355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Звягинцев » Группа первая, (rh +). Стабильное неравновесие (сборник) » Текст книги (страница 8)
Группа первая, (rh +). Стабильное неравновесие (сборник)
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 01:08

Текст книги "Группа первая, (rh +). Стабильное неравновесие (сборник)"


Автор книги: Александр Звягинцев


Жанры:

   

Крутой детектив

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Восточный Афганистан
27 мая 1988 года

Поднявшееся в зенит яркое солнце съело остатки утреннего тумана и выбелило окружающий ландшафт. С площадки перед пещерой открылся вид на гряду крутых, будто окрашенных охрой склонов, образующих ущелье. По дну его серой лентой вилась довольно широкая река. За охристыми хребтами, на севере, дробились в мареве заснеженные пики каменных исполинов.

– Что там, за снежниками? – указал в их сторону Алан, присаживаясь рядом с Сарматовым на выступ в скале.

– Там аксакалы в чайханах пьют кок-чай, юные пионеры на хлопковых полях помогают взрослым выполнять социалистические обязательства, потому что взрослые торгуют на базаре, – ответил Сарматов. – И еще там никто ни в кого не стреляет, так как молодцы-погранцы держат границу на здоровенном амбарном замке.

– Вот бы хоть бы день так пожить бы! – вздохнул Алан.

– Ну, это уж как получится! – кивнул Сарматов и повернулся к подошедшему Савелову, сжимающему в руке рацию.

– Хаутов, я тут к частотке подстроился, послушай, – обратился Савелов к Алану.

Алан вслушался в гортанную отрывистую скороговорку, несущуюся из рации, и пояснил:

– А-а, это треп полевых командиров!.. Один из них – узбек Рахман, другой – таджик Абдулло. Рахман сказал, что караван с оружием из Пешавара потерял в пути половину верблюдов. Он просит Абдулло половину оружия, которое было на этих верблюдах, вернуть ему… Абдулло уверяет, что он караван не грабил, так как может купить у шурави по дешевке даже танк…

– Не соврал, сволочь! – заметил Силин, стоящий на посту у входа в пещеру. – Я своими глазами видел, как два наших толстопузых «полкана» в Кандагаре хозяину чайханы ящики с новенькими «калашами» за баксы толкали. Вот Хекматиар интервью по «голосам» дал. Он сказал, что знает про все советские перемещения за двадцать часов, вот почему ему ничего сделать не могут. Ни ему, ни Ахмад Шаху… Я, признаться, раньше в это не верил, а теперь верю, и еще как верю! Почти уверен, что нас точно так же какая-нибудь сволочь пузатая просвечивает…

– Слушай, сто раз ты уже про этих «полканов» рассказывал! – прикрикнул на Силина Алан и предостерегающе поднял руку. – Постойте! Тихо! Рахман сказал, что шайтан-бала сняли мины на русской буровой. Их следы ведут в зону, контролируемую Абдулло. Рахман предлагает совместными усилиями выследить и захватить шайтан-бала, а назначенный за них бакшиш поделить пополам.

– Ну, а Абдулло что? Согласен? – спросил Сарматов.

– Сказал, что русских и американца захватит сам и сам отвезет в Пешавар головы русских, а делиться бакшишем ни с кем не собирается.

– А Рахман на это как реагировал?.. – продолжал интересоваться майор.

– Грозит настучать Хекматиару о разграбленном Абдулло караване с оружием.

В ответ из рации понеслись выкрики взбешенного Абдулло вперемешку с чистейшим русским матом.

– Ну, здесь перевода не требуется! – усмехнулся Сарматов и обратился к Савелову: – Откуда кукушки кукуют?

– Рахман, скорее всего, из района буровой вышки, а Абдулло где-то совсем рядом бродит, километрах в трех-четырех…

– А у Абдулло акцент не афганский, – заметил Алан. – На таком фарси говорят в Душанбе.

– Ты уверен? – внимательно посмотрел на него Сарматов.

– Обижаешь, командир!..

– Ну, тогда это действительно он! – задумчиво, как бы размышляя вслух, сказал майор.

– Кто «он»? – в один голос спросили Алан и Савелов.

– Бывший майор советской милиции Абдулло Курбанов, – ответил Сарматов. – Этот мент, выходец из Куляба, в семидесятых сколотил в Таджикистане хорошо законспирированную бандитскую группировку. Грабежи, убийства, наркотики, сомнительные услуги партхозбоссам республики. Его подвиги всплыли при расследовании «хлопкового дела», и мы сели ему на хвост… Но кто-то его предупредил, и вся банда ушла в Афганистан…

– Я читал оперативку, – вставил Савелов. – При прорыве через границу банда ухлопала девять пограничников.

Сарматов кивнул в знак согласия и продолжил:

– Сейчас Абдулло один из самых непримиримых и влиятельных полевых командиров. Отличается садистской жестокостью и патологической жадностью. Знает местные нравы и язык, легко входит в контакт с нашим изначально воровским интендантским племенем и за доллары получает все – от гранатометов до гаубиц, которые втридорога перепродает другим бандам. Но основной бакшиш – наркотики. Пользуясь старыми связями, переправляет «дурь» на нашу сторону, а там бог знает куда!..

– Раз Абдулло нас обнаружил, почему бы нам не взять его за яйца? – спросил Бурлак.

– Посмотрим! – произнес Сарматов. – Торопиться нам, пока полковник не очухался, некуда. А Абдулло?.. Он будет кругами ходить, рыскать вокруг миллиона баксов и на свою территорию никого близко не подпустит. Алан, передай мужикам: костер не жечь, вход замаскировать, разговаривать вполголоса – в ущелье каждый чих на десять верст слышен.

Алан повернулся и ушел в пещеру.

– Я тоже занимался Средней Азией, – сказал Савелов. – В отчете наверх тогда указал, что теневая экономика здесь срослась с партийными ханами и беками и что «хлопковое дело» смертельно напугало их и они будут искать способы избавления от тяжкой московской десницы…

– И что?.. – устало спросил Сарматов.

– Сначала делу дали ход, а когда увидели масштабы коррупции и поняли, какой моральный ущерб несет партия, дядечки из «членовозов» испугались. Однако они не учли, что очень скоро таких, как Абдулло, их новые хозяева пошлют поднимать зеленое знамя ислама.

– Пакистанцы?..

– В первую очередь штатники.

– Им-то что до ислама?

– Да не ислам им нужен. Из-за среднеазиатской нефти, газа, урана они, если надо будет, язычество поднимать начнут!.. Именно они разыгрывают эту карту…

– Не дураки! – кивнул Сарматов. – По китайскому принципу: «выигрывает тот, кто сидит на горе и смотрит на дерущихся в долине тигров». А тут еще Брежнев, Андропов с Устиновым начали войну в Афганистане и тем самым подыграли им с листа…

– Ты их не трогай, – вдруг взорвался Савелов. – Они ведь верили в то, что делают. Не думай, что такие уж они мудаки.

– А я ни о чем не думаю! – вскинулся Сарматов. – Мне приказали пахать войну – я и пашу ее согласно понятиям чести и присяги!

– Человек войны! – задумчиво произнес Савелов и посмотрел на него: – Завидую я тебе, Сармат! Ты действительно на войне как рыба в воде. А я?.. На маневрах, на разборках в штабах она выглядит такой красивой, а вот так – мордой в морду…

– От крови, пота и блевотины с души воротить стало, ваше благородие?.. – зло спросил Сарматов.

– Воротит, – согласился Савелов. – Но не в этом дело… А в чем, я, наверное, толком объяснить не смогу.

– Чего объяснять? – усмехнулся Сарматов. – Просто не в тот ты поезд сел, капитан…

– Возможно! – кивнул Савелов. – А возможно, что я просто заблудившийся человек и мне безразлично, куда и зачем я еду. С профессорскими сынками такое случается… Понимаешь, в силу, как ты называешь, родственных связей я вижу, как у нас наверху все насквозь прогнило, все смердит… Как перед концом света… Все пытаются нахапать, нажраться впрок… В это время необходимо иметь какую-то точку опоры, а руки ловят лишь пустоту… А во что превратилась наша служба?.. Побывай в любом строевом полку, дивизии – сколько пьяни или просто ворья, деревенщины без чести и совести. И может быть, хорошо, что Афган засветил, что такое наша армия!.. Ты говоришь, что войну пашешь, а «полканы» и «лампасники» тем временем дачи себе строят, квартиры делят… Сам же знаешь, как комбаты с восемнадцатилетними салагами из боев не вылезают, а тыловики загоняют «духам» все – от солдатских носков до ракет «земля – воздух»!

– Ты кончай меня лечить! – резко отстранился Сарматов. – Деревенщина. Вахлаки офицеры… Это зависит от точки зрения. Двое смотрят в лужу. Один видит грязную лужу, а другой – звездное небо в ней.

– Верно, но лужу можно потрогать, а звездное небо нет… Впрочем, возможно, виной всему мои комплексы…

– И давно они у тебя появились? – в голосе Сарматова послышалась нескрываемая ирония.

– С того времени, как застрелил того зэка, помнишь? – ответил Савелов, не обратив внимания на издевательский тон. – Тогда будто кто-то другой, а не я на гашетку нажал… Он упал и уплыл на льдине, как черный крест, помнишь?

– Крест! – кивнул Сарматов. – Может, капитан, чтобы снять его с себя, ты и пошел с нами?..

– Если сказать откровенно, то да! И это тоже. Но не только… Есть здесь еще одна причина – личная…

– Ну, весь интим можешь оставить при себе! – саркастически заметил Сарматов.

– Игорь, мы в капкане, а в гости к богу легче голым. Хочу, чтобы между нами ничего не стояло, – потупив глаза, сказал Савелов.

– А разве между нами еще что-то стоит? – обронил Сарматов.

– Стоит. Женщина… Моя жена, – не поднимая глаз, отчеканивая каждое слово, сказал Савелов.

– Не понял?

– Что же здесь понимать?.. Я люблю свою жену, а она… она любит майора Сарматова, – сказал Савелов. Повисла гнетущая тишина. Через некоторое время Савелов добавил, тяжело вздохнув: – Вот теперь я голый перед тобой и богом.

– Что ты несешь, какая жена? – растерянно воскликнул Сарматов.

– Рита-Афродита… Никарагуа… Жаркое лето восемьдесят пятого… Кофе и любовь – на крови…

– Но… но… – Сарматов отвел глаза и сдавленно пробормотал: – Я ее больше никогда не видел.

– Какое это теперь имеет значение?.. Завтра, послезавтра на вон тот, ближний к нам, склон, как горох, посыплются «духи»… И можешь быть уверен – офицерской чести я не испоганю.

– Ты что, белены объелся? Совсем рехнулся! Еще не вечер, Вадим!..

– Да ты не волнуйся, майор! Оно, может, так и лучше будет! – глядя на далекие снежные пики, сказал Савелов и, улыбнувшись одними глазами, побрел к пещере.

Сарматов откинулся назад и уперся затылком в скалу. Он смотрел в белесое раскаленное небо, по которому чертили круги похожие на черные кресты большие хищные птицы. А память услужливо рисовала перед ним совсем другую картину…

Никарагуа
25 августа 1985 года

Широкие лопасти вентилятора гнали в лицо лежащего на топчане Сарматова горячий воздух. В комнату, откинув противомоскитную сетку, проскользнула высокая молодая женщина в белом халате, выгодно подчеркивающем ладную, стройную фигуру.

– Доброе утро! – сказала она и улыбнулась полными чувственными губами.

– Где это я? – спросил Сарматов, оглядывая убогую комнату.

– Все там же, майор… В Никарагуа, – проверяя у него пульс, ответила женщина. – Студентов вчера отправили на Кубу, а твоих завтра…

– Какое сегодня число?.. – заподозрив неладное, спросил Сарматов.

– Двадцать пятое. Ты был без сознания неделю. Шансов, признаться, у тебя было не слишком много. Когда тебя приволокли, акваланг был полон крови. Просто повезло, что осколок не задел артерию!..

– У меня что же, не перелом ключицы?

Она достала из нагрудного кармана халата кусочек оплавленного металла и, показав его, снова спрятала в карман.

– Вряд ли это похоже на перелом… – заметила она. – Хорошо еще, что у меня оказалась та же, что и у тебя, группа крови.

– Вы мне дали свою кровь? – отчего-то покрываясь краской, спросил Сарматов.

– Учти, она у меня бешеная! – засмеялась молодая женщина.

– Может, скажете хоть, как вас зовут?

– Афродита-Рита. Ты еще обещал меня выпороть, помнишь?! – Откинув с лица белокурые волосы, она шепотом спросила: – Это вы в ту ночь у них погром за рекой устроили, да?

– У кого у них? – с деланым видом переспросил Сарматов.

– Ну, на том берегу. Пожар был до небес, и громыхало так, что в нашей общаге стекла чуть не повылетали!

– Не-е, мы тут ни при чем. Мы тогда на кайманов охотились.

– Зачем вам кайманы? – недоверчиво улыбнулась она.

– Для зоопарка. Попросили…

– Скиф, ты не умеешь врать!

– Я не Скиф, я Сармат, – как и в первый раз, поправил ее майор.

– Это на самом деле не так уж и важно… Но мне кажется, что в слове «скиф» есть что-то дикое… – задумчиво сказала она.

– Ага, и волосатое…

Рита заразительно засмеялась.

– Почему вы не улетели со всеми на Кубу? – спросил Сармат.

– Тебе может снова понадобиться моя кровь, – ответила она и, набрав из ампулы в шприц жидкость, скомандовала: – Ваше мягкое место, сударь!

– Я это… Позовите военврача!.. – снова краснея, попросил Сарматов.

– Военврач и санитар погибли три дня назад, а я все же как-никак учусь в медицинском.

– Что, был налет?..

– Да, – кивнула Рита. – Эти гады лезли, как из-под земли. Какие-то озверевшие… Твоими командовал грузин.

– Осетин. Сколько погибших?

– Трое и семь раненых. Их отправили в Союз, а тебя переводят в Манагуа. Я буду тебя сопровождать, – сообщила она и решительно откинула простыню.

Появившиеся в дверном проеме Алан, Бурлак и Силин тут же закрыли дверь с другой стороны, откуда до слуха Сарматова донеслись их приглушенные голоса, а затем громкий смех.

Сделав укол, Рита осторожно провела дрожащими пальцами по его груди и почему-то севшим голосом спросила:

– В бреду ты звал какую-то Чертушку – она кто тебе?

– Чертушка – это любимый конь из моего детства, – усмехнувшись, ответил Сарматов.

– А-а, лошадь! – из груди ее вырвался вздох облегчения.

– Не лошадь, а конь! – поправил Сарматов.

– Какая разница? Чем отличается лошадь от коня? – спросила Рита, сразу как-то повеселев.

– Брюхом.

И опять она заразительно засмеялась, а потом, оглянувшись на дверь, за которой по-прежнему был слышен гул голосов, приникла к его груди своими жаркими губами.

Никарагуа. Провинция Манагуа
10 сентября 1985 года

Большой выстроенный в колониальном стиле дом с многочисленными антеннами на крыше стоял на берегу океана в окружении высоких пальм. Рядом расположились многочисленные хозяйственные постройки, окруженные колючим кустарником.

Территория вокруг была обнесена металлическим забором, который в подобном месте выглядел очень нелепо. На площадку перед домом опустился вертолет. Из него вышел грузный человек в штатском костюме.

Сарматов сидел на веранде в плетеном шезлонге. Увидев пожаловавшего незваного гостя, он сообщил хлопочущей вокруг него Рите:

– Это по мою грешную душу!.. Что ж, пойду встречать.

Но едва он открыл дверь, как его остановила жесткая команда людей в штатском, стоящих за дверью:

– Даме покинуть помещение, вам оставаться на месте!

Уходя, Рита показала им язык, и Сарматов, не выдержав, рассмеялся. Легкая улыбка тронула и лица парней в штатском, но служебный долг победил их чувства, и они опять приняли серьезный и грозный вид. Вскоре в конце длинного коридора появился грузный человек, сошедший несколькими минутами ранее с вертолета.

Когда он появился в дверном проеме, Сарматов сделал удивленное лицо и осведомился:

– Вы ко мне? Чем могу быть полезен?

Тот несколько мгновений внимательно разглядывал Сарматова, а затем ворчливо сказал:

– Ты им, понимаешь, курорты устраиваешь, а они даже сесть не предложат!

– Прошу вас!.. – галантно придвинул стул Сарматов.

– Да уж ладно, постою!.. Отчет, надеюсь, написал?..

– Отчет? Какой отчет?.. – принимая обескураженный вид, переспросил Сарматов.

Человек наклонился к его уху и произнес шепотом:

– О полном уничтожении пункта дислокации «зеленых беретов».

– Я не понимаю вас! – отстранился Сарматов.

– Может, скажешь, что ты и меня не знаешь?..

– Извините, но я вижу вас в первый раз, – глазом не моргнув, ответил капитан.

– Да?.. – усмехнулся грузный. – Ну, я тебе скажу, ты и фрукт!..

– Как вам будет угодно, – ответил Сарматов.

Грузный снова испытующе посмотрел на него, потом в сторону двери:

– Пожалуй, ты прав, парень, что так себя ведешь!.. Выйдем-ка на воздух!

* * *

Разбиваясь о прибрежные камни, пенистые океанские волны чередой катились к ногам Сарматова и грузного человека. Они некоторое время стояли и молча смотрели на океанский простор – на бесконечные волны, галдящих беспокойных чаек да на маячащий у горизонта американский авианосец. Наконец человек с сожалением оторвался от созерцания стихии и, переведя взгляд на капитана, спросил:

– Говоришь, что в первый раз меня видишь, майор?

– Так точно! – ответил Сарматов и поправил грузного: – Извините, капитан…

Усмехнувшись, человек протянул ему сверток. Сарматов осторожно развернул плотную оберточную бумагу. В руках у него оказались новенькие майорские погоны.

– Не мой род войск! – сказал Сарматов и протянул погоны обратно.

– Был не твой. А теперь твоим будет. Мы тебя забираем к себе, майор.

– Без моего согласия?

– Почему же? Забыл, как ты сам когда-то просился и подписку дал. Поэтому есть у нас такое право. Пока ты выздоравливал в приятном обществе, мы уже оформили твой перевод. На первых порах квартира в Москве не ахти какая, но тебе редко придется в ней ночевать…

– Что я должен буду делать у вас?

– Выполнять спецзадания по защите государственных интересов страны в основном за ее пределами. Кстати, у тебя английский, немецкий, испанский и?..

– И плохой французский. А вы уверены, что я годен для подобной работы?

– Не валяй ваньку, майор! Твой послужной список от рождения твоих дедов и прадедов наши люди под микроскопом изучили. Если ты не пригоден, то тогда кто?

– Ха! – ухмыльнулся Сарматов. – Как же они проглядели, что я внук казачьего есаула, участника Гражданской… с той стороны?

– И полного георгиевского кавалера при этом, – в тон ему подхватил собеседник, – который троих сыновей отдал на Отечественную, а четвертого, отца твоего, значит, – на корейскую. Тебя же, внука своего единственного, в нежном возрасте в Суворовское училище определил.

Грузный замолк и задумчиво сказал, но уже не обращаясь к Сарматову, а будто бы споря с кем-то:

– Шалите, ребята!.. Россия будет Россией, потому что такие есаулы и нижние чины в ней всегда найдутся! – Подняв на Сарматова посуровевшие глаза, он добавил: – Тебе у нас служить придется напрямую ей, родимой. Ну что, продолжать тебя убеждать или хватит уже?

– Не стоит, товарищ генерал-лейтенант! – отчеканил Сарматов.

– Вспомнил, сукин сын! – засмеялся генерал. – Я, грешным делом, стал думать: может, ему и впрямь в сельве память отшибло! Но не забывай, что умение забывать навсегда относится к специфике твоей будущей работы, – сказал он и протянул Сарматову блокнот и ручку. – Пиши фамилии тех, кого хочешь забрать с собой. Тех, у кого дети, лучше не трогай.

Написав в блокнот несколько фамилий, Сарматов возвратил блокнот со словами:

– Четверо… Трое – офицеры, один сержант. Но каждый из них должен решать сам, без принуждения…

– Это я тебе обещаю! – пряча блокнот, сказал генерал и, с любопытством оглядев Сарматова, произнес официальным тоном: – Значит, так, майор, отныне вам придется быть осторожнее в связях… Лучше, чтобы о них мы узнавали от вас.

– Это тоже относится к специфике моей новой работы? – поинтересовался Сарматов.

– Да, – коротко ответил генерал.

– Вы имеете в виду…

– Голова садовая, ты хоть знаешь, кто она?

– Во время переливания крови несколько неудобно выяснять биографию донора.

– И в постели неудобно? – ухмыльнулся грузный.

– В постели тем более, – без тени смущения ответил Сарматов.

– Ладно, все равно завтра все закончится, – устало сказал гость.

– Почему? – мгновенно насторожился Сарматов.

– Потому что завтра вы улетаете в Москву, но она на пассажирском «Боинге», а ты – на транспортном «Иле», улавливаешь разницу?..

– Каждый едет в своем классе?..

– Вот именно, майор, каждый в своем!

* * *

Под вечер со стороны океана снова пришел тропический ливень с грозой. Прибрежные пальмы качались и клонились к земле. Их контуры четко прорисовывались в частых вспышках ярких молний, полосующих небо над океаном, по которому неслись к берегу и с грохотом разбивались о него гигантские черные волны.

Сарматов стоял у окна, не в силах оторваться от разбушевавшейся стихии. Когда его шею обвили горячие, ласковые женские руки, он от неожиданности вздрогнул.

– «Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит…» – вдруг тихо сказала она. – Классики всегда точны, не правда ли, Игорь?

Он отвернулся от окна и, притянув ее к себе, стал покрывать поцелуями ее плечи, шею, лицо. Потом отстранился и пристально посмотрел в ее кажущиеся в сумерках черными глаза – в них отражались полосующие небо молнии.

– Сказка кончилась, Афродита-Рита, завтра я улетаю в Москву!

– Знаю! – кивнула она. – Увидела того, с вертолета, и поняла. Но у нас еще есть последняя ночь, и никто не сможет отобрать ее.

Их тела сплелись в единое целое. Будто разбуженная буйством природы за окном, их страсть вспыхнула с такой же неистовой силой…

Когда первые сполохи занимающегося утра заглянули в окно комнаты, она, не стесняясь своей наготы, подошла к двери, ведущей на веранду, и распахнула ее. Гроза, ярившаяся всю ночь, прекратилась, лишь глухие стоны грома еще доносились откуда-то из сельвы, да капли, падающие с крыши веранды, отбивали монотонный печальный ритм.

– Ты любишь меня? – спросил он.

Она рухнула на кровать и покачала головой:

– Таких, как ты, мой Сармат?.. Таких не любят. К счастью или к несчастью моему, в таких сгорают… Да только все равно ведь ты меня не позовешь. У тебя война – твоя любимая, вместо женщины. «Наши жены – пушки заряжены»! Так? Ты, небось, лежишь со мной, а сам думаешь: «Навязалась на мою шею!» Молчи, молчи, знаю, что не права. И права в то же время! – Она смотрела на него огромными глазами, из которых уже готовы были брызнуть слезы. – И не зови, не надо, набиваться не буду. Ведь мне же, как каждой бабе, дом нужен, семья, дети. Так что моя дорожка определена.

– Что значит определена? – глухо спросил он, может быть, впервые в жизни не зная, что делать, что сказать.

От беззвучных рыданий вздрогнули ее плечи, и она совсем тихо сказала:

– Ох, Игорь, я же замужем. Он служит в ведомстве вроде твоего.

«Сам я, конечно, в войне не участвовал, но был ранен…» – вспомнил вдруг Сарматов слова незабвенного капитана Ба́рдака, который, гоняя его в учебке, научил еще и другой мудрости: «Если баба замужем – отвали».

И пока он мучился, не зная, что должен сказать, Рита вдруг склонилась над ним и, глядя прямо в глаза, сказала:

– Что бы ни случилось с нами, помни – мы с тобой одной крови. Одной – помни!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю