Текст книги "Хозяин"

Автор книги: Александр Щеголев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Что было сделано не так? В чем причина катастрофы? Что, собственно, произошло? Вопросы буравили и буравили его мозг – сначала в Пятигорской больнице, теперь – в Клопино. Ответы давались в муках. Мысль о том, что Хозяин не просто исчез, что Он… язык не поворачивается произнести… сбежал! – эта мысль была нестерпима. («Он бросил меня, бросил!.. – плакал прапор в подушку. – Я, видите ли, плох для него… Я, который столько для него… который всегда для него…») Как видим, горечь утраты смешивалась с обидой. Обида росла, распухала волдырем, пускала метастазы в сердце.

Он пытался рассуждать здраво. Может, Хозяину не понравилось, что он перепил в тот злополучный вечер? Да, Хозяин и впрямь не любил, когда Ковалев позволял себе лишку, но ведь давал ему иногда поблажки, – и ничего, проходило. Кроме того, не так уж набрался тогда Ковалев – просто расслабился в компании. И вообще, всерьез наш герой никогда не пил, не злоупотреблял, выгодно отличаясь этим от большинства коллег. Неужели нельзя было простить временную слабость?

Не здесь причина, не здесь! – лихорадило прапора.

Тогда, наверное, дело в том, что Хозяину очень приглянулась эта ведьма-абазинка. Но Ковалев даже попытки не сделал, чтобы исполнить Его волю. Встал и ушел, трус. Причем, ИЗ СВОЕГО номера. Упустил ЗАКОННУЮ добычу. Что, с пьяным Магометом бы не справился? Именно что трус!

Спал на диване, у всего санатория на виду…

Потеря офицерской чести для Ковалева – это ведь потеря чести и для его Хозяина.

Впрочем, в тот роковой день случилась еще одна глупость. Было это утром, после завтрака. Толстая старуха, разорви ее вчетверо… холодный ковер, трусы в руке… прапор чуть не стонал от стыда, вспоминая нелепый эпизод.

Так бывало в юности: к матери приходила какая-нибудь подруга – посидеть, поболтать, – и у Хозяина вдруг возникало желание показаться ей. Тогда Ковалев разыгрывал целую комбинацию, чтобы попасть женщине на глаза – в голом виде, конечно. Как-бы случайно, ненароком. Например, начинал бесконечно долго переодеваться – в той комнате, куда мать непременно вошла бы с гостьей. Или успевал раздеться в ванной – до того, как гостья отправится мыть руки, при этом «забывал» про защелку на двери. Примерно такие варианты. Если же подруга матери оставалась на ночь – это значительно упрощало задачу…

И вот, через много лет, Хозяину вновь захотелось показаться . Кому? Пожилой уборщице (лет пятидесяти) с рыхлым грушевидным телом, втиснутым в несвежую униформу. Женщина переползала из номера в номер, таща за собой пылесос. Голый Ковалев азартно ждал, расположившись фасадом к двери. На кровати было разложено белье – якобы человек переодевается. Тетка входит – и такой конфуз! Эта зрительница, как ни странно, устраивала Хозяина; откровенно возбудился Хозяин в предвкушении экзотичной шутки. Однако время шло, пылесос гудел где-то в коридоре, – и никакого продолжения, никакой разрядки. Ковалев ждал, теряя терпение. Стоял на одном месте, практически не меняя позы. Хозяина уже приходилось стимулировать, согревать: прохладно было. Проклятая тетка не входила. Добрых полчаса минуло, прежде чем Ковалев надел трусы, майку и выглянул в коридор.

Уборщица пропустила его комнату. Проползла со своим пылесосом мимо. Какими соображениями она руководствовалась, решая, где надо убирать сегодня, а где завтра? Черт ее знает. Но веселый прапор остался в дураках – это без вариантов.

И возникает законный вопрос: может, вовсе не Хозяин решил показаться , а сам Ковалев – дурь взыграла, мальчишество?

Очередное унижение для Хозяина…

Многовато унижений, тоскливо думал наш герой. И все, как назло, в один день. Сначала – уборщица, ленивая тварь. Надо было жалобу на нее, гадюку, накатать. Потом он отдал собственный номер шапочному знакомому. В номере осталась женщина, которую желал Хозяин, и это – прямое оскорбление. Плюс напился, хотя прекрасно знал, что Хозяин этого не любит…

Картинка сложилась.

Ковалев не уставал повторять Хозяину, что Он свободен, абсолютно свободен, причем, гарант этой свободы – сам Ковалев. И что получилось? Гарант обделался. Так почему Хозяину было не взять свою свободу и не уйти? Похоже, это и есть ответ на все вопросы. «Я виноват… – шептал Ковалев в мокрую от слез подушку. – Я не справился… Он плюнул на меня, и правильно сделал…»

Следующим утром наш герой шагал на службу второй раз после отпуска. Здесь надо отметить, что жутковатое серое пятно в паховой области к тому времени отслоилось и сошло, сменившись гладкой розовой кожицей. Что касается крайне неудобной банки на боку, то Ковалев давно уже сменил ее плоской фляжкой, которую под формой было совершенно не заметно. Так что двигался он беспрепятственно, и даже бегать мог при необходимости.

Таковая необходимость настала быстрее, чем он предполагал. Метров за тридцать до главной резиденции клопинских милиционеров Ковалев обратил внимание на машину, остановившуюся возле парадного входа. Из черного «Мерседеса» вылез некто в форме полковника – небольшого росточка, с папкой-органайзером под мышкой. Вспорхнул по ступенькам и скрылся за дубовой дверью…

Он.

ОН!!!

Как Ковалев домчал до Управления – не запомнил. Никогда в жизни он так быстро не бегал. Влетел в холл, просвистел мимо дежурной части… На вахте его тормознули:

– Ты к кому, Ковалев?

– Да вот, тут… передо мной… кто это сейчас вошел?

Дежурный оскорбительно засмеялся и крикнул своим:

– Слышь, он спрашивает: кто только что вошел!

За пластмассовым стеклом тоже засмеялись.

– Андрюха, – взмолился Ковалев. – Ну, правда!

Сержант посерьезнел.

– Это, товарищ прапорщик, наш новый Главный. Новый начальник Управления. И я не советую тебе говорить о нем в таком тоне… Эй, Ковалев, что с тобой?

– Нашел…

– Чего-чего?

– Я его нашел! – заорал Ковалев.

Он чуть не умер от счастья.

…Надо встретиться и поговорить, понял он. Надо объясниться. Пора кончать с этим недоразумением.

Увы, пробиться на прием к новому Главному оказалось не так-то просто. По личным вопросам, да еще человеку со стороны – запись на четверг. Прием – всего два часа. Попадете, если успеете. Ковалев, правда, был не совсем со стороны и имел здесь изрядное количество знакомых, но, во-первых, все знакомые при одном упоминании о Новом начинали трястись (и чем выше чин, тем сильнее был их испуг), во-вторых, посмотрим правде в глаза, кто такой Ковалев? Прапор-вохровец, никто. С какой стати товарищу полковнику принимать каких-то там прапоров? Для служебных вопросов у Главного есть замы, для личных – два присутственных часа в четверг…

Плюнув на службу, рискуя получить выговор, наш герой долго болтался в коридоре чужого Управления, не выпуская из поля зрения стеклянную приемную начальника. И был вознагражден. Новый вышел и бодренько зашагал куда-то, листая на ходу папку; а следом за ним, как две тени, следовали два здоровенных омоновца.

Хозяин… – на секунду обмер Ковалев. Ноги его вдруг стали ватными. Из головы вымело все заготовленные фразы. Позвал слабым голосом:

– Товарищ полковник!

Хозяин услышал. Остановился, взглянул вопросительно. Милицейская форма смотрелась на Нем потрясающе органично: как будто не она для Него, а Он для нее был создан. «Ишь ты, каким гоголем ходит», – мелькнула неожиданная мысль.

Хозяин был прекрасен…

– Я знаю, я виноват, – заговорил Ковалев, сбиваясь. – Но, ей-богу, поверьте… Всей душой! Лишь о вашем благополучии пекусь, день и ночь о вас думаю…

– Не понимаю, – оглянулся начальник на своих омоновцев. Те придвинулись. – Изъясняйтесь внятней, товарищ прапорщик. О чьем благополучии печетесь?

– Так о вашем же! Вот вам крест! – в порыве искренних чувств Ковалев осенил себя крестным знамением.

– Вы верующий? – строго спросил начальник.

– Да, – ответил Ковалев и тут же испугался. Да-то да, но… Какой из него верующий? Как из сумоиста балерина. А Хозяин видит его насквозь – бесполезно казаться лучше, чем ты есть…

– Вера – это хорошо. Возвышает. Помогает смириться с потерями. Что вы, собственно, хотели? Только кратко и конкретно.

– Так ведь… вернулись бы вы. Без вас – и жизнь не жизнь.

– Вернуться?! – недобро сощурился Новый. – Это ваша личная просьба или мнение коллектива?

– Моя! – Ковалев истово ударил себя в грудь. – Моя просьба! Умоляю вас… умоляю…

– Меня поставили на это место, чтобы я выполнял свою работу. И ваша провокационная реплика ничего не изменит. Впредь я попрошу вас, молодой человек, – нет, настоятельно порекомендую, – не подходите ко мне и не беспокойте подобной ахинеей.

Хозяин проследовал дальше, а Ковалев остался, чувствуя себя оплеванным.

«Какой он у нас демократ… – полз из открытых дверей восхищенный шепоток. – Надо же, с простыми прапорами в коридоре разговаривает…»

…Подумаешь – Новый! Подумаешь – Главный!.. Ковалев злился, прокручивая в голове незадавшийся разговор. Будем считать, собеседники друг друга не услышали. Или Хозяин дал понять, что в услугах носителя более не нуждается? От этого предположения тисками сдавливало грудь, и злость отступала…

А ведь Хозяин не случайно заговорил про веру и про смирение! Это был намек. Дескать, иди в монастырь, Ковалев, одна тебе туда дорога, другой не дано, – только там, смирившись со своей бесполостью, обретешь ты покой… Не хочу в монастырь! – он даже вскочил со стула, удивив сослуживцев, сидевших в той же комнате.

Нужна еще попытка. Еще разговор. Но не в Управлении, а где-нибудь в неформальной обстановке. Где именно? Скажем, в церкви, коли уж речь зашла о вере… нет, чепуха. Ковалев никогда в церковь не ходил, так с какой стати Хозяину это делать? Всю жизнь они посещали одни и те же места. Кафе, стадион, бассейн, тренажерный зал, боулинг… Вот оно! – понял Ковалев. Боулинг-клуб. Сколько вечеров они там провели, восхищая публику страйками и заодно цепляя девочек, – не сосчитать. Хозяин не пропустит это место, непременно появится…

Тем же вечером наш герой приоделся и засел в боулинг-клубе. Не играл, просто тянул пиво за столиком. Компаньоны из бывшей его лиги подходили, зазывали к дорожкам, – он не соглашался, не то настроение было.

Он очень волновался.

Хозяин явился как раз к турниру. Причем, не один – в сопровождении все той же пары омоновцев, переодетых в штатское. Оформился у центральной стойки, сменил обувь. Вынул из локера, то есть личного шкафчика, собственный шар (!), и сразу – в игровую зону.

Спортивный костюмчик, как и прежде погоны, дьявольски шел Хозяину.

Ковалев сдержал первый порыв (бежать, лететь к Нему!), не повторил прошлой ошибки. Наблюдал, выжидая. Фрэйм за фрэймом Хозяин отрывался от остальных игроков, точно посылая шар фирменным полуроллером. Это был любимый бросок Ковалева – полуроллер. Ковалев смотрел, переполняясь гордостью, узнавая в Хозяине себя, и непроизвольно дергал конечностями, вовлеченный в Его движения. Пятью страйками подряд Хозяин закончил гейм. Вокруг визжали и восторженно хлопали в ладоши. Разгоряченный победитель поклонился с небрежностью, принял в награду от клуба бутылку коньяка (которую тотчас же отдал своим телохранителям) и направился к бару. На губах Его блуждала улыбка.

Ждать далее было ни к чему. Ковалев подошел и пугливо встал чуть поодаль.

– Товарищ полковник, я хотел попросить у вас прощения…

Телохранители грозно сомкнулись. Хозяин обернулся и успокаивающе похлопал их по спинам.

– Ах, опять вы, – молвил он устало. – Сударь мой, я начинаю думать, что вы меня преследуете.

– Видите ли, случилось недоразумение… – начал было Ковалев, приблизившись. Хозяин нетерпеливо перебил его:

– Да, явное недоразумение. И мне казалось, что мы справились с ним еще в прошлую нашу встречу.

Ковалев растерялся.

– Подождите… Ситуация, право, странная. Такой конфуз… вы – сами по себе, я – сам по себе… как это, зачем это?.. – он не нашелся, чем продолжить.

– Послушайте, прапорщик, мое терпение не безгранично. Не сочтите за оскорбление, но вы меня утомляете.

Ковалев вдруг упал на колени.

– Товарищ полковник! Ваше превосходительство! Ведь мы с вами – плоть от плоти! Одно целое, неделимое… Вспомните, как вам было хорошо, как мы вместе…

– Никогда мы не были вместе, – сказал Хозяин надменно. – Что за «делимое – неделимое»? Дроби мне тут выдумываете… И встаньте живо!

– Позвольте мне остаться с вами…

– Встаньте, я кому сказал! Хорошо… Вы что, хотите на меня работать?

– Я хочу служить вам!

– У меня уже есть, кому служить, – Он показал на омоновцев. Те были непроницаемы. – Так что прощайте, милостивый государь. Прощайте.

Подплыла высоченная тощая девица, вплотную приблизилась к миниатюрному начальнику Управления и томно произнесла:

– Твой баггер был великолепен.

– У меня найдется, чем тебя удивить и кроме баггеров, ма шери, – откликнулся тот, обнял девицу за талию и развернулся вместе с нею к бару.

Разговор был кончен. Одинокая слеза ползла по щеке Ковалева.

– Вы все равно вернетесь! – простонал он.

– Убрать идиота, – махнул Хозяин пальчиками.

Телохранители оторвали Ковалева от пола, пронесли его через весь клуб к выходу, открыли дверь при помощи его же головы и бросили безвольное тело на газон.

Лежа лицом в собачьих экскрементах, наш герой понял: надежды нет.

…На этом, пожалуй, – точка в рассказе. Конец.

Оставим офицера Ковалева за решением проблемы – каким способом свести счеты с жизнью (табельное оружие, бритва с теплой ванной или балкон).

Оставим нового начальника Управления отдыхать после трудового дня.

Подведем краткий итог.

Женщина может вернуться к мужчине, если вновь захочет любви. Друг вернется, потому что простит и забудет. Даже непосредственный начальник, ушедший на повышение, имеет шанс провиниться, и его выпнут на прежнее место.

Но если от тебя уходит Хозяин – это навсегда.

– Как вам история? – поинтересовался господин Вяземский.

– Не люблю, когда плохо кончается, – честно ответил я.

– Ну, простите. Рассказываю, как умею…

Уже стемнело, если можно так выразиться. Солнце зашло, но это мало что изменило: видимость осталась прежней, лишь все вокруг стало серым, монохромным. Все, кроме горящего костра – единственного цветного пятна на берегу.

– С вашего позволения, – пробормотал господин Вяземский. Он достал упаковку с лекарством, вытряхнул на ладонь сразу две капсулы. Я успел рассмотреть название. Дорогостоящее гормональное средство.

– Пока вы заняты, не возражаете, если я схожу отолью? – спросил я его. – Слегка попачкаю ваш пляж.

– Бога ради, – отмахнулся он. – Пачкайте на здоровье.

Я встал и отошел от костра к одному из валунов. К тому самому, под которым мой агент спрятал оружие. Малую надобность справлять не стал – это был только предлог. Нашел закладку, разорвал полиэтилен, развернул тряпку. «Берета – M92F» с глушителем. Надежная машина для наемников всех специализаций. Пакет был обработан специальным составом, отпугивающим собак – чтобы Плес со Псковом не испортили игру раньше времени. У борзых, конечно, нюх совсем не тот, что у ищеек, но, как говорится, береженого Бог бережет.

Я возвратился к костру, пряча пистолет под ветровкой. Вяземский сладко потягивался.

– Хорошо посидели… – сказал он, вставая мне навстречу.

Решил, как видно, заканчивать пикник.

– Какой завод охранял этот ваш бедолага? – опередил я его. – Смешное такое название.

– Почему смешное? «Виктория, Шмид цигель». Кирпичное производство. Цигель – это кирпичи по-немецки.

– Цигель, цигель, ай-лю-лю. Конец цитаты, – сказал я и показал ему «Беретту».

Он на миг застыл.

– Звать охранников не советую, – весело продолжил я. – Первый выстрел – вам. Я успею, как вы понимаете. Что будет со мной дальше, вы уже не увидите.

– Значит, это вы, – он скривился. – Я ждал, что кто-то придет. Собственно, именно вас, наверное, и ждал… мой добрый «сосед».

– Сядьте.

Он остался стоять. Ладно, пусть потрепыхается, рыбка на берегу.

– Вы вот спросили меня, что я думаю по поводу вашей истории. Я отвечу. Думаю, она не закончена. Даже уверен. И с нетерпением жду продолжения.

– Неужели вы всерьез восприняли эту фантастическую притчу, которой я вас развлекал? – изобразил Вяземский удивление. – Еще скажите – поверили в нее! – он хихикнул.

– Неважно, во что я верю. Я внимательно вас слушаю. Рассказывайте.

– Может, вы и Гоголя в школе не читали? Повесть «Нос» – помните?

– Не помню. При чем здесь нос? «Гоголем», по вашим же словам, Ковалев своего «хозяина» именовал.

Я улыбнулся ему, разгоняя тоскливую серость. Пистолет я держал в кармане ветровки, но из руки не выпускал, – чтоб человек не расслаблялся. Я был совершенно спокоен.

– Вы правы, нос тут ни при чем. Говорят же вам – фантастика.

– Присаживайтесь, не стесняйтесь, – предложил я. – Или вам помочь, прострелить нижнюю конечность? Не беспокойтесь, у меня очень хороший глушитель. Оружие практически бесшумно.

– Стреляйте, мне все равно, – сказал он истерично. – А лучше совсем застрелите, избавьте страдальца от мучений!

– Вы настаиваете? Но ведь я вам не в голову выстрелю.

– В сердце? – догадался Вяземский. – Вы что, гуманист? Предпочитаете не портить жертве лицо?

– Нет, и не в сердце.

Он понял, куда я выстрелю. Это его, наконец, проняло.

Он сел.

Я – тоже.

Идиллия, второй акт.

– Рассказывайте, – приказал я.

…Иногда так случается, что персонажи вроде бы законченной истории оказываются сильнее авторского замысла. Их воля к жизни пробивает могильные плиты, под которыми погребены незадавшиеся судьбы. И тогда последняя точка в рассказе превращается в многоточие…

Наш герой заставил себя дожить до утра. И даже пошел утром на службу. Все-таки натура его была здоровой, несмотря на кажущийся душевный вывих (да и суицидальных проявлений в роду не отмечалось).

В голове его рождался план. Нет, с большой буквы – План. Если не удалось вернуть Хозяина прямым путем, вернем кривым, – думал Ковалев, переполняясь злой решимостью. Узнай кто-нибудь, что он замыслил – сказал бы: «Чистое безумие!» или просто покрутил бы пальцем у виска. Мы выразимся осторожнее: да, средства достижения цели несколько необычны. А насчет возможного успеха или неуспеха – посмотрим, посмотрим…

План обрастал подробностями, становясь рельефным, объемным, вполне реальным. План подарил Ковалеву новую надежду. И это главное.

Теперь Ковалев был готов на всё.

Для начала требовалось разбогатеть. Крупно. Причем, в максимально сжатые сроки – за полгода, за год, – и не шлепнуться при этом на нары. Легко сказать, правда? Хороша задачка для нищего прапора! Как богатеть, если у тебя нет ни стартового капитала, ни вообще сколько-нибудь пристойной суммы в кошельке? Ответ плавал на поверхности, как дерьмо в засорившемся унитазе. Первым шагом, вернее, шажком, могла быть только кража. Тупая, грубая, убогая кража.

Что охраняю – то имею, сказал гениальный писатель. Ковалев охранял кирпичный завод – крупнейший, кстати, в регионе. Как хороший командир, он знал все уловки контролеров, все дыры в защитном механизме. Защита была на редкость слабой. Заводу бы частников нанять, да кто ж им позволит? Управление вневедомственной охраны – такой зверь, который не потерпит конкурентов…

Цех № 15, где выпускали шамотный кирпич, стоял на отшибе, практически отдельно от завода. На двух концах цеха – две проходные. Через первую выезжали груженые товаром машины и входили сотрудники; вторая была только для машин – порожных, идущих под загрузку. Именно вторую проходную, точнее, «Пост 154», Ковалев и наметил для своей атаки. Важная отличительная особенность данного объекта состояла в том, что если все входы-выходы на ночь закрывались (б?льшая часть завода по ночам дремала), то этот въезд продолжал действовать. «Камазы» здесь ввозили глину и песок – круглосуточно.

А что такое пост 154? Это шлагбаум, который нужно бесконечно открывать и закрывать – для каждой долбаной машины. Плюс домик из кирпича и стекла, в котором сутки напролет мается горемыка-контролер. Прожектора, горящие в темное время суток. Две телекамеры, фиксирующие и сам шлагбаум, и подъезд к нему. Казалось бы, все продумано и учтено. Кроме того мелкого обстоятельства, что охранник на посту по ночам спит, плюнув на постылую и малооплачиваемую службу.

Спрашивается, как же можно спать, если «камаз», возящий глину, туда-сюда шныряет? Кто ему шлагбаум откроет? Очень просто: когда начинаются ночные ездки – оставляешь шлагбаум открытым, и пусть самосвал носится мимо поста, сколько хочет. С водителем есть договоренность: последний рейс он отмечает длинным гудком. Контролер на минуту просыпается, опускает шлагбаум и досыпает оставшееся время.

Что касается телекамер, то за экранами по ночам никто не сидел (да и не было их, экранов). Картинка всего-навсего писалась в компьютер, чтобы потом, в случае надобности, зам директора по режиму мог ее просмотреть.

Такая система. Просто чудо, что до сих пор не случилось ни одного серьезного ЧП.

Ковалев выбрал крайне удачную ночь. По вине заводского автопредприятия в цеху скопилось очень много кирпича. Буквально весь «задний дворик» (огороженная территория, примыкавшая к задней стене корпуса) был уставлен полными поддонами. Заезжай и грузи… Транспорт Ковалев организовал так: взял в долю своего же подчиненного, охранявшего заводской гараж. Мужик был интеллигентный, порядочный, – такому можно доверять. Далее, чтобы не попасться на сбыте, Ковалев заранее договорился с бизнесменом-одноклассником, строившим элитные коттеджи в зоне Павловск-Пушкин. Короче, все было продумано.

И вот – ночь «икс». Ковалев на двух «камазах», взятых в долг из заводского же гаража (какая изящная наглость!), въезжает на территорию пятнадцатого цеха. Вторым водителем был тот самый интеллигентный охранник, отвечавший за гараж. Помня о телекамерах, сообщники завязали себе лица платками, как бандиты из вестернов, но главное – замазали номера машин грязью. Сами же «камазы» были настолько потрепаны и бесцветны, настолько лишены индивидуальных черт, что идентифицировать их по зернистой компьютерной картинке вряд ли кто сумел бы.

Шлагбаум, как и рассчитывали, был поднят. Территория «заднего дворика» целиком просматривалась с поста, поэтому Ковалев, притормозив возле кирпичей, вернулся к домику и заглянул в окно. Контролер благополучно дрых. Мальчишка, курсант средней школы милиции, – подрабатывал здесь на каникулах. Высокие ботинки, раскрасневшаяся рожа. Будущий мент. Как-бы свой . Подставить такого – удовольствие… Кресло, в котором он спал, было раскурочено, чтобы спинка откидывалась; голова покоилась на маленькой подушке. Хорошо парень лежал, удобно. Долго проспит.

Самосвал, снабжавший цех глиной, умчал буквально только что (Ковалев специально выждал, прежде чем начать операцию). Путь этого грузовика – до карьера и обратно, – занимал примерно час, поэтому работали быстро. Откинули борта. Вскрыли сарай с резервными погрузчиками (компактные, словно игрушечные машинки, снабженные подъемниками) и выкатили сразу два. «Камазы» были с прицепами – на каждом таком автопоезде помещался ровно двадцать один поддон с кирпичами. Загрузились, уложившись в сорок минут. Спрятали погрузчики за штабелем оставшихся поддонов – и ходу.

Груз везли в Павловск – там на складе Ковалева ждал одноклассник. На случай встречи с дорожной инспекцией были заготовлены накладные, неотличимые от настоящих. Номера «камазов», естественно, временно отмыли от грязи. Впрочем, добрались без сюрпризов, опорожнили кузова, и обратно. Перед въездом в цех номера опять испачкали. И опять дождались, пока ночной самосвал, сбросив глину, не уедет на карьер. Далее вся процедура повторилась в точности. Через сорок минут от солидного товарного запаса во дворе остался пшик.

И прочь, прочь!..

Были запланированы только две ходки – на большее не хватило бы ни ночи, ни дармовых кирпичей. Так что второй заход на территорию цеха был и последним. Миновав шлагбаум, Ковалев вдруг остановился, вылез из кабины и направился к посту охраны. Платок с лица не снимал – берегся. Напарник тоже остановился, ничего не понимая, – нервно замахал рукой, выразительно указывая на наручные часы…

Надо убедиться, в каком состоянии пребывает контролер, – говорил себе Ковалев. Не приготовил ли проснувшийся герой подлянку… На самом же деле прапор шел прощаться. Столько лет он отдал абсурдному миру, называемому сторожевой службой, и настала пора взглянуть на это убожество со стороны – просто взглянуть. В последний раз…

Ковалев поднялся по лесенке на стальной мостик и подкрался к стеклянной двери. Раззява охранник по-прежнему спал – что и требовалось доказать. Даже позу не сменил за эти несколько часов… На торце белого кирпича возле двери было крупно выцарапано: «Я БЫЛ СДЕСЬ АТЫ НЕТ ». (Орфография сохранена.) Очевидно, что надпись появилась совсем недавно: не сегодня, так вчера. Твари! – вспыхнул Ковалев. Что за козел постарался? Может, ты?! – с ненавистью посмотрел он на спящего… Он вынул складной нож, который всегда носил с собой, и выцарапал чуть ниже:

«Слова „здесь“, „здорово“ и „здохнуть“ пишутся через „З“. Поэтому ты – ВОХР!!! ».

Уходя, он чуть не плюнул напоследок в стекло. Почему-то вспомнил об экспертизе на ДНК и сдержался.

Часа через полтора операция закончилась. Вторая порция кирпичей осела в закромах покупателя, после чего «камазы» были отогнаны обратно в гараж.

Одноклассник рассчитался с Ковалевым сразу, еще на складе. Шамотный жаростойкий кирпич – из самых дорогих (из него, вообще-то, складывают домны, однако для бытовых каминов и печей, которые заказывает нынешний крутой дачник, тоже годится). Стоимость одной штуки доходит до двадцати рублей. Поскольку кирпич «левый», сговорились на двенадцати. Ковалев с напарником украли 84 поддона. На одном поддоне помещается 300 штук. Итого… перемножаем, делим, – получаем 10 тысяч 800 долларов США. Таков был навар.

Охраннику из гаража Ковалев отдал 3 тысячи долларов – как условились. Плата за водительские услуги и за риск. Остальное оставил себе – как главному идеологу и организатору. Всё по справедливости.

Наконец у него появились деньги, похожие на настоящие…

…Следствие было в тупике. Куда подевались ценные кирпичи, так и не нашли. Искали в Клопино и окрестностях. Трясли гаишные КПП. Шерстили фирмы и склады – в Постно, в Шарах, в Павловске, в Пушкине, в Гатчине. Однако, не такой дурак был бизнесмен-одноклассник, чтобы хранить краденое. В то же утро «левый» кирпич был оформлен в легальный – и развезен по строительным объектам. Не нашли также и «камазы», хоть и стояли они под боком у искавших, – просто в голову не мог прийти столь анекдотичный вариант… В общем, полный облом.

Или – полный успех, в зависимости от того, с чьей стороны посмотреть.

По правде говоря, не очень-то милиция и старалась. Грошовая кража по заводским меркам. Была задета честь коллег из соседнего УВО – только это и двигало клопинскими операми; и еще, пожалуй, страх перед Новым Главным, не терпевшим бездельников. ИББД (Имитация Бурной Бумажной Деятельности) нынче в клопинской милиции не проходила.

Подозрение на Ковалева не пало да и не могло пасть. Репутация недалекого, но ретивого служаки, – надежный щит. Случилось кое-что иное. Ковалев, как начальник команды «А», получил по службе не просто нагоняй или, там, выговор с лишением премии. Его уволили. Вышвырнули с треском. Вызвали наверх и сказали: срочно нужен козел отпущения. Согласись, это ты. Но ежели ты вдруг не согласен, каз-зел, – упаси тебя Бог строчить жалобы… Ковалев сделал вид, что очень расстроился. Заверил, что жаловаться не в его правилах. Хотя, такой исход устроил его наилучшим образом. Все равно он собирался уходить, а тут дело решилось само собой.

Позже он выяснил, что был уволен по личной просьбе начальника соседнего Управления. Получается, Хозяин вдруг пожелал вмешаться в его судьбу?! Осознание этого факта, как ни странно, здорово поддержало Ковалева, дало ему новые силы бороться…

Заводу кража явно пошла на пользу. Система отношений со сторожами была пересмотрена и реорганизована. Давнишние разговоры – мол, не разорвать ли договор с УВО, не нанять ли, и вправду, частное охранное агентство? – переползли из курилок в кабинеты.

И последнее замечание по данному делу. Какова судьба того парня-контролера, которого Ковалев так жестоко подловил на нарушении трудовой дисциплины, в деталях не известна. Само собой, его подозревали в соучастии, таскали по допросам, но, кажется, он выкрутился… короче, какая нам разница? За глупость надо платить.

В конце концов дело закрыли.

…Авантюрный период сменился рутиной. Контакт со своим одноклассником Ковалев не потерял: тому понравился его нестандартный стиль работы. Их сотрудничество развивалось таким образом: Ковалев на вырученные деньги арендовал у одноклассника два грузовика с водителями. Две вместительные «Скании». И работа закипела.

На заводе, который он до недавнего времени охранял, наш герой знал буквально всех. И его знали (особенно женщины, что крайне важно в бумажных делах). Доверие, заработанное годами службы, помогало легко договариваться в тех ситуациях, когда другому понадобились бы долгие и сложные подходы.

Схемы теперешних краж, практикуемых Ковалевым, были гораздо обыденнее, чем первая. Например, такой вариант: в отделе сбыта тебе делают накладную на вывоз кирпича – настоящую, с тремя печатями и закорючками вместо подписей, – но без оплаты в кассе. И по этой накладной ты преспокойно получаешь в цеху свой груз – даром. В колоссальном потоке ежедневных сделок по заводу, эта неучтенная отгрузка растворяется, как капля в море. Сообщница в отделе сбыта датирует накладные другими числами, впрок, чтобы при получении товара оставаться в тени. Во избежание сюрпризов следует прикормить также и мастера в цеху. Когда машина с кирпичом выезжает с территории завода – доказать что-либо уже невозможно… Или другой вариант: погрузка в дождь. (О, Его величество Дождь! В скольких аферах он – главное действующее лицо! ) Намокший кирпич марки М150 по виду ничем не отличается от М50, зато ст?ит ощутимо дороже. В документах у тебя пятидесятка, а грузишь ты стопятидесятый. Мастер за такой трюк берет половину разницы в цене… Или более хитрые способы – скажем, брать товар по себестоимости… В общем, вариантов хватает.

С некоторого времени мастера практически во всех цехах сидели у Ковалева на дополнительном окладе. Как и пара девочек в отделе сбыта. Плюс информаторы в бухгалтерии. Так что о возможном рейде или об интересе к его конкретно фирме, он был бы предупрежден…

Одна машина ворованного кирпича приносила чистый доход в полторы-две тысячи долларов. ИЗО ДНЯ В ДЕНЬ (минус выходные). Хорошие деньги, учитывая, что на себя Ковалев практически не тратился. Две арендованные «Скании» совершали десять рейсов в день, и лишь один рейс из десяти был криминальным. Менялся и тип кирпича – то лицевой красный, то лицевой с белым торцом, то силикатный. Прибыль от обычных ездок тоже была, пусть и не та, какую бы хотелось. Через месяц, когда у него накопилось более пятидесяти тысяч долларов, он рискнул расширить объем краж до двух неоплаченных загрузок в сутки. Теперь он получал от трех до четырех тысяч ежедневно. Еще месяц работы – и восемьдесят тысяч в плюс.