Текст книги "Потрясатель вселенной"

Автор книги: Александр Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Это зачем?

– Нам же нужен центр притяжения? К каждому из знаков проведу линию живой крови, закрою водой, наговорю на переступ. Кровь – она предмет особенный, плоть от плоти, но и сама часть ауры сохраняет. Аура – это сила, поперек нее потока не будет, он пойдет на камень, станет накапливаться, и тот превратится в алтарь. На нем можно будет нанести знаки пересечения миров и поставить белые и черные свечи. Если все сделать правильно, в час перемены они сами собой загорятся, создавая мост стихий. На нем можно делать наговор на дым, на птичье перо. Ну как в приворотном заговоре. Только этот дым будет направлен не к кому-то конкретно, а всем вокруг, притягивая их к источнику жизни. В общем, все как обычно.

– Сам придумал?

– Нет, конечно. Так испокон веков святилища создаются. Правда, чаще сам народ для себя храм строит, волхвы его лишь силой наполняют. А здесь придется все с ног на голову повернуть. Но я надеюсь, получится.

– Ручки-ножки, огуречик, получился человечек… – Девушка провела пальцем по первой руне. – Я такие, помнится, на Шуе видела. Мы там сплав устроили всем отделом. Для сплочения коллектива.

– Вот и я для сплочения, – усмехнулся ведун. – Тысячелетия проходят, а ничего не меняется. Ни люди, ни руны.

– Так там было святилище?

– Нет. Без жертв, поклонения и молитв не то что храмы, боги умирают. Но от искренней молитвы они же и рождаются. Ты мне не поможешь? Нужно расчистить все вокруг шагов на двадцать. Нехорошо алтарю в таком запустении находиться. А я пока разбивку сделаю на все семь сторон света.

– Сторон света всего четыре, чуня. – Роксалана взялась за меч, вырубая под корень кустики и тонкие деревца.

– Почему-то люди больше всего уверены в том, что не имеет никакого смысла, – ухмыльнулся Олег. – Что сторон света четыре, что на дворе сосчитанный год, что в круге триста шестьдесят градусов, а в сутках двадцать четыре часа.

– Интересно, умник, а у тебя сколько часов за день набегает?

– Как у всех, двадцать девять.

Девушка остановилась, надолго задумавшись, потом кашлянула:

– У кого «у всех», стоп-кран?

– У кочевников. Разве ты не заметила? У них двадцать девять часов день длится. И ничего, не умерли.

– Меня утомил твой стеб, ментальный карбюратор, – почесала за ухом воительница. – Ты меня совсем за блондинку держишь? Или ты немедленно доказываешь, что не врешь, или остаток жизни будешь петь фальцетом. – И она красноречиво провела пальцами от рукояти к кончику клинка.

– Чего там доказывать? – удивился ведун. – Ты заметила, что дверь всегда обращена к югу? На каркасе напротив входа аккурат двадцать девять вертикальных жердей. Солнце утром через продушину для дыма сперва на первую падает, скользит по решеткам и на закате с последней за горизонт уходит. По этим жердям кочевники часы и отмеряют. «Время второй палки» – это второй час после восхода. «Время коврика» – это ближе к полудню, когда свет на пол попадает, на ковер. «Время постели» – это уже за полдень, на постель свет падает. «Время последней палки» – это закат, вот-вот смеркаться начнет.

Роксалана опустила меч и гнусно захихикала.

– Ты чего?

– Нет, милый, все хорошо! – Девушку уже просто пучило от хохота. – Я все время была уверена, что «время постели» – это ночь, когда все спят. А спят они, оказывается, от последней и до первой палки. А в час постели – обедают.

– Ну да, чего смешного? – так и не понял ведун.

– Все хорошо, – отерла слезы с глаз воительница. – Теперь скажи, милый, как у тебя называются стороны света?

– Нормально, – нахмурился ведун. – Север, юг, запад, восток, вверх, вниз и внутрь. Семь – священное число. Символ строения мира.

– И все? – разочаровалась Роксалана. – Нет, хронометр кочевников мне понравился больше. «Две палки перед постелью». Класс! Дома обязательно говорящий будильник закажу!

Воительница опять рассмеялась и решительно кинулась в бой против диких густых зарослей.

Хлопот с алтарем было много: нанести руны, заровнять площадку, провести канавки для жертвенной крови, установить в конце горшочки с водой, водрузить медный котел на сам камень, защитив его знаками холода, выложить из белых и черных камешков звезду пересечения, закрыв ее от злых духов молитвами чистоты, света и добра. Больше всего ведун боялся, что забыл какую-нибудь мелочь, способную пустить прахом все его старания – но на третий день после первой жертвы и пролития крови стала неведомым путем появляться в котле вода, а из горшочков на конце кровавых линий – так же непонятно медленно убывать.

– Есть, получилось, – облегченно перевел дух Середин. – Силы текут от краев к алтарю. Они невидимы, но увлекают за собой текучую воду. По чуть-чуть, по незаметной капельке. В алтаре сила впитывается, а вода остается.

– Может, просто роса? – предположила Роксалана. – Жалко, Урга в юрте осталась, с войском не пошла. У нее спросить было можно.

– Когда на колу сидишь, особо не разговоришься.

– На каком колу?

– Я как только эту старую наркоманку замечу, в ту же минуту на кол посажу, можешь не сомневаться.

– Она, между прочим, настоящая шаманка, а не жалкий шарлатан вроде тебя. С богами разговаривает и меня научила.

– После поганок не то что с богами, с марсианами без телефона разговаривать можно.

– А Карлос Кастанеда учил, что они всего лишь раскрывают сознание!

– Твой кактусиный химик… – начал было Середин, но махнул рукой: – Какая теперь разница? Полнолуние ночью. Вот оно и станет для всех часом истины. А теперь извини, мне нужно вымыться. Целиком. Чародейство – такая капризная штука… Из-за мелкой посторонней примеси иногда рецептура поперек себя работать начинает. Пот там лишний капнет, грязь с руки упадет…

– …или перец со спины, – тем же тоном продолжила девушка. – Где купаться собираешься? В озере за дорогой или тебя из ведерка полить?

– Я что, больной? У Любовода банька имеется. Русские без бани жить не умеют. Как на месте осели, так в одном из домов и сделали. Водопровод в городе есть, канализация тоже. Мойся хоть каждый день!

– И ты молчал?! – сжала кулаки Роксалана.

– Сам только сегодня узнал. Спросил у Ксандра, как и где они умываются, – он и показал. Ты со мной пойдешь или так привыкла?

Воительница набрала полную грудь воздуха и… и с интересом спросила:

– А мыло уже изобрели?

– Щелок из золы. – Олег чуть подумал и добавил: – А волосы, говорят, яйцом хорошо мыть. Я, правда, не пробовал. Или горчицей.

– Что такое «щелок»? – не поняла Роксалана, которой в этом веке пока не везло с гигиеническими удобствами. – Химия какая-нибудь?

– Откуда здесь химия? Треть ведра золы из печки, две трети холодной воды. День-два настоять. Вода, что сверху, – это щелок и есть. То есть, конечно, это уже не вода, а мыльный концентрат. Для умывания его лучше разбавлять. Можно в него яблочный отвар добавить, или ромашку, настой репейника, или чуток дегтя развести. Или меда. Ну в зависимости от типа волос, чтобы слабый лекарственный эффект добавлялся. Тут главное не переборщить. Густой чересчур щелок волосы, как хлорка, может выбелить. Концентрация должна быть, как у шампуня.

– Скажи, Олежка, – поинтересовалась девушка, – ты можешь сделать «Проктер энд гембл» с помощью пары камней, костра и придорожной глины?

– Нет, не могу, – развел руками Середин. – Только натуральные составы: на лесных травах, фруктах или нектарах.

– Господи, как вкусно ты это рассказываешь! Пошли скорее, а то я сейчас умру от нетерпения.

* * *

Вечером по его приказу нукеры развели вокруг алтаря, на расстоянии двухсот шагов, семь костров, водрузили на них тяжелые казаны, наполнили водой. Олег прошел по кругу, добавляя в котлы «тайное зелье», которое на деле было всего лишь шариками засахарившегося меда, перемешанного с найденными по сусекам города различными пряностями, от гвоздики до перца. Ближе к полуночи Середин прогнал нукеров в город – чтобы не отвлекали. Воины оставили колдуна и его спутницу с явным облегчением. Чародей-то, может, и свой – да только темны дела его в ночи.

– Что ты варишь? – сунула нос в котел Роксалана. – Корвалолом пахнет.

– Не мешай! И ближе горшков к алтарю не подходи. Равновесие нарушишь.

Ведун нанес последние знаки: защитные пентаграммы по сторонам от котла, в центры магических символов поставил свечи, сел перед камнем, положил на колени найденное кем-то из детишек и брошенное в городе орлиное перо, слева поставил горшочек с пшеницей, справа – с окровавленным пухом недавно ощипанного петуха, повернул руки на колени ладонями кверху и забормотал священные древние заговоры:

– Тебе, Триглава, поклон свой кладу, родительница кровей человеческих, родительница и упокоительница наша, мать-земля наша, тебе моя жертва… – Он черпнул горсть зерна, кинул на алтарь. – Тебе, прекраснейшая из богинь, несравненная Мара, носительница чаши, испить из коей каждому суждено, за внимание и милость благодарность и жертва моя… – Богине смерти он дал горсть окровавленной плоти. – Тебе, скотий бог, покровитель мужей храбрых, хранитель богатства и силы, тебе моя жертва… – Велес получил в дар зерно. – Тебе, Ний, будущий повелитель наш, судия и провидец, тебе моя жертва… – Властитель потустороннего мира получил кровь.

И так раз за разом напоминал ведун о своем существовании каждому из богов: Стрибогу, властителю воздушных течений и стихий, пратцу Сварогу, хозяину неба, Хорсу, повелителю света, Срече, ночной богине, дарующему добро Белбогу и несущему зло Чернобогу. Ладе, богине красоты и любви, и Похвисту, царю ураганов и бурь, Дидилии, покровительнице семей, и Макоше, матери торговли и золота. Своим долгим наговором Олег старался не только выпросить для святилища хоть немного высшей силы и покровительства, но и самого себя настраивал на состояние душевной открытости, единения с силами земли и неба, ветра и покоя, смерти и рождения, пытался стать частью окружающего мира – чтобы и мир вошел в него и послушался его воли.

Последняя молитва была к богине Стратим – повелительнице всех птиц, на чью помощь он рассчитывал особо. Ей досталась и последняя горсть хлеба, брошенная под алтарный котел. Олег замолчал, дожидаясь ответа.

– Ни фи-га, – щелкнула языком Роксалана. – Олимп высоко, небеса далеко, Кракатау еще дальше. Похоже, не слышат тебя боги и не видят, нужно звонить по сотовому. То ли дело Урга, у нее при каждом камлании духи откликаются…

Воительница, прогуливаясь, вошла в запретный круг – но Середин, ради сохранения нужного настроя и продолжения обряда, не стал ни отвечать, ни прогонять ее в сторону.

– Отдайте силу мне, травы земные, отдайте силу мне, звери лесные, отдайте силу мне, люди чужие. Луна на убыль, ночь на рассвет, воля на сон. Отдайте мне думы свои, отдайте дела свои, отдайте надежды свои. Нет вам иного пути, кроме как к алтарю земному, сердцу живому, следу святому. Отныне, присно и на веки веков! – громко произнес он свою волю.

И ничего не произошло. Сухо потрескивали дрова в кострах, прятались за мелкими облачками звезды, презрительно квакали жабы в лесном болотце.

– Он сказал: чирик ку-ку, царствуй, лежа на боку! – прокомментировала девушка. – Факир был пьян, и фокус не удался. Говорила, с Ургой нужно посоветоваться. Она в магии понимает, она чего-нибудь придумает.

«Ну же, ну! – напряг всю свою волю Олег, отдавая приказ всем людям на много дней пути вокруг встать и прийти к алтарю, чтобы принести единую клятву. – Н-ну!»

Ничего.

– Времени уж, наверно, за полночь, – широко зевнула Роксалана. – Интересно, по здешним часам это какая палка? Пошли спать, Олежка? Будет новый день, новая пища. Утро вечера мудренее. Опять же обоз вот-вот подойти должен. Шаманку к работе привлечем. Я попророчить могу. Урга говорит, на мне любовь наяды и милость Уманмее. И глаза колдовские.

Напоминание про глаза стало последней каплей – ведун «сломался» и признал поражение. Всегда и во всем не может везти даже колдунам.

– Столько сил убил, чтоб меня волки съели! – поднялся Середин, отряхнул штаны. – Обидно. Видать, напутал что-то по памяти.

– И на старуху бывает проруха, – утешила его девушка. – Потом еще попробуешь.

И тут вдруг мир вокруг замер. Наступила мертвая тишина и недвижимость – перестали колебаться травины, окаменели в полете мошки, застыли языки пламени над кострами. Это длилось всего лишь краткое мгновение – и тут сразу со всех сторон в людей удалил плотный поток ветра, кинув их к алтарю. Кровавый пух, перемешиваясь с зерном, взметнулся вверх, закружился, стремительно выгорая золотыми искрами. Котел, словно паровозная труба, выдохнул облако пара, одновременно ярко полыхнули огнями обе свечи, соединившись через облачко в широкую ослепительную дугу.

– Вот она, полночь! – Олег отпихнул девушку, схватил с земли оброненное перо, вскинул вверх: – Лети, белый ворон, за чистое поле, за синее море, за крутые горы, за темные леса, за зыбучие болота. Ищи, белый кречет, мужей храбрых, людей верных, душой чистых, застань их сонных, возьми их теплых, садись на белую грудь, на ретивое сердце, на теплую печень и вложи им волю мою в душу. Чтобы не могли без меня ни пить, ни есть, ни гулять, ни пировать. Пусть я буду у них всегда на уме, а алтарь мой в сердце.

Ветер вырвал перо и мимо огненной дуги умчал в небо.

– Так все же ворон или кречет? – шепотом переспросила его девушка. – А еще мне понравилось: «Возьми их тепленькими». Классный совет. Что за чушь ты нес? Растерялся?

Олег сплюнул и ударил кулаком в ладонь:

– Вот ведь… Наперекосяк как пошло. Теперь не знаю, что и получится!

– Смотри-и!!! – испуганно присела Роксалана, прикрывая голову руками.

Ведун развернулся, обнажая меч – а перед ним, выпрыгнув прямо из разросшегося над котлом облака, бесшумно приземлился огромный, в полтора человеческих роста, белый остромордый волк. Тщательно обнюхав Середина, зверь сделал круг вокруг него, потом вокруг алтаря, вокруг костров – и могучими стремительными прыжками умчался во мрак.

– И что теперь? – шепотом спросила воительница.

– Ждать, – ответил Олег. – Дров под котлы подбросить и ждать. Можно – лежа на овчине. И накрывшись другой.

Поспать им и правда немного удалось. Но едва солнце разогнало утренний туман, как Середин услышал шаги и тут же поднялся. Удивленно крякнул:

– Ты, Ксандр? Что ты здесь делаешь?

– Меня привел волк, ведун, – остановился кормчий, не переступая кольца из стоящих на углях казанов. – Я проснулся оттого, что он лапы мне на грудь поставил. Сперва я решил, что он хочет меня загрызть. Но волк отошел к лестнице и оглянулся. Я понял, что это не сон и что он зовет меня за собой. Я пошел за волком, и он привел меня сюда. Разве ты не видел? Он вошел прямо вон под тот камень!

– Его послала сама земля, Ксандр, – приосанился Олег. – Оскудела она кровью и силой после войны и созывает четных и храбрых людей поселиться на ее просторах. Готов ли ты стать хозяином и верным слугой этой земле, признать своими кровными братьями всех, кто откликнулся или откликнется на ее зов, и в доказательство правдивости своих слов выпить это зелье, что сделает тебя частью обитающего здесь народа?

– Сие есть бесовское порождение, и клятва бесовская, – перекрестился кормчий. – Не стану я на этой земле селиться, у меня дом отчий есть, семья моя и вера христианская. Посему уеду я прочь при первой возможности, как меня ни проси.

– Я не заставляю тебя, Ксандр. Я даю тебе выбор.

– Он мне не нужен, ведун. – Кормчий по касательной миновал круг из семи котлов и отправился куда-то за соседнее поле.

– Все-таки облом, – щурясь на солнце, выползла из-под овчины девушка.

– Ерунда, первый блин всегда комом. Убирай тряпье, относи в сторону!

– А почему я должна делать женскую работу?! Сворачивать постель, наводи…

– Ладно, я уберу, – перебил ее Середин. – А ты пока подбрось дров, помешай зелье, разожги очаги, в которых после ночи углей не осталось, и поколи…

– Да ладно, ладно, не кипятись! Уберу, я сегодня добрая. Могу даже завтрак собрать, если ты скажешь, где у тебя жратва спрятана.

Олег остановился, почесал в затылке. Он предполагал, что возле алтаря придется провести несколько дней. Но, подумав о дровах, зелье, стоянке – про еду как-то забыл.

– Так я и знала! Вечно вы, мужики, на все готовое приходите. Ладно, схожу до города, истребую чего-нибудь.

Овчины она и вправду скрутила, отнесла к завалу из срубленного накануне кустарника, сделала спутнику ручкой. Середин, набрав поленьев из высокой кучи, прошелся вдоль котлов, подбрасывая по два-три в каждый очаг. Ему был нужен напиток горячий, но не кипящий.

За хлопотами прошло больше часа – и на дороге послышался топот. К алтарю неслись сразу четыре десятка кочевников. Все – из оставшихся следить за городом сотен. Олег приободрился, развернул плечи и замер спиной к камню. Молодые нукеры спешились, пробежали несколько шагов, сбавили ход, переглянулись.

– Мы пришли за волком, – высказался один, а еще четверо сразу вытянули руки: – Он нырнул туда!

– Его послала сама земля, достойные воители! – уже более уверенно произнес Олег. – Оскудела она кровью и силой после войны и созывает честных и храбрых людей поселиться на ее просторах. Готовы ли вы стать хозяевами и верными слугами этой земли, признать своими кровными братьями всех, кто откликнулся или откликнется на ее зов, и в доказательство правдивости своих слов выпить это зелье, что сделает вас частью обитающего здесь народа?

– У нас есть свой род, Приносящий добычу, – ответил смуглолицый нукер чуть больше двадцати лет на вид, с красивыми миндалевидными глазами. – Мы не откажемся от своих семей ради ничейной земли!

Он оглянулся на своих более молодых товарищей за поддержкой, но они не торопились отвергнуть предложение главы войска. Возможно, кроме миндалеглазого бойца, никто еще не успел обзавестись женами и детьми.

– Никто от вас не требует отказаться от отчего рода! – поспешно предупредил ведун. – Ведь уважение кровных уз по отцу еще не значит, что нужно забыть про родителей матери. Вы останетесь детьми своего рода. Но те, кто станет жить здесь, кто продолжит поход, должны объединиться, сделаться побратимами, а не сборищем чужаков, где каждая семья думает лишь о себе. Или все воины будут вместе, единым целым – или откажитесь от общего братства и уходите.

– Мы и так вместе, – не очень уверенно сообщил низкорослый безусый паренек.

– Поход продолжит только единое братство! – продолжал требовать свое Олег. – Где каждый будет сражаться друг за друга независимо от родства!

– Мы и так вместе, – повторил юный нукер. – Если в этом нужно поклясться, я готов. Мы все равно сражаемся одной ратью.

– Выпей в знак искренности своих слов! – Ведун вдруг испугался, что мальчишка передумает. И что вообще никто не согласится и весь его заумный план покатится в тартарары. И он – может, излишне скоро – протянул чашу с горячим питьем.

– Я согласен стать побратимом каждому участнику похода, – подтвердил нукер и решительно выпил. Олег зачерпнул еще пряного напитка из чаши, и уже самый старший из воинов протянул за ней руку:

– Раз так нужно для нового похода, то я согласен считать побратимом каждого, кто сражается со мной рядом!

– Я тоже! И я! – Плотина прорвалась, вступить в братство захотели разом все. Никакого подвоха никто из кочевников в таком требовании не замечал.

Чаша еще не обошла всех – а на дороге уже снова стучали копыта. К алтарю приближались сотни, охранявшие обоз. Оказывается, добыча, юрты, отары были уже совсем недалеко. Олег заторопился, и последние из новообращенных получили всего по паре глотков зелья – но зато Середин смог встретить очередной отряд, стоя перед алтарем.

– Волка послала сама земля, достойные воители! – не дожидаясь вопроса, провозгласил Олег. – Оскудела она кровью и силой после войны и созывает честных и храбрых людей поселиться на ее просторах. Готовы ли вы стать хозяевами и верными слугами этой земли, признать своими кровными братьями всех, кто откликнулся или откликнется на ее зов, и в доказательство правдивости своих слов выпить это зелье, что сделает вас частью обитающего здесь народа? Никто не требует от вас отказаться от отчего рода! Ведь уважение кровных уз по отцу еще не значит, что нужно забыть про родителей матери. Вы останетесь детьми своего рода. Но те, кто станет жить здесь, кто продолжит поход, должны объединиться, стать побратимами, а не сборищем чужаков, где каждая семья думает только о себе. Или все воины будут вместе, единым целым – или откажитесь от общего братства и уходите!

– Мы и так уже не первый месяц вместе, обид никто никому не чинил! – Опять среди сотен нашлись недовольные, но особого нежелания назвать боевых товарищей побратимами все же не возникало. Тем более после явленного землей и чародеем внушительного чуда – гигантского белого волка.

После возвращения сотен обратно к обозу наступило краткое затишье – Роксалана как раз успела привезти по миске солонины и квашеной капусты. Затем к алтарю пришли местные охотники: трое одетых в добротные меховые зипуны мужчин лет тридцати, чудом избежавших призыва в колдовские армии. Посовещавшись с четверть часа, зелье они все же выпили, поклявшись считать всех новых жителей Каима побратимами, – и неспешно отбыли обратно в лес.

– Что за отраву ты им наливаешь? – принюхалась к чаше девушка. – Небось, опять все только для мужиков?

– Обычный сбитень, пей, сколько хочешь.

– Зачем же ты… Если в этом питье ничего особенного нет?

– Чтобы наказания опасались. – Олег демонстративно отпил немного горячего пряного напитка. – Коли страха не будет, так и клятвы пустыми окажутся. Ляпнул и забыл. Теперь же все станут считать, что зелье за обман покарает.

– Жулик ты!

– Я чародей, Роксалана. Истинные чудеса всегда незаметны и непостижимы, как зачатие ребенка. Люди же любят восхищаться шумом и гамом, потеть от ужаса. Если маг хочет, чтобы его уважали, приходится давать смертным то, чего они хотят. Немножко меда, немного дыма, немного корицы – и целые народы сами себя запирают в тюрьмы собственного бессмысленного ужаса.

– Разве это хорошо?

– Разве мы говорим о добре или зле? – наколол на нож кусок солонины ведун. – Мы говорим о том, что все вы хотите дойти до Китая. А для этого нам нужны проводники. И нужно, чтобы никто из кочевников не попытался хаять степняков за то, что они другие, и чтобы сами степняки почувствовали себя своими для нашего народа, а не чужаками. Побратимы нынче – это почти что близкие родственники. Если все принесут клятву, никакой вражды не возникнет. Может, кто чего-то там в душе и подумает, но вслух никогда не скажет. Действия зелья испугается.

– Насаждаешь основы толерантности?

– А то, – не стал отпираться Середин. – Толерантность – это такое странное чувство, которое всегда и везде воспитывается исключительно насилием и запугиванием. Как, впрочем, и другие виды гуманизма. Но согласись, это делается исключительно ради общего блага. Правда?

– Тебе только адвокатом работать. Врешь и не краснеешь.

Середин на такое заявление вполне мог бы и обидеться – но тут на дороге показались еще с десяток всадников, и ему пришлось заняться обрядом. Причем безостановочно – воины из ближних городов, пастухи, редкие местные мужчины подходили непрерывно. Хорошо хоть, Роксалана не стала капризничать и помогла поддерживать огонь под котлами со сбитнем, доливала воду, бросала медовые шарики, а потом стала еще и подносить нукерам корцы с «зельем».

Большинство мужей, приведенных волком к алтарю, соглашались признать побратимство, некоторые все же уходили. Но такое случалось только среди каимцев. Вокруг алтаря медленно разрастался воинский лагерь – часть нукеров, принеся клятву, оставались на поле неподалеку, разводили костры. Пару раз они даже подходили с баранами и просили принести от их имени Волку жертву.

К вечеру именно сюда, к новому святилищу, добрался и обоз. Над зеленой травой одна за другой вырастали юрты. К тому часу, как невольницы с несколькими помощниками собрали походный дом Приносящего добычу, поток волчьих избранников иссяк, и Олег даже смог лечь за целых «две палки» до заката, чтобы хорошенько выспаться.

Новым днем к алтарю явился Чабык почти со всем воинством кочевников. Он безропотно выпил зелье, пообещав считать своих нукеров побратимами, велел выставить дозоры и самолично принял участие в наполнении казанов и зачерпывании сбитня для других.

Вместе со всеми прискакал и Любовод, издалека послушал речи ведуна – и, не привлекая внимания, тихо ушел в город.

На третий день число новообращенных заметно упало, на четвертый таковых оказалось всего семеро, и лишь пятым днем, незадолго до полудня, случилось столь ожидаемое ведуном чудо: на дороге появились четыре идущих отриконь всадника незнакомого облика. Они были так же смуглы, как и большинство кочевников, имели узкие глаза и чуть приплюснутый нос. Но вот одежда и оружие отличались разительно. Вместо привычных для горцев шапок – или округлых, или со свисающими назад и на уши теплыми меховыми лентами – эти воины укрывали головы войлочными треуголками, похожими на европейские времен Средневековья, столь любимые пиратами: острый конец вперед, закрученные поля справа и слева и развернутый меховой край, ниспадающий сзади на плечи. Их кафтаны на первый взгляд походили на пончо – такой же свободный покрой, такие же свисающие с плеч края мягкой ткани, заменяющие рукава. Вот только спереди они имели разрез и были украшены нашитыми на полы разноцветными лентами. Мало того, сбоку, прямо на кафтане, крепились внушительные косари. На крупах коней болтались совсем крохотные щиты, обтянутые толстой бычьей кожей, седла были с необычно низкой лукой, едва приподнятой над конской спиной.

Следуя за видимым только им зверем, степняки с опаской поглядывали на обширный ратный лагерь.

– Нас привел волк, – сообщил самый старший из них, лет тридцати. – Он ушел к тебе.

– Волка послала здешняя земля, храбрые воины! – завел Олег привычную речь. – Оскудела она кровью и силой после тяжких испытаний и созывает честных и храбрых людей поселиться на ее просторах. Готовы ли вы стать хозяевами и верными слугами этой земли, признать своими кровными братьями всех, кто откликнулся или откликнется на ее зов? Вы получите пастбища для скота, дома для зимних припасов, защиту от врагов.

– Мы благодарны за предложение дружбы, шаман, – приложил руку к груди степняк. – Дозволь нам недолго перемолвиться.

Степняки собрались в кружок, тихо пошуршали словами и почти сразу разошлись:

– Мы благодарны за предложение дружбы, шаман, и с радостью предложим нашу дружбу твоему народу, но мы желаем сохранить свое родство в своем племени.

Они не мешкая поднялись в седла и умчались, словно опасаясь погони.

Новые гости появились часа через два – и поведение их никак не отличалось от поведения первых степняков. Затем на дороге показались три повозки, запряженные быками. В отдалении крохотные всадники – видимо, мальчишки – приглядывали за стадом в полтора десятка рогатых коровьих голов и сотней овец. Обоз остановился в полуверсте от алтаря – как только путники заметили воинский лагерь. Вскоре вперед вынесся всадник, промчался по тракту стремительным галопом. Лицом степняк был почти черен, сухая кожа собралась в мелкие складочки, словно накануне из воина выпустили изрядное количество воздуха. Он спешился, быстрым движением спутал ноги коню, вынул косарь, опустил его на землю. Безоружным подошел ближе, глянул на алтарь, на Олега, на десятки юрт в поле и приложил руку к груди:

– Я пришел за волком, мудрый человек.

– Волка послала здешняя земля, – устало повторил ведун. – Она оскудела, ей нужны жители. Пастухи, пахари, ремесленники. Те, кто будет верен ей, а не далеким родичам, и всех соседей признает побратимами.

– И вы дадите нам пастбища? – неуверенно переспросил степняк.

– Да, – кивнул Олег. – Их здесь пока заметно больше, нежели скота.

– Я согласен!

Наверное, Середину в этот миг следовало ощутить радость: как-никак, среди побратимов появился первый степняк. Но на Олега вместо радости навалилась тоска. Он отлично понимал, что перед ним обычный бедняк. Не имеющий своей земли, крепкого рода, надежды на будущее, еле сводящий концы с концами. Для опустевшего Каима и такой работник сгодится – но пользы в организации похода от него не дождешься. Да и нукер из него явно не получится. Хорошим проводником мог быть только опытный нукер – знающий земли, стоянки, пустыни, умеющий спланировать долгий переход и ведающий трудности военной специфики. Однако умные, достойные воины были на счету у любого народа. Они не бедствовали, имели свои земли и стада… С какой стати бросать им привычный уклад и переходить под руку к чужакам? Любопытство могло погнать их вслед за волком – но никакая сила не заставит принести клятву неведомому народу.

Вдалеке над дорогой тем временем серым горбом вздыбилось и разрослось пыльное облако. Со стороны степи ехали новые гости, и число их, похоже, на этот раз было не маленьким. Олег увидел, как забеспокоился Чабык, как по его приказу поднялись в седла и умчались на юг три дозора по десятку нукеров. Сам воин, прихрамывая, направился к алтарю, через шаг с силой хлестая себя по колену плетью. Первый дозор вернулся как раз в тот момент, когда кочевник остановился рядом с камнем. Бездоспешный паренек, в одной рубахе и круглой шапке, подбитой горностаем, крикнул прямо с седла:

– Там возков с полсотни будет! И верховых никак втрое больше!

– Я соберу нукеров, посланник? – спросил разрешения Чабык.

– Они идут поклониться камню, – отрицательно покачал головой Олег. – Не стоит пугать гостей зря. Нас все равно больше.

Не прошло и минуты, как по дороге и по сторонам от нее плотной гурьбой промчались степняки. Взгляды их скользнули по близкому стойбищу неведомой армии, по камню, вперились в Олега. Гости стали спешиваться. Широкоплечий парень со вздернутым носом и выпяченной грудью, чем-то смахивающий на волнистого попугайчика, рывком обнажил косарь, вручил его ближнему из нукеров и решительно зашагал по уже изрядно натоптанной дорожке к алтарю. На новом пришельце был черный кафтан, расшитый звездами и кругами с разноцветными лучами, причем в центре каждого сверкала перламутровая бляшка, на голове красовалась новенькая шапка, украшенная двумя золотыми монетками, птичьей лапкой и ленточкой птичьего пуха. Красавчик был явно не из простых степных бродяжек и держался соответственно.

– Меня называют ханом Судибеем, незнакомец. Все мы башкорты [3]3
  Башкорты – в переводе с башкирского «идущие за волком».


[Закрыть]и пришли сюда по зову белого волка. Знаешь ли ты, чего желал от нас этот прекрасный могучий зверь?

– Знаю, хан Судибей, – торжественно произнес Середин. – Его исторгла и послала за вами сама эта земля… – в бессчетный раз стал повторять придуманную для чародейства легенду ведун.