355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Фин » Пузыри Шолиса » Текст книги (страница 1)
Пузыри Шолиса
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 12:21

Текст книги "Пузыри Шолиса"


Автор книги: Александр Фин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Фин Александр
Пузыри Шолиса

Александр Фин

Пузыри Шолиса

– Извините, Зигфрид. Если можно – последний вопрос. Ну вот... это все уже случилось, и вы вернулись на станцию...

Корреспондент с трудом подбирает слова, и я понимаю, почему он мямлит. Перед ним – Зигфрид Шолис, тот самый Шолис, что открыл электрические пузыри на MD-19, тот самый Шолис, чье имя упоминается теперь в каждом учебнике по разумным роботосистемам. Словом, живая легенда, правда, сейчас в тренировочном костюме и домашних тапочках.

– Вы вернулись на станцию, – повторяет он. – Ну, и о чем вы думали, когда Когтев... – Он замолкает и, посмотрев в упор, спрашивает: – Прав был Когтев, когда назвал вас убийцей?

Все началось с пузырей – с тех самых, электрических. Я сидел на песке, чтобы отошли ноги, когда примерно в полукилометре впереди на равнине вдруг набух светящийся бордовый купол. Секунда, и это уже шар. Сначала он красный, потом оранжевый, зеленый, фиолетовый – и вдруг шар отрывается и ползет, подрагивая, вверх, а на его месте растет следующий. Еще несколько секунд – и в небе их уже два, три, гирлянда...

– Когтев, погляди на северо-запад, – говорю я шепотом в микрофон шлема. – Видишь?

– Вижу. У тебя все в порядке?

И вся реакция. Впрочем, если б я показал ему что-нибудь живое... За последнюю неделю он истратил полторы месячных нормы горючего – на высоте катер берет больше, а он в поисках хоть каких-нибудь бактерий забрался уже в верхние слои атмосферы. И все без толку...

Есть один очень простой закон: отрицательный результат – это тоже результат. Если на планете жизни нет, это значит только то, что ее нет. Ни больше и ни меньше. К этому относиться нужно очень и очень трезво, иначе недолго и спятить. Надеюсь, Когтеву до этого еще далеко, но...

Воздух-де на станции припахивает аммиаком; время от времени я слышу жалобы: как, мол, там Марина с Сережкой... Плохо им без мужа и отца. Да и вообще какой он, Когтев, муж, так, разведчик. А это почти как человек без роду и племени.

Не понимает, что род и племя разведчику нужны как скафандру тормоза. Настоящий разведчик – это механизм, только с головой. Включился – и пошел, как грейдер. Дошел до конца – выключился. Но не раньше!

В общем, смешной человек! Да, кстати, за два месяца я ни разу не слышал, чтобы он рассмеялся – громко, в голос. А кто смеяться не желает, не живет, а прозябает... Прекрасный стишок... На слух даже смешнее, чем про себя, и я начинаю смеяться, и тут вдруг беззвучно вспыхивает и лопается в небе пузырь, и я вздрагиваю от неожиданности и смеюсь еще неудержимее.

– Зигфрид, что у тебя там?

Очередной пузырь уже плывет вверх. А на его месте, уже в полусотне метров от меня, растет новый – ни дать ни взять гриб-дождевик, и я давлюсь от беспричинного смеха.

– Зигфрид!

Сил смеяться уже нет. Колени подгибаются, болят мышцы живота. Я тоненько повизгиваю.

– Зигфрид... Командир... На станции разгерметизация. Понял? Тревога!

Я прихожу в себя на станции. Пока одурь не прошла до конца, я полон решимости серьезно поговорить с Когтевым насчет его дурацкой шуточки про разгерметизацию. Но потом окончательно прихожу в себя. Выдумка не ахти какая, но если б не она, я не побрел бы из последних сил к катеру, чтобы вернуться на станцию... Не знаю, что они там излучают, но если бы не Когтев, я бы так и смотрел сейчас на эти пузыри... Широко открытыми глазами и с улыбкой на посиневших губах.

Вечером пузырей не было. На следующий день тоже. И хорошо: я монтировал телекамеру на Жука. У него здоровье железное, а мне, как показала практика, близкое знакомство с пузырями противопоказано.

Телекамеру я приладил, погонял Жука по равнине на разных режимах, чтобы поразмялся после домашних работ, и стал поджидать пузыри.

Фейерверк начался в 17 часов 2 минуты 27-го числа. Как они пошли! Пузырь за пузырем, пузырь за пузырем! Я выставил Жука за дверь, и он заскользил на своих тараканьих лапах к разноцветному зареву. Несколько секунд на его длинной вороненой спине были видны отблески, потом он скрылся из виду, и я перешел к экрану.

Изображение приближалось, мелко подрагивая в такт шагам робота, потом дрожь утихла: Жук остановился, и в ту же секунду послышался его скрипучий голос:

– Я двадцать шесть – семнадцать, я двадцать шесть – семнадцать. Электромагнитное излучение...

Он подробно перечислил мощность излучения, частоту, длительность и скважность импульсов. Все это было важно. Но я ждал большего.

– Повтори задание, – потребовал я.

– Я двадцать шесть – семнадцать. Задано...

Он добросовестно повторил все, что было поручено сделать, и спросил:

– Задание выполнять?

– Выполнять, – зло сказал я, зная уже, что будет дальше.

– Я двадцать шесть – семнадцать, – снова проскрипел он, не двинувшись с места. – Электромагнитное излучение...

Мощность, частота и так далее. Тьфу на него! В паспорте у Жука написано: "робот повышенной жизнестойкости". Его черную бронированную спину не прожечь и тепловой пилой, но под пилу его палкой не загонишь.

Я отменил задание, и через двадцать минут вот он, герой, тут как тут.

Когтев внимательно послушал, как Жук, словно жалуясь, в очередной раз докладывает про мощность и частоту, а потом спросил:

– Почему им дают такие противные голоса? Не то мужской, не то женский. Черт-те что!

Я машинально кивнул. Меня бесило, что их делают такими трусливыми. Наверное, чтобы разгильдяи-разведчики не портили; повадились гонять, понимаешь, дорогие машины куда не надо... А чтобы наш брат внутрь не лазил, операционная система напрочь закрыта.

Ночью меня поднял сигнал сейсмометра. Толчком порвало ствол третьей скважины и заклинило бур геоанализатора. На станции я появился только через двое суток – грязный, голодный и злой.

Когтев был чисто выбрит и улыбался. Может быть, выловил в атмосфере неизвестный вирус? Что ж, захочет – расскажет.

Я лежал и грыз сухарь, когда Когтев вошел в мою каюту, пропустив вперед Жука.

Я приподнялся на койке.

– Слушай и запоминай, – сказал Когтев мне и наклонился к роботу: Говори: "папа".

– Папа, – повторил тот.

– Дай каши.

– Дай каши.

Жук говорил по-прежнему монотонно, но голосок стал звонкий, ребячий.

Когтев смотрел на робота и нежно улыбался. Мне хотелось плюнуть. Если человек находит утешение в том, что железка говорит голосом сына... Надо ж, и времени не пожалел, чтобы перепрограммировать... Эх!

Я хотел уже демонстративно отвернуться к стене, и вдруг меня осенило, да так, что я поперхнулся крошкой от сухаря.

Иногда и глупость может продвинуть прогресс. Я прокашлялся и спросил:

– Как ты влез ему в программу?

– Очень просто. Дал ему прочитать новую, глазами.

Дела с моими расчетами шли хорошо, и я не замечал времени. Жук несколько раз приносил поесть и даже пытался со мной заговаривать. Наверное, его подсылал Когтев. Потом он пришел сам, молча посидел рядом, пошутил, глядя, как я жму клавиши компьютера, но лицо у него было обеспокоенное. Настроение у меня тоже стало портиться.

Недальновидно я поступил, промолчав в ответ на его замечание о голосе. Что стоило мне открыть рот и членораздельно объяснить: ведь – это вещь. И чем меньше она напоминает человека – руками, ногами или голосом, – тем лучше для дела.

Посидев, Когтев вроде успокоился, но я уже не мог отделаться от ощущения, что рано или поздно эта оплошность выйдет мне боком. И даже знал когда: когда снова пойдут пузыри.

– Я двадцать шесть – семнадцать. Я двадцать шесть – семнадцать. Электромагнитное излучение... – Мальчишечий голосок звучал сквозь шум эфира. Хороший голос, легкий, чистый. Если не знать, что к чему, можно подумать, что и в самом деле на равнине стоит мальчишка в веснушках, освещают его разноцветные сполохи, и ветер треплет волосы... Черт его знает, вдруг и в самом деле в машине таится живая душа?..

В этот раз Жук подошел к пузырям ближе, чем в прошлый, но все же остановился, не дойдя до места, и сейчас сообщал параметры...

Я дождался, когда он спросит, выполнять ли задание, подтвердил приказ и покосился на Когтева. Он тоже глядел на экран и думал, наморщив лоб.

Какое-то время изображение передо мной не менялось. Робот сориентировал антенну на станцию, чтобы передать параметры, и застыл. Гирлянда пузырей по-прежнему вертикально стояла в правой части экрана.

Я догадывался: сейчас Жук пытается просчитать, что делать дальше. Приказ заставляет идти, сигнал тревоги, хоть он и стал слабее, все же тормозит.

Пауза затягивается: десять секунд, пятнадцать... Многовато... Двадцать пять... тридцать.

– Почему он молчит? – спрашивает Когтев, встав у меня за спиной. Я не знаю, что отвечать. Приказ толкает вперед, опасность тормозит. Человек в такой ситуации может повредиться в уме.

– Почему он молчит? – снова спрашивает Когтев, и тут изображение гирлянды встает точно по центру экрана, и негромко щелкает, включаясь, динамик...

– Батюшки, как же красиво! – слышу я и оборачиваюсь к Когтеву. Он белый. Наверное, у меня тоже неладно с лицом: робот так говорить не может – для него нет ни красоты, ни уродства, а если говорит, это уже не робот...

Мы молчим, а изображение становится крупнее. На экране отчетливо видно, что у нижнего пузыря сетчатая структура, словно он завернут в авоську, но свечение мешает разглядеть его ногу.

– Камеру пониже, – говорю я.

– Прикажи ему вернуться, – вполголоса просит Когтев. Ногу пузыря по-прежнему не видно.

– Еще ниже камеру!

– Зигфрид, пусть он возвращается!

Ага, теперь хорошо, хорошо... Теперь бы поближе... Так. Замечательно!

– Возвращайся, – говорю я на всякий случай, хотя невредно было бы посмотреть, откуда лезут пузыри, и вытираю мокрый лоб.

В динамике пауза. Детский голос:

– Я хочу подойти ближе.

– Возвращайся.

– Мне хочется ближе. Можно?

– Пусть он вернется, – говорит Когтев. – Зигфрид!

– Перемножь: двести семнадцать и две десятых на шестьдесят семь, говорю я в микрофон первые, пришедшие в голову числа.

– Четырнадцать тысяч пятьсот пятьдесят два и четыре, – шепчет Когтев. Я не успеваю даже удивиться, что он так быстро подсчитал. Мгновение спустя этот же результат повторяет динамик. Значит, Жук исправен... Или больше подходит слово "здоров"?

– Четырнадцать тысяч пятьсот пятьдесят два и четыре десятых, нетерпеливо повторяет голосок. – Ну, можно подойти ближе?

– Командир! – говорит Когтев. – Прикажи ему вернуться!

Прикажи... Я могу приказать роботу или члену экипажа. Но Жук уже не робот. И не член экипажа.

– Командир! – просит мальчишка.

Если в небо летят пузыри, разведчик должен знать, что это за пузыри, откуда они появляются и почему летят. И все тут.

– Можно, – говорю. – И сразу обратно, слышишь?

Не знаю, как мы прослушали предупреждение сейсмографа. Но когда изображение стало заваливаться набок, когда раздался вскрик "я боюсь!" и зачертыхался Когтев, не попадая в рукава скафандра, я успел раньше выскочить к катеру и свечой пошел вверх...

Пузыри еще шли – вялые, едва тлеющие; равнину пересекала большая расщелина. Внизу ничего не было видно. Только темно-вишневая колышущаяся масса. Динамик молчал...

Так что же ответить журналисту? Вправе был Когтев, когда я вернулся на станцию, наотмашь ударить меня по лицу и назвать убийцей?

Мне трудно отвечать на этот вопрос. Лучше задать его Когтеву.

– Тогда самый последний вопрос, Зигфрид, – говорит журналист. – Через полтора месяца вы надолго уходите в сверхдальнюю... Читателям было бы интересно знать, кто согласился лететь с вами?

– Усков, – отвечаю я. – Рогов, Грачев, Савельев, Киселев, Данильченко, Когтев и Джорджи Карпи из Европейского космического агентства.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю