Текст книги "Блондинка"

Автор книги: Александр Головков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Головков Александр
Блондинка

АЛЕКСАНДР ГОЛОВКОВ

БЛОНДИНКА

Владислав Игоревич спал нагишом, укрывшись мягким, теплым одеялом, на большой, широкой кровати. Он любил телесный комфорт, и душа от этого у него была мягкой, молчаливой. Будильник он заводил на без четверти шесть. В шесть начинались передачи местного радио, от которых он просыпался окончательно.

– На работу проспишь, – послышался женский голос.

В его комнате никогда утром не бывало женщины. Он избегал любви, и страсти его избегали.

– Вставай, будильник прозвенел давно, – повторился голос уже с нотками раздражения.

За окном серел рассвет. Он подумал, что это голоса соседей за стенкой, протянул руку в изголовье и включил свет.

Одеяло свесилось на пол. Простыня сбилась в комок и лежала рядом, раздражая вялыми складками. Он хотел поправить ее.

– Отстань, – недовольно буркнула она.

Серьезным людям в жизни не везет. А Владислав Игоревич был серьезным. Или считал себя таковым. Какую ошибку он совершил в жизни?

В динамике зашипело, потом грянул первый аккорд, и хор подхватил гимн: "Союз нерушимый республик свободных..."

Простыня у него была одна. Привычная. Жалко ее было выбрасывать. По утрам он о ней не думал. Когда к вещам относишься тепло, вещи оживают.

– Началась постельная лирика, – не узнавая своего голоса, произнес Безуглов. Он и не любил мистику, потому что там придумывают чепуху и верят.

Он встал и подошел к окну, чтобы определить, какое теперь время года. Вчера была весна. Если бы сегодня наступила осень... Он раздвинул гардины. Была весна. Весна, природа пробуждается... Поэтому ему померещился чей-то голос.

– Пойдешь на работу, подумай, как нам жить дальше, – сказала за спиной у него простыня.

– Чего? Чего? – он обернулся, надеясь, что ответа не услышит.

– Ты не находить, что мы потеряли интерес друг к другу.

– Угу, – согласился Безуглов.

– Я так жить не могу, – вздохнула простыня. – Пора определиться..

– Это как?

– Не валяй дурака, ты прекрасно понимаешь, что я говорю о замужестве.

– О чем? – не понял Владислав Игоревич.

– Мне нужен документ.

– Разве мы супруги?

– Ты со мной спишь. Сколько лет!.. Ты муж...

– Не с тобой, а на тебе.

– Какая разница?

– Я не могу никому дать развод, потому что ни на ком не женат.

– Ах, так?! Тогда женись!

– Чтобы жениться, нужна женщина, – без претензии на оригинальность сказал Безуглов.

– А я, по-твоему, кто? – спросила простыня.

– Я прожил тридцать лет и три года, – овладев собой, ответил Владислав Игоревич. – И не слыхал, чтобы вещи говорили. Да притом всякую чепуху.

– Значит, я для гебя вещь, – обиделась простыня. – Почему же ты со мною спишь?

Владислав Игоревич не стал обсуждать положение. Он собрался, выпил чаю и Ушел, надеясь, что как все началось, так все и образуется.

Сказано уже, ч го был он человеком серьезным, нелепости его не занимали. Какая-то тряпка впала в амбицию. Выходя за дверь, он еще помнил о ней. Но, придя на завод, уже думал о другом. Его ждала работа.

Работа – один из способов уединения. Агрегатные станки, токарные полуавтоматы... Все требовали к себе его внимания. На девушек, работавших за станками, он никакого внимания не обращал. За исключением разве нормировщицы Светочки. К ней он относился дружелюбно, как к хорошей соседке. Об этом все знали в женском коллективе. А ему было безразлично.

У него был свой кабинет – мастерская с табличкой на двери: "Наладчик", где он работал и отдыхал. Там стояли верстак, три небольших станочка и мягкий диван. Там он пил чай со своим единственным другом злекгриком Гудимовым.

В разнообразной жизни Безуглова не могли сбить его с пути ни увеселительные заведения, ни общественные нагрузки, ни спорт. Понимающие люди сказали бы, что он аскет. Дом, работа... Третьего ему было не дано. Йогой он не занимался. А с работы возвращался домой всегда почти в одно и то же время.

Он прошел мимо разговорчивых соседок на кухне к своей комнате и отпер дверь ключом. Простыня лежала на кровати и смотрела телевизор.

Программа посвящалась перестройке.

Кто станет указывать, как развлекаться нечистой силе?

Владислав понял, что придется менять привычный образ жизни. По крайней мере ту часть, которая называлась проведением свободного времени. С детства Безуглов не ходил гулять на улицу. В этот вечер ему дома было скучно, и он пошел во двор.

Он бродил по улицам и удивлялся, что за глупость с ним приключилась.

Какая-то жутко сексуальная история. И с чего? Не был он Нарциссом. И женщин не любил, потому что... жизнь такая. Какая разница, почему? У любви и нелюбви много причин. Ну, не находил он, что можно в них любить. Ничего смешного тут нет. Если бы с кем другим такое случилось, можно было бы посмеяться. А ему что теперь делать? И как это он до сих пор не догадался завести собаку? Или котенка, по крайней мере?

Вернулся домой он поздно. Простыня читала книгу или делала вид, что читает. Безуглов достал пакет супа и приготовил ужин. Приглашать к столу ничтожную вещь он, естественно, не стал.

– Ты обо мне не заботишься, – вздыхала простыня, когда он вымыл посуду.

– Чем ты недовольна? – возразил Владислав. – Я тебя использую по назначению. У каждого свое призвание и предназначение...

– Ах! -дерзко охнула простыня. – Ты, оказывается, любишь семейные скандалы!

– О какой семье ты говоришь?

– Ты меня в шкаф собираешься засунуть?

– Если будешь грязной, то я тебя выброшу!

– Оставь мечты, романтик! Да, я простыня. Но я не половая тряпка, с которой можно обращаться как попало. Я не виновата, что стала простыней. Женись. И...

– Да что ты мелешь? – рассердился он.

– Сам меня сюда притащил!

– Я тебя взял в магазине. Не тебя, так другую...

– А зачем брал?

От бессмысленных разговоров Безуглову захотелось спать.

– Обо мне надо заботиться, на меня нужны деньги, – шептала простыня. Ты себя не уважаешь.

– Да прекрати же! – огрызнулся он.

– Приходишь домой и начинаешь копаться в вещах так, как в своей душе не копался. Ты считаешь, что вещи должны тебе служить. Кто ты такой?

– Надоело, – решил положить конец недоразумению Вячеслав. – Я точно знаю, что ты не человек: у тебя паспорта нет.

– Есть.

– Ярлык?

– А что? Там черным по белому написано все, что нужно. Вот, я в шкафу нашла, – и он увидел ярлык.

В ярлыке указывалось: "Простыня. Хлопчатобумажная. Фабрика..."

Был ОСТ. Номер. Цена первого сорта. Ярлык подлинный.

– Это не паспорт, – хмыкнул Вячеслав. – А даже если и паспорт... Это технический паспорт. Он не дает никакого права на замужество.

– Он дает право на существование. А тот, кто живет, имеет право выходить замуж. И вообще, Пигмалион на твоем месте почел бы за честь... А ты права качаешь.

Близилась полночь. Грезы продолжались. Пора было спать. Владислав шагнул к кровати.

Ложиться в постель без простыни -это варварство. Беседовать с простыней – помутнение рассудка. Все нормальные люди спят на простынях. А чувства... Больше всего ему хотелось раздеться, лечь и заснуть.

Он откинул одеяло, посмотрел на простыню и, дернув ее за конец, расстелил на матраце:

– Ложись!

Это была команда для себя. Увы, его магическому заклинанию предмет не поддался.

– Ты в публичный дом пришел! – простыня выскользнула из-под него. – Я тебе не шлюха!

Безуглову страшно хотелось спать. Он попытался расстелить простыню, но она съеживалась, увертывалась от его рук.

– Ну и черт с тобой! Завтра другую куплю.

Подушку и одеяло он убрал -от греха подальше. Лег, не раздеваясь, точно турист на привале. Свет погасил. Впервые спал поспартански.

Скомканная простыня лежала рядом.

Утром он не слышал будильника, соскочил с кровати, когда уже пропели гимн.

– Ключи от комнаты оставь, – услышал он.

Ухмыльнулся и ушел. Вот наваждение!

Починил сверлильный станок, отремонтировал шлифовальный, настроил фрезерный...

В этот день ему позвонили на работу. Валентина Николаевна из техотдела пришла и позвала его к телефону. Бывало, Безуглову звонили родители – отец или мать.

В техотделе тоже работали только женщины. Они были наряднее и лукавее цеховских.

– Кто это тебе звонит, Славик?

– Чей-то тоненький голосок.

– Неужели у Славика завелась зазноба?

Не обращая внимания на насмешки, Безуглов взял трубку.

– Алло... Ты? Простыня?..

Он ничего не мог понять. Но по виду его все догадались: что-то оскорбительное. Он злобно покраснел. Затем он сказал буквально следующее:

– Ты с ума сошла? Или я схожу с ума?

Женщины в отделе прыснули смехом. Безуглову и в лучшие-то времена было не до них. Он пыхтел в трубку:

– Как ты ожила? Какие деньги? Какие ключи?

Потом он спохватился, что ведет себя неприлично, сказал сухо:

– Это невероятно! – и, бросив трубку, ушел в срою мастерскую.

После работы домой не торопился. Разговорчивые соседки на кухне приумолкли, когда он вошел. По-видимому, они хотели что-то спросить.

Но ему было не до них. Прошел к своей комнате, достал ключи. Дверь оказалась не запертой. Простыня была свежевыстиранной и выглаженной.

Она сумела сама наутюжиться и пахла какими-то духами.

– Что происходит в моей квартире? – удивился Безуглов.

– Ходила в прачечную.

– А что это за записка?

– Заявление в женсовет.

– Какой еще женсовет?

– Готовлю сведения, чтобы привлечь тебя к товарищескому суду.

Владислав присел на кровать. Он представил, как его несуществующая невеста будет ходить по судам или женсоветам и жаловаться.

– Тебя нет, – сказал он. – Никто о тебе ничего не знает.

– Почему?

– Ты не человек!

– Я получу паспорт.

– Какой дурак тебе его выдаст?! Ты никто!

– Я уже все выяснила. Получу паспорт и пропишусь здесь. Посмотрим, как ты потом заговоришь.

Вечером Славик лег спать пораньше, с головой завернувшись в одеяло, не прикасаясь к накрахмаленной простыне.

Утром в цехе все обсуждали вчерашний его разговор по телефону.

Это невозможно было не заметить.

– Витя, ты мой самый лучший друг, – за чаем обратился Вячеслав к электрику Гудимову. – Мне нужен твой совет. Только не перебивай... Не подумай, что я шучу... Ко мне простыня прилипла. И собирается замуж...

Что-то у меня с головой. Фантазия какая-то...

– Простыня? – подмигнул Виктор. – Бывает...

– Да, обыкновенная.

– Ну и женись, – согласился Виктор.

– Да ведь это же простыня!

– Тряпка, что ли?

– Тряпка.

– Тогда не женись.

– Вот и ты такой же, – вздохнул Вячеслав.

Гудимов задумался.

– Вообще-то жениться тебе надо, – покосился Виктор на Безуглова. Столько женщин в цехе... И диван у тебя такой мягкий, – Гудимов покачался на диване.

Безуглов шел домой с определенной целью – выбросить тряпку за дверь, бросить на свалку.

– Чего ты надумал?

Он вооружился ножницами.

– Ополоумел?! – взвигнула она. – Тебя же засудят!

– А вот я выкрою из тебя дюжину носовых платочков! – пригрозил Вячеслав.

– А я не вещь! – злорадно выкрикнула она. – Не вещь! Я сегодня паспорт получила! – Она помахала перед ним красной книжечкой с тиснеными гербом и буквами.

И прошуршала складками, видя, что Вячеслав ей уже не опасен:

– На. Не порви и не испачкай Это документ!

Перед его глазами замаячил паспорт. С фотокарточки смотрела помятая физиономия...

Славику хотелось разорвать ее на мелкие полоски и на клочки и выбросить все это в мусорное ведро.

– Я ходила к паспортистке. Я предъявила ей ярлык. – Славик видел, как перед ним колеблются какие-то складки. – Тебя не устраивает мой документ?

– Документ устраивает, а ты – нет, – пробурчал Славик.

– Пойдешь в загс или в суд!

Он понял, в какую историю вляпался. Нет, дело не шуточное. Попалась ему... Или он попался? Ах, ну почему он до сих пор не завел собаку?!

У него еще был шанс. Жениться. Жениться на ком-нибудь, только не на этой простыне! Еще можно успеть..

Придя на работу, он спрятался в своей мастерской, но ничего не делал. Ему попалась газета. Стал читать одну статью. Писалось о женахстрадалицах, натерпевшихся от мужей. Строчки прыгали у него перед глазами, пот катился со лба; он достал платочек. За этим занятием его застала Светочка.

– Славик, тебе плохо? – Светочка интересовалась его самочувствием.

Он взглянул на нее, ища поддержки. Раньше он ни за что бы не

принял помощи от Светочки. Теперь рад был ее сочувствию.

– У меня серьезный стресс, – признался он.

– Выговор? – удивилась Светочка. – За что?

– Не производственный. – Он силился улыбнуться. – Поможешь мне?

Светочка ничего не обещала, но желала знать, что случилось.

Сердце его болезненно билось.

– Я прошу тебя, – залепетал он. – Выходи за меня замуж...

...Все видели, как из мастерской наладчика выбежала возмущенная Светочка.

После работы ему впервые в жизни не хотелось идти домой. Он пересек парк сначала вдоль, затем поперек, обошел кругом цирк, потоптался у театральной афиши. От тоски свернул в магазин.

За прилавком стояла грустная продавщица.

– Я как-то у вас простыню покупал...

– Ну и что?

– Бракованная...

– А я-то тут при чем?

– Вы не подумайте, дыр на ней нет. Внешне все в порядке. – Славик наклонился к продавщице. – Но она теперь норовит замуж выйти.

Продавщица засмеялась:

– Постельное белье обмену не подлежит.

Безуглов понимал, что простыню не обменять. Постоял у прилавка. Хотел купить новую простыню, но...

Если бы он притащил домой еще одну простыню или несколько, все вышло бы по-другому. Но он не притащил. Не было в продаже.

Соседки смеялись на кухне.

Простыня лежала перед зеркалом, перед ней – новенькая косметичка.

Простыня была еще сырая.

– Выстиралась? – желчно усмехнулся он.

– Да. А что?

Вид у нее был благоухающий.

– Ты во многом преуспела, – язвил Славик. – Тебе удалось получить паспорт. Ты, наверное, хочешь теперь прописаться? Так вот, не надейся. Для прописки нужно заявление квартиросъемщика, но я его не подпишу!

– Обойдусь без тебя, – колыхнулась она.

Славик вышел из дому и поехал к родителям. Не справившись о их здоровье, прошел в квартиру, сел посреди комнаты на табурет.

– Мама, я попал в беду, – уныло пожаловался он.

Мать погладила его по голове, как в детстве. Отец молча шевелил усами.

Слава признался, что с ним произошло.

– Что ж ты, намерен бобылем жить? – засопел отец.

– Пора тебе, сынок, жениться, – наставляла мать.

– Да не на простыне же! -закричал Слава.

– Вот заладил, – не поняла мать. – Простыня да простыня... Хозяйка будет...

– Мама, надо мной смеяться будут!

– Кто же это засмеется? – всплеснула руками мать. – Чай дети будут.

– Да я лучше повешусь! – Славик пулей вылетел из квартиры родителей.

...Весеннее солнце грело, и, глядя на расцветавшую зелень, он понял, что не повесится. Умереть у него не хватало силы воли.

– От судьбы не уйдешь, – сказал ему чей-то чужой и далекий голос, точно с небес. – Этой простыней тебя и накроют, перед тем как понести...

Владислав поднял голову и посмотрел в яркое весеннее небо Жить с простыней? О, господи! Пощади! А, впрочем, и без простыни не обойтись...

Возле дома он встретил растрепанную пенсионерку с задушевными глазами. Она возникла перед Безугловым, точно святой дух.

– А-я-яй, – качала она головой. – А на вид такой тихий, а скандалит.

Мать и отец убиваются из-за тебя

– Да идите вы! – недовольно буркнул Владислав.

– А-я-яй, – замахала руками пенсионерка. – С ума спятил!

– На тебя не похож, так уже и спятил!

– А-я-яй, – качала она головой. – В женсовете жалоба на тебя.

Славик не слушал ее. А дома у него простыня наводила порядок.

– Вот прибираюсь, – сказала она. – Приходил знакомый пододеяльник, мы с ним поболтали немножко.

Владислав не ответил и лег на голый матрац.

– Тебе неуютно? Не огорчайся, милый. А впрочем, черт с тобой...

Ночью ему снился кошмарный сон. Будто его заперли в тесной комнате без окон, без дверей. Всю ночь до самого рассвета в темноте перед ним летала мокрая, холодная простыня, норовя обнять... Но перед утром согрелся, натянув на себя сверху эту простыню.

– А я замуж выхожу, – услышал он на рассвете.

– Да, дорогая, – сквозь сон проговорил он.

– Ты не рад?

– Рад, дорогая.

– Я знала, что ты хочешь от меня отделаться, – донеслись до него ласковые слова.

Ему было тепло и уютно. И он ласково отозвался:

– Я на все согласен. Могу и жениться...

– Ты?-.Она засмеялась. – А при чем здесь ты?

– А кто же еще? – пробурчал Славик.

– Да, я ухожу от тебя, милый, не горюй. Жалко мне тебя, да что делать...

Он почувствовал, как холодный воздух из форточки охватил его полуголое тело: стало зябко, тревожно и неуютно Потом ему, сделалось страшно. Утром следующих суток соседи обнаружили повесившийся труп Владислава Игоревича. Следствие длилось полгода, допросы, показания свидетелей не могли объяснить загадочной смерти серьезного человека.