Текст книги "А не спеть ли нам...(СИ)"

Автор книги: Александр Голиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

А НЕ СПЕТЬ ЛИ НАМ...

   Родилось это чудо на седьмой день после Новолуния. Да в мае месяце. И в год високосный. Вот такие пироги с котятами. Потом подросло и Кошке-Маме окончательно стало не до Кота-Папы.

   Тот в очередной раз посмотрел на чудо и пошёл в сарай за удочками. Кошка-Мама фыркнула вслед недовольно:

   – Опять на Жемчужное озеро собрался?

   – Сама знаешь, туда иногда форель со Среднего мира залетает, – раздалось из сарая. – Надо же отпраздновать, ёшкин кот.

   – Ну-ну... И долго праздновать собираешься, охломон?

   – Что такое, Иззи? – высунулся обратно недовольный Кот-Папа. – Что не так? Или у нас от жратвы холодильник ломится?

   – А кто от пуза лопает, аж за ушами трещит, а, Васисуалий? А потом ночью за добавкой на цыпочках? Или, думаешь, я не слышу, раз молчу?

   – Ну, Иззи, это ты преувеличиваешь, – голова исчезла, в сарае чем-то загремело, послышались проклятия. – Где коробка с блеснами? И куда вообще спиннинг подевался, кошачья моя душа?

   Кошка-Мама махнула лапой и наклонилась над колыбелью. Залюбовалась.

   Сынок родился большим, крепким, всем на загляденье. Жмурится на солнышко, лапками перебирает, словно бежать куда собирается, хвостиком дёргает, будто недоволен чем. И похож на неё, как две капли. Вылитый отпрыск рода Ба-Юн, наследный, так сказать, принц в седьмом колене по материнской линии. Ага, по её, по Изабелле фавн Бабаят. От папаши только окрас да голосище: орёт отпрыск на весь Верхний, и ещё Средний прихватывает. Но зато, когда молчит, душу радует. Как сейчас, например.

   – Утю-тю, моя лапочка, – Кошка-Мама наклонилась над колыбелькой, рот до ушей, – твоя мамочка тебя любит, холит и лелеет. Покушать будем?

   Отпрыск облизнулся.

   – И где у нас бутылочка? А на месте у нас бутылочка. Молочко из Среднего мира, дефицитный дефицит, так что кушаем и добавки просим, не ерепенимся. Вот так, за маму. И ещё раз за неё. А теперь можно и за полосатого папу, так уж и быть...

   Завтрак зашёл на ура, отпрыск сыто откинулся, пукнул и стал царапать крохотными коготками край колыбели, норов не прятал. Забавный такой, но пока мирный.

   Папа-Кот, наконец, выбрался из сарая со спиннингом на плече, хмуро покосился на идиллическую картину возле колыбельки, почесал за ухом, муркнул что-то под нос и отправился прочь, на всякий случай поджав хвост.

   – Если уж собрался за рыбой, то чтоб без неё не возвращался, проглот! – крикнула вдогонку Изабелла. – А то знаю я вас... полосатых.

   На берегу тихо, вода аж глянцевая от безветрия, солнце прогревает её чуть ли не до дна. Будь он курильским бобтейлом, искупался бы. Вместо этого поставил рыбацкий ящичек на пологий берег, уселся, положил рядом спиннинг, вздохнул и задумался.

   Жизнь сама по себе штука прекрасная, вон погодка какая, удочка под боком, вроде сыт и когти не чешутся, но отчего же на душе-то как кошки скребут? Словно надумал предать кого, а шерсть на загривке от такой мысли даже дыбом не встала. Не понимал он толком своего мрачного состояния, вялость желаний не приветствовал, не разделял и пасмурного настроения. Однако всё перечисленное имелось почти что в достатке, заставляя хмуриться, нервничать и не находить места. И ведь не первый день такое. А поскольку Васисуалий очень не любил копаться в себе (потому что причины теперешнего его состояния вполне могли и обнаружиться, и оказаться малосимпатичными), то решил и не копаться, а плюнуть на лопату и взять, наконец, спиннинг. Зря, что ли, сюда припёрся?

   Но неуютные мыслишки всё одно норовили уколоть, ущипнуть, закрасться за пазуху и дать там ростки, посеять в душе тоску и какое-то неудовлетворение текущим положением дел. Короче, хорошего было мало.

   А что вот не даёт покоя, размышлял Василий, закидывая блесну подальше, что у них с Иззи пошло не так?

   По-моему, как раз её беременность и рождение первенца, пришёл он к выводу, сматывая леску на катушке, – не клюнуло. Размахнулся и закинул ещё раз. Иззи стала раздражительной, подозрительной, ехидной и нетерпимой к его образу жизни. Хотя совсем недавно образ этот её вполне устраивал. Холодильник, по крайней мере, ему в упрёк никто не ставил. И на рыбалку отпускали спокойно, без истерик. Потому что было по фиг.

   Опять не клюнуло. Закинул третий раз. И скажите на милость, что это за остроты с её стороны? «Обожаю моего котика. Особенно с утра, пока он ещё не успел нашкодить!». Если Иззи считает, что это смешно, то он Папа Римский. И вообще он не шкодит. Уже дня три как.

   Поменял блесну. Посмотрел на небо. Потом по сторонам. И увидел бредущего Барона. Был кабаневич хмур, насуплен и явно не в настроении. Впрочем, а когда оно у него было-то, хорошее настроение? Вечно чем-то недоволен, вечно брови на переносице, щетина врастопырку и постоянно брюзжит, сопит в две дырки и вообще достал уже своей простотой. Васисуалий пожалел, что выбрал для рыбалки именно это место. Совсем забыл, что Барон тут частенько прогуливается. Вот же неудачно день начался, сплюнул Василий в сердцах. Хотя, с другой стороны, Барон как слушатель был лучше не придумаешь – со всем соглашался, кивал массивной башкой и идеально подходил на роль плакательной жилетки.

   – Привет, Вася! Как оно?

   И, кряхтя, уселся рядом. Берег тут пологий, дно песчаное. Для купания самое то. Впрочем, для рыбалки тоже нормально. Папа-Кот закинул блесну, стал водить, подтравливая. Вопрос Барона о житие-бытие был из разряда риторических, отвечать не обязательно, хотя и хотелось.

   – А у меня, прикинь, старую резину спёрли, сволочи. Лежала возле сарая, всё хотел цветник из неё сделать, никому не мешала, а утром вышел, смотрю – а уже нету, тю-тю. Вот как жить, а? Что за народ вокруг? Вор на воре и жуликом погоняет. Эх, зла не хватает, Вась...

   – А у меня Иззи совсем взбеленилась, – грустно сказал Вася и оторопел от собственных выводов. Не хотел же ни с кем делиться, а оно само вот вырвалось. Значит, и правда что-то в их отношениях не так. Может, не туда свернуло. Или не так пошло. Короче, чёрт его знает. Что-то надо делать. Но что?

   И неожиданно выложил Барону свои печали. Не для того, чтобы тот подсказал, что делать, а ради собственного какого-то успокоения. Чтоб на душе полегчало. Однако Барон повёл себя решительно и принял самое деятельное участие в избавлении Васисуалия от тоски и мрачного настроения.

   – Вот! Всё зло и все неудобства от них, понимаешь. И чего им надо, чего вечно не хватает? Прикинь, своей бывшей отдавал всё, даже больше, а всё равно ушла, коза драная. И к кому? К этому борову с Ахматовки! И чего в нём нашла? Морда как колесо от телеги, копыта тупые, а жопы вовсе нет. Не кабан, а посмешище на наш род, тьфу!

   И без всякого перехода:

   – А давай, друг Вася, махнём в Нижний мир, а? Развеемся, отдохнём. Тем более там Новый год сегодня, отпразднуем вместе с нижанскими. Ты как, не против?

   – Че-о? – Василий уставился на Барона как на сумасшедшего. А потом прикинул «за» и «против», почесал в затылке, подумал, подумал и заулыбался, глаза ожили, шерсть залоснилась, хвост трубой. – А нормально! Я даже очень за. Пусть Иззи поволнуется, попереживает, глядишь, по-другому относиться станет. Оценит, чего лишилась на пару дней. Кстати, а как там с погодой? Снег поди, раз Новый год. Это же Нижний, не наш Верхний.

   – Ну, в основе своей Миры везде одинаковы, – напомнил Барон, – отличаются лишь погодой, это да. Но не страшно, ты уже в шубе, а я чего-нибудь тёплое из дома прихвачу. Пошли?

   – А пошли! – и стал сматывать леску. Внутри отчего-то потеплело, жизнь заиграла новыми красками и вообще стала опять штукой прекрасной и везде удобной. Особенно в плане будущих перспектив.

   Планы начали осуществляться буквально через пару часов.

   Васисуалий незаметно проник в сарай, чтобы избавиться от спиннинга и заодно прихватить кое-что для путешествия, потом так же осторожно выбрался. Иззи во дворе не было. «Ну и ладно, – с облегчением подумал Кот-Папа, повязывая на шее красно-полосатый шерстяной шарф с надписью „Спартак“ (шуба шубой, но связки беречь надо), – я в Нижний ненадолго, только встречу Новый год и обратно». И припустил бегом к месту сбора, мало ли?..

   Барон ждал под Дубом, усевшись на огромный валун. Поговаривали, что каменюку эту притащил сюда сам Горыныч ещё в те времена, когда все Миры были одним целым. А это, считай, без малого пара тысяч лет тому назад, так что верить не обязательно. Да и на хрена ящеру булыжник? Вот именно.

   Выглядел Барон франтово: на башке цилиндр, на ногах сапоги, на плечах тёплая жилетка из цигейки, Вася даже позавидовал, особенно последнему – хоть зимы в Верхнем и не было толком, но осень иногда пробирала до костей, особенно под утро, когда возвращаешься от... Впрочем, неважно.

   – Хорошо смотришься, – заметил Василий, присаживаясь рядом. В шарфе и вязаной шапочке он казался себе бедным родственником возле богатого дядюшки-кабанчика.

   – Ага, – меланхолично ответил Барон, рассматривая что-то под ногами. Вид напарник имел растерянный.

   – Потерял что?

   – Да не помню, где Нить начинается, с какой стороны от камня... Ага, нашёл!

   К слову, Барон в Верхнем мире был один из немногих, кто проникал в Нижний без особых проблем. Остальные верховники эти проблемы испытывали. Вплоть до непоправимых. Барон – нет.

   – Пошли! И давай след в след, а то заплутаешь.

   – Куда заплутаю? – новость о том, что между мирами, оказывается, можно и заблудиться, не вызвала ничего, кроме недоумения. – Тут же три всего места – наше, средних и ихнее, нижанское.

   – Если бы... За мной давай.

   Васисуалий на всякий случай решил глядеть только на сапоги Барона, двигаться точно по их следу и по сторонам не смотреть. Любопытством, как всякий кошачий, он обделён не был, но тут явно не тот случай, чтобы вынюхивать и высматривать. Целее будешь. Да и супруга ждёт. Наверное.

   Вспомнив про Иззи, загрустил. Не по-кошачьи как-то поступил, даже не предупредил. Вдруг переживать начнёт? Сериал этот свой смотреть перестанет? Плакать будет, места не находить? И вообще... Но, с другой стороны, он тоже переживает, насмешек терпеть не договаривался, живёт как умеет и не виноват, что молодой и красивый. Так что нечего...

   За мыслями о наболевшем не очень заметил, что пейзаж вокруг разительно переменился. Главное, совсем недавно был он привычным и родным, а сейчас от привычного и следа не осталось. Словно пару страниц перевернули в книге. Будто перемахнули на другую плоскость бытия. Или перешли на соседнюю улицу, где дома пониже, тротуаров нет, а грязи побольше. Вернее, снега.

   Василий остановился, зачерпнул лапой белое и пушистое. Понюхал. Пахло зимой, конфетами и праздником. Чуть левее шеренги телеграфных столбов уходили вдаль, теряясь в бесконечности. Правее чернел лес, припорошенный снегом. А прямо была дорога, накатанная, прямая. У обочины массивной глыбой торчал валун. Тот самый.

   – Интересная закавыка, – заметил Барон, присаживаясь и застёгиваясь, – откуда бы сюда не попадал, а всё равно оказываюсь рядом с этим камнем. Почему?

   Вопрос был опять из разряда риторических. И хоть у Василия и имелись некоторые соображения, но затевать диспут на пустой желудок не хотелось. Потому он спросил о главном, о чём поинтересоваться там, в своём мире, отчего-то не удосужился:

   – А куда мы вообще тут идём? Где Новый год встречать будем?

   Барон хмыкнул, застегнул последнюю пуговицу и повёл копытом вокруг:

   – А чем тебе тут не нравится, дружище Вася? Снега полно, ёлки вон, в лесу, шампанское ты не пьёшь, так что обойдёмся. До полночи, правда, далеко, но это ничего, будем хоровод вокруг камня водить, глядишь, согреемся.

   Увидев обалденно-растроенную физиономию Кота-Папы, расхохотался. Ржал Барон от души. И, глядя на него, трудно было поверить, что тип этот вообще-то считался мелочным брюзгой, нытиком и неудачником. А ещё товарищем себе на уме, которому много чего пофиг и с которого слезешь там же, где и сел.

   – Шучу, Василий, шучу. Есть тут у меня пара друзей, давно приглашали праздник вместе встретить. Так что двинули, как раз вовремя успеем. Только предупреждаю сразу: отнесись к ребятам с пониманием, любят они почудить. Ну, сам скоро увидишь...

   И пошли неторопливо вперёд.

   Дорога ровной накатанной гладью уходила чёрт те куда, терялась где-то у горизонта в белесой дымке. Шёл лёгкий снежок, за нос щипал лёгкий морозец, на сердце тоже было легко и свободно. Жизнь казалась сейчас ёлочной игрушкой, мишурой, настолько она была с душой на распашку, доверчива, своя в доску. И верилось, что все беды и невзгоды остались где-то там, возле камня на распутье. И хотелось думать, что это надолго.

   Василий, так уж получилось, бывал в Нижнем пару раз и именно зимой. Потому снегу не удивлялся, к холоду относился как к данности, пейзажем любовался. А что ещё делать, если праздник на носу? У них в Верхнем Новый год тоже отмечался, но совсем без размаха, посидели за столом, чаю попили, последний листок календаря оторвали и спать отправились. Всё. А тут, судя по всему, по-другому, раз Барон помнит и хочет ещё. Так что предложение составить ему компанию прозвучало вполне естественно и разумно. Да ещё Иззи, прекрасная во многих отношениях женщина, испортила настроение. Так что временно променяем хорошую жену на спокойные пейзажи за тридевять земель. Глядишь, и настроение поднимется. И Иззи поймёт. Поймёт и простит. Возможно.

   Что именно поймёт супруга, Вася не додумал, потому что позади вдруг послышался шум мотора, и парочка вынуждена была отойти к обочине. Их нагнала цистерна с прицепом, причём на боку алюминиевой бочки было выведено «МОЛОКО». Красными большими буквами. Вася тут же сглотнул – молоко он теперь там, у себя, видел крайне редко, а здесь, оказывается, оно свободно разъезжает по дорогам. На зависть страждущим. Машина поравнялась с ними, притормозила, остановилась. В кабине сидел молодой Лис в кепке, клетчатой фланелевой рубахе и тёплой безрукавке, рот до ушей.

   – Куда вам, господа-товарищи? Если по пути, завсегда рад подбросить.

   – Да нам бы к Скорняку, уважаемый. В Мильтон, – Барон тоже разулыбался. Глядя на них, оскалился и Васисуалий. Чего только не сделаешь за компанию.

   – Дык это рядом, садись!

   Отнекиваться не стали, Барон пропустил Василия, сам уселся с краю, хлопнул дверцей.

   – С наступающим! – Лис выжал сцепление и газанул.

   – И вас! – кивнул Барон. Василий отчего-то застеснялся, промолчал.

   Водитель, что-то мурлыча под нос, смотрел на дорогу, попутчики тоже. Снег потихоньку усиливался, стало темнеть. Лис зажёг фары, косое мельтешение снежинок в лучах света завораживало, если смотреть долго, не отрываясь. Василий и смотрел, снегопадом избалован не был, потому и интересно, и очаровательно. «А хорошо здесь, – подумал кот, – жители добрые, отзывчивые. И какой дурак утверждал, что Нижний мир неспокойное местечко? Ничего подобного, тишь да благодать. Вон как снежинки падают, любуйся на здоровье».

   – Вы, если перекусить хотите, возьмите на заднем сиденье, не стесняйтесь, – Лис посмотрел на Барона, безошибочно определив в нём главного. И улыбнулся. Вася разглядел мелкие зубки и короткие рыжие усики. – Там, кстати, и молоко есть. Давайте, давайте, а я музычку пока включу, всё веселей.

   – Спасибо, с удовольствием, – Барон потянулся за пакетом. Ну, понятно, жены нет, привык уже к сухомятке. А тут ещё и на дармовщину, грех отказываться.

   Из съестного у запасливого водителя много чего имелось, начиная от мягкого ноздреватого хлеба и заканчивая колбасой с помидорами. Откуда посреди зимы здесь берутся помидоры, Васе стало до лампочки, едва он увидел «полторашку» с молоком. Полную. Ух, ты! Живём. Зачавкали. Вернее, чавкал Барон, Василий булькал. Под обещанную музыку. Динамики издавали много шумного, попса под молоко с хлебом и колбасой весьма способствовала пищеварению, ноги сами отбивали ритм, челюсти справлялись, еда оказалась необыкновенно вкусной, дорога ровной и безмятежной. Идиллия.

   – Спасибо, – промямлил Василий. Вдруг потянуло в сон. Он осоловело похлопал глазами, широко, от души, зевнул и ... повалился набок, на мягкий, обширный живот Барона. Последнее, что услышал – проникновенный голос из динамиков, обволакивающий и убаюкивающий:

Светит незнакомая звезда,

Снова мы оторваны от дома...

 

   Потом наступила тьма...

   ... Пришёл в себя где-то. На чём-то. Голова раскалывалась, в висках стучали барабаны, во рту будто кошки нагадили. Попытался разлепить глаза. Получилось со второй попытки, открываться те не очень-то и хотели.

   Темно. Лишь где-то на периферии зрения слабый подрагивающий отблеск, будто свеча горела. Чьё-то шумное дыхание рядом. Барон? В темноте Василий видел не хуже, чем днём, повернул гудящую голову на звук. Точно. Лежит на спине, окорока в стороны. Кряхтя, поднялся, подошёл, тыкнул в бок лапой. Ага, завозился. Однако что произошло? И где это они?

   Огляделся. Похоже на небольшой чулан, в углу куча хлама, по стенам развешаны какие-то вещи, сразу видно – старьё. Входная дверь приоткрыта, свет проникал в щелку. Пока Барон стонал, чертыхался и приходил в себя, решил осторожно выглянуть. Выглянул. И не удержался от возгласа:

   – Ёшкин-кошкин! Что за хрень?

   То, что увидел Васисуалий, на самом деле хренью никак не являлось, просто у кота не нашлось нормальных слов выразить свои чувства.

   Когда-то давно попалась ему в лапы богато иллюстрированная книжка из Среднего мира о местных замках, любили там энто дело. Поразился он тогда убранству залов: золоту, серебру, картинам, бронзе, мебели, каминам, люстрам и гигантским шторам на огромных окнах. Нечто подобное узрел и сейчас, этакую готику при свечах. И натурально обомлел. Даже голова прошла.

   Это действительно был зал, длинный, высокий, с повисшей над огромным столом люстрой в виде массивного колеса, утыканного горящими свечами. На столе же множество блюд, судков, графинов, тарелок – милости просим, мол, откушать, чем бог послал. Только вот не было никого в зале или Василий пока никого не видел. Темно по углам, хоть подсвечники были и там, и тут расставлены. Не, что за дела, в самом деле? Теперь любопытство заявило о себе в полный голос, и Василий решил выйти, посмотреть, пощупать, понюхать. Но об осторожности вдруг напомнил очухавшийся Барон, цепко ухватив за плечо и горячо зашептав на ухо:

   – Куда, етить твою коленку?

   Но Василию было очень интересно, поэтому спросил:

   – А что такого? Там?

   И указал на стол с едальными прибамбасами. Хотя, понятно, имел в виду не жратву как таковую, а обстановку вокруг и рядом.

   – Там? А там, друг Вася, всё очень плохо. Кажется, я знаю, куда нас завёз этот проныра Лис. Усыпил, скотина, бдительность посредством молока и спящих привёз прямо в лапы к Людоеду. Выбираться надо, дружище, и чем скорее, тем лучше для наших задниц.

   Васисуалий притих. И испугался, и задумался. Мало кто не слышал в Мирах про Людоеда, им пугали и детишек, и слишком пронырливых взрослых. Будто страшнее зверя на свете нет (вообще-то кот в лице Василия был категорически с этим не согласен), будто все беды от него, будто он может устроить всем весёлую жизнь и чтобы такого не случилось, нижанские откупаются – их-то Мир к Людоеду ближе всего. Чем они откупаются, подробно не знали, но теперь Василий стал кое-что понимать. А вот пришлыми и откупаются.

   – Ох, верните меня обратно, – попятился и ткнулся в бедро Барона. Охнули оба. Помолчали. В зале тоже было тихо. Постояли с полминуты, потом Барон произнёс:

   – Ладно, пошли. Сваливать надо, а из чулана как свалишь?.

   И первым вышел на свободу. Огляделся и вдруг осторожно, на цыпочках, подошёл к столу, схватил графин с чем-то тёмным, припал к горлышку. Василий мягко подскочил.

   – Ты чё, с ума сошёл?

   – Жажда замучила после снотворного, хочешь? – и сунул под нос ополовиненный графин. Говорили шёпотом. – Классный морс!

   – Давай, – Вася обхватил лапами горлышко, но не удержал тяжёлый графин и бухнул об пол.

   – Млять! – Барон аж присел. Захотелось ему сейчас сделаться маленьким, неприметны и юрким, как мышка.

   Распахнулась дальняя дверь. Уверенно, настежь, и в зал кто-то вошёл. Огромный, тяжеловесный и мрачный.

   – Млять! – повторил Барон и полез под стол. Васисуалий замер на месте. Силы его покинули, остался лишь вялый интерес. В том числе и к собственной судьбе. Что-то ему подсказывало, что сегодня Великий День, который скоро закончится, возможно даже, не праздником вовсе. Хотелось заранее смириться. Но не дали. Пятерня Барона показалась из-под стола, схватила за ногу и потащила к себе. По морде хлестнуло скатертью, и Василия затащили в темноту и относительный покой.

   – Счастливчик, – прошептал Барон, – у тебя-то девять жизней, а у меня всего одна, и та – никудышная. Эх, раскудрит твою налево...

   Раздались тяжёлые шаги, приблизились и Василий увидел носки огромных сапог напротив. Лакированные, хищные. Снежным вихрем вверх взлетела скатерть, и под стол заглянула бородатая морда с выпученными глазами и толстыми губами. Глаза бешено смотрели на двух обомлевших гостей, взгляд плясал на лицах, фигурах, хвосте. Потом губы разошлись широкой щелью и утробный, низкий голос велел:

   – Вылазь назад, шпана!

   «Шпана» очень неохотно выбралась обратно, причём Барон пытался спрятаться за Васисуалия, но получилось неубедительно. Хозяин возвышался над ними угрюмой скалой, рассматривал брезгливо, оттопырив нижнюю губу, потом дёрнул ближайший стул, уселся и заговорил. Интонации были скорее задумчивыми, нежели кровожадными. У Василия даже мелькнула мыслишка, а вдруг обойдётся и суп из них варить не станут. По крайней мере, сегодня, а там, глядишь, и договоримся...

   – Ну, и кого это мне под Новый год в подарок привезли? Вижу двух охломонов с Верхнего. Растерянных, удивлённых, ничего не понимающих. Ну, с этим всё ясно: думают, что сейчас из них отбивные делать будут. Эх, молодёжь... Не о том думаете. Меня хоть и кличут Людоедом, но не в этом смысле. Так что проехали. У нас чего забыли?

   Барон чуток осмелел, прокашлялся, ответил. Хозяин сощурился. Как показалось Василию, понимающе.

   – А зачем вам этот Скорняк? Тип скользкий, мелочный и ненадёжный, всё руки не доходят с ним потолковать по душам. Так что предлагаю остаться у меня, будем, гм, дружить домами. Короче, пошли за стол, надо Старый год проводить.

   Окончательно оттаявшие и обалдевшие гости последовали к столу. Как они поняли по суровому виду хозяина, тут дважды не приглашают. Барон уселся по правую от хозяина руку, Василий вскарабкался на стул по левую. Невольно понюхал окружающее пространство и остался доволен – пахло умопомрачительно, деликотесно и аппетитно. Но поскольку от природы Васисуалий был котом интеллигентным, даже в некоторых вопросах деликатным, то стеснительно замер столбиком, даже хвост запрятал между лап. Хотя глаза рыскали по столу и отмечали массу приятных деталей, как-то: жареную рыбу, сметану, запеченную курочку, колбасные и рыбные нарезки, пастрому, буженину и кучу салатов, плюс отдельно всевозможные гарниры. Василий гулко сглотнул и услышал аналогичный звук справа. Хозяин тем временем закончил повязывать на шее салфетку, наклонился, придвинул к себе блюдо с курицей, налил из графина, промолвил:

   – Чего замерли? У меня официантов нету, сами давайте, – и опрокинул в рот рюмку, подцепил маринованый огурчик, захрустел. – Ух! Хороша, заррраза!.. Ну-с, приступим, – и занялся курицей.

   Минут пять они ещё стеснялись. Но после разошлись и стали метать за обе щёки не хуже хозяина. А минут через двадцать активного метания, когда заморили червячка и костлявая рука голода растворилась в гарнирах, похлёбке и нарезках, завязалась и беседа. На первый взгляд непринужденная, но на второй куда как обстоятельная и кое-что объясняющая.

   Выяснились интересные вещи.

   Хозяин, оказывается, попросил своего шофёра подобрать кого-нибудь на дороге, чтобы ему, хозяину, не одному Новый год встречать, надоело уже. Ну, Лис и подобрал, усыпил, довёз и сгрузил в чулан.

   Почему такие сложности? Интересно, кто бы добровольно отправился в замок Людоеда? Он про таких не слышал.

   Почему Людоед? О, тут отдельная история. И между грибной похлёбкой и творожной запеканкой поведал, почему.

   На самом деле никакой он не людоед, а даже наоборот, человеков любит, уважает. Только не всех. С незапамятных времён есть у него дар беспрепятственно ходить между мирами и наказывать подлецов, предателей, ублюдков и сволочей. Горыныч поспособствовал когда-то принять такое, но это история не для ваших ушей. Плохие люди и прозвали Людоедом, у страха глаза навыкате. А ему что? Пусть зовут. Даже в некотором роде почётно, имя идёт впереди тебя. Но зато каждый мерзавец в Триланде знает, что расплата вот она, в моих руках. И показал на зловещего вида чёрный топор, висящий сбоку от камина. Вот так вот, гости дорогие. Чего притихли, съёжились? Кроме дара перемещаться между Мирами, Горыныч научил и видеть внутреннюю сущность человека. Так что не боись, вижу вас насквозь, не по моей вы части, живите, сердешные. Дурного только никогда не делайте, тогда и в будущем разойдёмся миром. Понятно? Тогда наливай. За мир между народами и странами.

   А где сам Горыныч-то? То мне не ведомо. Нам, долгоживущим, как ни странно, многое не ведомо. Например, почему мир именно таков. Отчего дороги иногда кривы и несуразны. И люди на них такие же. Да мало ли...

   О, пять минут до Нового года! Заболтались совсем, наливай, толстый. Бароном зовут? Ну, за Баронов! Гляжу, тоже умеешь перемещаться между слоями? Только не злоупотребляй и к Скорняку не ходи больше, себе на уме человек, использует он тебя. Ну, это мы вскорости поправим... Не, не топором, слова нужные тоже найдутся. А ты чего, Вася, приуныл? Помиришься со своей Изабеллой, это у неё кровь благородная персидская играет, но скоро наиграется. А ребёнок твой известным котом станет, который в сапогах. Потом ко мне придёт правду искать, ха-ха... Ну, с Новым годом! Чокнемся! Вот так, хорошо-то как. А не спеть ли нам, друзья? Давайте мою любимую... э-э... щас...

   И вдруг, откинувшись на спинке стула, поднял голову, закрыл глаза, глубоко вздохнул и вывел чистым сильным голосом:

Призрачно всё в этом мире бушующем,

Есть только миг, за него и держись...

 

   И Василий с Бароном, отчего-то закручинившись, тихо стали подпевать. И казалось им, что пока они здесь, этот миг между прошлым и будущем будет длиться и длиться, и никогда не закончится...

   – Ну, друг Вася, бывай. Пойду.

   – Да мне тоже пора, Иззи, наверное, извелась там вся.

   На том и расстались. Барон, ссутулившись, побрёл от камня в сторону дома. Но через несколько шагов обернулся, крикнул:

   – А хорошо встретили Новый год, правда? И посидели хорошо. И человек нам попался хороший. Только, Вась, никому не говори, где мы были, ладно? Иззи скажи, что любишь её и жить без неё не можешь, а Барон сволочь и придурок, потащил за собой куда-то... Хорошо, дружище?

   Василий так и сделал...