый в темноте. – На море шторм, и суда проходят канал по очереди.

– Какой канал? – спросил Ваня.

– Каспийский судоходный, – услышал он в ответ.

Чиркнула спичка, и в ее желтом свете Ваня узнал штурмана. На голове штурмана белела все та же шляпа. Ваня подумал, что эта шляпа штурману нужна вовсе не для защиты головы, а служит дополнением к образу, как у актера Боярского.

Штурман понял, что Ваня не знает о существовании Каспийского канала, поэтому пояснил между двумя затяжками:

– Волга несет в Каспий много ила, и корабли просто так войти туда не могут. Все время приходится земснарядами размывать ил и далеко в море иметь прорытый канал для судов. Вон, перед нами пять пароходов стоят. Только к утру, может быть, при хорошем раскладе, нас в канал пустят. А пока иди спать, что тут на ветру делать?

После второй порции сна Ваня почувствовал себя молодым огурцом на весенней грядке. «Самур», гудя машиной, плыл по вздыбленному зеленому морю. Волны становились перед ним на дыбы, а он сходу таранил их острым носом. Рассеченные валы врывались на палубу тяжелыми стеклянными струями и кружевной пеной. Иногда Ване казалось, что корабль превращается в подводную лодку или вообще идет ко дну. Изредка «Самур» погружался вровень с бортами, и волны гуляли по палубе, как в бассейне. Поеживаясь от ветра и от жутковатой картины штормового плавания, Ваня вглядывался с мостика в это великолепие, не веря своему счастью. Это ж надо: в простой командировке проплыть по штормовому морю на настоящем фрегате!

В ходовой рубке стояли штурман в шляпе и кроме рулевого еще один матрос по другому борту. У рулевого лицо было зеленоватого цвета, а глаза излучали красный свет. Через определенные промежутки времени рулевой бросал свои поручни, бросался на крыло мостика и некоторое время висел там, перегнувшись через борт. Потом возвращался, утирая рот рукавом и, как ни в чем не бывало, продолжал свое дело.

Корабль шел с сильной килевой качкой, как по крутым горкам. Ване очень нравилось, когда на очередном спуске у него все внутри опускалось как бы на больших качелях. Но через некоторое время ликование сменилось у Вани настороженностью, потом озабоченностью. Что-то с животом было не так. Крутые спуски с горки уже не радовали, а напрягали. К горлу подкатывало, ноги слабели. Он успел все-таки добраться до старпомовской каюты, больно ударился о перекатывающийся по полу бочонок, но достиг раковины умывальника.

Выворачивало и трясло Ваню столь основательно, что у него закралось подозрение: не полезут ли наружу с остатками гуляша и внутренности? Совершенно ослабевший, цепляясь за привинченную к полу мебель, Ваня буквально дополз до диванчика и рухнул на него бесчувственной колодой. Что после этого началось, не пересказать ни в какой страшной сказке! Спать Ваня не мог, его крючила острая боль в желудке, голова раскалывалась и кружилась, приступы рвоты убивали. Стоя на трясущихся ногах на ускользающем полу, хватаясь дрожащими руками за раковину, Ваня пытался освободиться, кажется, даже от того, что съел месяц назад. Перед выпученными глазами Вани на белый фаянс за неимением ничего другого капал желтый желудочный сок. Страдания Вани были так сильны, что он решил для себя, что лучше уж умереть, чем мучиться. Для совершения суицида сил, однако, тоже не было.

Вечер и ночь прошли в сплошном кошмаре. В те секунды облегчения, которые редко даровал ему Каспий, Ваня давал себе страшные клятвы никогда в жизни даже близко не подходить к берегам океанов, морей и озер! Ваня божился, что в первом же порту сойдет на берег, купит билет на поезд и уедет в родной Воронеж. Там он вернет государству деньги за командировку и даже, если главный конструктор будет наезжать, уволится к чертовой бабушке! Он отчаянно взывал к богу морей Посейдону, умоляя его утопить «Самур» и вместе с ним его, Ванины, нечеловеческие страдания! Когда в иллюминаторе забрезжил серый рассвет, Ваня не то уснул, не то потерял сознание.

Очнулся Ваня, когда на часах, что висели на переборке прямо напротив диванчика, стрелки показывали без четверти три. Из раскрытого иллюминатора веял свежий теплый ветерок. «Самур» почти не качало. Шторм утих. Не веря в счастье вновь обретенной жизни, Ваня прислушался к себе. Ни одна из частей организма не посылала тревожных сигналов. Есть хотелось неимоверно. Вместе с ветерком в каюту вплыл упоительный аромат жареной свежей рыбы. Ваня привстал с диванчика, по-волчьи принюхался. Ноги сами собой вынесли его в коридор и понесли к камбузу. То, что предстало перед очами еще недавно полумертвого «кадета», было достойно кисти великого художника. Посреди обеденного стола стоял большой эмалированный таз, в котором золотой горой возвышалась свежеподжаренная каспийская килька!

Глотая голодную слюну, подвывая от страсти ко всему роду тюлек, к которому когда-то принадлежала стоящая на столе килька, Ваня ринулся на камбуз. Кто там был и что ел, Ваня не видел. Чьи-то добрые руки подавали ему куски восхитительного черного хлеба, кто-то заботливо подвинул к нему тазик поближе… С самозабвенным хрустом сотню за сотней Ваня поглощал добычу под одобрительный гогот присутствующих членов экипажа.

Обильно запив кильку крепким ароматным чаем и сильно увеличив собственное поперечное сечение, Ваня вышел на палубу, твердо ступая по окрашенному металлу. Он прошел на бак, по-хозяйски обозрел слабо волнующееся море и зажмурился от наслаждения жизнью. От морской болезни не осталось и следа. Вопли отчаяния, богохульства и ужасные клятвы прошедшей ночи были надежно погребены под килькой, без надежды когда-либо вновь выбраться наружу.

В каюте по косвенным признакам Ваня обнаружил посещение старпома: исчез бочонок с икрой и был закрыт иллюминатор. С этого часа для Вани началась эпоха возрождения. Он активно начал изучать устройство сложной рыбонасосной установки и оборудования цеха переработки будущего улова в рыбную муку. Осваивал теорию ночного лова на свет и живо интересовался у «деда» Степаныча принципом действия легендарной турбины. Штурман бескорыстно ознакомил Ваню с эхолотом, а вечный уборщик Коровин научил орудовать морской шваброй.

Море успокоилось совершенно. Эхолот показывал глубину сорок метров. Сквозь почти прозрачную зелень просвечивало песчаное дно. Ветра не было. «Самур» застыл посреди Каспия при нулевом дрейфе. После наступления темноты было решено начать пробный лов. За это время почти весь экипаж успел искупаться в море. Ваня не позволил себе остаться в некупаном меньшинстве. Он прыгал в воду со спущенного трапа, с борта, с мостика, откуда отваживались прыгнуть немногие. В разгар веселья появился тощий и жилистый старпом в длинных трусах. Он зажал нос пальцами, молча сиганул с мостика, вынырнул и поплыл классическим кролем в открытое море.

– Во дает! – одобрительно заметил кто-то из экипажа.

Когда основательно стемнело, матросы вывалили за борт толстую черную змею, поперечником с человека – рыбонасосный рукав. На конце рукава красовалась конструкция, похожая на воронку, снабженная по четырем сторонам мощными лампами. Рукав ушел на глубину, свет зажегся, и Ваня с изумлением начал рассматривать подводный мир. Белым пятном светился песок на дне, мелькали всевозможные рыбы. Когда они попадали в освещенную область, то вспыхивали серебром, потом ныряли в тень и сами превращались в серые тени. Ближе к носу корабля, прямо перед рубкой, взревел рыбонасос. В специальный бак с решеткой на дне хлынула мощная струя воды. Вода по стальному желобу возвращалась в море, а на сетчатом дне начал на глазах вырастать шевелящийся ворох пойманной и отфильтрованной кильки.

– Ох, ты, беда какая! – услышал Ваня за спиной знакомый бас «деда». – Еще парочку таких пароходов, как «Самур» и «Днепр», так в Каспии за три года ни одной рыбешки не останется!

– Почему? – удивился Ваня.

– А ты сам посмотри, – указал рукой Степаныч в бак, – кого мы ловим! И килька в насос идет и всякая рыбная молодь! И здоровенную рыбину наш насос захватит. Видишь, вон селедка пошла? У трала – у того ячея не позволяет малька захватить! А мы гребем всех без разбору! Без чинов и без званий! Так хоть бы людям эту рыбу продали, а то – в муку!

До Вани стал доходить смысл сказанного механиком. Выходило, что «Самур», по сути, – браконьерское судно! И его, Ванины, рыбонасосные рукава прямо участвуют в грязном лове! Новый феномен – государство-браконьер – не укладывался в голове.

– Не все так мрачно, – попытался добавить медку в бочку с дегтем подошедший капитан. – Рыбная мука пойдет на корм скоту. Ценная витаминная добавка. А коровы – это молоко, масло и мясо. Да и сыры всякие. А то, что мы рыбную молодь губим, так это правда, но не такая уж страшная. В косяке кильки молоди мало. И взрослой другой рыбы тоже. Вот засосали сотню-другую сельди, так не тонну же! Селедку экипаж съест. Опять же, экономия колпита.

– А что такое «колпит»? – вспомнил вдруг Ваня наказ Валентины.

– Колпит? Коллективное питание, – буркнул капитан и удалился в сторону мостика.

– Не страшная правда, – угрюмо подтвердил «дед», заглядывая в бак. – У Каспия, как у океана, – берегов нет! И рыбы не меряно! Какую рыбную муку коровы в колхозах не сожрут, на складах сгноят. Не впервой! Сегодня за каспийскую селедочку на базаре в Астрахани платят как за золотую рыбку!

Механик сплюнул в бак и тоже ушел. Расстроенный Ваня остался у бака, который почти доверху наполнился живой килькой. Верхние рыбешки подпрыгивали, вертелись змейками в воздухе и снова шлепались в общую груду. Рыбонасос остановился. Дно бака откинулось на петлях, и добытая рыба ссыпалась на транспортер перерабатывающего цеха.

Ваня уже знал, что цех высоко механизирован. Обслуживает его всего восемь человек. Не пройдет и двадцати минут, как две тонны трепыхающейся кильки будут расфасованы в бумажные мешки в виде желтоватого жирного порошка – рыбной муки.

Собственно, работа Вани заключалась в том, чтобы проследить, насколько надежно скреплены между собой четырехметровые секции, из которых состоял весь рыбонасосный рукав. При лове с глубины сорок метров проблем не было.

На сегодня пробный лов был закончен. Корабль поплыл в сторону Махачкалы, где намеревался найти глубины до ста двадцати метров. С большей глубины рыбонасос качать воду был не в состоянии, да и рукав бы не выдержал собственной тяжести. Ваня ушел в каюту старпома в дурном настроении.

Утром обнаружилось, что «Самур» стоит на рейде Махачкалы, но в порт его не пускают потому, что в Дагестане произошло землетрясение. Капитан предложил желающим на пару часов съехать на берег, на это якобы разрешение было. Ваня, конечно же, выразил желание посетить Махачкалу одним из первых.

С левого борта спустили моторный баркас, в него попрыгали те, кто имел какие-то интересы на берегу. Дизель на баркасе зафыркал, и Ваня приготовился к высадке на незнакомую землю.

Причалили почему-то не к берегу, а к ржавой конструкции, которая когда-то была кораблем, а сейчас, лишившись надстройки, служила дебаркадером. Капитан многозначительно показал Ване на часы, три раза потряс в воздухе растопыренной пятерней и один раз – кулаком. Это должно было означать «отчаливаем в пятнадцать». Опоздаешь – останешься на берегу.

Ваня пешком добрался до городского пляжа, так как из порта в центр города пройти было невозможно: повсюду стояла милиция. На пляже Махачкалы преобладали ребристые ракушки, песка почти не было. С моря дул холодный ветер, и Ванин план искупаться отпал сам собой. Зато от пляжа, вверх по улице, оказался не охраняемый проход, куда Ваня устремился, заинтригованный словом «землетрясение».

Разгуливая по улицам сотрясенного города, Ваня ничего особенного не заметил. Редко в каких домах наблюдались незначительные трещины в стенах. Но в скверах рядами стояли большие армейские палатки, в которых разместились напуганные жители. По задам палаток шастали резвые дети. Обычно по трое. Два разбойника поднимали тыльный полог палатки, а третий чумазой мышью нырял внутрь. Через секунду он появлялся наружу с какой-нибудь добычей: эмалированным тазом, подушкой, парой башмаков. Наружные стражи резко опускали полог, и погоня с негодующими воплями начинала путаться в складках брезента, потеряв законную возможность преследования.

К трем часам Ваня спустился в порт, взобрался на ржавый дебаркадер и стал вглядываться в горизонт в поисках желанного баркаса. Подтянулись остальные члены десанта и, не теряя времени даром, принялись выпивать и закусывать.

Приплыл баркас, постукивая дизелем, на котором прибыл штурман в соломенной шляпе. Штурман сообщил, что сильное землетрясение было не в Махачкале, а где-то далеко в горах, в районе аула Сулак. Поэтому город пострадал мало. Еще поведал, что капитан, который уже на борту, приказал купить пива. И он отбывает по капитанскому поручению и вернется не раньше, чем через час. Десантники к концу монолога уже все свое выпили и загалдели, что им тоже нужно отполировать внутренности пивом. Дружной стаей «самурайцы» двинулись в порт. Ваня перебрался на баркас и стал от нечего делать изучать дизель. Дизель оказался японским, фирмы «Isuzu», но инструкции на табличках-шильдиках были на русском. Ване очень понравилась надпись: «кнопка запука».