Текст книги "По следам Александра Великого"

Автор книги: Александр Харников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Именно так. Видите ли, там, откуда мы прибыли, есть такие суда – мы их именуем субмаринами – и некоторые из них могут не выходить на поверхность месяцами, быстро передвигаться как над водой, так и под водой, и способны потопить любой корабль, а также атаковать наземные цели. А вас мы хотели бы поставить на работу по созданию таких кораблей. В любом случае скучно вам не будет – и безденежью вашему тоже придет конец. Вот только, если вы согласитесь, вам придется остаться в России; мы не хотим, чтобы наши секреты расползлись по всему миру.

– Я согласен, Алан! Вот только… – и у него на глазах появились слезы. – Видите ли…

– Вы про Кортни и чету Барлоу? – спросил я.

– Откуда вы про это знаете?!

Сказать, что Фултон был испуган, означало ничего не сказать. Он побледнел, и руки его задрожали. Но потом он все же совладал с собой и торопливо заговорил:

– Позвольте мне вам все объяснить. Когда я прибыл в Англию, моя карьера художника не сложилась – мои картины хвалили, но практически никто их не покупал. Жить мне было не на что. Я хотел вернуться в Америку, но денег у меня не хватало даже на оплату места в трюме… Да и из моей каморки в Лондоне меня хотели вышвырнуть – я уже четыре месяца не платил за нее ни пенни. Поверьте, не потому, что не хотел, просто у меня вообще ничего не было, а те крохи, которые я зарабатывал, когда писал портреты торговцев, уходили на еду. А последние два портрета вообще не были оплачены. Так что я жил впроголодь и был должен денег всем вокруг. Вы… вы меня осуждаете?

– Нет, конечно. – Я мог бы ему рассказать, как в «счастливые девяностые» мой отец, майор спецназа с наградами за Афган, в одночасье был сокращен, а деньги, которые он получил при увольнении, почти мгновенно превратились в ничто. И как он ездил челноком в Турцию за товаром, а мама этот товар продавала на вещевом рынке. И как один раз ее ограбили и избили местные бандиты, после чего отец избил уже их – и все шло к тому, что посадить должны были именно его. От тюрьмы его спас друг детства, служивший в местной милиции.

– За год до того две моих работы купил – задешево, я должен сказать – мистер Вильям Кортни, граф Девонский. И он пришел ко мне и пригласил меня к себе жить, сказав, что у него для меня найдется и место в особняке, и кусок хлеба. И во вторую ночь после моего переезда он напоил меня весьма дорогим портвейном – после чего…

– Подробностей не надо, – кивнул я. – Он известный содомит.

– Должен сказать, впрочем, что именно с его помощью я получил кое-какое финансирование для моих задумок и встал на ноги. Кроме того, именно он передал в министерства мое сочинение о постройке каналов. Но за его помощь он заставлял меня…

– Можете дальше не рассказывать. Пусть это останется вашей тайной…

– А потом я переехал от него, но он постоянно требовал, чтобы я приезжал и… делал то, что делал до того. И тогда я решил уехать из Англии. Я хотел вернуться в Америку, но познакомился с неким Джоэлем Барлоу, американцем, живущим в Париже. Он пригласил меня к себе, пообещав представить меня во французские министерства и оказать мне протекцию. Когда я приехал, он действительно познакомил меня с чиновниками, которые пообещали мне деньги. Поначалу я даже что-то получал, но потом денежный ручеек иссяк, мне давно уже ничего от них не приходило, хотя они продолжают все время что-то мне обещать. Но я не об этом. Вскоре после моего приезда Джоэль объявил, что уезжает, а через два дня я проснулся и обнаружил Рут Барлоу – жену Джоэля – в моей постели, и я… не устоял. На следующую ночь все повторилось, вот только во время нашего соития в комнату вошел Джоэль. Я испугался, но тот лишь сказал: «Продолжайте. Только раскройтесь. Хочу видеть, как вы этим занимаетесь». А потом мне пришлось… обслужить и самого Джоэля. С тех пор мы… живем втроем, и пока у меня нет денег, я не могу никуда уехать. Но очень хотелось бы. И, знаете ли, то, что мне приходится делать с обоими супругами, весьма противно. Хотелось бы найти себе любимую супругу – а с мужчинами больше никогда не иметь дела.

– Ну, в России вас никто не будет склонять к этому делу. Деньги у вас будут свои, будет и квартира, в которой вы почувствуете себя хозяином. А супругу вы рано или поздно найдете, смею надеяться. И даже не обязательно будет переходить в православие – у нас достаточно много остзейских немцев, которые, как правило, протестанты. Можете жениться на дочери одного из них. А вот содомия у нас в стране не в почете.

– Я и хочу оставить ее в прошлом, а сам готов перейти в ваше православие, только, пожалуйста, не в католичество.

– Вот и хорошо. Будем считать, что предварительные переговоры с вами прошли успешно…

18 августа 1801 года. Французская республика. Руан. Капитан Казбек Бутаев, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области

Однако… столько новостей, и все хорошие. Эх, как не хочется покидать Руан после такого, но завтра мы уже возвращаемся в Париж. Мы – это мы с Беатрис. Причем возвращаемся по отдельности – она на утреннем дилижансе, я на том, который уходит в полдень. Это чтобы не скомпрометировать ее раньше срока.

Виконта мы перевербовали, причем качественно, могу похвастаться сим фактом. Фултон согласился перебраться в Россию. И, кроме того, мы с Беатрис нашли-таки время и провели множество незабываемых моментов в этом древнем и прекрасном городе. Но об этом я лучше распространяться не буду.

И представьте себе… Вчера мой друг Джон МакКриди объявил мне, что получил весточку – в город прибыли те самые люди, ирландец и шотландец, которые хотели обсудить со мной российскую помощь освободительным движениям их стран. И они предлагают встретиться не там, где я обычно это делаю, а в местной пивной «Chez Paul». И да, на второй ее этаж есть отдельный вход с улицы, дабы не светиться в главном зале.

Здание было помоложе, конечно, чем «Ля-Куронн», но ему тоже было не менее пары сотен лет. Как ни странно, находилось оно в квартале от собора; раньше оно было любимым местом сбора местных священников, но во время Французской революции собор закрыли, священников разогнали, и место пустовало. А потом его неожиданно полюбила местная шотландская диаспора. По словам Джона, еда так и осталась французской, и очень неплохой, хоть и классом пониже, чем в «Короне», а вот пиво там теперь варится по шотландским рецептам и ничуть от этого не проиграло.

Кабинет, куда меня привел Джон, выглядел примерно так же, как это обычно бывает во французских brasseries, как здесь именуются пивные. Довольно-таки простой лакированный стол, стулья с удобными спинками вокруг него, посередине – массивный шандал со свечами, на стенах – полки с кувшинами от сидра, некая дань нормандской кухне, и тут же – огромный шотландский флаг – белый андреевский крест на синем поле.

Нас уже ждали трое. Меня представили как «мистера Алана» (вообще-то надо было сказать «мистер Бутаев», но Джон решил не светить мою фамилию, и правильно сделал), а эти трое оказались Фергусом, Кираном и тоже Аланом. Киран – ирландец, Алан – шотландец из клана Грант, а Фергус оказался помесью шотландца и ирландца.

На столе стояли кувшин пива, несколько глиняных кружек, тарелка с устрицами, другая – с papiettes, что-то вроде мясных рулетиков, и третья – с сырами, а также корзинка с хлебом. Устрицы я есть не стал, памятуя страдания животом некого виконта, зато все остальное мне очень понравилось. Но сначала мы выпили действительно великолепного темного пива.

Разговор поначалу не очень клеился, а потом Киран спросил меня напрямую, почему русские хотят помочь двум кельтским нациям. На что я ответил:

– Мы, русские… – я не стал вдаваться в подробности, что я, мол, хоть и россиянин, но осетин, – не любим несправедливости. Да, мы хотим ослабить нашего извечного врага – Англию, но в первую очередь для нас важно, чтобы оба ваших народа жили так, как они хотят. Чтобы не наказывали тех, кто хочет говорить на своем языке. Чтобы земли не отбирали у тех, кому они принадлежали столетиями, и не отдавали помещикам, ни разу не посетившим Ирландию или Шотландию. Чтобы не навязывали свою религию.

Видите ли, – тут я решил признаться, – я тоже принадлежу к малому народу. Когда-то давно мы, осетины, добровольно вошли в состав России и не прогадали. Никто не отбирал нашу землю, никто не заставлял нас забыть свой язык, никто не унижал нас, говоря, что мы люди второго сорта. Вместо этого мы получили все те же права, что и те подданные русского императора, кто русский по происхождению, и те же возможности для военной или гражданской карьеры. Да, мы, как и русские, православные христиане (я не стал рассказывать о наших особенностях, таких, как поклонение Уастыржи[26]26
  Уастырджи – один из героев нартского осетинского эпоса. Он является покровителем мужчин, путников и воинов. Его описывают как небожителя и изображают седобородым мужчиной на белом коне, одетым в белую бурку. Спускаясь на землю, он проверяет людей, чтобы узнать, помогают ли они друг другу в нужде и горе.


[Закрыть]). Но другие нации, такие, как, например, кабардинцы или балкарцы, мусульмане, и Россия никогда не заставляла их переходить в православие, и им дарованы те же права. Если бы англичане так же поступали с вашими народами, это было бы хорошо. Но это не так. Или я не прав?

– Вы правы, – сказал Киран, и двое других кивнули, соглашаясь с ним. – Хорошо, мы примем любую помощь от вас с благодарностью. Вот только испанцы и французы не раз и не два обещали нам помощь, а потом либо сдавались англичанам, либо просто бросали нас на произвол судьбы. И не доставляли нам того, что обещали, даже когда это было оплачено.

– Я вас услышал. Мы готовы помочь вам в первую очередь оружием, которое мы добыли у англичан, и не только им. Но в первую очередь мы можем помочь вам научиться воевать так, это делаем мы. Вы знаете, я надеюсь, про разгром английской эскадры у Ревеля?

– Да, мы об этом слыхали. Хотя английская пресса и всячески принижает эту вашу победу. Мол, потеряно было не так много, да и русские нарушали законы войны.

– А как они объясняют потерю всей эскадры Нельсона, а также самого Нельсона?

– «Таймс» и «Морнинг Кроникл» написали, что Нельсон умер от болезни, а «Морнинг Пост» и «Морнинг Геральд» – что от несчастного случая. Дескать, во время шторма массивный блок упал на голову сэра Горацио. И ведь никто из моряков пока еще не вернулся в Англию, так что и слухов особых нет. Разве что народ не очень-то верит в то, что потеряна всего лишь дюжина кораблей – и при этом потоплены то ли шестьдесят, то ли семьдесят русских.

«Да, – подумал я. – Все как у Геббельса – или у английской прессы во время Чеченских войн».

– Ну и в определенных объемах можем помочь вам и финансово.

– Очень хорошо, – впервые заговорил Алан Грант. – Но что же хотите вы взамен?

– Главное – это то, чтобы в освобожденных государствах не начали никому мстить по национальному или религиозному признаку. И это не обсуждается.

– Да, мои друзья рассказали мне об этом, – кивнул Алан, а Киран и Фергус в один голос заявили, что так оно и будет.

– Ну и хотелось бы, чтобы ваши страны стали дружественными для России.

– Поверьте мне, ирландцы и шотландцы умеют быть благодарными, – это был уже Фергус.

– Хорошо. И вот что еще. Нам нужно несколько человек, отслуживших в английской армии. Как офицеров, так и сержантов. Зачем, я вам сказать не могу. Но могу пообещать, что эти люди будут первыми, кто увидит, как именно мы воюем.

– Я вышел в отставку капитаном английской армии, – привстал Алан. – У меня даже сохранилась форма моей части. И у меня есть друзья, которые тоже служили там же – двое сержантами, один лейтенантом.

– А вот это хорошо. Форма не понадобится, мы вам сошьем новую. По легенде, скажу сразу, вы – особое подразделение. Все остальное вам расскажут потом. Нужно, чтобы кое-где не заподозрили, что часть эта не совсем английская. И да, у нас есть человек, в котором признают высокопоставленного сотрудника одного английского министерства. Насчет же всего остального… Я передам информацию о вашей заинтересованности по своим каналам, и в самое ближайшее время вам предложат план действий. Надо будет обговорить способ связи, чтобы мы смогли передать вам этот план, а до того сообщить вам, Алан, и вашим друзьям, куда и когда вам следует прибыть.

– Ну что ж, мистер Алан, мы согласны, – сказал Фергус, а Киран и Алан кивнули. – И даст Бог, что русские окажутся более достойными союзниками, чем французы и испанцы. Так что давайте выпьем еще по кружечке и обсудим вышеуказанное.

20 августа 1801 года. Североамериканские Соединенные Штаты. Вашингтон, округ Колумбия. Джулиан Керриган, опять изображающий британского агента

Ну что ж, поколесил я изрядно по родной стране… Хотя, конечно, чем больше времени я провожу в северных штатах, тем больше прихожу к мысли, что люди здесь совсем другие. Они совсем не похожи на нас, южан. Я, конечно, и раньше бывал в Бостоне, и в Нью-Йорке, но география моего пребывания практически всегда ограничивалась портовыми районами и матросскими кабаками, и поэтому я мало знал про то, что находилось за этими местами.

А оказалось весьма презанятно. Да, мне повезло в Бостоне, где я познакомился с Эндрю Адамсом, ставшим моим другом. И тем более в Нью-Йорке, где я нашел Джона Мартинса. Но Мартинс – русский, хоть и прожил столько лет в штате Нью-Йорк. А вот почти все остальные тамошние обитатели казались мне намного более зацикленными на выгоду и намного менее на дружбу, чем жители Чарльстона или, например, Саванны. Даже Балтимор, хоть и расположен на юге, но его близость к северу явственно ощущается.

Впрочем, и каждый крупный американский город, даже на севере, имеет свою окраску, и, как ни странно, те бывшие английские агенты, с которыми я там встречался, как правило, соответствуют той окраске. Эндрю Адамс в Бостоне – торговец, занимающийся импортом из Англии. А в Нью-Йорке человек по имени Джастин Чейз, которого мне назвали в Лондоне, оказался местным банкиром.

Нью-Йорк всегда был одним из центров торговли с Европой, и именно там банковское дело было самым развитым в Америке – нужно же кредитовать торговлю. Как ни странно, бостонские банки тоже существуют, но там намного сложнее получить кредит, да и все операции идут со страшным скрипом. Так мне, по крайней мере, рассказал мистер Чейз.

– Мистер О‘Нил, видите ли, мне все равно, кто нами правит – президент в Филадельфии – пардон, теперь в этом новом городе, Вашингтоне, не знаю уж, приживется ли эта столица – или король в Лондоне. Главное, чтобы они не мешали нам зарабатывать деньги. И при англичанах, скажу вам честно, было с этой точки зрения лучше – Лондон далеко, и мы могли делать, что хотели. И именно через нас шло финансирование торговли с метрополией. Так что мы только потеряли от этой никому не нужной революции.

– Так уж и никому? – усмехнулся я тогда.

– Господам конгрессменам и сенаторам, полагаю, да. И только.

Чейз был готов и дальше работать с Лондоном, но только в обмен на конкретные материальные блага. Так что я пообещал довести эту информацию до моего начальства в Лондоне, и мы остались вполне довольными друг другом. Кроме того, что он меня даже не накормил – стаканчик довольно-таки скверного виски не в счет.

Человек в Филадельфии, как оказалось, умер еще во время эпидемии желтой лихорадки в девяносто третьем году. Так что я, взглянув на колыбель независимости и бывшую столицу, в тот же день отправился дальше, в Балтимор, благо туда было совсем недалеко. Я мог, конечно, попытаться найти кого-нибудь, кто бы снабжал Лондон информацией, но зачем? Такого задания у меня не было, да не очень-то этого и хотелось.

Наконец-то я приехал в место, где чувствовал себя почти дома. Конечно, Мэриленд – это не Южная Каролина, но все равно люди здесь больше похожи на тех, среди которых я вырос. В Балтиморе первым делом я встретился с Мартыновым – он успел обо всем договориться насчет русских клиперов и насчет найма команды. И мы с ним распрощались – он вернулся в Нью-Йорк, а я продолжил отрабатывать свою легенду и походил по кораблестроительным конторам. Как оказалось, никто не хотел даже думать о постройке кораблей для «тирании», как здесь нередко отзывались об Англии. Все-таки Балтимор – город южный, и они помнят войну за независимость и причины, по которым она началась.

Оставалось посетить Джереми Бенсона, последнего из агентов, которых мне было задано навестить. Как оказалось, он еще в конце прошлого года переехал в новую столицу, до которой и было-то всего около сорока миль. И я подумал, что надо бы отработать и этот вариант. Пришлось мне отправиться в Вашингтон.

Я помнил, что в 1790 году Конгресс принял закон, согласно которому новая столица будет располагаться на обоих берегах реки Потомак между Вирджинией и Мэрилендом. Территория в форме квадрата со стороной в десять миль была выделена этими штатами и получила наименование округ Колумбия. На тот момент большая часть этой территории была практически не заселена, и там располагались лишь два маленьких городка, Джорджтаун с мэрилендской стороны и Александрия с вирджинской[27]27
  Вирджиния забрала обратно свою часть территории в 1846 году.


[Закрыть]. Сама же новая столица была основана на северной – мэрилендской – стороне реки, приблизительно в центре нового округа.

Построена она была по планам архитектора Пьера-Шарля Ланфана. Ланфан родился и вырос в Париже, но отправился в Америку во время Войны за независимость вместе с генералом Лафайетом, у которого он служил военным инженером. В отличие от своего шефа, Ланфан решил остаться в Америке, и его проект новой столицы победил на конкурсе, объявленном Конгрессом, и был в общих чертах принят. Поговаривают, что он так и не получил денег за свой проект[28]28
  Это действительно так. Ланфан умер в нищете в Мэриленде в 1825 году.


[Закрыть].

План города был скорее европейским, чем американским, – широкие авеню, величественные здания, парк, известный как Молл, посередине. Чем-то новый город напоминал Петербург, хотя, конечно, русская столица намного красивее и интереснее. Народа в городе было немного – там располагались Конгресс, Президентский особняк и некоторые министерства, и там же находились резиденции конгрессменов и сенаторов (обычно арендованные – никогда же не знаешь, сколько времени ты будешь жить в этом городе), а также тех, кто работал в министерствах, либо занимался снабжением слуг народа.

Адрес Бенсона – в пяти кварталах к востоку от Молла – мне дали в Мэриленде. Это оказался первый подъезд длинного серого таунхауса; с другой стороны располагался такой же. Я постучал, и мне открыл толстенький человек с бакенбардами. Когда он увидел меня, улыбка сползла с его лица, и он процедил:

– Что вам угодно? Имейте в виду, я ничего не покупаю, а мои квартиры намного дороже, чем вы можете себе позволить.

Но когда он узнал, что я из Лондона, он сменил гнев на милость и пригласил меня внутрь. Налив мне и себе довольно-таки скверного виски, он долго изливал мне свои обиды на наше молодое государство.

– Представьте себе, я построил эти два дома на все мои сбережения, в надежде их сдавать членам Конгресса. И что? Заселяться они заселяются, а потом многие попросту не платят – и уезжают из города в конце законодательной сессии. И попробуй что-нибудь из них выбей… А еще ходят всякие ремесленники и прочий сброд, хотят найти квартиры подешевле. Нет, все-таки при англичанах было все намного лучше. Я ненавижу Соединенные Штаты!

– А вам тогда жилось лучше?

– Моему отцу принадлежали дома в Балтиморе, в которых жили морские офицеры. Эти не скупились, платили всегда вовремя, и жили мы весьма неплохо. Пока, конечно, эти сволочи в Филадельфии не объявили о независимости, и не началась война. И жизнь становилась с тех пор все хуже и хуже. Я вас спрашиваю, зачем было свергать Георга III, чтобы заполучить нового Георга – Джорджа Вашингтона. А после него – сначала Адамс, теперь Джефферсон, а для бедного человека, такого, как я…

Я еще подумал, что есть люди и намного беднее, а ему-то что жаловаться? Но Бенсон потом взял меня за грудки и заблеял:

– Мистер О‘Нил, я готов делать все, чтобы нами вновь стал править генерал-губернатор Вирджинии на службе его величества, а не… эти.

Последнее слово он прямо-таки выплюнул, и я понял, что наконец-то у меня есть человек, которому будут очень рады в Лондоне. И я, пообещав передать его слова моему начальству, распрощался с ним и отправился в порт Джорджтауна – пора было возвращаться в Нью-Йорк, а оттуда в Бостон и в Лондон. И, если мне это дозволят, в Петербург…

10 (22) августа 1801 года. Российская империя. Санкт-Петербург. Охтинская судоверфь. Дмитрий Викторович Сапожников, лейтенант Российского флота и кавалер

Нет ничего тайного, что не стало бы явным. Мы рассчитывали, что строительство первого нашего парохода будет не замечено посторонними лицами, но, как и следовало ожидать, слухи о новинке российского судостроения быстро выползли за пределы судоверфи. О нашем чудо-корабле стали судачить не только люди, сведущие в этом деле, но даже торговки на рынке. Вот и моя Настюшка, наслушавшись пересудов своих приятельниц, решила поведать мне о таинственном судне, которое по ночам появлялось на Неве.

– Митенька, – сказала она мне, с удовольствием поглядывая на то, как я, сидя за столом, уминаю жаркое, – такие страсти у нас в городе творятся, такие страсти…

Настасья перекрестилась на иконы, после чего продолжила свой рассказ.

– Давеча поведала мне кузина, что горничная ее, возвращаясь из гостей, увидела, как на Неве, аккурат у Матросской слободы, плыл корабль без парусов с двумя колесами по бокам. Внутри него что-то пыхтело и ухало. А из большой трубы валил черный дым. А чухонец, который ловил рыбу на своем ялике у Смольного монастыря, чуть было не столкнулся с этим кораблем. Тот прошел мимо него. Чухонец своими ушами слышал, как его кто-то обругал по-матерному. А на корме стояла большая черная лохматая собака, которая облаяла чухонца.

– Чего только не придумают твои приятельницы, – усмехнулся я, отодвинув в сторону пустую тарелку. – Этот чудо-корабль называется пароходом. Внутри него стоит машина, которая крутит колеса на его боку. С помощью этих колес сей корабль и движется. Ему не нужны ни паруса, ни ветер. А построили его на Охтинской судоверфи наши корабелы. Машину же для него изготовили по чертежам купца Ивана Кулибина.

Я скромно умолчал о своем участии в строительстве первого русского парохода. По ночам (а время белых ночей в Питере уже закончилось) корабль, получивший имя «Первенец», проводили ходовые испытания на Неве. Пароход оказался удачным, поворотливым и достаточно быстроходным. Адмиралу Ушакову, который совершил несколько пробных выходов на нем, «Первенец» очень понравился.

– Дмитрий Викторович, – сказал он мне, – теперь я понял – время парусников заканчивается. Скоро все военные корабли будут иметь паровой двигатель. К тому же, как вы мне рассказали, их начнут строить из железа. Если борта таких кораблей еще защитят стальными листами, то им не будут страшны и вражеские ядра. Надеюсь, что подобные корабли, которые вы называете броненосцами, первыми построят наши мастера. И пушки для них отольют на наших заводах.

– Все так и будет, Федор Федорович, – ответил я. – И Англии придется отказаться от титула «Владычица морей». Впрочем, будет ли тогда вообще на карте мира Англия?

Ушаков внимательно посмотрел на меня.

– Дмитрий Викторович, – произнес он. – Англия как государство на карте мира останется. Только в каких она будет границах? Но я не люблю гадать на кофейной гуще, и потому ответ на сей вопрос пусть дадут наши дипломаты. Любая война заканчивается миром. Надо, чтобы наша война с Англией завершилась выгодным для нас мирным договором. А мы люди военные, и нам следует думать над тем, как приблизить конец войны…

Продолжая свой разговор с Настенькой, я постарался объяснить ей, что ничего страшного и богопротивного в построенном нами пароходе нет. Его освятил батюшка перед спуском на воду, на «Первенце» есть комнатка с иконостасом, и перед выходом в первый для корабля боевой поход Синод назначит священника, который будет проводить на борту парохода все службы.

– Ну, если так, Митенька, – произнесла Настасья, – то тогда на душе у меня будет спокойно. С Божьей помощью мы разобьем всех супостатов. А с кем нам придется воевать? С французами мы вроде замирились, а англичане после того, как им хорошенько всыпали в Ревеле, вряд ли снова сунутся к нашим берегам.

– Настенька, – ответил я, – ты забыла о свеях. Ведь сколько мы с ними воевали – почитай не одну сотню лет. И хотя между Россией и Швецией сейчас мир, британцы, которые не простят нам разгром у Ревеля, наверняка сделают все, чтобы натравить их на нас.

– Я помню, как отец нынешнего шведского короля грозился войти с флотом в Неву, сбросить с пьедестала памятник Петру Великому и со своими офицерами попировать в Зимнем дворце.

– Только в сражении у Выборга в 1790 году король Густав III сам едва не попал в плен к нашим морякам, – заметил я. – Чудом спасся, трусливо сбежал, бросив свой флот. А потом его пристрелил через два года в королевской опере во время бала-маскарада шведский же отставной офицер.

– Да, я слышала об этом, – кивнула Настасья. – Это ужасно.

– Похоже, что и сын кончит так же скверно, как и отец, – заметил я. – Кстати, милая, ты не хотела бы прокатиться на корабле, который так перепугал твоих кумушек? Могу организовать тебе прогулку по Неве. И не бойся – я все время буду рядом с тобой…

22 августа 1801 года. Средиземное море. Старая крепость на острове Корфу. Капитан 1-го ранга Александр Андреевич Сорокин

Постепенно в гавани Корфу собирались разбросанные по всему Средиземноморью корабли французского флота. Многие из них нуждались в ремонте и пополнении экипажей. Кое-кто из командиров республиканского флота с большой неохотой подчинялся приказу Первого консула, в котором прямо говорилось, что командовать эскадрой, которая будет базироваться на Корфу, буду я. Но приказ есть приказ. И в нем недвусмысленно говорилось о суровых наказаниях для тех, кто его ослушается.

С одной стороны, я мог понять французов – часть командиров кораблей и фрегатов по чину были равны мне. А моряки, как и все военные люди, были весьма чувствительны к вопросу чинопочитания. Чтобы исправить эту ситуацию, государь поспешил присвоить мне чин контр-адмирала. Но высочайший указ о производстве меня в этот чин еще не пришел, и потому я пока считался тем, кем я уже был.

Вообще же и русские и французские командиры готовили свои корабли к предстоящим баталиям. А в том, что они будут, не сомневался никто. Британцы всегда считались врагом серьезным и храбрым, и на легкую победу над ними рассчитывать не приходилось. Впрочем, все наши моряки были воодушевлены победой русского оружия над эскадрой адмирала Нельсона при Ревеле. Французы же, помня свое поражение в сражении при Абукире, с уважением поглядывали на нас. Про то, что не так давно мы были врагами, и здесь, на Корфу наши морские служители бились с ними не на жизнь, а на смерть, ни они, ни мы предпочитали не вспоминать.

Не сидели без дела греческие каперские корабли, нападавшие на британские транспортные суда. Хотя греки и имели каперские свидетельства, но иначе как пиратами я их не называл. Как мне докладывали сведущие люди, жертвами их нападений становились не только корабли, принадлежавшие подданным короля Георга. От греков сильно доставалось и неаполитанцам, и османским торговцам, и купеческим судам под самыми разными флагами, которые рискнули войти в воды восточной части Средиземного моря. Но с пиратскими замашками греков я ничего не мог поделать. Оставалось лишь пожурить их и пообещать строго наказать, если мне станут известны случаи их разбойничьего поведения.

С другой стороны, те же греки заставляли других морских разбойников – магрибских пиратов – держаться подальше от наших торговых судов. Удивительно – грабители и работорговцы Алжира и Туниса принудили платить им дань Испанию, Королевство обеих Сицилий, Португалию, Тоскану, Папскую область, Швецию, Данию, Ганновер, Бремен и даже гордую Великобританию. Зачастую эту дань маскировали под «поминки» и «подарки» правителям портов, в которых базировались пиратские эскадры. А вот с греками, у которых даже своего государства еще не было, они предпочитали не связываться.

Случалось, что берберийские пираты нападали и на российские торговые суда. Жаловаться же на них турецким султанам было бесполезно. И совсем не потому, что турки защищали своих подданных. Это только считалось, что правители Алжира и Марокко подчинялись османам. Но на самом же деле подчинение это было лишь для вида. Каждый бей или паша всерьез полагал, что только он полноправный правитель в своих землях, а тот, кто сидит в Константинополе, лишь покровитель правоверных, и не более того.

Впрочем, после того, как мы получили строгий приказ из Петербурга строго наказывать берберийских пиратов за их бесчинства, без особых церемоний вешая пойманных разбойников на мачтах их же кораблей, нападения на российские торговые суда быстро прекратились. Дело дошло до того, что некоторые европейские негоцианты при виде пиратской галеры или шебеки поднимали на своих мачтах андреевские флаги. И это действовало – разбойники прекращали преследование и убирались восвояси.

Сегодня на Корфу должны прибыть наши корабли из Константинополя. Как я слышал, генерал Кутузов, направленный в Турцию в качестве посланника, сумел договориться с османами, и теперь наши корабли с порохом и солдатами могут беспрепятственно идти на Корфу. Раньше же нам приходилось прорываться через Дарданеллы и тайно пробираться в Ионическое море, опасаясь захвата кораблями британского флота. Теперь же наши транспорты будут сопровождать турецкие военные корабли, на которые англичане нападать пока остерегаются.

Ну, ничего, вот закончим ремонт и пополним экипажи – тогда держись, Британия! Надо показать этим ростбифам, как их называют наши французские союзники, что наша победа у Ревеля – не случайность. И русский флот еще покажет британцам, кто в море хозяин. Государь очень рассержен тем, что британцы захватили и не собираются передавать ему Мальту. Значит…

Я взглянул с высоты Старой крепости вниз. Мне показалось, что на горизонте появились паруса. Чтобы точно в этом удостовериться, я взял подзорную трубу, раздвинул ее и обозрел горизонт. Так и есть – к гавани Корфу приближались корабли. На мачтах их были андреевские флаги с синим крестом, и красные – турецкие. Значит, все в порядке – к нам пришло подкрепление, и скоро можно будет готовиться к походу.

Неплохо было бы встретить у пирса прибывающие корабли и поприветствовать их командиров, среди которых наверняка есть мои хорошие знакомые.

Я велел своему вестовому подать парадный мундир и наградное оружие. Без пяти минут контр-адмирал должен выглядеть соответствующим образом.

24 августа 1801 года. Французская республика. Париж. Капитан Казбек Бутаев, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области