Текст книги "Агент Иван Жилин"

Автор книги: Александр Щеголев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Это вы-то не изменились?! – честно изумился я. – Да вас не узнать. Как будто не с вами разговариваю.

Владислав Кимович улыбнулся, легко став прежним. Было совершенно ясно, что этот человек никак не причастен к событиям минувшего дня, и тогда я попросил разрешения позвать моего друга с улицы. Пусть, дескать, и молодежь немножко мудрости на ус намотает. Хозяин оживился. Я кликнул Лэна в форточку. Пока Лэн шел, я задал председателю партии Единого Сна последний вопрос:

– Как от вас попасть в соседний корпус?

Улыбка исчезла.

– У вас будут неприятности, – сипло сказал он.

– У меня давно неприятности, – успокоил я его. – Давайте, показывайте секретные ходы.

– Какие ходы?! – испугался он. – Что за бред?

– А через подвал?

– Что вам нужно, Жилин?

– Мне нужно нанести визит вашим соседям, – терпеливо повторил я. – И я прошу вас о помощи. Как старого знакомого.

Тут и Лэн появился. Шершень посмотрел на нового гостя бешеными глазами и сказал, стараясь сохранить достойный вид:

– Проход в подвале перекрыт.

– В том корпусе есть внутренний дворик?

– Да, – ответил Лэн. – С бассейном и гаражами.

– Сквозь какую щелочку бы в него заглянуть? А, Владислав Кимович?

– Ни сквозь какую! – тоненько закричал он. – У нас – только эта лестница, все окна – на улицу! Что вы хотите от меня?

Я вздохнул.

– Хочу ключи.

– В верхнем ящике стола, – сказал он, дыша с трудом.

Там были две большущие связки. Металлические ключи! Поистине, старомодность этого человека не знала границ.

– Пойду осмотрюсь, – известил я Лэна. – Посторожи здесь, если не трудно. Проследи, чтоб никто никуда не выходил и никто никому не звонил. Главное, не поддавайся на уговоры. Этот человек очень опасен, когда улыбается и говорит приятным голосом.

Лэн кивнул, по своему обыкновению не задавая лишних вопросов. Он изучал любопытным взглядом сникшую фигуру Шершня, гадая, в каких ужасных преступлениях тот замешан. Мне стало жалко их обоих. Владислав Кимович терзал пальцами кисточки от халата. Я сделал всем ручкой и отправился в путь.

Упомянутая лестница нашлась легко. Сначала я спустился в подвал (он же технический этаж), воспользовавшись одним из ключей, подпер массивную дверь каким-то баллоном и быстро разобрался со светом. Подвал был облицован кафелем, мутным от времени. Коридор вывел меня в довольно странное помещение: по стенам тянулись неопрятного вида трубы с растрепанным утеплителем, а в нише размещался здоровенный стальной бак. Многочисленные датчики (манометры, термометры, гигрометры), клапаны, вытяжка, вентили красного и синего цветов. Это была котельная, причем, очень древняя. Наверное, такая же древняя, как и сам дом. Я поискал взглядом контейнеры с углем, поискал совковую лопату… нет, топка здесь питалась газом. Значит, оборудование было все-таки не слишком старым, всего лишь из прошлого века, вовсе не из прошлого тысячелетия. Дом был с нижней разводкой, а эта котельная, надо полагать, обслуживала все здание целиком – централизованно. Примем на заметку, подумал я. Коридор упирался в тупик, дальше и вправду дороги не было: проход был замурован кирпичом. Я вернулся на лестницу. Штаб-квартира партии Единого Сна занимала все три этажа: второй состоял из зала для заседаний и мини-типографии, на третьем размещались партийная библиотека и партийный спортзал, но ни по одному из этих путей также нельзя было попасть вглубь здания. Солидные, поставленные на века перегородки возбуждали агрессивное любопытство. Это чувство трудно поддавалось контролю. Хотелось патетически воскликнуть вслед за персонажем-идиотом из какой-нибудь идиотской комедии: «Кто так строит?!» Хотелось взять в руки пневматическую базуку… Лестница вознесла меня на самый верх – к армированной двери, закрытой на три замка, в том числе на висячий. Для человека, вооруженного ключами и дерзкой решимостью, это не препятствие. Расправившись с дверью, я попал на чердак, дополз до угловой башенки и вылез через окошко на черепичную крышу. Скат был пологим. Я снял обувь и двинулся дальше. По коньку крыши я добрался до основного корпуса, спустился к краю и заглянул за низкое ограждение, исполненное в виде затейливой чугунной решетки. Там действительно был дворик. Мелкая сетка, натянутая под самой крышей, прямо под водостоком, защищала внутреннее пространство от вертолетов, птиц и босоногих верхолазов вроде меня. Сетка зловеще поблескивала, отражая полную луну. Впрочем, внутри дворика горел дежурный фонарь, давая мне возможность разглядеть декоративный бассейн, распахнутые ворота гаража, автомобиль, брошенный на газоне. Автомобиль… Это была «волга» цвета морской волны, принадлежащая господину Паниагуа, никаких сомнений.

Чутье не подвело старого пса. Или сейчас уместнее было вспомнить кота? Старого бойцового кота… Я проделал по крыше обратный путь и спустился по лестнице к своим новым друзьям.

– …Зрелые, пожившие люди, милый вы мой, знают две вещи, – мягко говорил Шершень. – Во-первых, каждый человек – это центр Вселенной, во-вторых, каждый человек – это кусок дерьма. И когда мы вспоминаем о так называемой чести, на самом деле мы имеем в виду, насколько глубоко человек может спрятать внутри себя и первое, и второе…

Лэн восседал в председательском кресле, напряженно скрестив на груди руки, и переливался всеми оттенками красного. Очевидно, ему предложили лучшее в кабинете место, и он счел невежливым отказаться. Шершень сидел перед ним на столе, соблазнительно положив ногу на ногу. Увидев меня, Лэн вскочил.

– Вижу, наш друг ведет себя благоразумно, – кивнул я ему. – Ты только имей в виду, что эти мысли насчет дерьма и чести нахально позаимствованы у одного писателя прошлого века, который пытался выглядеть циником, хоть и был законченным романтиком.

Шершень не обернулся, изображая спиной высшую степень презрения.

…Запустить котел в доисторической котельной – не сложнее, чем фотореактор планетолета, так что работа мне предстояла штатная. Для начала я нашел входной вентиль и наполнил бак водой. Потом продул клапаны. Наконец, выбрал из шеренги баллонов, стоявших в начале подвала, тот, в котором сохранилось некоторое количество газа, и запалил пропановую топку. Котел разогревался хорошо, живенько. Чтобы согреть здание в холодную зиму, хватило бы трех атмосфер, но я нагнал давление до семи и открыл красный вентиль, пустив горячую воду в трубы. Натужный, мучительный стон пронизал дом снизу доверху, в каменном брюхе болезненно заурчало; ничем хорошим это кончиться не могло.

Я вновь объявился в главном партийном кабинете и сказал товарищу председателю:

– Сейчас к нам придут. Но, может быть, сначала позвонят по телефону. Если они позвонят, вы, Владислав Кимович, ответите на звонок. Они спросят, какого черта здесь происходит, и вы сообщите, что сюда ворвалась группа сумасшедших бодрецов, которые закрылись в котельной и не желают уходить.

– Послушайте, Жилин, – сказал Шершень, с сожалением прервав свое занятие (он уже стоял за спиной Лэна и массировал юноше голову). – Вы очень непорядочный человек, Жилин.

– Послушайте, Шершень, – сказал я ему. – Все присутствующие вас отлично понимают, Шершень. Когда будете говорить по телефону, не нужно держать себя в руках и скрывать переполняющие вас чувства. Думаю, получится убедительно. Вы извинитесь и заверите, что немедленно, сию же секунду вызываете полицию.

– Я в самом деле вызову полицию, – пообещал Шершень сварливо. – Когда и если мне будет позволено… – Он непроизвольно взглянул на макушку Лэна.

– Полицию вызову я сам, – объявил я. – А вы, Владислав Кимович, не забудьте упомянуть о ней в телефонном разговоре. Уж постарайтесь. И когда-нибудь в вашу честь назовут планету. Планета Владислава, нравится? Надеюсь, этой чести вы удостоитесь не посмертно.

Круглое лицо председателя превратилось в сильно вытянутый овал. Временами у меня получается придавать словам вескость. В такие моменты люди думают, что я способен на все. Это не так, но репутацию не выбирают.

– Ты часто бывал в Салонах Хорошего Настроения? – спросил я Лэна.

– Вас проводить? – с явным облегчением встал он со стула. Поразительно догадливый молодой человек, редкое свойство. Ему бы на психолога пойти учиться, а он мечтает в земле ковыряться.

– Нет. Скажи мне лучше, где у них может быть пульт управления охранной системой? Подумай, не торопись.

– Там же, где запасники, – сказал он.

– Это где?

– В подвале.

Неожиданно вокруг запели птички. Это ожил телефон, сигнализируя, что кто-то хочет пообщаться. Как я и предполагал, хозяева «Семи пещер» решили выйти на связь, прежде чем мчаться самолично, и Шершень не подкачал, исполнил свою партию без капризов. Вероятно, бывшего астронома вдохновила моя рука, которую я возложил на его дрябловатую шею. Увы, лучшее, что мне удается в жизни, это пугать людей. Громкая связь по моему повелению был оставлена, так что мы с Лэном незримо присутствовали в разговоре. Выяснилось, что в антикварной фирме рванула труба на третьем этаже, а также невесть каким образом сохранившийся радиатор на втором. Я был абсолютно прав, когда прописал ни в чем не повинному дому горячую клизму. Система, не продувавшаяся несколько десятков лет и забитая воздушными пробками, не могла не рвануть. («А у нас? – искренне забеспокоился Шершень. – У нас нигде не протекло?») Прав я оказался и в том, что слово «полиция» наилучшим образом подстегнуло желание соседей вмешаться.

– Зачем нам копы, Владислав? – спросил голос со странным акцентом, отчетливо забеспокоившись. – Зачем нам с вами такая реклама? Образумим бодрецов сами, охрана уже бежит к вам…

Мне бежать было необязательно, достаточно было занять позицию и подождать.

Охранники ворвались без звонка, азартно и зло. Они думали, ночные хулиганы – это игрушки для настоящих мужчин. Не завидую людям, которым приходится так разочаровываться. Встретив гостей, я аккуратно положил их на паркетный пол – прямо тут же, в коридорчике. Шершень выглянул и вскрикнул. Лэн по обыкновению молчал, лицо его было непроницаемо. Что творилось в юной душе атлета, я не знал, но очень бы не хотелось, чтобы ему понравился мой стиль поведения. Надеюсь, героический образ дяди Вани несколько поблек после увиденного. Откровенно говоря, мне было стыдно перед парнем… Я связал охранников при помощи их же галстуков, потом быстро обыскал бесчувственные тела. Разрядники в кобурах и магнитные ключи. И то, и другое могло пригодиться. Я сказал Лэну, пряча чужое добро в своих карманах: придется тебе, дружок, теперь приглядывать еще и за этими молодцами. Радиофоны, висевшие у них на поясе, я снял и стукнул друг о друга – как пасхальные яйца. Лопнули оба. Но прежде чем уйти, я наведался в спальню Шершня. Ночного колпака там не нашлось, зато была наволочка – ее я и надел на голову. За неимением лучшего сойдет. Чем глупее вид, тем меньше глупых вопросов. Прихватил также кофейник с тумбочки, вылив содержимое в большой горшок с неким забавным растением. Плоды у растения были кругленькие, толстенькие, ровненькие – как перламутровые монетки. Лунарий – таково научное название, а в народе – просто «денежка». Чертовски символично. Эта же диковина, помнится, росла в саду у Стаса… однако для воспоминаний не было времени.

Я вышел в ночь. Я побрел, качаясь, по ночной улице – вдоль стены дома; я завопил во все горло:

– Сном забыться! Это ли не цель желанная? Уснуть и видеть сны! И знать, что этим обрываешь цепь…

Охранник, стоявший у приоткрытых ворот, смотрел на меня с нехорошей ухмылкой. Наверно, готовился поучить бодреца, отставшего от стаи, хорошим манерам. Я заколотил в камень кофейником, продолжая надсаживать голос:

– Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?

Охранник ждал, предвкушая. Не знаю, понравился ли ему импульс, пущенный из разрядника. Напишет об этом потом в своих мемуарах. Я втащил тело в ворота, забрав себе фонарик, наручники и магнитный ключ. Дворик был пуст, но это ничего не значило: меня наверняка уже увидели в пультовой, и теперь все зависело от того, сколько у них тут людей. Впрочем, людей ли? В древних развалинах прятались обезьяны, хитрые и подлые твари, предпочитающие стрелять жертвам в спину. Что они могли сделать забредшему на их территорию леопарду? Я вдруг ощутил себя огромным неукротимым котом; я обожал котов, как и Строгов. Причем здесь Строгов? Мастер так и не узнал, что преданный ему зверь целый день выписывал круги вокруг его дома…

Первый этаж был темен и пуст, обошлось без сюрпризов. Я попал в магазин через служебный вход (главный был с площади), и сразу – в букинистический зал. Ужасно хотелось здесь задержаться, но я двинулся дальше, помогая себе фонариком, а дальше была живопись, графика, скульптура, а потом – зал с мебелью, люстрами, подсвечниками, было невероятное количество всевозможных часов: напольных, настенных, настольных, каминных, каретных, карманных, наручных, они вразнобой тикали и скрипели, и вдруг по очереди забили четверть часа, заглушив этим звуком все, в том числе мои шаги, дав мне отличную возможность совершить последний рывок к свету.

Свет горел на лестнице. Путь вперед упирался в закрытую наглухо дверь ювелирного зала, о чем сообщала строгого вида табличка. Вход этот, судя по всему, находился под спецохраной, независимой от местной службы. Ступеньки шли как вверх, так и вниз; и снизу, с технического этажа, спешили мне навстречу полуголые приматы в пятнистых, наспех надетых бронежилетах. Шерсть на их мускулистых лапах отливала металлом. Из-за боя часов они не слышали, как я подкрался, только успели заметить мои горящие в темноте глаза. Их было трое, они метнулись к стенам и присели, отработанно вскинув стволы, но я был уже рядом. Пятнистые обезьяны оказались неповоротливы, кто они против матерого хищника! Я стремительно скользнул сквозь застывшие секунды, оставив позади рефлекторно выгибающиеся тела, и бросил на пол полностью опустошенные разрядники. Лишь один из трех бойцов сумел выстрелить, ему больше всех и досталось. Вперед! Вернее, вниз – в подвал. Невзрачная, неприметная дверь в пультовую была, конечно, на запоре. Перебрав трофейные ключи, я нашел нужный: реле сработало, дверь отъехала. Внутри было еще одно существо – некто с перебинтованной головой и нашлепками биопластыря по всему лицу.

– ¡Acuestate! – крикнуло оно по-испански, и само же перевело: – Ложись!

Пистолет системы Комова был направлен мне в грудь. Я узнал этого убогого стрелка, ведь кто как не я покалечил его час назад бутылью с капо. Оказывается, метис владел и привычными слуху языками. И был он в местной компании отнюдь не рядовым. Горе-боец, естественно, тоже узнал меня, то есть оружие в его руках вряд ли предназначалось для стрельбы, слишком уж ценной я был дичью. В таком случае предлагать мне лечь было ошибкой. Комната маленькая, а я большой, к тому же рефлексы у раненого не те, что у здорового. Я принялся послушно опускаться на пол, но время вновь замедлило свой ход, и через полсекунды лечь пришлось не мне. «Комов» тяжело брякнул о пластиковый плафон. Человек упал нехорошо, стукнувшись спиной об угол пульта.

– Ты все равно не получишь Холом Ахпу! – прохрипел он, пытаясь перевернуться на живот, и я, приковывая несчастного наручниками к стеллажу, как мог его успокоил:

– Сиу тан, дружок, сиу тан…

Система охраны у них была стандартной. На экранах был виден практически каждый уголок здания. Пострадавшие валялись там, где я их бросил – один во дворике, другие на лестнице, – не скоро они должны были выйти из шока, по себе знаю. На втором этаже, в переходе между аукционным залом и художественной галереей, кто-то мужественно сражался с растекшейся по полу водой (место, где прорвало трубу, все было в пару). Какой же ты, Жилин, варвар, подумал я с отвращением. Третий этаж занимали административные офисы… вот там Феликс Паниагуа и обнаружился.

Ощущение пойманной за хвост удачи наполнило кулаки воздушной легкостью.

В комнате было темно, система давала изображение в инфракрасном свете. Я подключил звук. Этнограф ходил вокруг овального стола, раздраженно задевая стулья, и разговаривал с кем-то по телефону, а товарищ его неподвижно глядел в окно, на площадь Красной Звезды. Эта вторая личность также была мне знакома: чернокожий красавец, принимавший участие в моем похищении.

– Son necesarios tres micraviones, – торопливо говорил Паниагуа. – Enviadlos al tejado. ¡Caramba! ¡Sin pilotos ciertamente![6]6
  Нужно три микролета. Пришлите их на крышу. Черт возьми! Без пилотов, конечно! (исп.)


[Закрыть]

Я уточнил координаты: это помещение именовалось «комнатой Комиссии» – лети и клюй зернышки раскрытых тайн. Слушать, что бандиты еще скажут, было некогда, хоть и в высшей степени любопытно. Я вскрыл распределительный щит. Дон Феликс успел воскликнуть:

– ¡Demonios! Si Miguel porsimismo no sabe como ellos habian encontrado esta tienda…[7]7
  Проклятье! Если сам Мигель не знает, как они нашли этот магазин… (исп.)


[Закрыть] – после чего были вынуты все предохранители.

Система умерла. Я поднял упавший пистолет и расстрелял гнезда предохранителей, затем, как водится, раздавил радиофон, лишая пленника последних надежд связаться со своим боссом. «Комов» – страшная штука, мощная (как и мой каблук): и от щита, и от радиофона мало что осталось.

– Добей меня, – застонал прикованный к стеллажу фанатик, сверкая нездоровыми глазами.

– Поживи, chiquillo[8]8
  малыш (исп.)


[Закрыть], – попросил я его, – может, еще повзрослеешь. И забери свой суррогат, такие источники вдохновения мне не требуются.

Я бросил трофейный порнокристалл на пол, поближе к его лицу.

– Это совсем не то, что вы подумали! – трогательно обиделся он.

Да уж, малыш, и вправду можно было не возвращать тебе этот шедевр, учитывая, что я заметил на полке «Жертвенный оргазм – 2» и «ФемИну Негодяеву». Что ж, запас карман не тянет…

Мигель, думал я, взлетая вверх по лестнице. Знакомое имя. Мигель – это, знаете ли, факт. Ваша причастность к убийству в гостинице, господа антиквары, приобретает вполне современный дизайн… А вот меня вы с перепугу приняли за кого-то другого: за того, кто способен окружить дом, от кого нужно спасаться на микролетах. Меня приняли за того, чье присутствие в этом мире обозначается жутковатым словом «они». Веселая история. С другой стороны, впервые за мою насыщенную приключениями жизнь враждебные силы не имеют права стрелять в меня на поражение. Работать при таком раскладе как-то непривычно, хоть и очень удобно, чего уж там. Если оглянуться назад и трезво оценить сегодняшний день, то станет ясно, что соперники, каждый из которых был отнюдь не плох, с легкостью повергались писателем Жилиным по одной простой причине – руки их были скованы приказом. Вот и получается, что лучший способ выполнить тайную миссию, которой у меня нет – это идти напролом, ни от кого не прячась… Я обнаружил перед глазами рельефную табличку «комната Комиссии», выключил фонарь и тихонько потянул дверь на себя.

Автоматически зажегся свет.

– Это вы? – невольно вырвалось у дона Феликса. Он был потрясен. Он выдал себя с головой.

– Это я. А это «Комов». – Я направлял пистолет на второго, на чернокожего. – Объясните вашему коллеге, что нет ни одной причины, которая помешала бы мне спустить курок. (Тот замер на полусогнутых, хищно оскалившись и взявшись рукой за брючный ремень). И еще скажите ему, чтобы сбросил на пол то, что у него на брюхе спрятано.

– Делай, – скомандовал Паниагуа.

Бандаж был расстегнут, проводки от устройства наведения выдраны, и разрядник упал к ногам гангстера. Я поднял брови. Разрядник был не простым, а квантовым.

– Теперь хорошо бы пристегнуться к этой штуке. – Я показал на стойку, на которой размещался комплекс аналитических весов, и перебросил черному брату наручники.

Стойка была жестко прикреплена к полу. Надежное место для долгой стоянки. Гангстер, поглядывая на босса, принялся неохотно исполнять и это пожелание.

– Не к верхней, а к нижней, – подсказал я.

Он присел на корточки.

– А вы, – кивнул я гватемальцу, – опорожняйте содержимое ваших карманов. И поживее.

Господин Паниагуа поморщился, однако принял к исполнению. На краю роскошного овального стола (резного, дубового) возник образцово-показательный набор предметов: расческа, электронный блокнот, сигареты, фирменные спички с надписью «Семь пещер», бумажник… Блокнот и бумажник изучим позже, подумал я, будет еще время… А это что? Два кристалла. Я присмотрелся и едва не расхохотался.

– Ах, вот какие материалы хранились в вашей хваленой кристаллотеке, – сказал я. – Кто-то, я слышал, жалел, что она сгорела вместе с «шаровой молнией». И чего было жалеть?

– Я ученый, – ответил дон Феликс с достоинством. – Я изучаю поведение животного, называемого человеком, во всем многообразии естественных проявлений.

– Кто же спорит, – согласился я. – Бросьте-ка мне их на секунду.

Опять это были кинокомиксы, отмеченные знаком Венеры и Марса! Казалось бы, красиво, поэтично – символы, обозначающие женское и мужское начало. А на самом деле – клеймо законченной дряни. Только для взрослых, да еще не для всяких взрослых. Они тут что, в этой их секте, подвинулись на похабщине? И опять наклейки содержали надписи на русском: один кристалл назывался «Лоно – с планету Земля», второй: «Постельные кредиты». Изготовитель комиксов – все то же неведомое «Масс-турбо»… Смешно. Одного порнокристалла, значит, почтенному этнографу было мало, он держал при себе сразу два: в нагрудном кармане, поближе к сердцу, плюс в кармане штанов, поближе к… Я вернул их хозяину, ни на миг не теряя контроля над комнатой.

– Складывайте все обратно, – приказал я. – Обыск закончен.

– Вы на самом деле русский? – спросил гватемалец, рассматривая мое лицо со странным интересом (надо полагать, этнографическим).

– Да знаю, знаю, – сказал я, – что русских мужчин вы не обижаете, только испанских женщин. Прошу вас на выход, пожалуйста. – Я отошел подальше от двери, давая ему дорогу.

– О чем вы? – Он не двинулся с места.

Я почувствовал, как оставляет меня напряжение, уступая место ярости.

– О чем? Сеньорита Вардас была испанкой, за что и поплатилась жизнью.

– Мы не знакомы ни с какой сеньоритой Вардас, – холодно ответил Паниагуа.

– А ваш коллега Мигель Ангуло?

Он сделал шаг. Его смуглая физиономия стала сизой.

– Мы хотим понять, – глухо произнес он, – по какому принципу вы были избраны. Точнее, кто вас избрал – тот, кто подарил нам Холом-Ахпу, или тот, кто украл у нас Холом-Ахпу. Вор был русским по национальности. Вы знаете, о ком мы говорим. Потому мы и спросили, русский ли вы.

– Не надо ко мне приближаться, – попросил я его, не теряя из виду прикованного к стойке господина. – Лучше к двери. Вам же указали на дверь.

– Мы рады, что вы пришли, – сказал он, медленно перемещаясь к двери.

– Мне передали приглашение, и я пришел.

– Кто передал?

– Тот из ваших коллег, которому алкоголь в голову ударил. Вместе с бутылкой.

Гватемалец приостановился. Приплюснутое его лицо словно форму изменило, вытянувшись по оси ординат.

– Имя этого юноши Куих, – с торжественной укоризной сказал он. – Куих – это Солнце. Закончив земной путь, владыка Хун-Ахпу стал солнцем, так и Куих когда-нибудь примет имя Хун-Ахпу. Наш праздник еще будет. А вам мы ответим так: оскорблять человека, который добровольно вызвался принять имя бога, недостойно воина.

– Ах, вот почему этому богочеловеку было поручено стрелять мне снотворным в спину, – понял я.

Дон Феликс прикрыл глаза и шумно вдохнул.

– Мы объясним вам, какая участь ожидает храбреца, который принимает имя бога.. Сильные руки поднимут его, юного и совершенного, покрытого благородными красками, к вершине пирамиды и уложат на черный алтарь, и будет много песен, много радости, а потом нефритовое лезвие рассечет грудь живого бога, любящие руки накома вынут теплое сердце и поднесут его палящему солнцу, а потом братья бережно спустят бесценное тело вниз по ступеням и снимут с него кожу, а потом бог воскреснет, когда чилан, облачившись в теплую кожу, исполнит священный танец… – Он неспешно дошел до двери и оборотился ко мне. – Говорю вам, праздник вернется.

Я мысленно присвистнул. Надо же, подумал я, вот и еще желающие красиво умереть.

– Наком – это кто?

– Наком стоит перед вами.

Поверить ему хотя бы на секунду – было чистым безумием.

– И когда вы любовно зарежете брата Куиха? – полюбопытствовал я, приблизившись к собеседнику.

– Повелитель обнимет его не раньше, чем Холом-Ахпу займет свое место на ложе. То самое место, где святыня отдыхала пять веков подряд, – сказал этнограф и прыгнул на меня.

Он все сделал, как я ожидал. Он ведь не зря столько слов потратил, заговаривая мне зубы. Я был готов и встретил его, как родного: нырнул под взметнувшуюся руку и обхватил неуклюжую тушу за шею. Паниагуа был очень сильным мужчиной, но я его удержал, пока выстреливал ему в яремную вену содержимое вакцинатора. Настало время для трофеев, захваченных в схватке с «богоподобным Куихом»! Вакцинатор содержал лошадиную дозу «слонобоя», поэтому удерживать гватемальца долго не пришлось: он сполз на пол, бессмысленно облизывая мясистые губы. В нем было много радости, а вокруг было много пения (это чернокожий пес рычал и рвался хозяину на помощь, но браслеты были крепче звериной преданности). Я усадил дона Феликса спиной к стене и вытащил из коробочки психоволновую «отвертку». Наушники я вставил ему в уши, а цифро-буквенный код, тисненый на внутренней стороне крышки, набрал на пультике.

– Спокойной ночи, приятного сна, желаем вам видеть козла и осла, – пробормотал я, настраивая стимулятор. – Осла до полночи, козла до утра, спокойной вам ночи, приятного сна…

Бес вошел в мозг пациента, распрямляя капризные извилины. Допрашивать пленного здесь было нельзя, поэтому я скомандовал:

– Встань, наком! Беги за мной и не отставай!