Текст книги "Освобождение"

Автор книги: Александр Прозоров

Соавторы: Алексей Живой
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

С языка Федора, в бессильной злобе наблюдавшего за этим избиением собственной армии, слетали только проклятия. Потеря слона, еще не принявшего участия ни в одном сражении, это был серьезный удар. Но этолийцы, похоже, вознамерились удвоить успех. Проредив первую линию из переправлявшихся солдат и повозок, одни вскоре достигли второй. Но здесь все солдаты обоза и даже слоны успели подготовиться к бою. Когда бирема, смертельно ранившая одного слона, устремилась на другого, погонщик был готов. Более того, он действовал вместе с еще одним погонщиком в паре. Два слона, развернувшись, ждали нападения. И когда, после перестрелки лучников, бирема устремилась на таран к ближнему животному, стремясь повторить маневр, слон увернулся и, взревев, ударил ее бивнями в борт у самого носа.

То, что произошло в следующие мгновения, удивило даже Чайку, не раз видевшего сражения с участием слонов. Африканский исполин, подцепил бирему бивнями, приподнял ее над водой и опрокинул на бок. Обескураженные солдаты этолийцев полетели в воду. В этот момент второй слон атаковал опрокинутую бирему и, растоптав тех, кто был в воде, разметал солдат противника, цеплявшихся за опрокинутое судно. Он в ярости вращал бивнями, разрывая на части и раскидывая по воде изувеченные тела этолийских пехотинцев, попадавшихся на его пути. А с его башни лучинки и копейщики довершали разгром команды биремы. Подоспевшие пехотинцы из охранения обоза быстро добили тех, кто пытался выбраться из-под удара бивней и копыт двух разъяренных слонов.

Однако это была единственная крупная «морская» победа. Остальным биремам удалось уйти, пробив себе путь сквозь вторую линию, нанеся ощутимый ущерб артиллерии. Утешало Федора только то, что и его солдаты смогли оказать сопротивление в столь невыгодном положении, уничтожив с десяток мелких лодок и даже одну бирему. Главной потерей был, конечно, слон. Его раны были столь большими, что Федор уже не сомневался, что тот не выживет. Хотя погонщики и пытались заставить его подняться, но слон бесформенной тушей лежал на мелководье, слабо подергивая конечностями.

К тому моменту, как скоротечный морской бой подходил к своему концу, драка на суше только разгоралась. Легкая конница этолийцев, попытавшись с ходу опрокинуть охранение обоза, врезалась в плотные ряды тяжеловооруженных и хорошо организованных пехотинцев. К счастью, это были не новобранцы. Таких Федор с собой вообще не взял в эту кампанию. Эти опытные африканские воины видели на своем веку немало врагов и с честью выдержали удар. Конница, потеснив несколько первых шеренг, вскоре увязла в них, не имея возможности продвинуться дальше.

Да и доспехи этолийцев оставляли желать лучшего. Копейщики из первых шеренг легко поражали всадников, пробивая их своими копьями. Вскоре Федор, переместивший теперь все свое внимание на сушу, заметил как один исполинского роста воин, отбив щитом удар этолийского копья, ответным ударом фалькаты отсек державшую ее руку. А затем и вовсе сбросил обреченного всадника с коня, едва не повалив саму лошадь. Это произошло после того, когда всадники этолийцев прорвались в середину строя, оставив за спиной разорванные шеренги копейщиков.

Что-то до боли знакомое привиделось Федору в умении этого бойца драться. Он стоял впереди своей спейры и лихо размахивал фалькатой, вселяя ужас во врагов и смелость в своих солдат. Спустя мгновение, Федор уже не сомневался. Это был Летис, сокрушительным ударом ссадивший с коня еще одного легковооруженного всадника. Спустя полчаса такой битвы, атака конницы полностью захлебнулась. Потеряв больше половины своих воинов, разбитые остатки этолийских всадников отступили за порядки своей пехоты.

Воодушевленные успехом товарищей по оружию на воде, этолийские пехотинцы теперь сошлись в бою с пехотой карфагенян. На сей раз это были тоже тяжеловооруженные гоплиты, но удача была на стороне солдат Кумаха. Опрокинув конницу, они перешли в наступление. Их удар был столь мощным, что вскоре нападавшие этолийцы вынуждены были отступить в сторону перевала. Отбив нападение, Чайка не отдал приказа остановить преследование, которое могло затянуться. Он жаждал отмщения за потери, понесенные на переправе, ведь на суше он мог добиться большего.

Так и случилось. Неполная хилиархия, в которой служил Летис, при поддержке скифов теснила противника до самого перевала и там разбила его окончательно, рассеяв и обратив бегство. Благо атаковавший отряд этолийцев был лишь немногим больше по численности оставшегося на берегу охранения обоза. Но в бою это превосходство быстро растаяло. Африканцы дрались успешней, усеяв всю долину трупами этолийских гоплитов, надеявшихся прижать к реке и уничтожить остававшихся на этом берегу солдат. Но не вышло.

– Уничтожить всех, кого сумеете догнать, – приказал Федор, когда к нему прибыл гонец с донесением, что противник показал спину, – этим также займутся скифы.

Бегущего в беспорядке противника скифские всадники преследовали до самого перевала, нанизывая на свои длинные копья и поражая стрелами в спину. Уйти смогли лишь немногие конные воины, а пехота полегла полностью. Первое сражение с этолийцами состоялось. Нельзя сказать, чтобы Федор был доволен всеми его результатами, но полная победа на суше хоть немного подняла ему настроение.

– Теперь нас хотя бы никто не атакует в спину, пока будем переправляться, – проговорил он себе под нос, глядя как победившая хилиархия организованным строем возвращается к реке, – все на ту сторону, а то уже скоро настанет вечер. Задержались мы здесь.

Когда он сам въехал в воду на коне в числе последних, покидавших берег, его негромко окликнул знакомый голос. Обернувшись, Чайка заметил изможденного, но довольного Летиса, рассекавшего воду, словно волнолом впереди своих солдат. Шлем его был немного сдвинут на затылок, а со лба струился пот. На доспехах виднелось несколько свежих отметин от ударов этолийского копья и меча. Но в целом здоровяк выглядел таким, каким Федор и привык его видеть.

– Приветствую нашего командующего, – не слишком громко, чтобы не быть фамильярным, проговорил Летис, ухмыльнувшись.

– И я рад тебя видеть, – ответил Федор, подъезжая чуть ближе, – извини, раньше не было возможности с тобой поговорить. Да и сейчас не лучший момент.

– Ничего, – кивнул Летис, – война длинная. Еще успеем.

Сделав еще несколько шагов по каменистому дну, он спросил.

– Это ты меня сюда вытянул? Я как узнал, кто командует походом, сразу заподозрил.

На этот раз кивнул Федор.

– Союзников у нас теперь много, но мне нужны свои надежные люди в этом походе, на которых я могу положиться всегда.

– Ну, – не упустил случая похвалиться Летис, – на мою спейру ты можешь положиться. Да и на всю хилиархию тоже.

– Я видел, как вы сражались, – похвалил его в свою очередь Федор, вызвав у Летиса прилив законной гордости, – словно львы. И конница вам не страшна.

– Это верно, – отозвался Летис, – бойцы у меня что надо. Так что, если подвернется какое-нибудь особенно опасное предприятие, посылай нас. Не прогадаешь.

– Учту, – Федор невольно усмехнулся.

За то время что они не виделись, его друг ничуть не изменился.

Вскоре показался противоположный берег реки Ахелой и друзья расстались. Чайка подъехал к ожидавшим его Кумаху и Ларину, а Летис проследовал со своей хилиархией вперед. Этот долгий день подходил к концу, и нужно было решать, что делать дальше.

Глава шестая
«По равнинам»

Переправившись на другой берег, командующий экспедиционным корпусом выслушал доклады от своих командиров о потерях и оценил ущерб, нанесенный внезапной атакой этолийцев на арьергард и растянувшийся по реке обоз. Горевать было о чем.

Этолийские лодки, уже давно скрывшиеся за излучиной реки, уничтожили почти полностью шесть баллист и еще пять лишили важных деталей, уплывших вслед за ними по течению. Солдаты из последних сил обшаривали дно в поисках балок и упоров, но смогли к вечеру «укомплектовать» лишь три баллисты из разбитых. Две остальные продолжили путь в виде запчастей. Начальник осадного обоза был в ярости и просил у Федора разрешения лично казнить этолийцев, которых удалось захватить в плен. Их вытащили на берег охранники обоза и скифы, чудом не растерзав на месте.

– Позволь, я убью этих ублюдков? – наседал на Федора смуглолицый ливиец, хватаясь за подвешенную к широкому поясу фалькату, – они превратили в дрова почти четверть моих орудий, которые не сделали еще ни одного выстрела.

– Остынь, – приказал ему Чайка, – это я виноват. Не предусмотрел нападения по воде.

А когда Бейда все же перестал сжимать резную рукоять смертоносного оружия, добавил.

– Потеря баллист радует меня не больше, чем тебя. Но это война. И мы потеряли всего лишь орудия. Оставшихся орудий нам хватит, чтобы разгромить врага. А кроме того, у тебя есть толковые инженеры. Они отремонтируют орудия при первой же возможности. Ты лучше скажи, сколько людей погибло?

– Почти двести человек. Из тех, кого мы недосчитались мертвыми. Еще восьмерых мы не можем найти, наверное, они утонули. Унесло течением.

Отчитавшись, Бейда немного успокоился и отошел к обозу, пробормотав что-то нечленораздельное. Федор не разобрал его слова, но решил, что ливиец все еще насылает гнев богов на головы этолийцев. Его можно было понять. Бейда любил свои орудия с самозабвением настоящего артиллериста. Похоже, даже больше чем людей, которые стреляли из этих орудий. Но напоминание об инженерах сыграло свою роль. Под его началом действительно находилось немало мастеров, способных восстановить огневую мощь небольшой армии до прежнего уровня.

Следом пришла очередь жаловаться на немилость богов главного погонщика слонов. Широкоплечий Мазик, в отличие от Бейды, был молчалив, но горе от потери животного было написано на его непроницаемом лице.

– Было не спасти? – спросил Федор, посмотрев на тушу слона, которую дотащили до берега с помощью нескольких лошадей. Мертвый слон лежал, уткнувшись бивнями в каменистое дно, а вокруг него толпились солдаты, казавшиеся на его фоне лилипутами.

Мазик отрицательно мотнул головой.

– В него вогнали десять копий. А сколько стрел я и не считал. Но если бы не удар корабля, повредивший ему ногу и ребра, он смог бы защищаться и выжил.

– Ясно, – только и сказал Чайка, закончив с сантиментами.

Слона, конечно, было тоже жаль, но без потерь на войне не обойдешься. И Мазик это понимал как никто другой. Он терял уже не первого слона на войне. По обычаю мертвое животное полагалось разделать на мясо и бивни. Это было лучше, чем оставлять на съедение местным хищникам. И он отправился выполнять свой долг, пока не стемнело. «У солдат сегодня будет отличный ужин», – криво усмехнувшись, подумал Федор.

Последним отчитался Кумах, люди которого понесли главные потери. В сражении с этолийской конницей и пехотой он потерял мертвыми без малого три сотни, но при этом уничтожил почти втрое больше солдат противника. В общем, если бы не баллисты и слон, это сражение у переправы можно было бы считать победой. Не давало покоя Чайке только то, что этолийцы умудрились зайти к нему в тыл и так точно рассчитали время удара, сумев нанести максимальный урон. Однако их прозорливость сводилась на нет гораздо худшим обучением и вооружением войск. Легкая конница была быстрой, но не обладала нужной пробивной способностью. Из нападавших только пехота была снабжена тяжелыми доспехами, но и это ее не спасло. Африканцы Кумаха разгромили почти такой же по численности отряд этолийцев, полностью его уничтожив.

– Ладно, – подвел итог Федор, отпуская Кумаха, – побеседую с пленными и в путь. Ночевать мы будем не здесь.

Но едва командир африканцев сделал шаг в сторону, как Чайка остановил его новым приказом.

– Я видел, как дралась твоя хилиархия. Та, что защищала тылы. Они молодцы. Думаю, стоит пока ее оставить в конце колонны. Не хочу утром оказаться перед лицом новых сил противника, которые будут дышать мне в спину.

– Это вторая хилиархия. Я поставлю их в конце колонны, пополнив солдатами из шестой, – кивнул в ответ на слова Федора Кумах, – думаю, так будет надежнее, если нам в затылок дышат преследователи.

– Не уверен, – проговорил Федор, – скифская разведка вернулась к первому перевалу и не обнаружила там никого. Возможно, мы уничтожили весь отряд, который этолийцы послали нас остановить. Но пока оставим все так. Иди к солдатам. А я пойду, узнаю подробности у пленников.

Отпустив Мазика, Федор приблизился к этолийским пленникам в сопровождении пятерых бойцов, которых временно назначил своими охранниками. Они следовали за ним, словно безмолвные тени из царства мертвых. Пленных было семеро. Трое из них были гоплитами, оружие у которых давно отобрали, а четверо избитых и окровавленных солдат походили на легковооруженных воинов. Не то лучников, не то копейщиков. А, может быть, даже выполняли роль гребцов на затонувшей посередине реки биреме. Пленников сволокли к большому камню у скалы, связали им руки и ноги крепкими веревками, оставив под охраной десятка тяжеловооруженных пехотинцев. Неподалеку гарцевали на конях скифы. Так что сбежать у пленных этолийцев, затравленно озиравшихся по сторонам, шансов не было.

Приблизившись, Чайка остановился, смерил всех пленников пронзительным взором, и произнес.

– Того, кто расскажет мне что-нибудь интересное о планах вашего стратега, я пощажу. Все остальных нет. Пленные мне не нужны. Времени у меня мало. Поэтому, выбирайте.

Он дал этолийцам пару мгновений на размышления. За это короткое время Федор определил гоплита, который показался ему более остальных подходившим на роль предателя. Чайка не первый раз допрашивал пленных и развил у себя безошибочное чутье. Он мог с первого взгляда сказать, у кого развяжется язык, а кто умрет, не проронив ни слова, даже на костре. Этот гоплит явно хотел жить.

– Почему вы напали только на переправе? – спросил его Федор. – Почему не заперли перевалы, ведь так было бы надежнее?

Гоплит помолчал некоторое время, но потом заговорил, стараясь не смотреть на остальных. Он был без шлема, на лице запеклась кровь из рассеченной брови. По всему было видно, что он не из самых стойких воинов и очень хочет жить.

– Сначала мы так и хотели поступить. Мы шли с наспех собранным ополчением из Этеи в Ферм, на соединение с главным войском Агелая, – произнес грек, все больше хмурясь, – когда по пути нас перехватил его гонец и развернул в сторону этих гор.

– Интересно, – подбодрил его Чайка, – и что же сообщил вам этот гонец?

– Я простой солдат, – ответил грек, – я слышал лишь, как наши вожди говорили о том, что нам приказано занять перевалы. Похоже, что сам Агелай не имел солдат, чтобы отправить сюда или узнал о вашем выступлении слишком поздно.

– То есть, – уточнил слегка удивленный Федор, – вы просто опоздали?

– Похоже, что так, – ответил грек, поднимая глаза на Чайку, – продвигаясь сюда, мы выслали вперед самых ловких разведчиков и узнали, что ваша армия уже миновала перевалы. Тогда было решено атаковать вас на переправе. Это был единственный шанс остановить вас или задержать перед тем, как вы попадете на равнину.

– Где вы взяли столько лодок? – не переставал удивляться сообразительности командира этолийцев Федор Чайка, – и как смогли обойти нас с тыла? Здесь же кругом горы.

– Выше по течению есть большое селение, о котором знал наш вождь, – пробормотал гоплит, – мы забрали там все корабли, даже у купцов. А потом, у нас были проводники из местных. Они указали нам обходную тропу, по которой мы смогли быстро оказаться у вас в тылу, срезав путь.

– Кто вами командовал? – задал вопрос вконец заинтригованный Федор.

– Нашего вождя зовут Ликиск, он родом из Страта, – ответил вконец поникший грек, стараясь не поднимать глаза на товарищей, которые с презрением посматривали на него, однако никто не перебивал говорившего, чтобы самому вымолить пощаду.

– Из Страта? – не поверил своим ушам Федор, – уж не в этом ли городке стояла недавно македонская армия?

– Страт македонцы захватили не так давно, когда Ликиск был в отъезде в Дориде, – пояснил пленный грек, – вернувшись, он тут же пошел на войну за Этолийский союз и пользуется сейчас уважением Агелая. Говорят, из него выйдет хороший стратег и ему прочат это место после самого Агелая.

– Ну что же, – пробормотал Федор, которому теперь стало все более или менее понятно, почесав бороду, – у вас хороший вождь. Но вряд ли он дождется нового назначения. Очень скоро мы найдем его и прикончим, если он не перестанет нас беспокоить. Кстати, куда он уплыл и сколько солдат ждет нас впереди?

Гоплит замолчал.

– Ну что же ты замолчал, Лихий, – не выдержал другой гоплит, пнув его связанными ногами, отчего тот повалился на камни, – расскажи им все, предатель! Быть может, эти свиньи пощадят тебя и позволят убирать за собой дерьмо.

Один из охранников Федора сделал шаг вперед и нанес резкий удар тыльной стороной копья по голове говорившему. Тот мгновенно обмяк. А упавшего Лихия охранник, наоборот, поднял и прислонил спиной к камню.

– Ну? – напомнил о последнем вопросе Федор.

– Ликиск уплыл на корабле, ниже по течению он должен соединиться с отрядом, который запирает долину. В долине находится еще один наш отряд, – затараторил тот, тряхнув ушибленной головой, – последний. Мы разделились. Там… Там всего пятьсот человек. Все пехотинцы.

– Ты хорошо знаешь эти места? – как бы невзначай поинтересовался Федор, удовлетворенно кивнув головой.

Грек тоже осторожно кивнул.

– Отлично. Значит, будешь у нас проводником, – спокойно добавил он, – тогда я оставлю тебе жизнь. Если ты против, скажи. Умрешь быстро.

Грек замотал.

– Я хочу жить.

– Значит, договорились, – закончил разговор Федор, и приказал своим охранникам, – развяжите его и отправьте в обоз. Я позже с ним поговорю.

И, словно только что вспомнил об остальных, добавил.

– А этих казнить. Здесь больше не нужны этолийцы, не жалеющие принять новую власть. Очень скоро все изменится в этих местах. Как закончите, возвращайтесь в свою спейру.

Он едва успел отвернуться и сделать несколько шагов вдоль берега, как глухие стоны, раздавшиеся у него за спиной, сообщили о том, что охранники уже выполнили его приказ. Когда Чайка добрался до своего коня и взобрался на него, колонна пехотинцев, поджидавшая обоз, тронулась в путь. Федора ждали скифы, с которыми он пустился вскачь, стараясь обогнать вновь растянувшийся по дороге обоз.

– Что у нас впереди? – уточнил он у рослого скифа, который исполнял роль связного между ним и Лариным, который должен был находиться где-то рядом с македонцами. Леха пока вестей о себе не подавал.

– Там идет бой, – коротко пояснил скиф, – скоро ждем новостей. Но место для ночлега уже присмотрели. Там можно обороняться даже ночью, если придется.

– Хорошо, – кивнул Федор, которому не слишком хотелось пережить ночное нападение, как македонцам. Но вспомнив, о чем говорил пленник, тащившийся сейчас позади за телегой в обозе, Ларин немного успокоился. «Если он не врал, – подумал Федор, наддав сандалиями по бокам своему коню, – то с пятью сотнями и Демофонт справится. Может уже справился, и нам не придется больше сегодня воевать».

Они обогнали обоз морпехов и пехотинцев Кумаха, пристроившись в голову колонны, продвигавшейся по узкому ущелью. Вскоре подоспели и новости. Но это был не посланец от скифов. Когда начало смеркаться, наконец прибыл гонец от Демофонта с сообщением. Македонцы яростным ударом выбили защитников в долину, рассеяв. Но далеко преследовать не стали из-за наступившей темноты.

– Где сейчас Демофонт? – спросил Чайка, прикидывая, что делать дальше.

– Ждет армию у выхода из ущелья, – ответил посыльный.

– Значит, выход свободен, – проговорил Федор, оглядывая быстро черневшие скалы, – это хорошо. Далеко до этого места?

Македонец задумался ненадолго, словно прикидывая в уме расстояние, и сообщил.

– Примерно пятьдесят стадий.

– А до места ночевки, что выбрал Алексей? – уточнил он, обернувшись к ехавшему рядом скифу.

– Мы почти прибыли, – ответил бородач, – вон за тем поворотом долина расширяется. Там есть большая балка, поросшая по краям лесом. Если ее огородить повозками, можно спокойно ночевать.

– Так и сделаем, – решил Федор и, вновь обернувшись к македонскому гонцу, приказал, – скачи к Демофонту, передай, что войско заночует здесь, не выходя на открытое пространство. Пусть возвращается к нам. Оставаться в долине небезопасно.

– Я все передам, – наклонил голову гонец и, пришпорив коня, исчез во мраке. По его тону Чайке показалось, что Демофонт обязательно попытается найти предлог, чтобы не выполнить этот приказ. Эти гордые македонцы с большим трудом выносили, когда им приказывал кто-то кроме Филиппа. Но на этот раз он ошибся.

Не успело войско карфагенян, дождавшись обоза, огородить повозками окрестные холмы и разжечь костры, – на сей раз Чайка разрешил поздний ужин, враг был разбит и отброшен на обоих направлениях и его армия вполне это заслужила, – как появилась македонская конница. Демофонт внял голосу разума и решил не ночевать со своими людьми в чистом поле, ограничившись недолгим преследованием и разведкой. «Похоже, прошлая ночь кое-чему научила этих гордецов, – ухмыльнулся Чайка, – и теперь они будут держаться чуть ближе к основным силам».

Чуть раньше Демофонта прибыли скифы, следовавшие по пятам за македонским отрядом, но не ввязывавшиеся в бой. Их было с Лариным меньше сотни.

– Поздравляю с победой, – приветствовал Федор Демофонта, по опыту знавший, что тщеславных македонцев легче похвалить, чтобы расположить к себе. В его положении начальника экспедиционного корпуса приходилось искать подход к разным вождям. Политика, ничего не поделаешь.

– Мы выбили этих крестьян из предгорий, – едва спрыгнув с коня, похвалился и сам македонец, – спаслось не больше нескольких десятков. Все они рассеяны и разбежались по окрестным холмам.

– Как с потерями после ночного нападения? – напомнил Федор, заставив Демофонта поморщиться.

Тот присел к костру, на котором жарился только что добытый на соседнем склоне кабан, и нехотя рассказал Федору о своих потерях.

В ночном бою у Демофонта погибло тридцать пять человек. Немало для тяжеловооруженных воинов, сражавшихся с легкой конницей. Были там и этолийские пехотинцы, но эти, по словам Демофонта быстро разбежались, едва схлестнувшись с македонцами. Правда, половина из погибших нашла свою смерть под обвалом. В сражении, последовавшим на следующий день, македонцы лишились почти полутора сотен всадников. Сейчас их оставалась чуть больше тысячи и трех сотен. Скифы же потеряли убитыми и раненым за время похода сорок шесть бойцов из трехсот, начинавших этот поход с Лариным от самого Брундизия.

Ни морпехи, ни кельты Нордмара повоевать толком пока не успели. Они шли почти в авангарде пехотных частей и первыми переправились утром, не попав под удар этолийцев. А с последним отрядом этолийцев разобрались сами македонцы, обозленные ночным нападением. «Ничего, война еще только началась, успеют топорами помахать, – мысленно успокоил себя и Нордмара Федор, – интересно, выжил ли этот чертов Ликиск или убит?»

Узнав о том, кто командовал напавшим на них войском, Демофонт вновь пришел в ярость. Он отлично знал Ликиска, тот уже давно воевал против македонцев с самого первого дня попыток Филиппа занять Этолию. Во много именно благодаря его стараниям македонцам не удалось в первую кампанию захватить эти места.

– Я не видел его среди мертвых, – с горечью ответил Демофонт, отпив вина из кувшина, – завтра же прикажу осмотреть трупы. И лучше бы ему оказаться убитым, иначе я лично разрежу его на части, когда поймаю.

– Остается надеяться, что он не успеет организовать сколько-нибудь серьезное сопротивление за одну ночь, – проговорил Федор, посматривая на звезды, зажигавшиеся над его головой. Даже костер не мешал ему их видеть.

– Он наверняка сбежал прямо в Ферм, – заявил Демофонт, – солдат у него здесь больше нет, и остановить наше войско нечем. Так что, можем спокойно двигаться прямо к городу, на соединение с Филиппом.

«Хотелось бы верить, – подумал про себя Федор, – до Ферма еще примерно двое суток пути по холмистой равнине, если не ввязываться в сражения. Возможно, Демофонт и прав, вряд ли здесь есть еще какие-нибудь крупные вооруженные силы. Филипп уже рвется к Ферму, а на два больших сражения сразу они не способны. Не настолько силен этот Этолийский союз. Хотя, кто его знает, на что способен сам Ликиск. Поживем, увидим».

Ночь прошла без происшествий. Наутро Федор велел вызвать к себе «завербованного» в проводники этолийца и расспросил его насчет прилегавшей к предгорьям местности. Его догадки подтвердились. За предгорьями начиналась равнина, которая становилась все более пологой по мере приближения к морю. Впрочем, до моря было еще далековато. Город Ферм располагался, как и положено столице союза, в центре Этолии, самого большого государства из входивших в этот союз. Все остальные «прятались» за его спиной. Неподалеку от Ферма, чуть южнее, располагалось огромное озеро.

«Если Филипп наступает успешнее, чем в прошлый раз, то озеро уже наверняка оставил за спиной, – размышлял Федор, покачиваясь в седле, когда войско с рассветом вышло из предгорий и углубилось в равнинную часть Этолии, – а если македонцы уже недалеко от Ферма, то у нас на пути вряд ли возникнут большие преграды».

Он проехал еще несколько метров, рассматривая поросшие зеленью холмы, и продолжая размышлять.

«Хотя, если этот Агелай действительно такой толковый, как о нем говорят, то он должен попытаться нас остановить еще раз. Он ведь понимает, если мы с Филиппом соединимся, ему конец. Впрочем, у него может просто не хватить сил воевать на два фронта. Уж не знаю почему, но с перевалами он сплоховал, а теперь уже поздно пытаться остановить меня летучими отрядами). Разве что боги отвернулись от нас, и он уже разбил Филиппа и теперь спешит ко мне на встречу со всей своей армией».

Последняя мысль сначала позабавила Чайку, скользившего взглядом по холмам и дороге, по которой в облаке пыли быстро продвигалась его армия, но затем он все же решил принять дополнительные меры предосторожности. Жестом подозвав Ларина, который ехал неподалеку от основной колонны во главе отряда скифов, Федор указал на видневшуюся в стороне от дороги деревеньку.

– Македонцы ускакали далеко вперед, разведать путь до самого Ферма, а ты возьми своих людей и посмотри, что там такое, – произнес Чайка, придерживая коня. – Мало ли придется свернуть.

– Сделаем, – бодро ответил Ларин, которому наскучило целый день исполнять при командующем роль мобильного резерва и не терпелось поскорее вступить в какое-нибудь сражение.

Он развернул коня в сторону холмов, меж которых к деревеньке вела едва различимая тропинка, и свистом приказал скифам следовать за ним.

– Только ты там осторожнее, – крикнул ему вслед Федор, без особой надежды, – сильно не шуми. Посмотри обстановку и назад.

Леха только кивнул, и отряд бородачей исчез в облаке пыли.

Почти целый день карфагенское войско шло, не встречая на пути никакого сопротивления, и это немного беспокоило Чайку. Он предпочитал знать, где враг и чем он занят. Поэтому Федор решил кое-что предпринять, чтобы прояснить обстановку. Для начала он приказал Демофонту выделить целых двести человек и отправил их обходным путем вдоль гор на соединение с армией Филиппа. Если македонский царь уже прошел этот участок, то посланцы быстро найдут его и вернутся с новостями. Если же на пути их встретится враг, то двести тяжеловооруженных катафрактариев это все же достаточно мощный отряд, чтобы кто-нибудь из них, даже попав в западню, вернулся назад.

Затем Чайка услал самого Демофонта, который не меньше Ларина рвался в бой, вперед, в глубокую разведку. Македонцам надлежало двигаться вперед до тех пор, пока не появится враг или стены самого Ферма. Правда, зная Демофонта, Чайка все же оставил в авангарде триста всадников под командой его заместителя. Они то и дело маячили на холмах впереди, осматривая все попадавшиеся по пути населенные пункты, но не слишком отклоняясь от дороги. Тяжеловооруженные македонцы вообще не стремились обшарить все холмы вокруг. Уверенные, что враг давно отступил, они позабыли о ночном нападении у реки и выполняли приказ спустя рукава, вновь перейдя в относительно беспечное настроение. Но Федор пока не был в этом так уверен. За день он заметил пару раз небольшие отряды конных разведчиков, появлявшиеся на далеких холмах и наблюдавшие за продвижением его корпуса. Поэтому отправил туда скифов.

– Эх, мне бы Угурту сюда с его нумидийцами, – даже вздохнул он вслух, посетовав на жизнь ехавшему возле него Кумаху, – скифы это хорошо, но их слишком мало. А как бы мне сейчас пригодилась легкая конница.

Но приходилось обходиться тем, что есть. Справедливости ради, Федор должен был признать, что сражение на реке Ахелой не слишком отразилось на боеспособности его армии. Девять слонов и мощный обоз неуклонно приближались к столице этолийского союза. Во избежание внезапных нападений на обоз с тыла он еще усилил охранение, прибавив морпехов к хилиархии, в которой служил Летис. А слонов погонщики теперь держали постоянно в «боевом положении». Животные, лишенные поклажи, несли на себе башни с лучниками и были готовы отразить любое нападение и даже атаковать, если потребуется. Все-таки армия уже далеко вклинилась на вражескую территорию, с каждым часом приближаясь к цели.

До вечера не произошло ничего интересного, и Федор уже готов был поверить Демофонту, что Ликиск сбежал в Ферм. Однако, когда пришло время становиться на ночлег, недалеко от очередной деревни, произошло новое нападение на обоз. Сначала откуда-то сбоку, словно из-под земли, в небо взметнулись горящие стрелы, обрушившись огненным градом на обоз и напугав слонов. Затем из узкой балки выскочил отряд пехотинцев, человек сто пятьдесят, и бросился в атаку, отчаянно пытаясь прорваться к повозкам.

Несколько телег загорелось, но их тут же потушили. Слонов погонщики быстро утихомирили. А боевое охранение встретило эту атаку сомкнутыми рядами и ощетинившись копьями. Однако, когда стало ясно, что это не мощный удар, а нападавших была всего лишь горстка, ответным ударом пехотинцы Кумаха уничтожили всех. Это был короткий и жестокий бой, во время которого все нападавшие были заколоты или разрублены на куски. Когда все было кончено, Федор прибыл на место битвы в сопровождении перебежчика-этолийца и десяти солдат с факелами. У него появилось смутное предчувствие, которое он захотел немедленно проверить. Уж больно неистовым было это нападение и слишком мало было людей у командира этолийцев, чтобы оно оказалось тщательно спланированным. Гораздо больше это походило на жест отчаяния, в котором угадывалось желание подороже продать свои жизни в борьбе за родину. Похоже, это были остатки отряда Ликиска, благодаря быстрому продвижению карфагенян неожиданно попавшие в окружение. А если так, то и сам вождь мог находиться среди них.