Текст книги "Меч Тамерлана: Крестьянский сын, дворянская дочь (СИ)"
Автор книги: Александр Позин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Не помню! А если и помню, то хочу забыть. Мерзко было и больно.
Оторвавшись от своего занятия, посмотрела на подругу и увидала, что уголки ее глаз как-то странно блестят, оттаяла.
– Это было настолько гадко, что всю себя пришлось ломать. Жить не хотелось! Мне кажется, что этот козлобородый упырь мне всю жизнь во снах являться будет. А еще тела, тела… Мужские тела: потные, грязные, жирные и худые, дряблые и волосатые. Противно все это…
– Расскажи, выговорись. – предложила Наталка. – Я же подруга! Кому как не мне?
И то правда! Глаша вспомнила, как ей не хватало их, Николку с Наталкой, как сотню раз в голове она представляла себе это объяснение. Как нужно ей, в конце концов, если не оправдание, то понимание в глазах той девочки, которая сидит напротив, той, что для нее была младшей сестрой. И она стала рассказывать, рассказывать ничего не скрывая с той памятной минуты, когда они, сидя в старом сарае, невольно подслушали разговор родителей. Пришли кавалеры и бросили к ногам своих дам целые охапки цветов. Но занятые разговором барышни лишь отмахнулись от них и, сунув им в руки по бутерброду, отправили за валежником для костра. Глаша рассказывала внешне спокойным ровным голосом, склонив низко голову и не глядя на подругу, хотя внутри все разрывалось от душевных терзаний. А когда осмелилась поднять голову и взглянуть в глаза Наташи, то не увидела в них ни осуждения, ни, самое страшное, равнодушия и безразличия.
– Счастливая ты, Натка! – вздохнув, произнесла Глаша. – У тебя все в первый раз произошло по любви. Быть товаром, который покупают, смотрят на тебя, словно на лошадь на базаре, что может быть унизительнее? Никогда! Никогда! – почти выкрикнула она. – Не ложись в постель без любви! Не продавайся за деньги!
В ответ Наталка обняла подругу:
– Святая! Ты – святая! Мария Магдолина ведь тоже раскаялась.
Эх, любит пустить слезу и по всяким пустякам слабый пол, а это не пустяк, а настоящая исповедь для одной и откровение для другой. Как тут не поплакать?
Глава 13. Гектор
«Но долг другой.
И выше, и святей,
Меня зовет.».
Николай Некрасов
В тот момент, когда девушки обнимались, предаваясь слезами всепрощения, что-то пребольно стукнуло Наталку в спину. Оглянувшись, она посмотрела вниз и обнаружила валявшуюся на земле короткую сучковатую палку. Мельком подумала, что палка упала с дерева, под которым они организовали свой пикник, и машинально отбросила ее в сторону. А когда повернулась назад к Глаше, то поразилась выражению лица подруги.
– Наташа! – отчаянно крикнула та, и с ужасом на лице показала трясущимся пальцем за спину Наталки.
Девушка обернулась. В их сторону бежало огромное чудовище. Это была собака потрясающе ужасных размеров, которая бежала молча и сосредоточенно. Не бежала, а неслась прямо на них! Ни лая, ни повизгивания с ее стороны, только где-то вдалеке трусил, размахивая руками и что-то крича, какой-то толстый господин.
У него украли Добычу и оба глаза пса налились кровью: Обидчик должен наказан! Такое произошло в первый раз, доселе Гектор всегда приносил Добычу, которую Хозяин кидал со странным криком «Апорт», обратно. И вот какое-то существо первым захватило ее и похитило, отняв у Гектора победу. Зло должно быть наказано! Уязвленное самолюбие элитного пса, привыкшего одерживать победы, полностью отключило все чувства и инстинкты, и он не слышал никаких команд и криков хозяина. Безукоризненно вышколенная собака превратилась в машину смерти, мчащуюся на насмерть перепуганных девушек.
Девушки истошно завизжали, что еще больше распаляло собаку. Глаша, опомнившись первой, вскочила на ноги и, схватив Наталку за руку, пустилась наутек. Ох, зря они это сделали.
Гектор, обнаружив, что Добыча ускользает, прибавил ходу. Нет, он не даст им уйти, он докажет преданность Хозяину.
Неожиданно случилось непоправимое. Глаша зацепила ногой корень и со всего размаху упала на землю, проехала по ней и разодрала лицо о траву. Напрасно Наталка со всех сил тянула подругу за руку: они явно не успевали.
Пес настигал Добычу! В прыжке он достал начавшее подниматься существо и запрыгнул ему на спину. Существо вновь упало, и пес лапами зафиксировал упавшее на землю тело. Полдела сделано!
Когда пес запрыгнул на спину Глаше и увлек ее на землю, руки подруг невольно расцепились. Он неожиданности Наталка села прямо на землю и с ужасом смотрела, как стокилограммовая туша пригвоздила лапами подругу к земле. Сил не было ни вмешаться, ни бежать. Стоящий на Глашиной спине зверь обратил свой взгляд в ее сторону, и в его глазах Наталка прочитала свой смертный приговор.
Другая Добыча была рядом, на расстоянии одного прыжка. Хозяин будет доволен! И Гектор прыгнул.
Цепенея от ужаса, Наталка видела, как обезумевший чудовищных размеров пес, бросив Глашу, медленно двинулся в ее сторону. Девушка уже видела его налитые кровью безумные глаза, раскрытую пасть с клаками-кинжалами и вытекающую из пасти слюну, ощущала дыхание зверя возле своего лица. И в этот последний, как она думала, в ее жизни момент кто-то метнулся из травы наперерез чудовищу. Он в прыжке сбил зверя на землю и по траве покатился клубок переплетенных тел: человека и собаки.
Гектор не достал Добычу, когда она была так близка. Помешал Обидчик! Пес в ярости от ускользнувшей добычи стал рвать когтями и клыками Обидчика.
Услышав вопли девиц, Кирилл бросил набранные сучья и бросился спасать девушек. В самый последний момент он успел сбить пса уже почти доставшего Наталку и вступил в единоборство с незнающим пощады хищником. Силы были не равны, и постепенно Кирилл оказался под Гектором, который нацелился своей пастью прямо в горло. Изо всех сил Кирилл, схватив пса за голову, пытался отвести угрозу от своего горла. Это ему удалось, но частично: вместо горла пес захватил нижнюю челюсть Кирилла.
Захватив Обидчика, Гектор продолжал сжимать челюсти. Еще мгновенье и охота будет удачна! Хозяин будет рад такому большому Трофею! Но что-то больно ударило пса по голове. Потом удар повторился. Пес с неудовольствием оторвался от своей Добычи и обнаружил, что появился еще один Враг. У Гектора была душа закаленного в схватках бойца, и он не привык считать своих Врагов! Этот Враг тоже станет Добычей для Гектора и Трофеем для Хозяина.
Последним к месту схватки подбежал Николка, который в поисках сухого валежника зашел дальше друга. Однако парень догадался не выбрасывать всех веток, а, выбрав самую мощную и увесистую, вооружился ею. Быстро оценив угрозу, нависшую над Кириллом, он принялся дубасить пса, метя в его голову. Наконец пес бросил истерзанного Кирилла и атаковал Николку. Пред Николкой изготовилась для прыжка не просто собака, а разъяренная машина смерти. Время для раздумий не было, и Николка, закрывшись дубиной, сунул ее прямо в раскрытую пасть пса. Затем, взгромоздясь на спину зверя, взял палку за оба конца и, одновременно держа пса ногами, стал глубже загонять ее в раскрытую пасть.
Что-то пошло не так и Гектор вместо плоти Добычи ощутил в своей пасти дерево. Он попытался закрыть пасть, но дерево не позволяло это сделать. Дерево проникало все глубже, разрывая его ткани, и не было сил остановить его. Гектор ощутил вкус и запах собственной крови. Перед глазами поплыли кровавые круги. Славная была Охота, славный Конец!
Глава 14. Белавин
«Повернувшись спиной к обманувшей надежде
И беспомощно свесив усталый язык,
Не раздевшись, он спит в европейской одежде
И храпит, как больной паровик.».
Саша Черный
Все было кончено! Бездыханная собака лежала в траве. Кирилл был без сознания, и голова его покоилась на Глашиных коленях. Наталка хлопотала вокруг них обоих. Где-то в стороне Николка самозабвенно лупасил толстого господина – хозяина собаки.
Наконец Кирилл пришел в себя застонал и… улыбнулся рыдающей Глаше. Вид его был хорош! Все тело в укусах и царапинах, а на нижней челюсти, совсем недалеко от того места, где пролегает сонная артерия, зияла глубокая рана.
– Ну что, жив, курилка? – поинтересовался подошедший Николка. Все живы, слава богу, он отвел душу на хозяине пса, поэтому настроение его заметно улучшилось.
– Если Глаша поцелует, то совсем хорошо будет. – Девушка моментально исполнила пожелание. – Что с хозяином собаки, нашел?
– И нашел, и поучил маленько. Это местный помещик Зеленкин, вообразивший себя собачьим заводчиком. Известный садист, он своих псов специально на людей натаскивает. Зверьё у него, а не собаки. Житья от его собак у местных крестьяне нет. Да не только у крестьян, не далее как в прошлом году его свора на странниц, шествующих на богомолье, напала. Одну загрызли. А вторую покалечили, едва отбилась бедолага. Городская пресса об этом много писала.
– И как терпят такое чудовище? – Наталка кивнула в сторону кромки луга, где без движения лежал в траве незадачливый собаозаводчик, «отдыхал» после Николкиной науки.
– Жаловались на него уже, и не раз. Да управы на упыря нигде не найдёшь. Богатый, сволочь, от всего откупается. Связи у сволдочи немалые, вот и пришлось самому поучить малёхо.
– Он хоть жив остался после твоего учения? А то еще одного покойника на шею повесишь. – Кирилл пытался бодриться, но из-за страшной раны на лице каждое сказанное слово причиняло ему муку.
После слов Кирилла всполошилась и Наталка:
– Ты бы поостерегся, Коленька. Тебе скандалы ни к чему.
– Да говорю я: жить будет, но науку запомнит надолго.
– Если он такой богатый, может разденем его – деньги на лечение Кирилла потребуем. – предложила Глаша.
– Не надо мне от него никаких денег! – морщась от боли, едва смог вымовить Кирилл. – Я бы лучше у другого их экспроприировал.
– Я тоже «за»! – проговрил Николай, словно они с другом уже обговаривали это. – У меня, как представлю, что он с Глашей сотворил, не терпиться кулаки почесать о козлиную морду.
– Кирилла в больницу надо. – обеспокоенно подала голос Глаша. – Я кровь никак остановить не могу.
Платок, который девушка прижимала к укусу, уже был весь в крови. В ход пошел платок Наталки, а затем, когда пропитался кровью и он, подол Глашиного платья, вернее то, что он него осталось.
– Тогда попробуем спустить его с обрыва и будем отплывать, – стал командовать Николка. – Достаточно пикников на сегодня.
Кирилл смог подняться самостоятельно, но дальше идти не смог. Оказалось что когда они с псом падали на землю, он умудрился подвернуть ногу.
Находчивый Николка, с величайшей осторожностью спустив к реке Кирилла, распорядился посадкой на судно. На носу лодки разместилась Глаша, на коленях которой покоилась голова Кирилла. Сам Кирилл лежал на разостланных на дне одеялах. Николка сел на весла, а руль на корме доверил Наталке.
Никогда еще Николка не греб с такой силой, пытаясь побыстрее доставить в больницу друга. Юноша чувствовал себя в неоплатном долгу перед Кириллом. Всего лишь месяц прошел, как тот вырвал его из лап охранки, а сегодня спас жизнь любимой.
Глаша, настоящая спартанка, не причитала по-бабьи, не выла, а заботливо держала голову любимого, время от времени вытирая кровь и только молчаливые слезы падали на его чело.
Кирилл, испытывая страшные муки, тем не менее пытался улыбаться. Редко когда он был столь доволен собой как в эти минуты. Только одна мысль не давала покоя: будет ли теперь его любить Глаша, его с обезображенным укусами лицом.
– Представляю, какой видок у меня! – он еще умудрился шутить. – Поганый пес сожрал всю мою физиономию.
– Господи! Он кровью истекает, а думает о том, что смазливую мордашку свою попортил. – Глаша сквозь слезы силилась улыбнуться Кириллу. – Могу тебя успокоить: то, что так любят в тебе бабы, почти не пострадало, только скула немного. А я тебя любого любить буду, дурачок!
Сидящая на корме Наталка смотрела на измазанных кровью влюбленных и казнила себя: «Дура! Фанфаронка! Дворянка! Белая кость! Голубая кровь!» Она фыркала от общества Кирилла. Придумывала про него невесть что. С презрением относилась к его шуткам и прибауткам. А он, знакомый с ней всего несколько часов, без раздумий рискуя жизнью, бросился ее спасать. И Николка прав насчет него оказался, рассмотрел в нем то, что ей гордыня помешала увидеть. И никакой он не альфонс, и любовь с Глашей у них настоящая. Вздумала осуждать подругу, а у самой тогда, когда с Глашей по вине Наташиного дражайшего родителя несчастье приключилось, и в мыслях не возникло поинтересоваться, проявить участие. Дворянка! Да насколько чище и честнее люди из простонародья, чем благородные. Наташа и раньше это знала, но отвлеченно, теоретически, так сказать. А теперь эта истина предстала перед ней в виде сидящей на носу окровавленной паре влюбленных. Решение пришло спонтанно, когда борт лодки пришвартовался к поплавку причала, и тоном, не терпящим возражений, произнесла:
– Кирилла везем ко мне!
– А как же тетушка? – удивился Николай.
– Разберемся.
Как наименее пострадавшие и чистые, Наталка с Николкой наняли извозчика. Тот, стимулированный щедрым вознаграждением, мчал свой тарантас с пассажирами быстро, но бережно. Когда они ехали мимо Струковского сада, Наталка вдруг догадалась о причине подспудной неприязни к Кириллу – весь его вид и поведение очень напоминали ей пресловутую «горчицу», промышлявшую хулиганством на аллеях сада. Девушка облегченно вздохнула: зная источник – легче преодолевать его последствия, а социальные рамки оказались вовсе не причем.
Как ни нежно и трепетно вез их извозчик, Кириллу к концу поездки стало зримо хуже. Если в лодке он еще как-то держался на остатках возбуждения от драки, даже пытался по-привычке балагурить, то когда подъехали к дому, он впал в забытье.
Глаша, по-прежнему нежно обнимая голову Кирилла, тревожно пощупала его лоб:
– Ребята, по-моему, у него жар. Надо что-то делать!
Николка принялся отчаянно трепать извозчика:
– Давай, родимый, гони! Будет миндальничать. Быстрее! Еще быстрее!
Извозчик что есть сил нахлестывал лошадь, но друзьям казалось, что кляча едва тащиться.
Не выдержала и Наталка:
– Чуть-чуть осталось! Наподдай, милый еще!
– Да не могу я больше! Ей богу не могу. – взмолился извозчик. – Загоним лошадь в конец.
– Втрое больше плачу!
Лошадь мчалась, выжимая последние силы. Наталка, сидя на облучке рядом с извозчиком лихорадочно понукала обоих: лошадь и ее водителя. Глаша уже навзрыд плакала. Наконец пролетка выехала на Алексеевскую площадь в центре которой высился памятник Царю Освободителю. Оставалось еще совсем немного, но Кирилл чувствовал себя все хуже. Когда объезжали памятник, Николка заприметил, что у чугунного столба, рядом с входом в сквер, жмется маленький газетчик. Юноша положил руку на плечо извозчику:
– Видишь, парнишку, что торгует газетами? Попридержи возле него.
Девчонки удивленно воззрились на него. Однако пролетка все-таки замедлила ход. Рискуя разбиться, из нее на ходу выпрыгнул Николка и подбежал к мальчугану:
– Малец, дуй к доктору Белавину, вызови его, скажешь, срочное дело. – одновременно он вложил в руку мальчика монету. И уже запрыгивая обратно, выкрикнул адрес.
Экипаж подъехал с таким шумом, что перепуганная Клавдия выбежала на крыльцо и увидала, как из него выгружается странная компания. Первой выгрузилась Наталка в помятом грязном платье. Клавдия не успела даже удивиться, как та выпалила:
– Кирилла сильно искусала собака, когда он защищал меня. Ему очень плохо. Он пока полежит у нас. Можно, бабушка, ну пожалуйста! – и Наташа как раньше в детстве смешно наморщила носик и чмокнула Клавдию в щеку. С умыслом это было, или случайно, но девочка применила тот прием, против которого Клавдия была бессильна.
– Раненого несите в дом! – решительно распорядилась она.
В юноше, который осторожно снял раненого и понес на руках в дом, она узнала Николку. Взглянув на человека, которого он переносил, Клавдия не смогла удержаться от восклицания:
– О, боже!
Парень был весь в окровавленной изодранной одежде, казалось, на нем нет живого места. А на нижней части лица у раненого зияла ужасная рваная рана. Рядом шла и заботливо поддерживала голову Кирилла незнакомая девушка с оцарапанным лицом и в странном одеянии, похожим на наряд то ли Бабы-Яги, то ли Кикиморы болотной. То, что раньше было ее платьем, представляло собой рваные окровавленные лохмотья серо-зеленого, от травы, цвета.
Весь этот табор прошествовал в гостиную.
– Где мы его разместим? Может в гостиной, на диване? – спросила Наталка.
На что, уже оправившаяся от неожиданного прихода незваных гостей, Клавдия ответила:
– Ну уж нет, голубушка! Несите больного в твою комнату. Ему же покой нужен. А ты пока поживешь вместе со мной.
Раненого Кирилла занесли в спальню Наталки, и когда укладывали на белоснежную постель, он открыл глаза и застонал к величайшему облегчению друзей.
– Бабушка, позволь представить тебе Кирилла, благороднейшего рыцаря без страха и упрека, благодаря которому я стою перед тобой жива и невредима! – несколько церемонно представила Наталка больного Клавдии, не без умысла подчеркнув его роль в спасении от собаки.
Клавдия подошла к изголовью и, проведя ладонью по волосам Кирилла, поцеловала его в лоб:
– Спасибо тебе, родной, за внучку! Она – единственное, что у меня в жизни осталось. – при этом она несколько укоризненно покосилась в сторону стоявшего рядом Николки, словно говоря: – А ты-то где был в это время, кавалер?
Наталка сразу поняла свою оплошность, все думала: как бы представить перед Клавдией своего Николку в выгодном свете, а получилось совсем наоборот. Поэтому решила, раз такое дело, представить ей своих друзей:
– Это, бабушка, Глафира. Моя лучшая и единственная подруга.
Та из уважения к старой даме сделала книксен и добавила, покраснев:
– Зовите меня просто Глаша.
– Тебя, милочка, тоже надо показать врачу, все лицо в ссадинах. Тоже собака?
– Не совсем, это я по траве лицом проехала, когда от пса убегала и поскользнулась.
– Сути дела это не меняет, царапины требуется обработать, пока не воспалились. – с безапелляционностью, свойственной старым девам заявила Клавдия и, спохватившись, повернулась к Наталке. – Надо срочно послать за врачом!
– Вызвали уже. – подал голос молчавший до сих пор Николай.
Наталка, увидев, что внимание бабушки-тети Клавдии переключилось на Николку, поспешила воспользоваться ситуацией.
– А это, бабушка, МОЙ Николка! Да ты его знаешь. – девушка специально выделила слово «МОЙ». – Он Кирилла вытащил из пасти волкодава и буквально разорвал пса на части голыми руками.
– Ну, здравствуй. Николай! – смилостивилась Клавдия, хотя и кольнуло сердце Наталкино «МОЙ». – Вы, я смотрю, все друг дружку по очереди спасали. И тебе, кстати, помощь требуется. – она указала Николке на руки в ссадинах, которые он до этого и не замечал. Спохватилась. – А доктора-то какого вызвали?
– Белавина Дмитрия Сергеевича. – за всех ответствовал Николка.
– Недолюбливаю я его… – поморщилась Клавдия. – Да ничего не поделаешь, примем.
– А почему не любишь, бабушка? – поинтересовалась встревожено Наталка. – Что? Плохой врач?
– Врач-то он как раз хороший. Один из лучших в городе! ЧЕЛОВЕК плохой! – Глядя в недоумевающее-тревожные глаза друзей, сочла необходимым пояснить – Он из старых либералов. А это такая лицемерная публика, что на словах они за свободу, за права людей. Однако, когда все не по их теориям случается, от их прекраснодушных идей останется клокочашая и брызжущая слюной ненависть. Впрочем, скоро сами увидите, может, поймете что.
Вопреки мнению Клавдии, Дмитрий Сергеевич не показался Наталке ни желчным человеконенавистником, ни лицемером. Напротив, перед ее глазами предстал профессионал высочайшего уровня, который очень внимательно обработал раны Кирилла, наложил швы на челюстное ранение, ловко перевязал и вколол ему вакцины от столбняка и сказа, не забыв и про успокоительное. Затем занялся лицом Глаши и Николкиными руками. Еще Наталка отметила, что встретились доктор с Клавдией, как старинные знакомые, а вели себя так, словно в прошлом в их отношениях была какая-то история. И девочка записала себе в уме этот пунктик, решив, что надо будет как-нибудь пораспрашивать об этом поподробнее. Клавдия, гостеприимная хозяйка, предложила доктору чаю и тот с, видом человека сделавшего свою работу, согласился.
Компания расселась в гостиной за большим круглым столом под лампой. Только Глаша осталась возле больного и расположилась у изголовья, явно намереваясь провести там сиделкой всю ночь. Она села на стул и склонила маленькую круглую головку, всю обмотанную бинтами, над спящим возлюбленным.
– Барышня, милая, – счел своим долгом подать голос Белавин, обнаружив такой поворот событий, – Уверяю вас, что ваше сидение у кровати больного есть вещь бесполезная и даже вредная. Уж поверьте мне, специалисту: ваш кавалер получил все необходимое и до утра будет отдыхать. Когда он спит – он на пути выздоровления, и вы своей заботой будете только мешать сему процессу.
Только после такого вмешательства она поддалась на переговоры и присоединилась к чаепитию под абажуром.
Едва получив в свои руки стакан чаю, доктор немедля потребовал пепельницу, испросив для проформы разрешения курить в комнате. Мог бы и не спрашивать, весь город знал: у Воиновых – вольно. Курили все: и городские мужи на посиделках «У Клавдии», и прыщавая молодежь, воображавшая себя революционерами.
Ох уж эти революционеры недоделанные! Участвуя работе революционного кружка, Наталка изрядно повидала этой публики и немало вынесла ценных наблюдений о подобного рода людях. Ведь что их резко отличало от обыкновенных людей? Правильно, неряшливость! По внешнему виду сразу можно судить о степени фронды данного индивида существующему режиму. Неоперившийся юнец, студентик иль гимназист, почувствовав себя матерым революционером, сразу стремился СООТВЕТСТВОВАТЬ: одевался простонародно, переставал мыть и брить волосы, ходил мятый, весь в перхоти и непричесанный, желательно в очках и с неизменной папиросой в нечищеных зубах. В общем, какая-то дикая смесь Рахметова и Раскольникова. Не отставали и барышни. Здесь флер несколько иной. Гимназистка иль курсистка, примерившая на себя романтический образ революционера, прежде всего стремилась лишить себя природного естества, дабы не выглядывала предательская женская сущность. Девицы лишали себя прически, ограничившись простым пробором по середине головы и простым хвостиком или гулькой сзади, и обязательно цепляли на нос очки – несомненный признак ума. Добавление к этому образу простой блузки и обыкновенной суконной юбки до пола окончательно способствовали превращению молодой и прелестной девушки в серую мышь. Богатая на сильные женские типы российская история давала немало образцов для подражания: от почивших в бозе Веры Фигнер и Софьи Перовской, до здравствующих ныне Спиридоновой и Засулич. Да, еще благодаря зачитанному до дыр роману Чернышевского «Что делать», эти серые мышки усвоили, что главное в революционере – быть выше общества, выше морали и… долой условности. И серые мышки, новообращенные революционерки пускались во все тяжкие с такими же как они неоперившимися юнцами. Долой стыд – буржуазный предрассудок! Долой мораль – пережиток старого отжившего общества! Да здравствует светлое будущее, свободное от ханжества и условностей! Конечно же дополняла образ неизменная цигарка в зубах – символ равенства полов. К чести Наталки, до такого фанатизма она не доходила, поэтому изначально выглядела белой вороной среди этого скопища форменных образин. Однако, собираясь в салоне Клавдии, они курили так, что гостиная изрядно провоняла запахом табака, и это было не последней причиной, по которой раненого разместили в спальне, а не на широком диване гостиной.
Но Белавина перекурить было сложно! Едва заполучив в свои руки вожделенные чашку чаю и пепельницу он, сделав глоток, закурил и более не выпускал папиросу изо рта. Едва докурив предыдущую, доктор доставал из портсигара новую, прикуривал ее об окурок и начинал все опять. Николке, не выносившего табачного дыма, даром, что в его семействе дымили все, доктор Белавин был неприятен. Он сидел тучный, неряшливый, с сползшей на бок манишкой и выгладывающей из-под приоткрытой рубашки волосатой грудью. Портсигар его казался бездонным, кашель – раздражающим, багровое от горячего чая и папирос лицо – противным. Он и пригласил-то Белавина оттого, что тот был действительно прекрасным доктором, а кроме того, помимо своей основной практики он в знак дружбы с Мадам занимался профилактическими осмотрами и лечением Чаек. Именно поэтому его приглашение носило оттенок кулуарности и гарантировало, что история не выйдет за пределы этого дома. Глашу он, конечно, узнал, точнее, знал как Гимназистку, однако виду не подал, ни словом не обмолвился и относился к ней ровно так как и к другим.
После первой чашки чая и сигареты Дмитрия Сергеевича потянуло на рассуждения, и доктор оседлал любимый конек. Закурив следующую папироску, доктор Белавин задумчиво и несколько картинно выпустил в потолок аккуратные кольца дыма и требовательно взглянул на сидящих напротив Наталку с Николкой:
– Ну-с, молодые люди-с, в чем острота настоящего момента мировой политики? – при этом он, надо и не надо, при каждом удобном случае употреблял уже почти вышедшую из оборота приставку «с», что придавало его речи оттенок архаичности.
Николка с Наталкаой молча переглянулись и пожали плечами, а Глаша вообще никак не среагировала, продолжая пить чай, погруженная в свои мысли. Впрочем, ответ на вопрос и не требовался, ведь он был риторическим, и задан задал его доктор исключительно для затравки перед монологом. Доктор упивался собственной исключительностью.
– А острота настоящего момента, – он многозначительно поднял вверх палец, – Состоит в славянском вопросе. Сегодня он – гвоздь мировой политики.
– Почему? – не выдержал Николай, хотя Наталка незаметно толкала локтем его в бок.
Лучше бы он не задавал этого вопроса! Оказалось, что Дмитрий Сергеевич только и ждал этого ждал и, получив пас обратно, пустился в длинные и скучные рассуждения.
– Вот! Кто самый многочисленный этнос в Европе? Славяне! У кого менее всего жизненного пространства в Европе? У славян! Какие народы менее всего склонны к государственному управлению? Славяне!
– А как же Россия?
– Нет-с правил без исключений. Да-с, славянам удалось создать могучее государство – Российскую империю. Но и тут изрядная заслуга немцев. Со времен Рюрика они наши учителя и наставники. А без иностранных учителей у славян получаются Балканы – пороховая бочка Европы – куча карликовых независимых и не очень государств с непомерными амбициями. Им бы хоть толику заняться государственным строительством и обустройством жизни. Так нет, потянуло у соседа кусочек отхватить. Такую бойню между собой устроили[31]31
«Такую бойню между собой устроили!» – Доктор Белавин имеет ввиду события годичной давности – Вторую Балканскую войну 1913 года, в которой коалиция в составе Сербии, Греции и Черногории и примкнувшие к ней Турция и Румыния нанесли поражение Болгарии.
[Закрыть]! В аккурат почти уж год назад. И, кстати, блаженная Серафима, наша городская «Кассандра», еще прошлым летом предсказывала, что миру в Европе осталось жить ровно год, и очередная заварушка начнется, где бы вы думали? Правильно, на Балканах! И хоть я человек практического склада, сугубо реалист, однако ж, ждать не долго осталось, поглядим-с. Упаси боже, если наше правительство вместо того, чтобы своими делами заниматься, кинется очередной раз защищать братушек, которые снова нацелились друг дружку в глотки.
– Вообще-то мой дед кровь за славян проливал. – дрожащим от гнева голосом сказала Наталка.
Николка глянул мельком – залюбовался: «Дева Валькирия[32]32
Валькирии – в скандинавской мифологии девы-воительницы, сопровождавшие павших воинов в небесный чертог Валгаллу.
[Закрыть], истинно Валькирия!» Его взгляд был столь красноречив, что не укрылся от Клавдии, и та обеспокоенно шевельнулась на своем стуле. Даже Глаша вынырнула из глубин своего подсознания и переводила взгляд на спорщиков: с одной стороны на другую. Лишь доктор Белавин не мутился ни капельки.
– Полноте, Наталья Александровна! – он два раза слабо махнул в сторону Наталки. – Знавал я вашего героического деда. Ничего не скажешь, герой, но фантазер и прожектер. Но ни разу не панславист, даром, что женат на турчанке был. Уж он-то знал им истинную цену. Кровь за братушек наш брат, русский, проливал, а в цари они себе немца взяли. Мы им в городе знамя для болгарских ополченцев вышили, а у них едва на дивизию наскребли ополченцев этих-то – все сидели по своим хатам – ждали пока русский солдат кровью умоется, смотрели, чья возьмет. Вот и сейчас ввяжемся – кровушкой умоемся. Накостыляет нам немец по первое число.
– Однако ж допреж мы им костыляли, и в Париже и в Берлине бывали. – возразил Николка.
От возмущения у доктора аж борода поднялась кверху. Ну не привык он возражениям подобного рода, любил, чтобы благодарная аудитории в рот смотрела, покуда он упражняется в красноречии. А эти сосоунки!..
– Нет уж, позвольте-с, молодые люди! Нынче война уж не та, что прежде. На «Ура» со штыком наперевес не выйдет. Машины-с, пулеметы-с, артиллерия-с, аэропланы-с. А германец – самая механическая европейская нация. У них Сименс, у них – Грузон, у них – Крупп[33]33
Сименс – основатель компании в области электротехники, Грузон – промышленник и изобретатель в области металлургии, Крупп – основатель сталепромышленной компании, «пушечный король».
[Закрыть], а у нас что?
Но не на того напал бедный Дмитрий Сергеевич, взгромоздился невзначай на любимый Николкин конек, где переспорить его было трудно. Юноша просто, не стал возражать, а стал просто загибать пальцы:
– Капитан Глобято изобрел миномет – раз, трехлинейка Мосина – самое дальнобойное и мощное оружие в своем классе – два, эсминец «Новик» – самый быстроходный корабль – три, инженер Сикорский из Киева строит четырехмоторные аэропланы «Илья Муромец» – четыре, а в Риге собирают «Руссо Балт» – наши автомобили – пять. Еще продолжать? – и Николка поднял над столом сжатый кулак. – Нам будет, чем ответить!
– А тыл, а разгильдяйство чиновников, а неразбериха в правительственных учреждениях, а слабая дорожная сеть, – не сдавался доктор, – А чьи двигатели установлены на твоих аэропланах и автомобилях? Уж не немецкие ли? – и торжествующе. – Определенно нам накостыляют, да это и хорошо, падет старая власть, управление Россией перейдет к нам – ответственному правительству, которое пойдет в ученики к европейцам.
– Какое такое ответственное правительство?
– К нам – русским интеллигентам – западникам, мыслящим людям, либералам.
Николка аж скривился:
– А с чего вы взяли, что мужик, сделав революцию, кинется вас на свою шею сажать. Заполыхают усадьбы и города, а вас перережут, кто сбежать не смог. Я – сам мужик, я знаю. Царя скидывать никто не собирается! Вас – да! Государя – нет!
– Рабская психология, батенька, рабская… Все – от многовекового рабства русского крестьянина и от особого склада славянской психологии. Наш брат славянин как был рабом, так и останется. Недаром в латинских языках эти слова – синонимы. Мы и воевать-то хорошо можем только за господ своих. Сербы вон как в Ангорской битве доблестно за турок сражались, что самого Тамерлана, едва не разбили.
