Текст книги "Прокурор идет ва-банк"

Автор книги: Александр Звягинцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Начало курортной жизни

Друзья решили ехать поездом. Особой спешки не было, да и билеты проще достать. Они знали, что на месте вниманием обделены не будут, там их еще хорошо помнили. Понимали и то, что, если резко дернуть паутину, пауки сразу сбегутся для ее защиты со всех сторон. А потом начнется ритуальное пиршество, когда из попавших в нее жертв высасывают соки. А им не трогать надо было эту паутину, а уничтожить. Ведь среди тех, кто ткал ее, были и овцы, предназначенные для заклания, и волки, убивающие для забавы.

До славного города-курорта доехали без приключений. Оболенцев, в течение недели перенесший два больших перелета, никак не мог адаптироваться и все время спал. Разбудил его гортанный голос буфетчика. Усатый кавказец с огромной корзиной в руке, в которой рядом с безалкогольными напитками мирно соседствовали винно-водочные изделия, заглядывал почти в каждое купе и кричал: «Лечение живота, поправление головы».

Ярыгин купил у него две бутылки минералки, пару бутербродов и пачку печенья. Это и был весь их завтрак.

Прибыли во всесоюзную здравницу ярким солнечным днем. Взяв такси, быстро добрались до гостиницы.

Перед входом стояли четыре большие скамейки. Все они были заполнены курортниками, надеявшимися на устройство в гостиницу. На двери красовалась надпись на картонной табличке: «Мест нет!»

Вход надежно охранял швейцар – крупный мужчина лет шестидесяти со следами военной выправки. Он бросал снисходительные взгляды на ожидающую очередь, из которой время от времени кто-нибудь подходил и что-то горячо шептал ему на ухо, пытаясь задобрить.

Швейцар согласно кивал головой, продолжая стоять, как монумент.

Иногда кто-то из курортников, махнув рукой на комфортабельный отдых в номере лучшей гостиницы города, сдавался на милость фланирующих владельцев комнат и квартир и покорно шел за ними пополнять бюджет частного сектора.

Показав швейцару удостоверения, Оболенцев и Ярыгин молча прошли в гостиницу.

В просторном холле было достаточно многолюдно. Оболенцев услышал звуки немецкой речи. У больших окон, занавешенных атласными шторами, в низких кожаных креслах расположилась только что прибывшая группа немецких туристов, судя по богатым кожаным чемоданам, из Западной Германии. Сопровождающие их носились с паспортами и бланками.

Оболенцев и Ярыгин терпеливо ждали, пока дежурный администратор, молодая, ярко накрашенная женщина, завершит оформление туристов, чтобы потом заняться ими.

Немцев было много, и стало казаться, что эти пожилые солидные бюргеры оккупируют всю гостиницу.

Наконец пачка зарубежных паспортов, оформлением которых так старательно и быстро занималась самоуверенная яркая блондинка, рассосалась, и друзья вздохнули свободно, решив, что настал их час.

Но не тут-то было.

Перед ними нахально втиснулся молодой жгучий брюнет явно выраженной кавказской наружности.

– Красавица, золотая моя, – заговорил он цветисто, сверкая при этом жгучими глазами, – неужели ты разобьешь мое сердце отказом?!

– Давай паспорт! – Дружеский ее тон свидетельствовал о старых контактах.

Как заметил наметанный взгляд профессионалов, в паспорте что-то лежало, и это что-то было не чем иным, как крупной ассигнацией.

Администратор с профессиональной ловкостью выудила ее из паспорта и вручила кавказцу гостевую карту.

Послав на прощание блондинке воздушный поцелуй, кавказец гордо удалился, приятельски подмигнув Оболенцеву.

– Он на тебя глаз положил! – насмешливо шепнул другу Ярыгин.

– Такая жена мне не нужна! – отшутился Оболенцев.

– Напрасно, пожалеешь! – продолжал насмешничать товарищ. – Женщины от тебя уходят, а этот еще и с деньгами. Богатая невеста.

Администраторша наконец заметила, вернее, сделала вид, что только что заметила стоящих перед ней друзей.

– Вам чего? – вопросительно посмотрела она на Оболенцева, поскольку он стоял ближе к ней.

– Нам бы номер! – улыбнулся он ей.

– Номеров нет! – презрительно ответила администраторша. И голос ее неожиданно стал пронзительным и визгливым.

Оболенцев и Ярыгин, не сговариваясь, одновременно достали и предъявили администратору свои удостоверения.

Взгляд молодой женщины сразу же стал растерянным и напряженным. Быстрым профессиональным взглядом сличив фотографии с оригиналами, она внимательно изучила фамилии и должности приезжих. Особенно тщательно отнеслась к удостоверению Оболенцева, у которого в графе «должность» четко было написано: «следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР».

И страх замелькал в ее глазах, когда вспомнила, что при столь важных гостях получила взятку.

– Ой, извините! – заюлила она. – Что же вы сразу мне не сказали? Для вас, разумеется, мы сделаем исключение. Вам какой номер – подороже или подешевле?

– Подешевле! – поспешил уточнить Оболенцев, заметив, что Ярыгин тоже раскрывает рот. – Но двухместный, без соседей!

Администраторша уже нацепила дежурную улыбку и стала кокетливой и доступной. Она сразу же поспешила увеличить и без того не маленький вырез на белой с вышивкой блузке.

– Вы с какой к нам целью, если, конечно, не секрет?

– Ограбление банка! – с непроницаемым видом пробасил Ярыгин.

– Какого? – мгновенно заинтересовалась администраторша. – Почему я об этом не слыхала?

– Секретная информация! – невозмутимо врал Ярыгин.

Оболенцев укоризненно посмотрел на друга.

– Это он вас так кадрит! – заявил он администраторше. – Прибыли мы на отдых в ваш прекрасный город-курорт.

Девушка мгновенно успокоилась.

– Наш курорт самый лучший в Союзе! – гордо заявила она. – Он стоит на уровне Ниццы и прославленных итальянских курортов. Может, где-нибудь на Багамах и есть получше курорт, но для Союза – это высший класс. – И добавила без всякого перехода: – Заполните бланки, пожалуйста!

Друзья быстро, не отходя от стойки, заполнили бланки и отдали их уже нагло смотрящей на них молодой женщине.

Администраторша так же быстро заполнила две гостевые карты, вручила их друзьям и вежливо пожелала удачного отдыха. Новоявленные постояльцы так же вежливо поблагодарили ее за оказанное содействие и поспешили к лифту.

На восьмой этаж с чемоданами подниматься пешком было не самое лучшее занятие в этой жизни. Поэтому, несмотря на то, что возле лифта собралось довольно много людей, набравшись терпения, они ждали своей очереди.

Как только двери лифта плавно закрылись за ними, администраторша критически осмотрела себя в зеркальце, достала помаду, подкрасила губы и, спрятав зеркальце с помадой в модную кожаную сумочку, решительно набрала номер телефона, который знала наизусть – так часто ей приходилось им пользоваться.

– Капитана Цвяха! – требовательно попросила она довольно наглым голосом.

Ждать пришлось недолго.

– Цвях? – на всякий случай уточнила администраторша, хотя грубый и тоже наглый голос капитана спутать с другим было просто невозможно. – Тебя должно заинтересовать… Не перебивай! Не узнал, что ли? Белянка это… Ну, то-то! Слушай: из столицы прибыли двое. Приходи, узнаешь! Это – не телефонный разговор…

Девушка положила трубку и стала торопливо выписывать на листочке паспортные данные Оболенцева и Ярыгина…

Друзья, сдав гостевые карты и получив от дежурной по этажу ключи, обживали номер.

Ярыгин первым делом осмотрел телефонный аппарат и заглянул во все места, где, по его разумению, могли установить подслушивающее устройство.

– Не суетись! – осадил его Оболенцев. И шепнул тихо на ухо: – Дела обсуждать будем все равно не здесь.

– Я пошел в ванную первым! – срочно переключился Ярыгин.

– Тогда я первый ем! – вспомнил Жванецкого Оболенцев и пошел в ванную.

Пока Оболенцев принимал душ, Ярыгин обдумывал дальнейшие шаги. Он вспомнил план Оболенцева: «Сначала пляж! Все приезжие первым делом стремятся окунуться в море. И мы не будем выделяться из общей массы. Наш приезд, несомненно, вызовет кое у кого интерес. А его надо притупить».

Сумев незаметно прикрепить под стойкой администратора крошечный, но мощный микрофон, Ярыгин жаждал услышать, что там происходит. Он достал из внутреннего кармана пиджака миниатюрный приемник и сел в кресло, вставив в ухо наушник.

И вовремя.

Он тут же услышал возбужденный голос администратора:

– Цвях, я на их глазах оформила Миндадзе!

– Слушай, Белянка, не гони волну! – осадил ее Цвях. – Не суетись! Они на отдыхе, сама говорила. Номер ты им устроила. Предложат, обслужи по высшему классу. И язык не распускай, а то живо обратно на панель выскочишь.

– Гоги мне флакон духов подарил, при них в паспорт сунул бумажку! – продолжала уточнять администраторша.

– Ну и что? За руку тебя никто не взял? Нет! – успокоил Цвях. – Даже если будет какая-нибудь «телега», кто подтвердит? Все одно к нам, в управление, спустят.

– Береженого Бог бережет! – тревожилась администраторша.

– О Боге вспомнила, дура! – разозлился Цвях. – О Боге надо было думать раньше, когда на панель пошла.

– Все с вашей помощью, – огрызнулась Белянка.

– Заткнись! – злобно рыкнул на нее Цвях. – Забудь и думать об этом!

– Не забывается! – опять огрызнулась Белянка.

– Не забудешь, мозги вышибем! – пригрозил капитан. – У нас это хорошо получается, ты знаешь.

– Да я только так, на всякий случай, предупредить хотела, – пошла на попятную Белянка.

– Хорошо! – закруглил разговор Цвях. – Какой у них номер?

– Восемьсот двенадцатый.

– Великая Отечественная война! – захихикал Цвях. – В случае чего мы им вновь ее устроим.

– Великая Отечественная была в одна тысяча девятьсот сорок первом году! – ехидно заметила Белянка. – А в тысяча восемьсот двенадцатом году была просто Отечественная война.

Ярыгин выключил приемник. Оглянувшись, он увидел стоявшего в дверях Оболенцева.

– Откуда это у тебя? – вытирая голову, поинтересовался тот.

– У буржуев в прошлом году под Олимпиаду закупили, – сухо ответил Ярыгин.

– Ну и как… Есть новости?

– Все идет по плану, – отшутился Ярыгин, глазами давая понять, что разговор продолжит на улице.

– Иди освежись! – предложил Оболенцев.

– А ты пока вещи разбери. Учти, я поехал с тобой не в качестве камердинера, – заявил он, удаляясь в ванную.

Стоя под душем, Ярыгин вспомнил о Маше, своей обшарпанной квартире, теще и ремонте.

Через полчаса они уже выходили из гостиницы.

Ярыгин подскочил к администраторше полюбезничать, а заодно и снять микрофон из-под стойки.

К его удивлению, она слишком уж откровенно выразила свою готовность сблизиться с ними:

– Если вам будет скучно, то мы с подругой готовы разделить ваше одиночество, и согреть, и успокоить…

Ярыгин, сказав какую-то банальность, пулей вылетел на улицу.

– Ты чего? Выскочил как ошпаренный.

– Выскочишь! – буркнул приятель. – Эта прелестница готова была меня поиметь прямо на стойке.

– Нужен ты ей больно!

Если кто и следил за ними, то только бросавшие на них завистливые взгляды курортники. Ведь у них не было ни малейшего шанса получить номер даже за взятку. Но вряд ли кто-либо мог разглядеть в действиях друзей что-нибудь необычное: двое курортников, одетые самым легкомысленным образом, идут на пляж загорать и купаться, одним словом – отдыхать.

– Ты, случайно, не забыл в номере аппаратуру? – забеспокоился Оболенцев, одобрительно глядя на спортивную фигуру друга.

– Я же не чокнутый! – обиженно ответил Ярыгин. – И не маленький!

– Но молодой! – опять стал подначивать его Оболенцев.

Они спустились по широкой лестнице к пляжу. Ярыгин незаметно огляделся вокруг, внимательно изучая каждого, кто попадал в поле его зрения.

– Вроде за нами слежки нет! – заметил он удовлетворенно. – Я ее ой как чую.

– Прекрасно! – обрадовался Оболенцев. – Начнем работать немедленно.

– Ни за что! Лучше перестраховаться, чтобы вдова потом не получала пенсию за мужа. В море, только в море!

Посмеявшись, они помчались к воде. У самой кромки задержались, чтобы стащить с себя одежду. Через несколько секунд друзья плыли наперегонки к буйку, установленному метрах в ста от берега.

Вернувшись, они остались лежать на кромке прибоя, белая пена оседала на их ногах.

– Как работать будем – вместе аль порознь? – рассказав об услышанном в гостинице, спросил Ярыгин у Оболенцева.

– Пока не всполошились, порознь, больше сделаем, да и за двумя следить хлопотнее. А если забегают, посмотрим.

– Я тоже так думаю.

– Список я тебе дам… – начал было Оболенцев, но замолчал.

Рядом с ними собственной персоной появился капитан Цвях.

– Надо было продиктовать этим девчонкам телефон в номер… – мгновенно сориентировался Ярыгин. – Позвонили бы, как пить дать, позвонили!

– Она ясно сказала, что их уже сняли на весь сезон! – поняв игру друга, подхватил Оболенцев.

– Ничего ты в женщинах не понимаешь! Женщинам в этом возрасте работать на несколько фронтов одно удовольствие. Разнообразие, масса впечатлений.

Капитан Цвях, сохраняя каменное лицо, сполз с места в воду и поплыл к буйкам.

– Противника надо знать в лицо! – довольно заметил Оболенцев.

– Давай не будем держать их за фраеров!

– Конечно, – съехидничал Оболенцев, – ты же слежку чуешь за версту…

– Перестань, – оборвал его Ярыгин, – здесь рельеф местности какой? Из гостиницы можно следить в бинокль. А бинокль учуять невозможно.

– Давай смоемся, пока не приплыл этот подонок!

Ярыгин молча согласился, и друзья, обсыхая на ходу и захватив свои вещи, брошенные у самой воды, покинули пляж…

Цвях заметил отсутствие гостей из Москвы лишь у буйков. Как быстро он ни плыл обратно, но их уже и след простыл…

Знакомства в «райском» саду

Небольшой добротный домик, спрятавшийся в густой зелени сада, был почти не виден с улицы. Лишь крыша из кровельного железа выдавала его местонахождение.

Сад поражал своей ухоженностью. Что в нем только ни росло: черешня и инжир, абрикосовые деревья и грушевые, кусты фейхоа и черной смородины, малины и клубники, а на пригорке, что занимал добрую четверть сада, расположились лозы винограда сорта «мускат».

Беленные известью стены в сочетании с синими наличниками создавали праздничное настроение. Непременную на юге беседку для вечернего чаепития увивал виноград «изабелла». Под беседкой находился вместительный погреб для бочек с вином и разных солений-варений.

Хозяином этого маленького царства являлся бывший шеф-повар ресторана при гостинице «Москва» Павел Тарасович Скорина.

Женское окончание его фамилии всегда было предметом нескончаемых шуток. А именитые посетители ресторана, пожелавшие лицезреть шеф-повара, всегда поражались, увидев перед собой не толстяка, а крепкого, среднего роста, довольно симпатичного мужчину.

Уже несколько лет, как Павел Тарасович пребывал на пенсии. И не по своей воле. Сам он добровольно никогда не покинул бы ресторан, с которым была связана большая часть его жизни.

«И лучшая!» – как он любил всегда говорить.

На пенсии Павел Тарасович не скучал, дел хватало, сад тоже требовал много сил и времени, но нет-нет, а подкатывала к горлу тоска, когда дед, как его теперь называли, вспоминал свой ресторан…

В этот день Павел Тарасович решил заняться розами, посаженными вдоль аллеи от калитки до крыльца: прополоть, сухие ветки обрезать.

Надев старые выцветшие джинсы и белую майку, дед запасся большими садовыми ножницами и принялся за работу.

Оболенцева он заметил не сразу. Только когда незнакомец, сверяя адрес, запечатленный в памяти, остановился подле калитки, Павел Тарасович направился к нему.

– Вы к кому, молодой человек? – спросил он строго. Мысль о том, что он может понадобиться кому-то в том мире, который старался позабыть, не могла прийти ему в голову.

– Мне нужен Скорина Павел Тарасович! – ответил Оболенцев, уже догадавшись, кто перед ним стоит.

Павлу Тарасовичу сразу же пришелся по душе этот человек, особенно ему понравилось, что Оболенцев правильно сделал ударение на «и», произнося его фамилию.

– Павел Тарасович – это я! – представился он Оболенцеву и распахнул калитку. – Милости прошу! Заходите!

Оболенцев вошел в маленькое царство торжества природы в содружестве с человеком и был почти торжественно препровожден в беседку.

– Садись, устраивайся! – неожиданно перешел на «ты» дед. – Гостем будешь!

Павел Тарасович оставил гостя и ушел в дом, откуда скоро вернулся, неся довольно объемистую оплетенную бутыль и две пивные кружки.

Он налил вино из бутыли в пивные кружки и поставил одну из них перед Оболенцевым.

– Угощайся! – ласково сказал он. – Свое. Семьдесят седьмого года урожай. Настоящий «мускат». Такого в магазинах не продают. Одно время даже на «Белую дачу» поставлял. – Дед тяжело и виновато вздохнул. – Да что греха таить, и сейчас берут.

Оболенцев поразился объему посудины, из какой ему еще не доводилось пить вино, но, попробовав, сразу оценил и букет, и вкус напитка и не преминул похвалить хозяина:

– Вино изумительное!

Павел Тарасович расцвел на глазах.

– Ты пей, пей! – заулыбался он довольно. – У меня еще есть!

Но Оболенцев, выпив еще граммов сто, поставил кружку на стол. Он пришел с важным делом и не хотел до поры до времени превращать дело в гулянку. Он не знал еще, как воспримет Скорина весточку от Майера. Может, сразу выгонит и откажется говорить.

– У меня к вам дело, Павел Тарасович! – мягко сказал он.

– С чем пожаловал, мил человек? – засветился старик.

– Вы помните Майера?

Дед секунд десять ошалело смотрел на Оболенцев а.

– Как не помнить, – наконец проговорил он глухо, – знаешь, что скажу: пусть он, по-вашему, жулик, а по-моему, хороший человек…

Если Оболенцев выпил лишь четверть кружки, то дед опорожнил ее почти всю. И вино на него подействовало.

– Хоть и жулик, – повторил он, – а был хороший человек, не чета этим бандитам, – заявил Скорина решительно и гневно. – Вы, очевидно, из органов, – он опять перешел на «вы», – наверное, знаете, что Майер скончался в заключении. А что, разве дело еще не закрыто?

– Прекращено, – уточнил Оболенцев, – но вы напрасно думаете, что Майер скончался…

Оболенцев достал фотографию Майера, где тот стоял на фоне отеля «Империал», и протянул ее Скорине.

– Снято неделю назад! – объяснил он пораженному деду, с изумлением смотрящему на фотографию живого Майера как на привидение. – Я встречался с ним несколько дней тому назад. Он мне рекомендовал обратиться к вам за помощью. Вот, смотрите на обороте фотографии. Там его подпись и число стоят.

Павел Тарасович перевернул фотографию и внимательно стал рассматривать подпись.

– Так, значит, жив он? – обрел он наконец дар речи. – Господи! Поверить не могу! – Старик достал из кармана джинсов большой клетчатый платок и вытер им взмокшее лицо, а затем и шею. – Хотя почему не могу, такие, как Майер, в огне не горят и в воде не тонут! Ну, молодец, выкрутился, значит?..

Скорина налил себе опять полную кружку и залпом отпил половину.

– За упокой его души я пил уже не раз! – сообщил он Оболенцеву. – А вот за здравие пока нет. Присоединиться не хотите?

Оболенцев подумал и решил, что для пользы дела будет совсем неплохо, если он выпьет со стариком. И он залпом выдул все, что было в кружке.

– За здравие не помешает! – заявил он со значением в голосе.

– Что так?

– Опасную игру предложил! – пояснил Оболенцев. – И назвал вас.

– В каком смысле? – насторожился Павел Тарасович.

– В самом прямом! Что не побоитесь мне помочь. Я – следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР.

– Важная фигура! – уважительно протянул Павел Тарасович. – Решили, значит, копнуть поглубже?

– Поясните мне, пожалуйста, что вы подразумеваете, когда говорите: «жулик, но хороший человек»? Разве так бывает?

– В жизни все бывает! – хмуро ответил Скорина. – Майер жил лишь тем, что использовал многочисленные лазейки, которые оставляли наши торговые правила. Не то что некоторые бандиты.

– Это вы насчет «усушек-утрусок», что ли?

– Не только! Но в этом я вам помогать не буду. И не потому, что боюсь. Зарплату торговым работникам платят из расчета, что остальное сами наворуют. Люди с этих лазеек и живут. Что это я буду им кислород перекрывать.

– А почему теперешние – «бандиты»? – задал следующий вопрос Оболенцев, решив не усложнять тему и отсечь пока не относящиеся к ней второстепенные линии.

Скорина задумался. И в задумчивости налил из бутыли еще по полной кружке своего отличного вина.

– Вы Юрпалова имеете в виду? – уточнил вопрос Оболенцев.

Павел Тарасович слегка стукнул своей кружкой по кружке Оболенцева и отпил с четверть содержимого.

– И его тоже! – сказал он задумчиво и замолчал.

– Так что Юрпалов? – подтолкнул старика к откровенности Оболенцев.

– Лихоимец! – прорвало Скорину. – Чистой воды лихоимец! С живого и мертвого по три шкуры дерет. С павильонов, с палаток, с буфетов на этажах, а про бары и рестораны и говорить нечего – этих он как передовая доярка доит…

– И все платят?

– А кто не платит: вот те бог, а вот – порог!

– Павел Тарасович, это Юрпалов со своей шайкой вас из ресторана «ушли»?

– Не успели! – явно обиделся дед. – Сам ушел! Я ж повар, профессиональный повар! А если отстегивать Юрпалову каждый месяц установленную сумму, разве блюда по-людски сготовишь? А?.. He-а! Не получится! А раз так, то по мне лучше в саду копаться, розочки да виноград выращивать, вино делать, чем курортников внаглую обирать. Это ему «ссы в глаза, скажет – божья роса»!

– Жаловаться не пробовали?

– Куда? – удивился старик. – Если только в Москву, так там такую мелочовку и рассматривать не будут, сразу же отошлют сюда, на место разбираться, а здесь у Юрпалова все схвачено. Вся их кодла за Катериной Второй как за каменной стеной. И ничего с ним не сделаешь! Вот вы завели на него дело, когда Майера взяли, а чем кончилось? Пшиком!

Старик отпил еще четверть кружки, пребывая в самых расстроенных чувствах.

«Какой могучий человек! – уважительно подумал Оболенцев. – В его годы так лихо пить». И, последовав примеру хозяина, отпил столько же.

– Прекрасное вино! – опять похвалил он Скорину. – Без дураков!.. А кто это – Катерина Вторая?

– Неужто в Москве о ней неизвестно? – искренно удивился Скорина. – А она лапшу на уши вешает, что всех там знает.

– Вы мне все-таки не ответили, кто это – Катерина Вторая? – настаивал Оболенцев.

– Сразу видать, не местный! – заворчал дед. – Тут ее все знают! Нельзя не знать. Так у нас прозвали Борзову Тамару Романовну – ого-го баба! Хватка у нее железная, да и ума не занимать. Подожди!..

Он хлопнул себя по лбу, словно вспомнил что-то важное, и, ничего не говоря, не совсем ровной походкой пошел к дому. Через минуту он вернулся назад с большим капитанским биноклем в руках.

– Какой замечательный бинокль! – позавидовал Оболенцев. – Таких не продают, к сожалению. Подарок?

– Подарок! Это когда я работал еще в «Морском». Капитан дальнего плавания подарил. Обслуживал я его свадьбу. Как видно, так угодил, что решил подарить он мне на память нечто незабываемое… Вставай! Пошли, чего покажу.

Павел Тарасович повел Оболенцева вокруг своего дома.

Оболенцев шел по выложенной морским булыжником тропинке и испытывал невольное восхищение перед этим ухоженным садом. Во всем чувствовалась крепкая рука настоящего хозяина, который с землей на «ты», и эта любовь взаимна.

Они подошли к забору с тыльной стороны домика деда.

Павел Тарасович раздвинул ветви высоченных, выше человеческого роста, кустов малины и показал рукой на кирпичный особняк.

Протянув Оболенцеву бинокль, дед сказал, усмехаясь:

– Царица без дворца, что жених без женилки! – И добавил: – Ha-ко, глянь!

Оболенцев взял бинокль и посмотрел на «дворец».

Там уже шли последние работы: докрашивали фасад, мостили булыжником дорогу к подземному гаражу, навешивали массивные металлические ворота. Всем этим занимались загорелые солдаты, видимо, из расположенного неподалеку стройбата. Обнаженные по пояс, в выгоревших на солнце галифе и в сапогах, они под присмотром сидящего в тени на веранде прапорщика наводили последний глянец.

Медная крыша строения сверкала, как золотая.

Оболенцев вернул бинокль деду и спросил:

– А вы знакомы с этой царицей?

Скорина так удивился, что потерял поначалу дар речи.

– Я-а? – протянул он, наконец обретя его вновь. – Да она, Тамарка, у меня еще в «Морском» с поварих начинала. Шустрая была девка, но вороватая, за ней глаз да глаз нужен был…

Он прищурился и посмотрел в бинокль на дом своей бывшей поварихи. На короткое время замолчал, видно, предался воспоминаниям. Неожиданно рассмеявшись, старик сказал:

– Помню, сколько раз за руку ее ловил, никогда меры не знала! Мясо, масло… волокла сумками неподъемными. Иной раз диву давался, как это бабе тяжесть такая под силу? Ничего, сдюжила!..

Скорина неожиданно развернулся и быстро, так, что Оболенцев едва за ним поспевал, вернулся обратно в беседку. Привычно, словно и не вставал из-за стола, он налил опять по полной кружке, сделал пару глотков и продолжил:

– А как Петьку, муженька ее, первым секретарем в горкоме комсомола сделали, так сразу выплыла на быстрину: сперва пирожковой ведала, потом рестораном «Грот» – это тем, что в ущелье… Налилась, сладкая стала баба, медовая… Сам Липатов на нее глаз положил. И не только глаз…

– Кто такой Липатов? – Оболенцев притворился, что в первый раз слышит эту фамилию.

– Липатов-то? – засмеялся Скорина. – Ну, уж этого вы должны знать! – Старик опять перешел на «вы». – Наш первый секретарь царькома!

– Обкома, что ли? – переспросил Оболенцев.

– Ну! – утвердительно произнес Скорина.

– А откуда это?

– Царьком-то? – переспросил дед и отпил из кружки. – Да в народе так называют.

– Метко! – одобрил Оболенцев.

– Народ – он все видит!.. Недаром говорят: «От трудов праведных не построить палат каменных».

– Да уж! – кивнул головой Оболенцев. – На зарплату Борзовой такой дворец не отгрохать: трехэтажный, с медной крышей, с подземным гаражом…

Оболенцев сделал паузу, но Скорина охотно подхватил эстафету:

– …со своей котельной, сауной-баней, кухней с автоматической подачей пищи в столовую, когда все запахи остаются внизу, а наверху лишь цветы и музыка… Участок в гектар. Цветники и теплицы. У меня просили черенки роз, они знаменитые…

– Дали?

– А чего не дать? – пожал плечами старик. – Деньги платят хорошие…

– Но нетрудовые! – напомнил Оболенцев.

– А это уже ваша забота! – отшутился Скорина. – Садовник покупал, а у меня с ним войны нет.

– Мы остановились на покровительстве Липатова! – напомнил Оболенцев.

– Через его постель Катерина Вторая и стала царицей! – засмеялся Скорина. – Все рестораны и общепит города под ней ходят! Городским трестом командует почище любого мужика. Сила!

– А муж что?

– Чей? – забыл про мужа Скорина.

– Да Борзовой, конечно!

– A-а, Петька! – насмешливо протянул дед и рассмеялся. – И он не внакладе: тож возвысился, третий год как секретарем горкома партии служит.

– И чем он там заведует? Идеологией?

– Идеологией он поначалу командовал, но не справился с хромоногой, – обстоятельно пояснял дед. – Потом его перебросили заправлять общепитом, торговлей и органами всякими, милиция и судьи перед ним на цирлах ходят, почище балерин…

– Берет? – неожиданно спросил Оболенцев.

– Вот чего не знаю, того не знаю! – открестился Павел Тарасович. – Говорят, натурой хапает…

– Борзыми щенками! – рассмеялся Оболенцев.

– Щенки-то ему зачем?

– Это у Николая Васильевича Гоголя есть такая пьеса, «Ревизор»! – пояснил Оболенцев.

– Помню! – кивнул головой дед. – Школьная программа.

– А говорите, «зачем ему щенки»? – усмехнулся Оболенцев.

– Песенка по радио часто передается: «Это мы не проходили, это нам не задавали».

– На вас как на свидетеля можно положиться? – неожиданно спросил Оболенцев.

Павел Тарасович задумался. И думал долго, пока его кружка с вином вновь не опустела.

Оболенцев не торопил его, а тоже молча потягивал вино, какого никогда в жизни не пробовал. «Ванька позавидует! – думал он про себя. – Ему рыбзавод достался: грязь и вонь. А мне такая благодать: и старик симпатяга, и вина такого в магазинах не купишь».

– Скажу вам честно, как на духу, времени, чтобы врать, уже не осталось: если дело будет расследоваться в нашем городе, то все позабуду, что вам тут порассказал, а вот если Москва-а… – протянул он последнее слово.

– Москва из доверия еще не вышла? – усмехнулся Оболенцев, зная, как из Москвы любят спихивать дела обратно, на периферию, и что из этого получается, какие трагедии и новые преступления.

– Надо же во что-нибудь верить! – тихо проговорил Скорина. – Вы небось тоже жизнью рискуете?

– Ну, жизнью вряд ли! Карьерой – возможно.

– Вот видите! – удовлетворенно заметил дед. – Зло не может торжествовать вечно. Сколько веревочке ни виться, а концу быть!

– Значит, если команда приедет из Москвы, я могу на вас рассчитывать?

– Только если вы будете в этой команде! – тоже, в свою очередь, уточнил Павел Тарасович.

– Это почему? Вы меня знаете без году неделю…

– У Майера глаз верный! – перебил его Скорина. – Если он вам доверился, значит, вы – стоящий человек!

– Ну, спасибо! – смутился от похвалы Оболенцев.

– Ну, пожалуйста! – в тон ему отозвался Скорина. – Вина налить еще?

– Пожалуй, хватит. Дел еще много!

– По горло? – усмехнулся дед.

– По горло вина налил в себя! – засмеялся Оболенцев. – А дел – выше макушки!

Оболенцев уже поднялся, чтобы распрощаться со стариком и уйти, как услышал стук хлопнувшей калитки.

Скорина обернулся на стук вместе с Оболенцевым.

К дому по мощенной камнем дорожке шла красивая молодая женщина. Ее светлые до плеч волосы искрились в солнечных лучах. Цвет платья подчеркивал загар, а обрамляющие дорожку кусты роз служили настоящей драгоценной оправой ее красоте.

Оболенцев замер на месте, решив, что ему она померещилась от лишней кружки вина.

– Оленька! – завопил радостно дед, делая отчаянные попытки приподняться. – Какой у меня, старика, день сегодня выдался! Почаще бы, почаще…

Ольга подошла к беседке и, почувствовав пристальный взгляд гостя, несколько смутилась. Скорина тотчас представил ей Оболенцева:

– Оленька!.. Вот познакомься, гость из Москвы!

Женщина смело протянула руку Оболенцеву и представилась:

– Ольга!

– Оболенцев Кирилл Владимирович! – с трудом выговорил он свои почти полные паспортные данные. И тоже смутился. Очень ему понравилась эта женщина.

– Наверняка весьма важный человек! – улыбнулась Ольга.

И ее улыбка сразу согрела оледеневшее после развода сердце Оболенцева.

– Слишком солидно представился? – улыбнулся в ответ Оболенцев.

– Пожалуй, – со значением сказала она. – Надеюсь, я вам не помешала?

– Ну что вы! У Пал Тарасыча такое вино великолепное.

– Мне это известно не хуже, чем вам! – уколола Оболенцева Ольга. – Я все-таки родственница!

– Присоединяйтесь к нам! – предложил захмелевший не только от вина Оболенцев.

«Любовь с первого взгляда!» – подумал он. И ощутил такую радость, какую давно не испытывал.

– Не пью! – отрезала Ольга. Она сама себе удивлялась.