Текст книги "Шаровая молния 2 (СИ)"

Автор книги: Александр Гор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

35

Сафронов и Румянцев примчались в здание ОПБ сразу же, и Николай выложил перед ними порванные и смятые клочки фотографии фрагмента показаний Зотовой. А пока оба рассматривали их, передал разговор с немцем.

– Что будем делать?

– Надо встречаться, – пожал плечами контрразведчик. – Санкция будет уже завтра. Следует лишь придумать, что будет отвечать на вопросы немца «испуганный» Николай Николаевич.

– Ещё бы знать, о чём меня будут спрашивать, – буркнул Демьянов.

– Давайте попробуем спрогнозировать…

– Ну, во-первых, если учесть уже зафиксированный интерес немцев к самому ОПБ, наверняка попытаются выяснить профиль работы Бюро. Если они следили за тем, кто входит и выходит, то даже по знакам различия сотрудников можно установить, что у нас служат и танкисты, и лётчики, и артиллеристы. Но если через Демьянова и Кошкина работу с «танковой темой» они установили достоверно, то остальное – писано по воде вилами.

– Разрабатывает летающие артиллерийские танки, – хрюкнул от смеха Николай, вспомнив байку из своего времени про броне-копытных бурятских водолазов.

Глянув на недовольное лицо Анатолия, не воспринявшего хаханьки подчинённого при обсуждении более чем серьёзной проблемы, пояснил.

– Идея не так уж глупа. Мне известно об успешных проектах переброски танков Т-37 и Т-38 в тыл врага при помощи прикрепляемых к ним планерных крыльев. Буксировали эти «бронепланёры» бомбардировщиком ТБ-3. И пушки на подвеске «тэбэшек» доставляли. Так что в качестве дезинформации вполне можно забросит и этот вариант.

Сафронов что-то пометил в своём блокноте.

– Но немцы знают, что вы и Кошкин занимались не Т-37 и Т-38, а Т-34.

– Так почему нельзя сказать, что работаем и над ними? Нас кто-то накажет за этот бред?

– Но немцы могут знать основные тактико-технические характеристики этих танков.

– Это вряд ли. В известной мне истории столкновение с «тридцатьчетвёрками» стало для них огромным сюрпризом. Кроме того, есть просто отличная отговорка: танки, выпускаемые в Харькове, и те, что производятся в Сталинграде, сильно отличаются друг от друга конструкционно. Так и назовём сталинградские – авиадесантируемая модификация. Создаются специально для десантных частей.

– А тебе не кажется, что немцы, наслушавшись твоих баек, попытаются и сами создать нечто подобное? – «вставил пять копеек» Румянцев.

– Не смогут. Во-первых, управление подобным планёром из кабины танка – просто гигантская проблема. Во-вторых, чтобы поднять в воздух танк, массой хотя бы в полтора десятка тонн, нужно сначала разогнать его по лётному полю до скорости под сотню километров в час. И посадить примерно при такой же скорости. Какое гусеничное шасси выдержит что-то подобное. А в-третьих, для буксировки такого планёра требуется тихоходный мощный бомбардировщик. Наш ТБ-3 подходит, а вот у немцев ничего подобного уже нет. Их бомбёры летают намного быстрее, чем требуется, чтобы подобный планёр не отбросил крылья.

– Но ведь эту дезинформацию они могут проверить, – не унимался Анатолий.

– Не успеют. До войны осталось ровно три недели. Но даже если они выяснят, что я им соврал, предпринять они уже ничего не смогут.

– Войны? – даже подскочил на своём стуле Сафронов. – Шлоссер назвал вам дату начала войны? Почему вы сразу об этом не сообщили, а несли… какую-то второстепенную ерунду?!

– Успокойтесь, товарищ капитан. Ничего мне этот… дипломат не говорил о войне. А дату её начала мы с капитаном Румянцевым знаем уже больше двух лет. И советское руководство знает.

Даже подтверждающий кивок начальника ОПБ-100 не привёл «безопасника» к душевному равновесию, и он принялся прикуривать дрожащими руками папиросу.

– Надеюсь, товарищ капитан, вы понимаете, что информация о дате начала войны и, тем более, о том, что эта дата нам известна, относится к категории «Совершенно секретно»? – добил его Анатолий. – Можете написать об этом рапорт, но не ниже, чем на товарища Меркулова. Или даже непосредственно на наркома.

Курт Шлоссер откровенно получал удовольствие от молодой листвы на деревьях, растущих в Ильинском сквере. И лёгкая улыбка на его губах стала намного шире, когда со стороны Малого Спасоглинищевского переулка появился Демьянов.

– Вы не хотите даже здороваться со мной? – усмехнулся немец, глядя на вставшего перед ним заместителя начальника ОПБ-100.

– Вы не вызываете у меня симпатии, чтобы я желал вам здоровья.

– Напрасно. Я хотел бы, чтобы наше сотрудничество строилось на взаимном интересе. Присаживайтесь, не привлекайте излишнего внимания.

Пришлось сесть.

– Сотрудничество? А с чего вы решили, что я согласен с вами сотрудничать?

– Но вы же пришли. Значит, желаете продолжения начатого в консерватории разговора.

– А вдруг я пришёл, чтобы просто застрелить вас?

– Тогда бы вы не садились рядом со мной и не вступали в перепалку, а просто выстрелили бы в меня. То есть, шли с намерением поговорить. Да и иначе не могло быть. Вы же умный человек, и понимаете, что таким шагом вы только усугубили свою ситуацию: мало того, что остались бы без семьи, так ещё и провели бы несколько лет в тюрьме за убийство при отягчающих обстоятельствах. А сотрудничая с нами, вы получаете шанс жить, как и прежде.

– И каждый день бояться, что либо меня свои поймают на этом «сотрудничестве» и попросту расстреляют, либо вам что-то не понравится, и вы пустите в дело добытые вами документы.

– А что делать? В каждом варианте имеются свои риски. Нужно было раньше думать. Там, в Сталинграде.

– Короче! Что вы хотите?

– Я уже говорил: нам нужна некоторая информация, которой вы владеете.

– Только не говорите, что вы, получив её, уничтожите компрометирующие меня копии допроса Зотовой.

– А вы действительно умный человек! Конечно, не уничтожим. Но я обещаю, что не буду слишком назойливым в своих просьбах.

– Хорошо, я согласен, – после минутной паузы кивнул Николай. – Но и «за спасибо» я не собираюсь на вас работать.

– А что вы хотели от нас?

– Деньги. Чему вы удивляетесь? Если я попадусь, то пусть уж у моей семьи будет хоть какой-то запас средств на некоторое время. Ну, или после того, как они тоже выйдут на свободу: советское законодательство, как вы знаете, сурово к семьям предателей, но для них, в отличие от меня, смертная казнь не предусмотрена. Какая информация вам нужна?

Николаю показалось, что в глазах «дипломата» мелькнуло презрение. Ну, да. Предателей не любят не только те, кого предают, но и сторона, на которую работает изменник.

– Во-первых, нам очень интересно, чем занимается учреждение, в котором вы служите. Направление деятельности, структура, штатное расписание. Во вторых, если мы уже знаем, что непосредственно вы имеете отношение к танку Т-34, выпускаемому в Сталинграде, то нам хотелось бы получить его технические характеристики. Подробные характеристики. Ну, а дальше всё будет зависеть от анализа сведений, которые вы передадите. Если вы расскажете мне это прямо сейчас, будет просто прекрасно.

– Смеётесь? – захохотал Демьянов. – Я вам рассказываю, а вы разводите руками и заявляете, что у вас нет с собой нужной суммы. И вы мне её выплатите потом. Когда-нибудь, когда у кого-нибудь в карты выиграете. Как писали замечательные советские писатели Илья Ильф и Евгений Петров – утром деньги, вечером стулья. Я не настаиваю на том, чтобы вы давали деньги авансом. Пусть будет из рук в руки: я вам пакет с информацией, вы мне пакет с деньгами.

Сначала торговались из-за суммы, которую Николай «зарядил» реально огромную для обычного советского труженика: десять тысяч рублей. Немец же настаивал на одной тысяче, но, в конце концов, сошлись на пяти. Потом из-за времени. У «дипломата» явно «горели» сроки, и он готов был произвести обмен хоть завтра. Демьянов же настаивал на следующем воскресенье, когда он придёт на репетицию к Шварцу. И тут тоже обоим пришлось идти на компромисс: вечером в четверг. Но не здесь, в непосредственной близости и от Наркомата, и от здания ОПБ, а на Тверском бульваре.

Около шести вечера 5 июня 1941 года на лавочку рядом с Пушкинским дубом на Тверском бульваре опустился прилично одетый мужчина среднего возраста, державший в руках портфель, с какими любят ходить преподаватели высших учебных заведений. Но не простецкий, производства какой-нибудь подмосковной артели, а явно заграничный: из качественно выделенной кожи, с позолоченными латунными застёжками. Минут через десять со стороны Никитского бульвара на тропинке показался молодой человек в форме капитана ГУ ГБ. Среднего роста, судя по крепкой фигуре, явно не брезгующий спортом. Кивнув «профессору», мужчина опустился рядом с ним, и, обменявшись несколькими фразами, раскрыл планшетку, из которой вынул коричневый плотный конверт. Приоткрыл клапан конверта и чуть вытянул стопку листов бумаги.

«Профессор» кивнул, расстегнул портфель и тоже достал из него конверт, но уже из более качественной бумаги. Мужчины обменялись конвертами, спрятав полученное в свои сумки, после чего чекист поднялся и уже собрался шагать туда, откуда пришёл. И тут произошло что-то, чего оба встречающихся не ожидали. Трудно сказать, откуда взялись четверо молодых людей, бросившихся к лавочке. Двое мгновенно скрутили сотрудника ГУ ГБ, пытавшегося выхватить из кобуры пистолет, а двое – «профессора».

– Что это значит? – заорал человек с портфелем. – Вы не имеете права! Я иностранный дипломат!

Чекист ничего не кричал, получив кулаком по рёбрам, а потом ещё и свалившись вместе с нападающими на пешеходную тропинку. Он пытался вырваться, но его противники хорошо знали своё дело: несколько секунд, и руки капитана ГБ схвачены наручниками за спиной, пистолет отброшен в сторону, а планшетку рассматривает перепрыгнувший ограду красный командир в таком же звании, но лет на десять старше по возрасту. Вскрыв конверт из планшетки, старший группы захвата кивнул и передал одному из подчинённых.

– Это ваш портфель? – обернулся он к «профессору».

– Да. Но я дипломат, я обладаю дипломатической неприкосновенностью, и вы не имеете права меня обыскивать. Я требую вызвать германского консула!

– Вот и отлично. Вы подождёте его в ближайшем отделении милиции.

36

Как и в «прошлой» истории, наркома боеприпасов Ванникова сняли с должности 9 июня, а на его место назначили Дмитрия Фёдоровича Устинова. Только, кажется, Бориса Львовича на этот раз не арестовали, а просто отправили в отпуск. Для него это, скорее всего, лучше, а вот промышленный отдел ОТБ-100 остался без руководителя. Точнее, и.о. начальника отдела стал Михаил Ильич Кошкин. Учитывая то, что он работал на заводах и в Ленинграде, и в Харькове, вполне себе достойная замена. А Дмитрия Фёдоровича ждёт большое плавание: в голове Демьянова просто не находилось кандидатуры человека, который руководил бы советской «оборонкой» в 50-70-е годы лучше Устинова.

Кстати, про голову. Задание группе захвата при операции по нейтрализации германского «дипломата» Шлоссера было действовать как можно более правдоподобно. Вот и приложился он башкой, когда его «брали». Сотрясение, не сотрясение, но болела она после этого пару дней. А вот ссадины на лице от «тесного контакта» с твёрдой поверхностью пешеходной дорожки Тверского бульвара заживали намного дольше. Так хотелось произнести, глядя в зеркало, «ну, и рожа у тебя, Шарапов». Да ведь не поймут, причём тут какой-то никому не известный Шарапов, о котором не только фильм ещё не снят, но даже книга «Эра милосердия» не скоро будет написана.

Его, как «предателя» тоже доставили в отделение милиции, где пришлось ждать германского консула. И в присутствии этого господина извлекать из портфеля Курта тот самый пакет с синим штампиком ОПБ-100 в поле отправителя, передачу которого зафиксировали на фото. И отправился Курт Шлоссер в фатерлянд в течении сорока восьми часов после вручения германскому послу Шуленбургу ноты НКИД о деятельности Шлоссера, не соответствующей статусу дипломата. Без столь интересующей немецкую разведку информации.

– Тебя за это наградить должны, – обрадовалась Кира, до которой дошли некоторые обстоятельства получения мужем царапин на лице.

– Ага, – фыркнул Николай. – Орденом Сутулого с закруткой на спине.

А что? Громкое ведь дело: помог разоблачить иностранного шпиона, при этом пострадал. Из-за угрозы мести со стороны немцев Сафронову пришлось посвятить её в содержание возможного «подкидыша» и успокоить: не вязался её благоверный к ветреным девицам, а вполне честно держал «руссо чекисто облико морале». Но это – если немецкой разведке за оставшиеся до войны дни станет известно, что против Шлосера разыграли многоходовую «подставу», а не на самом деле арестовали завербованного им агента.

Оставшиеся до войны дни… С одной стороны, они летели, как стрела, а с другой – тянулись каплями густой смолы. Летели, потому что Николай лез из кожи вон, чтобы закончить к 22 июня как можно больше начатых дел, понимая, что многие из них после начала войны будут отложены на неопределённый срок. Может, на несколько месяцев, а может – и на несколько лет. А тянулись из-за того, что приходилось ждать знаковых событий, чтобы сравнить их с тем, что он о них знал.

Например, заявление ТАСС от 14 июня, очень расхолодившего многих своим содержанием: войны не будет, все слухи о них – полный бред и происки врагов. Именно поэтому Демьянов просто мчался, чтобы купить субботний номер «Правды». И обнаружил искомое на первой странице:

«Ещё до приезда английского посла г-на Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще иностранной печати стали муссироваться слухи о «близости войны между СССР и Германией». По этим слухам: 1) Германия будто бы предъявила СССР претензии территориального и экономического характера, и теперь идут переговоры между Германией и СССР о заключении нового, более тесного соглашения между ними; 2) СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредотачивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР; 3) Советский Союз, в свою очередь, стал будто бы усиленно готовиться к войне с Германией и сосредотачивает войска у границ последней.

Несмотря на то, что советское правительство обычно не считает слухи поводом для реагирования на них, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи призваны спровоцировать дальнейшее расширении войны. ТАСС заявляет, что:

1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место;

2) по мнению советских кругов, происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии может быть связана, в том числе, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям. Подробные пояснения в данном вопросе могли бы дать германские круги, которые, как мы надеемся, намерены и в будущем придерживаться условий советско-германского пакта о ненападении;

3) СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к агрессивной войне с Германией, являются лживыми и провокационными;

4) проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии, ведущиеся и предстоящие манёвры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год. Все эти манёвры запасных Красной Армии проводятся на удалении нескольких сотен километров от советско-германской границы, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебное Германии сосредоточение войск, по меньшей мере, нелепо».

А ведь действительно очень сильно отличается! Во-первых, нет этого чёртова успокоения: не суетитесь, войны не будет. Вместо этого – мы соблюдаем Пакт, войны не хотим, и надеемся, что немцы тоже воевать не намерены. Только вы, господа в Берлине, всё-таки объясните, какого чёрта делают ваши войска у наших границ. Во-вторых, есть намёк на то, что наши войска действительно собраны в кучу, но не прямо у границы, а на удалении от неё. В третьих, мы нападать не собираемся. НАПАДАТЬ не собираемся. А вот про то, готовимся ли мы обороняться, не сказано.

Толик Румянцев, когда Николая вошёл в его кабинет, тоже сидел над заявлением ТАСС, барабаня пальцами по столу.

– Прочитал уже? – поинтересовался Николай, и, дождавшись кивка, спросил. – И какие мысли по этому поводу?

– Не самые благостные. Немцы войска на границе всё-таки концентрируют. И если в течение двух-трёх дней не объяснят, зачем, значит, собрались нападать.

– А ты всё ещё мне не веришь?

– Верить-то верю. Да только оставалась надежда на то, что до войны не дойдёт.

– Ну, ты – как тот будущий папаша, провожающий жену в роддом и надеющийся, что всё ещё рассосётся. Логика событий такова, что ничего не могло «рассосаться» с декабря прошлого года, когда Гитлер подписал план нападения на СССР, и немецкие штабисты принялись готовиться к его исполнению. Если такая гигантская машина пришла в движение, то остановиться на приказ «Поезд, стой! Раз, два!» она уже не может. С декабря прошлого года обратного пути у Гитлера просто не было. Сейчас невозможно даже отложить начало войны.

– Это почему?

– Да потому, что план «Барбаросса» рассчитан на разгром Красной Армии до начала осенней распутицы и холодов. По их расчётам, они и так едва-едва укладываются в этот срок, и любая новая отсрочка, как случилось с первоначальной датой 15 мая из-за событий на Балканах, делает войну бесперспективной. Всё, Анатолий. Ждём теперь кодового сигнала «Дортмунд» по радио!

– Когда? Напомни: я это очень давно читал в твоих докладных, забыл уже точную дату.

– Слишком поздно для того, чтобы что-то предпринять: 21 июня в середине дня.

Удивил и Аркаша Шварц, отозвавший Николая в сторонку, пока музыканты его эстрадного оркестра готовили инструменты для репетиции.

– Николай Николаевич, вы работаете в о́рганах, поэтому лучше нас в таких делах разбираетесь. Я заявление ТАСС прочитал. Действительно война будет?

– А отчего ты так решил?

– Ну, как? Немцы войска у наших границ сосредоточили, у нас сборы запасников в западных военных округах идут… Ну, и слухи, на которые ТАСС ссылается.

– Понимаешь, Аркадий, я не настолько высоко сижу, чтобы мне всё докладывали. Но логика подсказывает, что всё к этому идёт.

– Как некстати-то! Я всё-таки надеялся, что за год, который мне остался до выпуска, успею действительно крепкий коллектив сколотить, с которым не стыдно будет перед людьми выступать. Клава опять же…

Эх, Аркадий! А когда это войны случались вовремя? Особенно – в русской истории. На Рыжову, значит, виды имеешь?

– Ну, – неопределённо покрутил пальцами в воздухе чуть смутившийся парень. – Должен же кто-то помочь ей в Москве освоиться…

Но неожиданнее всего было явление в понедельник из санатория Анастасии Кирилловны. С тем же самым вопросом:

– Кира, Николай! Вы должны мне честно ответить: это правда, что скоро война?

37

В известной нам истории в период с 15 по 18 июня Генеральный Штаб Красной Армии разослал по западным военным округам Директиву о приведении войск в полную боевую готовность. Пусть текст её и не опубликован, но в свободном доступе имеется реакция на неё командования округов – соответствующие указания, как это осуществить. К примеру, в памяти Демьянова отложилось, что командующий Прибалтийским округом генерал-полковник Кузнецов предписывал организацию полевых складов боеприпасов, подготовку к созданию минных полей, заготовку материалов и плавсредств для форсирования рек, выдвижение войск в районы сосредоточения. Причём, скорее, раньше, чем позже, поскольку свидетельства маршала Баграмяна говорят о том, что некоторые части Киевского особого военного округа получили указания выдвигаться ещё 15 числа.

Рассылалась ли такая директива в эти дни, Демьянову, естественно, никто не докладывал. Судя по логике подготовки к войне, скорее всего, была рассылка шифровок «в такое-то время такого-то числа вскрыть красный пакет». Ну, или жёлтый, зелёный, синий или вовсе с каким-либо номером. Хрен его знает, как маркируются подобные «послания» в этом времени: Демьянов их в глаза не видел и вряд ли когда-нибудь увидит. Но очень хотелось надеяться на то, что Тимошенко и Шапошников, излечившийся от своего туберкулёза при помощи пенициллина, сделали всё возможное для того, чтобы немцы не застали РККА врасплох. Тем более, после показательной порки во время штабных игр в конце декабря прошлого года.

Не знал Николай и о том, когда состоялся знаменитый облёт границы генерал-майором Захаровым в Западном военном округе. Но был уверен в том, что наверняка состоялся. А может быть, и не один, и не только в ЗОВО, и не одним Захаровым. По крайней мере, вызов в Кремль 17 июня воспринял именно как один из важных шагов в подготовке к отражению агрессии. Не военных шагов, а психологических.

В кабинет Сталина их впустили втроём: замначальника ОПБ-100, седоватый мужчина с усиками, даже меньшими, чем у Гитлера, в возрасте далеко за пятьдесят, и явно знакомый с ним второй гражданский, переваливший за «сороковник». С Вождём они поздоровались как старые знакомые, лишь недоверчиво покосившись на «юного» в сравнении с ними чекиста, вошедшего в кабинет вслед за ними.

Иосиф Виссарионович, не любивший пространных разговоров ни о чём, сразу же взял быка за рога.

– Товарищ Лебедев-Кумач, мы решили, что вы будете автором стихов очень нужной в политическом плане песни, которая понадобится нам буквально через несколько дней.

– Я готов, товарищ Сталин, – радостно улыбнулся Василий Иванович. – Мне только нужно знать, о чём должна быть песня, и я готов немедленно приступить к сочинению стихов.

– Песня будет о войне. О священной войне советского народа против захватчиков, напавших на нашу Советскую Родину. А вы, товарищ Александров, будете автором её музыки. Вам же не привыкать вместе создавать настоящие шедевры. Достаточно вспомнить «Гимн партии большевиков». Вот и будете авторами нового шедевра, который должен прозвучать по радио уже менее чем через пять дней.

– Но… Но сначала должны появиться стихи, которые нужно будет положить на музыку. Потом раздать ноты музыкантам, отрепетировать, – посерьёзнел тот посетитель, что постарше. – И ещё неизвестно, когда Василий Иванович их сочинит.

– Вы меня неправильно поняли, товарищ Александров. Ни вам, ни товарищу Лебедеву-Кумачу не следует ничего сочинять. Вот текст песни, автором стихов для которой мы решили назначить именно его, – выложил перед обоими по листу бумаги с распечатанным на машинке стихотвореньем лидер партии большевиков. – А мелодию песни, автором которой мы решили назначить вас, вам напоёт товарищ Демьянов. Вам останется только записать её нотами и проделать остальное, чтобы в полдень 22 июня она прозвучала по радио.

– Но…

– Вы вначале прочите текст, товарищ Александров, а потом я выслушаю ваши возражения, – чуть улыбнулся Николаю Иосиф Виссарионович, и оба гениальных песенника (гениальных – без малейшей иронии!) уткнулись в бумажки.

– Ведь это, – первым опомнился Василий Иванович. – Ведь это война, товарищ Сталин!

– А разве я вам не то же самое говорил всего несколько минут назад? Вы согласны выполнить приказ партии и стать автором этих стихов?

– Но у них ведь есть настоящий автор…

– Партия решила, что им являетесь вы. Или вы отказываетесь подчиниться решению партии? Нет? Тогда, товарищ, Демьянов, напойте товарищу Александрову, который, я надеюсь, тоже подчинится решению партии стать автором музыки к этим стихам.

– Прошу прощения, товарищ Сталин, но я боюсь, что исполняя её а капелла, могу «дать петуха». Разрешите, я её насвищу для того, чтобы всё получилось без искажений?

У вождя даже брови приподнялись от удивления, но он согласно кивнул. Правда, Демьянов не выдержал, и при повторении припева спел его, вложив эмоции по максимуму.

– Вы запомнили мелодию, товарищ Александров? Тогда я попрошу ненадолго задержаться только товарища Демьянова. И настаиваю на том, чтобы всё, что вам стало известно о грядущей войне осталось в тайне. Хотя бы до утра 22 июня.

Но разговор зашёл вовсе не о музыке, как предполагал Николай. Хотя кое-какая идея из общения с Александровым и Лебедевым-Кумачом у него в голове родилась.

– Вам не кажется, товарищ Демьянов, Особое проектное бюро номер сто в свете последних событий уже изжило себя?

– Вы имеете в виду то, что война всё-таки начнётся в ближайшее воскресенье, товарищ Сталин?

– Судя по всему, всё-таки начнётся, – молча пройдя от одного края кабинета до другого, невесело подтвердил Вождь. – Надеюсь, не так катастрофически, как предсказывали вы, и как это продемонстрировали памятные штабные игры, но всё равно нам придётся драться с максимально возможным напряжением сил. И в ближайшие полгода нам будет точно не до перспективных образцов вооружений.

– Пожалуй, это так, товарищ Сталин. Тем более, 90% работы Бюро составляли идеи, высказанные мной, исходя из моих послезнаний. Я реально чувствую, что такого вала прорывных изделий и технологий, которые генерировало ОПБ в течение более двух лет, уже не получится. Далее – только поступательное развитие наиболее перспективных из них. И лишь после того, как удастся накопить опыта, можно переходить к следующим этапам. Но и полностью отказываться от о́ргана, который бы подсказывал перспективные направления и предостерегал разработчиков от тупиковых путей развития, на мой взгляд, было бы нецелесообразно.

– Мы тоже обратили внимание на то, что работа ОПБ несколько забуксовала. А наша промышленность с трудом переваривает то, чем вы её уже озадачили. Как вы смотрите на то, чтобы реорганизовать работу Бюро? Скажем так, предоставить руководителям и ключевым сотрудникам не только инспекционные, но и некоторые распорядительные функции. К примеру, у нас есть три человека, обладающие знаниями из будущего. Двое из них – в узком направлении: авиация и химия, а третий – более или менее универсальными знаниями, но очень поверхностными. Вас не обижает такая оценка ваших знаний?

– Никак нет, товарищ Сталин. Она полностью соответствует и моей самооценке. Единственное направление, где я могу без дураков чему-то научить нынешних специалистов – это полупроводниковая электроника. Ну, и некоторые элементы информационных войн.

Выражение «без дураков» явно понравилось Вождю.

– Вот и займитесь в ближайшее время обучением молодых кадров, которые будут развивать данные направления. А заодно – возьмите на себя указанные функции в вопросах перспективных разработок. Мы предлагаем вам возглавить одну из групп уполномоченных Государственного Комитета Обороны, который будет создан уже 22 июня. Ту группу, которая, как вы выразились, будет подсказывать перспективные направления разработок, предостерегать разработчиков от тупиковых ветвей развития и, пользуясь особыми полномочиями, способствовать скорейшему внедрению этих разработок.

Вот так дела! Умеет товарищ Сталин озадачить.

– Как нам кажется, товарищ Воронцов даже лучше вас знает тему авиации, поэтому способен взять на себя данное направление. На товарище Юрьевой – производство химических веществ, взрывчатых смесей и лекарственных препаратов, химические технологии. Насколько нам известно, товарищу Кошкину вы обрисовали все грядущие потребности войск в бронированной боевой технике и транспортных средствах. Товарищ Аборенков и до службы в ОПБ-100 прекрасно разбирался в артиллерии и боеприпасах к ней. С полковником Филипповым вы прекрасно сработались в вопросах оснащения красноармейцев, включая стрелковое вооружение и инженерное оснащение. На вас, помимо полупроводниковой электроники и, как вы выразились, информационных войн, ляжет развитие ракетных систем и урановый проект. Кроме вас, с этими двумя вопросами никто не справится.

– Товарищ Сталин, – воспользовался паузой Николай. – Нельзя забывать такие важнейшие направления, как связь и радиолокация.

– Да, я помню, какое огромное внимание вы им уделяли. Мы предполагаем в ближайшие дни создать при Государственном комитете обороны Совет по радиолокации. Товарищу Пересыпкину уже поставлена задача выделить специалиста для вхождения в группу уполномоченных, который будет курировать разработку систем связи. Теперь что касается информационных войн. Уже принято решение о создании Совинформбюро, о котором рассказывали и вы, и Юрьева и Воронцов. Официально об этом будет объявлено 21 июня, а первый выпуск новостей выйдет вечером 22 июня. Именно в его штате мы видим вашего нынешнего сотрудника Петрова. Его, как нам известно, вы кое-чему уже научили. Но он и вы должны будете подготовить курс лекций о приёмах информационно-психологического воздействия для обучения других журналистов Бюро. С таким расчётом, чтобы учёба прошла примерно с середины июля по середину августа.

– Есть, товарищ Сталин! Но всё-таки разрешите вопрос? Сделали ли выводы наши генералы и маршалы из результатов декабрьских штабных игр? Я не прошу раскрывать подробности, просто хочу знать: не наступят ли они повторно на те же самые грабли, о которых их предупредили?