Текст книги "Спи спокойно, дорогой товарищ. Записки анестезиолога"

Автор книги: Александр Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Франтоватый субъект, из-под распахнутой куртки которого виднелся застегнутый на все пуговицы пиджак, а выпирающий кадык был подвязан ярким галстуком, подпрыгнул на стуле и кинулся к врачу:

– Доктор, мы… – Умеренной потертости кожаная папка, лежавшая на его худых коленях, с глухим шлепком свалилась на пол.

– Спокойно! Где больной? – Темнов прошел вслед за медсестрой в «обмывочную», где на каталке, похрапывая, лежал тучный мужчина неопределенного возраста.

– Перегаром за версту прет. Сразу видно, набрались где-то, – проинформировала Анастасия.

После небольшой тактильной стимуляции лицевой области, иначе пощечины, больной открыл глаза и заматерился. Тяжелый запах алкогольных испарений подтверждал слова медсестры. Дышал пациент свободно, давление и пульс опасений не вызывали.

– Водку пил? – громко поинтересовался реаниматолог.

– Не-е, только пиво, вчера, – нечленораздельно выдавил мужик.

– Складно брешешь! – похвалил собеседника Александр.

– Да-да, доктор! Мы – по бутылочке, накануне вечером. И всё, – поддакнул заглядывающий в приоткрытую дверь интеллигент.

– А чего ж сомлел тогда? – не отставал Темнов. – Солнца такого вроде как нет еще, чтобы до удара довести.

– Он с юности сердцем слабый. Вы проверьте – может, инфаркт…

– Проверим, ожидайте в приемнике. – Обернувшись к медсестре, реаниматолог дал назначения – Глюкозу, гормоны, мочегонные по вене. И – в терапию по месту жительства. Можете вызывать «скорую» для перевозки. Пока приедут, клиент оклыгает. А я направление напишу.

Но на выходе из ремзала он снова столкнулся с корешем пациента. Ненавязчиво, бочком, тот попытался прошмыгнуть к ложу приятеля.

– Мужчина, я же вам сказал, ожидайте в приемнике. Друг ваш в госпитализации в реанимационное отделение не нуждается. Ему сделают пару уколов и спецтранспортом отправят в терапевтическое отделение. Там он пробудет, по крайней мере, до утра. А дальше – видно будет.

– Хорошо-хорошо, доктор. Но я должен видеть, что ему вводят. Я его адвокат. Поэтому прошу вас дать мне список всех медпрепаратов, которые будут использованы при лечении моего клиента. – Несмотря на легкий запах перегара, «юрист» говорил внятно и без запинок.

Темнов, за шесть лет работы впервые столкнувшийся с подобной ситуацией, поначалу растерялся. Но решение пришло само и быстро – сказался опыт выдачи эпикризов и справок:

– Без вопросов. Но вы должны предоставить постановление за подписью городского судьи о том, что действительно являетесь официальным юридическим представителем этого человека. – Реаниматолог указал на «слабого сердцем» любителя пива.

Теперь уже растерянным выглядел «юрист».

– Но уже вечер, и я сейчас не смогу получить такую выписку, – пролепетал он.

– Тогда извините, но никаких данных о медикаментозном лечении вашего «клиента» я вам предоставлять не обязан. Ожидайте здесь. Или я буду вынужден выставить вас на улицу. – Довольный экспромтом, Александр бодро направился в регистратуру.

«Развести хотел, пустозвон! Адвокат, итить твою… Да по роже его приятеля видно, что, кроме приводов за дебош в общественных местах, он на другие отношения с законом не способен».

Сочтя инцидент исчерпанным, он неспешно приступил к описанию лечебных мероприятий в стационарном журнале. Однако через пару минут был прерван ворвавшейся в комнату Анастасией:

– Доктор, этот хмырь неугомонный, друг алкаша, лезет ампулы проверять, названия записывает.

Стиснув зубы, Александр вернулся в ремзал.

– Мужчина! Вам еще раз, более популярно объяснить?! – пытаясь не сорваться на крик, обратился он к «юристу».

Виновато потупив взгляд, франт замер возле лотка с пустыми ампулами и использованными шприцами. Его явно смущала разница в весовых категориях между ним и Темновым.

– Ну ладно, доктор. Я больше не буду вам мешать, – выдохнул он. – Но учтите, если с моим другом что-нибудь случится, я вас всех засужу. – Чувствовалось, что этой фразой он привык защищаться как своеобразным щитом.

Александр не смог сдержать улыбки:

– Вот и договорились. А теперь – покиньте медучреждение… Вывезите его на сидячей каталке на порог приемника, пусть воздухом подышит, – приказал он санитарке, указывая на больного.

Мужик на каталке уже пришел в себя и, шумно дыша, пытался подняться.

Младшая медсестра с видимым неудовольствием ловко подхватила под руку не мелкое тело и отработанным движением буквально перебросила его в подставленное кресло.

– Съездим, пробздимся, – проинформировала она хрипло ойкнувшего мужлана.

Из коридора послышался звук открываемого засова входной двери. Пахнуло весенней прохладой.

Вернувшись в комнату регистрации, Темнов жестом подозвал к себе медсестру:

– Выйдите вслед за ними на порог и, незаметно для «адвоката», передайте санитарке, чтобы оставила алкаша на ступеньках, а сама вернулась назад в больницу.

– А вдруг этот дебош подымет, бросили, дескать, его любимого клиента, на произвол… – начала было Анастасия.

– Не думаю, – прервал её Александр. – Я рассчитываю на иной вариант развития событий. – Он загадочно улыбнулся.

Медсестра вышла, а врач, подойдя к окну, из которого отлично просматривался порог приемника, стал ждать предполагаемой развязки.

Он видел, как санитарка вывезла каталку с пациентом на освещенное крыльцо. Как Анастасия подошла к ней и, сказав несколько слов, вернулась в больницу. Как та, недоуменно пожав плечами, оставила вверенный ей груз и последовала за медсестрой.

Темнов вышел в холл и обратился к растерянно озиравшемуся «адвокату»:

– Вашему другу уже лучше. Однако, прежде чем переводить его в терапевтическое отделение, я должен составить акт об алкогольном опьянении и взять у него кровь на анализ. А пока я буду заполнять бланк, ему полезно будет подышать свежим воздухом. А затем мы с ним продолжим…

Выдержав многозначительную паузу, Александр с серьезным видом кивнул «юристу» и, вернувшись в санпропускник, вновь подошел к окну. Вошедшим следом медсестрам он жестом указал прикрыть дверь и стать рядом с ним.

– Свет, свет! – вспомнил он в последний момент.

Метнувшаяся к выключателю Анастасия щелкнула выключателем, и комната погрузилась в темноту.

Долго ждать не пришлось.

Не прошло и минуты, как на пороге возникла худосочная фигура «адвоката». Зыркнув по сторонам, он приблизился к развалившемуся в кресле приятелю и начал что-то негромко говорить ему на ухо, дополнительно аргументируя свои слова частыми толчками в широкие плечи и грудь собеседника. То ли он действительно обладал недюжинным талантом убеждения, то ли апрельский вечер столь благотворно подействовал на сомлевшего «клиента», но потребовалось всего несколько фраз и пинков, чтобы грузное тело нехотя поднялось и, поддерживаемое тонкой рукой друга, неуверенно ступило на лестницу. Тонко-толстый дуэт медленно направился к выходу из больничного двора, держа путь к дороге, ведущей в центр города. Пара минут – и беглецы скрылись в сумеречном мареве.

– Запись в журнале обращений делать? – включив свет, поинтересовалась Анастасия.

Темнов обернулся к медсестрам:

– Да начал я уже! Кто ж знал, что все так быстро закончится… Ну ничего. Оформим как отказников. Закорючку вместо подписи я уж как-нибудь нарисую.

– Так данных нет никаких. Ни фамилии, ни…

– А они сообщить отказались. Вернее, он. Больной-то один. «Юриста» вроде как и не было вовсе… Маловероятно, что им выписка о полученном лечении понадобится. Тем более с таким диагнозом…

«Ну а до суда вряд ли дойдет!» – добавил он про себя.

Вечерний дозор

– Ты пойми, у нас был приказ – любым способом пресекать все попытки нарушения государственной границы. Любым, понимаешь?! Фактически это была своеобразная лицензия на убийство. Сначала стреляй, разбирайся потом. А в данной ситуации до него было метров триста. Плюс наш движущийся поезд. А ему до нейтральной полосы не больше двухсотки оставалось. Догнать нереально. К тому же он налегке, а мы в полной амуниции. Что нам оставалось делать?!

«Плюнуть», – едва не ответил Виктор. Но сдержался, сообразив, что коллега шутку не оценит.

Тыч любил вспоминать свое армейское прошлое. «Откудахтанные», как он их называл, два года на границе несуществующего ныне государства. Глухомань. Степь. Жара. Рутинная обязаловка службы. Может быть, поэтому отдельные моменты запомнились с особенной четкостью.

– Вот мы и действовали строго по инструкции. Лупанули из двух стволов одновременно. Не целясь. Да и какой тут прицел… Я тебе вот что скажу, из «калаша» больше чем со ста метров попасть в бегущую мишень почти нереально. Разве что одиночным и с фиксированным стволом. А мы навскидку очередями полоснули. А он возьми да и свались мордой в песок. Пока мы с поезда спрыгивали, к телу бежали, вроде дергался, а как подошли – finita la comedia. Без признаков жизни и два пулевых ранения в спину.

– Ну и кто же из вас снайпером от Бога оказался? – Развалившийся на диване Лавриненко лукаво поглядывал на Тыча. Историю эту за двадцать лет совместной работы он слышал неоднократно. Но каждый раз в устах Григория она обрастала новыми подробностями, приобретя наконец почти былинный статус.

– Я же тебе говорю, мы с напарником практически одновременно выстрелили. Патроны-то не именные. А до баллистики дело, слава богу, не дошло.

– Так, значит, диверсантик ваш мелкой сошкой был, – подколол его Виктор. – Нашли у него при обыске хоть что-нибудь достойное внимания?

– Стерильный. Ни документов, ни денег, ни поклажи. Рубаха, брюки и сандалии – вот и все имущество.

– Да ладно, трусы небось тоже были?

– Не знаю. Догола не раздевали. – Войдя в образ, Григорий не заметил подвоха.

– Как же так? А проверять анатомические отверстия вы разве не обязаны? Вдруг у него во рту, в ноздре, в ухе или где пониже шифровка спрятана. Или, что еще хуже, взрывное устройство с таймером и температурным индикатором. Не вытащили, пока тепленький, – получите взрыв на сотню килотонн. И хана тогда и моргу, и больнице, и окрестным жилым массивам.

– Витька, итить твою. Хватит херню городить, – добродушно отмахнулся Тыч. – Мы пограничники, а не следователи. И проводим лишь внешний осмотр нарушителя. Наша задача – задержка и передача. А уже особисты отправляют или тело на экспертизу, или личность на допрос.

– Ты говоришь, что при нем ничего не нашли – ни оружия, ни контрабанды. Так, может, вы простого крестьянина подстрелили? Мужик хотел в приграничье к родне наведаться, дефицита прихватить. Или отчаявшаяся жертва тоталитаризма, не имея шансов получить визу, решилась налегке покинуть отчий дом и поискать счастья в «краю далеком». А вы сразу пулю…

– Ты в армии не был, а рассуждать берешься. – Григорий покровительственно взглянул на коллегу. – Я же тебе говорю, «инструкция»! А в армии несоблюдение инструкции, приказа то бишь, – это, Витя, не выговор, как на гражданке, и даже не увольнение. Это три-бу-нал! – по слогам произнес он, смакуя мрачную безальтернативность сказанного. – Что же касается капсул в жопе и прочей дребедени, то, будь он хоть голый и во всех местах чисто выбритый, гарантии, что это не шпион, тебе никто не даст. У настоящих сексотов информация не на бумажках и флешках, а в головах. Черт его знает, что он в башке своей через кордон переносит. Поэтому на границе был, есть и, пока она, эта граница, существует, будет четкий приказ – остановить любым способом, задержать в любом виде, а там уже «следствие покажет». – Довольный своей тирадой Тыч смачно потянулся и, вернувшись в день сегодняшний, раздраженно заметил: – Сгинул он там, что ли.

Игорь, его молодой напарник по дежурству, уже с полчаса как ушел на вызов в приемное отделение. Оставшись вдвоем, старшие коллеги решили честно дождаться третьего, но перерыв слишком затягивался.

– Ладно, давай без него. Не справлялся, позвонил бы уже. А так сам виноват. – Григорий вытащил из-под стола початую поллитровку и наполнил рюмки.

– Ну, за жизнь без неуловимых нарушителей! – Виктор залпом осушил свою порцию и потянулся за квашеной капустой.

– Давай. – Тыч, не закусывая, запил водку слабогазированной водой.

В дверь ординаторской тихо постучали.

– Кого это принесло? У Игоря ключ, а дежурная медсестра мне бы на мобильный звякнула. – Григорий нахмурился. – Кто там?

– Прошу прощения, доктор, мне необходимо с вами поговорить. – Робкий мужской голос едва доносился из-за двери.

– Вы кто? Родственник больного?

– Нет, доктор. Я пациент из урологического отделения. Откройте, пожалуйста.

Тыч спрятал бутылку в тумбочку и размашисто подошел к двери.

– Доктор, извините, но мне больше не к кому обратиться. – В проеме на фоне плохо освещенного коридора лицо низкорослого тщедушного мужичонки казалось мертвенно-бледным. – Тут такое дело… Я шестые сутки после операции – аденома, будь она неладна. Позавчера ко мне соседа положили – юнца лет восемнадцати. Ему на члене какую-то мелочь удаляли. Ну, в общем, к вечеру того же дня разговорились мы с ним. Он рассказал, что в торговой фирме работает, а параллельно заочно на экономиста учится.

– В чем ваша проблема можете сказать? Жалобы на здоровье или просто поговорить зашли? – Тыч, вернувшись за стол, недовольно разглядывал незваного гостя.

– Одну минуту, доктор. Я все сейчас объясню, – засуетился рассказчик. – Так вот, я похвалил парня, дескать, учеба вещь нужная, в жизни пригодится. И тут возьми да и ляпни, в качестве примера, что я в свое время бухгалтерской науки не изучал, а сейчас, когда бизнесом занялся, впопыхах наверстывать приходится. Пацан как бы невзначай спросил, что за бизнес, узнал, в каком районе живу. Я ж без задней мысли все и выложил. Развожу, мол, на поселке нутрий. Еще и похвалился, что хобби это доходное, но с бумажками морока. Так что, сынок, напутствовал я его, учись, пока молодой, потом не наверстаешь. На том и спать улеглись. А вчера после обеда заявился к пацану посетитель, с виду зеленый, молоко на губах, но апломба полная бочка. Садится ко мне на кровать и открытым текстом заявляет, что теперь они будут моей «крышей», всю бухгалтерию берут на себя, мое же дело – «отстегивание» им ежемесячного процента от прибыли. Я сразу опешил, но, взглянув на этих сосунков, едва не рассмеялся. Ну и шутки у вас, ребята, говорю, маловаты вы еще «крышевать»-то, у самих чердаки не сформировались. Тут они поморщились и выдвинули мне ультиматум. Времени на раздумья, дед, у тебя ровно сутки. Завтра, то бишь уже сегодня, я должен им заплатить аванс за первый месяц «крышевания», иначе накажут. – Мужичок уныло ждал реакции врачей.

– Способ наказания указали? – хмуро полюбопытствовал Тыч.

– Нет. Накажут, и все. И сумму аванса назвали, равную половине моей месячной выручке.

– Но чего вы от нас хотите? – Лавриненко догадывался о характере просьбы, но хотел, чтобы она прозвучала от самого просителя.

– Так сутки прошли уже. Я поначалу серьезно их угрозы не воспринял, но сегодня мандраж начал бить, мало ли что, а вдруг действительно отморозки.

– Позвоните детям, родственникам, друзьям. Попросите их подъехать.

– Да нет у меня здесь никого. Приезжие мы. За три года особых приятелей не нажил. Сын в области живет. Не старуху же свою звать. – Мужик с досадой махнул рукой.

– Вот что, гражданин. – Григория утомила затянувшаяся прелюдия, и он решил высказаться прямо: – Мы не телохранители. В наши обязанности входит охрана вашего здоровья от микробов и вирусов, а не от беспредельщиков. Если эти молодчики и нагрянут, в чем я очень сомневаюсь, рекомендую вам нестись в ближайшую многолюдную палату и в присутствии свидетелей звонить в милицию. А теперь – до свидания. – Тыч демонстративно отвернулся от просителя и, взяв утонувший в его громадной ручище пульт, начал переключать телевизионные каналы.

Мужичок на несколько секунд застыл с маской обиженной растерянности на бледном лице. Но, поняв бесполезность дискуссии, сник и, вздохнув, вышел из ординаторской.

– Весь кайф перебил. – Хирург лениво поднялся из-за стола и щелкнул дверным замком. – Охранной фирмой мы еще не были.

– Выглядел он неподдельно испуганным. – Виктору ситуация казалась скорее несуразной, нежели комической. – Не думаю, что он со страху все выдумал. Скорее всего, прессинг действительно был.

– Если даже пара бескрышных сосунков на него в стенах отделения и наехала, наше дело здесь транзитное. Мужик напуган, это ясно. К нам обратился сгоряча, за неимением альтернативного варианта. А что мы можем? Пальчиком хлопцам погрозить и обложить для профилактики. И вообще, имеем ли мы право вмешиваться? Юридически мы обязаны лечить, а не калечить. – Словесный задор вернулся к Григорию. – Он небось рассчитывал, что мы его в дальний угол спрячем и присматривать будем до выписки. А смысл? Если угрозы действительно были и молодняк настроен серьезно, они его и завтра, и через неделю, и дома после выписки достанут. Отсидеться не получится. Да и глупо. Такие вопросы надо решать по возможности сразу и без компромиссов. – Лопатообразная ладонь Тыча с глухим стуком опустилась на стол.

– Ладно. Убедил. – Виктор указал на тумбочку: – Сорокаградусная там уже водицей стала.

– Не успела. – Григорий с молниеносной аккуратностью наполнил рюмки, не пролив ни капли. – Черт, где же Игорь шляется? Больше часа в приемнике. Это как нужно работу любить. Не замечал у него раньше…

– А с чего ты взял, что он в приемнике, – усмехнулся Виктор. – Дело молодое… Ну давай, за «быстрое решение вопросов».

– В нашу пользу и без компромиссов. – Тыч опрокинул рюмку в широко открытый рот, отправив вслед за порцией тонизирующей влаги большой кусок свежего огурца.

Лавриненко, решив оказать желудку более солидную поддержку, смачно жевал ломоть ветчины.

Коротко щелкнув, дверь отворилась, явив слегка запыхавшегося Игоря.

– А, молодая смена. Ну пеняй на себя, мы ждать заморились. – Григорий указал на заметно опустевшую бутылку.

– Обвал какой-то. – Игорь плюхнулся на диван рядом с анестезиологом. – Шел на одного. А обслужил троих. Благо первого, с подозрением на холецистит, сразу сплавил. Пузо ему намял, ложиться предложил, намекнул, что возможна операция. Мужик чухнул, заявив, что к утру, если не полегчает, на прием явится. Пока запись делал, матрону с болями в нижней части живота привезли. Я прежде гинекологов ее осмотрел, чтобы у них повода на нас спихнуть не было. Не успел попрощаться, как третий пожаловал. Тут уж не отвертелся. Наш пациент. Вон, поднимают уже.

Из коридора доносились приглушенный грохот раздолбанного лифта, скрип отделенческих дверей и отрывистые фразы на повышенных тонах. Хриплый мужской голос перекрывался женским дуэтом. Тема беседы сводилась к особенностям происхождения собеседников, их сексуальным наклонностям и умственным способностям.

– Криминал? – Тыч в который раз убрал со стола многострадальную поллитровку.

– Ранение передней брюшной стенки, предположительно ножевое. – Игорь задумчивым взглядом проводил сорокаградусную и плеснул себе газировки. – Ментов пока нет.

– Ну и не надо. – Григорий, подойдя к умывальнику, плеснул холодной водой себе в лицо. – Проникающее?

– Сложно сказать. Наружного кровотечения нет. Пузо не раздуто. – Игорь повернулся к Виктору: – Буйный он. Не дастся под местной анестезией ревизию раны сделать.

– Вопрос не в буйстве, а в силе. – Лавриненко натянуто улыбнулся. Перспектива проводить наркоз пьяному ханыжке его вовсе не радовала. – Комплекция мощная?

– Средняя. Но я серьезно, медсестрам его не удержать. Он в приемнике и притронуться к животу не дал. А тут палец в рану засовывать. Подгрузите малость, авось без операции обойдется.

– А рвота, глюки и иже с ними? – ехидно поинтересовался Виктор. Вопрос был скорее риторическим. От хирургов ответа ждать не стоило. – Ладно. Предлагаю необсуждаемый компромисс. Мы с анестезисткой стоим наготове в операционной. Вы начинаете под местной. А там видно будет. Санитарке скажи, чтобы вязок побольше захватила. Хорошо фиксированный больной в наркозе не нуждается. – Избитая фраза пришлась как нельзя кстати.

Ярко освещенная операционная резко диссонировала с сумраком отделенческого коридора. Пациент уже переполз с каталки на операционный стол, но ложиться на спину, невзирая на громкие околоцензурные аргументы медсестер, упорно не желал. Свернувшись грязным калачиком, он вяло отнекивался из-под натянутой на голову простыни.

– Григорий Васильевич, не дается ни в вену подколоться, ни живот обработать. – Операционная медсестра раздраженно ткнула зажимом в худую ягодицу больного.

– Ну это мы сейчас обеспечим. – Тыч властно ухватил непокорного за правое запястье и твердым быстрым движением развернул его лицом вверх. Взору присутствующих предстал бледный небритый субъект с заплывшими воспаленными глазами и синим крючковатым носом. Моргнув, физиономия ощерилась редкими неухоженными зубами и клокочущим с хрипотцой голосом выдала трехэтажную нецензурщину, выпустив в лицо хирургу тяжелый столб кислой отрыжки, зловонного дыхания и многокомпонентного перегара.

– Игорь, зайди с другой стороны. – Григорий еще дальше отвел правую руку больного, а его молодой коллега, ухватившись за предплечье, растянул левую вдоль фиксирующей подставки. Мужик и привстать не успел, как его верхние конечности оказались зафиксированы кожаными ремнями. Короткий матюк, подобно холостому выстрелу, эхом разнесся по оперзалу. С ногами было проще. При их движении пьянчужка, похоже, испытывал острую боль в животе, поэтому зафиксировать нижние конечности не составило особого труда.

– Тихо! – прикрикнул Тыч на разошедшегося пациента. – Не будешь мешать, все быстрее закончится, и поедешь в палату отсыпаться.

Виктор присел на круглый железный стул в углу операционной. Пока что он выступал в роли нейтрального наблюдателя. Два десятилетия анестезиологического стажа и сотни дежурств отшлифовали в нем умение находиться в состоянии спокойного ожидания. Он уже не «скрещивал», в прямом и переносном смысле, пальцы, боясь «вляпаться» в ситуацию с длительной экстренной, сулившей бессонную ночь операцией. Он просто не думал об этом с предвосхищающей изматывающей тревогой. Давно убедился он и в непродуктивности оптимистично-позитивного настроя типа «что ни случается, все к лучшему». На лучшее, особенно в профессиональной сфере, он давно уже не возлагал особых надежд. «Что дано, тем и пользуйся» – неоднократно подтверждавшая свою целесообразность и в материальном, и в психологическом отношении установка. А в данный момент под ним был жесткий прохладный стул, над ним – белый потолок операционной, а вокруг – неторопливо суетившиеся в меру раздраженные коллеги, в заботах которых он пока не имел повода участвовать.

Тыч, выдержав пару минут руки в тазу с дезраствором, промокнул их стерильным полотенцем и, всунув огромные ладони в поданные медсестрой перчатки, вновь подошел к животу раненого. Его помощница, установив передвижной столик в ногах больного, протянула хирургу зажим с обмакнутым в спирт марлевым тампоном.

Небольшая, около сантиметра в диаметре, рана ярким красноватым пятном выделялась на фоне бледного запавшего живота, расположившись в области левого подреберья.

Григорий круговыми движениями начал обработку операционного поля. Мужичок, то ли почуяв милый сердцу запах спирта, то ли ощутив щиплющую боль от попавших в поврежденные ткани капель, нервно заерзал на столе, мыча что-то нечленораздельное. Но когда обработка была закончена и хирург с медсестрой уже обкладывали зону манипуляции стерильными пеленками, дебошир вдруг осмелел, а скорее, просто забылся и, выгнув спину, интенсивно засучил ногами, подкрепив свое недовольство звучным высказыванием с упоминанием матери присутствующих. Столик с инструментами задрожал, часть пеленок сползла на пол.

Тыч, во избежание расстерилизации ладони, коротким быстрым движением саданул пьянчужку локтем промеж глаз. Мужик охнул и ошарашенно уставился на обидчика.

– Я твоя мама и у меня одна сися! Понял?!

Низкий, на грани баса, голос хирурга в сочетании с арматурной фигурой и красноречивым взглядом произвели нужное впечатление. Злобная растерянность в глазах пациента сменилась испуганной обидой, а тихое «да» прозвучало весьма искренне.

– Вот и хорошо, что понял. – Хирург набрал в двадцатикубовый шприц раствор местного анестетика и принялся обкалывать кожу вокруг раны. Затем подтянул на правой руке перчатку и медленно ввел длинный указательный палец в раневое отверстие.

Мужик задышал чаще и поверхностней, но сейчас звуковое сопровождение с его стороны ограничивалось покряхтыванием.

Григорий неторопливо ощупывал поврежденные ткани, неподвижным взглядом буравя стену напротив. Все его сознательное восприятие сейчас было сосредоточено на кончике погруженного в рану пальца.

– Проникающее, – коротко выдохнул он и, обернувшись к Виктору, пробасил: – Твой выход!

Особого разочарования не было. Быть может, легкая досада при мысли о предстоящих двух-трех часах в неуютной операционной.

Лавриненко кивнул анестезистке, дав сигнал для пункции вены на руке больного. Пока она возилась с капельницей, он пододвинул дыхательный аппарат к изголовью операционного стола и проверил подачу газов.

Главный виновник торжества ощутил, похоже, некую динамику событий, развивающихся вокруг его персоны, и теперь уже испуганно, без следа прежней агрессивности, следил за происходящим.

– Доктор, доктор, – обеспокоенным шепотом обратился он вдруг к Виктору: – Сделайте все хорошо. Я отблагодарю. Честное слово, отблагодарю! – Его язык слегка заплетался, проглатывая согласные.

– Кто-нибудь знает, что ты в больнице, благодарный ты наш? – Саркастическая улыбка врача была вызвана отнюдь не весельем, а, скорее, убогой обыденностью неоднократно изжитой ситуации, которая даже в случае благополучного для больного исхода отнюдь не сулила никаких лавров доктору.

– Жена обещала приехать.

– Когда? Через пару дней? – прогромыхал Григорий. – Знаем-знаем.

Фактически он озвучил типичную схему действия родственников и друзей пациентов из социального андеграунда. Пострадавшего «сплавляли» в больницу. Одного, без средств и вещей. Некоторое время, обычно в течение двух-трех дней, к нему никто не являлся и не выходил на связь с врачами. Более того, все попытки телефонного контакта с родней, если таковые и предпринимались, заканчивались либо пустыми отговорками, либо обещаниями скорого приезда. За этот период пациента уже успевали прооперировать по жизненным показаниям, используя, за неимением других источников, базовый набор медикаментов из скудного отделенческого запаса. В послеоперационный период назначались допотопные антибиотики, дешевые инфузионные растворы, минимум витаминов. Ни о каких спецдиетах или питательных смесях и речи не шло. Обходились стандартным больничным рационом, единственным достоинством которого была гипоаллергенность продуктов по причине их крайней постности и скудости меню.

И вот через несколько дней после операции вдруг обнаруживалось, что пациент состоит в законном браке, воспитывает детей, а нередко и внуков, что в наличии имеются многочисленные братья и сестры, дяди и тети, кумовья и сваты. В общем, доселе, в буквальном смысле бесхозный, больной оказывался едва ли не патриархом целого клана. При этом у его членов внезапно пробуждались родственные чувства, выражавшиеся в бесконечных посещениях, нарушающих больничный режим, и назойливых расспросах всех подворачивающихся под руку врачей о состоянии любимого человека с акцентом на прогнозах о скорейшем полном выздоровлении и восстановлении трудоспособности.

– Запрокинь голову. Дыши спокойно, сейчас заснешь. – Виктор приложил дыхательную маску к лицу пациента и открыл кислород. – Лиля, разбавленный и медленно, – напомнил он анестезистке. – Не хочу видеть следы его закуски на своем костюме.

Он выждал, пока дыхание больного замедлилось, став поверхностным.

– Релаксанты. – При полной остановке дыхания ему пришлось бы проводить вспомогательную вентиляцию через маску с помощью дыхательного мешка, а это значительно увеличивало риск отхождения рвотных масс.

Несмотря на отнюдь не крупные габариты мужчинки и явную атрофию мышц, релаксация была достаточно бурной. Трепещущая волна расслабляющейся мускулатуры полминуты сотрясала тщедушное тело, выкручивая конечности из фиксирующих ремней и заставляя пощелкивать старый операционный стол. Но действительно обеспокоившим Виктора звуком было глухое клокотание в глотке больного. Этот столь редко слышимый во время интубации трахеи шум обычно не предвещал ничего хорошего.

Быстрым отработанным движением Лавриненко ввел клинок ларингоскопа в полураскрытый рот пациента. Осторожно продвигая его к основанию языка, он внимательно осматривал ротовую полость больного. Видимых следов желудочного содержимого не было, лишь маленькое мутное озерцо блестело у входа в глотку. Не отрывая взгляда от служившего ориентиром края надгортанника, Виктор протянул правую руку за поданной анестезисткой интубационной трубкой, левой неподвижно зафиксировав рукоятку ларингоскопа. Попасть в гортанную щель не составило особого труда. Трубка легко вошла в широкое отверстие до стандартной отметки.

– Проводник. – Сигнал анестезистке вытаскивать проволочный стержень, придающий пластиковой трубке упругую гибкость.

И в то мгновение, когда он уже готов был вынуть клинок ларингоскопа изо рта больного, бурный мутный поток хлынул из глоточного отверстия, мгновенно затопив всю ротовую полость, и, подталкиваемый спастическими сокращениями желудка, рванул в лицо анестезиологу.

Виктор едва успел зажмуриться. Теплая липкая волна обдала его лоб и щеки, наполовину прикрытые медицинской маской.

– Лиля, манжету!

Обычно предохранительную манжету анестезистка раздувала без дополнительного напоминания, однако сейчас Лавриненко предположил ее возможную растерянность, что могло повлечь затекание рвотных масс в дыхательные пути больного.

– Подсоедини трубу к аппарату! – Он стоял с зажмуренными глазами, не выпуская из правой руки торчавшую изо рта пациента интубационную трубку. Левой рукой он нащупал место соединения шланга наркозного аппарата с трубкой и, лишь удостоверившись в его герметичности, разжал правую ладонь.

– Мне зенки протрет кто-нибудь?

– А зачем? Ты и без них хорошо справляешься, – коротко хохотнул Григорий. – Смотреть здесь все равно не на что.

Виктор ощутил прикосновение влажного марлевого тампона к сомкнутым векам.

– Можете открыть глаза, – Лилия провела тампоном по его щеке, – вам бы маску сменить не помешало.

– Чувствую, что не только маску. Привяжи трубку. – Он придерживал стык шланга, пока медсестра куском бинта фиксировала злосчастную трубу к челюсти больного.

– Включай отсос. – Рвотные массы изо рта пациента необходимо было удалить как можно быстрее, так как даже раздутая манжета не давала полной гарантии герметичности легких.