Текст книги "Испанский поход"

Автор книги: Александр Прозоров

Соавторы: Алексей Живой
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава вторая
Исилея

Катапульту Леха довез по адресу без особых приключений, если не считать того, что в Адриатике разыгрался небольшой шторм и триера, не имевшая специальных приспособлений для перевозки столь громоздкого груза, едва не перевернулась. Корабль, что привозил колоссальные катапульты из Сиракуз по частям, проектировал сам Архимед, предусмотревший все необходимые крепления заранее, а скифам пришлось выкручиваться на ходу. Но адмирал и тут не сплоховал. Все, что смогли, погрузили в трюм, разместив в проходах между гребцами. А что не пролезло в отверстия над лестницами, привязали прямо на палубе. У греков с виду крепление было похожим.

– Что я, глупее Архимеда, что ли? – решил Леха, осмотрев греческий корабль в гавани Тарента. – Мы и сами также сможем. Да, Токсар?

Бородатый воин посмотрел на хитроумную систему колышков и веревок, повсюду торчавших из палубы греческого корабля, и, потеребив бороду, с сомнением пробормотал:

– Хорошо бы сюда кого-нибудь из наших греков. Гилисподиса или хотя бы его помощников. Те бы сразу сообразили, что делать.

– Сам знаю, – согласился Леха, немного погрустнев, – да где их тут взять? Крепим, короче, как я приказал. И на рассвете отплываем.

Уже в Адриатике, когда корабль вышел из Тарента и, обогнув мыс, оставил за кормой осажденный Брундизий, держась ближе к иллирийскому побережью, начался шторм. Корабль нещадно раскачивало. Его борта скрипели и трещали, грозя развалиться на части. От качки балки, что лежали в проходах на второй палубе, сорвались со своих креплений и насмерть придавили шестерых гребцов. Одна из них даже ударила в борт триеры изнутри, но корабль оказался крепким. Как смогли скифы закрепили сорвавшиеся балки и продолжили свой путь.

К счастью, ни одного римского корабля, которые еще во множестве бороздили эти воды у берегов средней Италии, им не встретилось, поскольку боеспособность триеры была почти на нуле. Эту триеру им одолжили македонцы, поскольку собственный флот скифов оставался на Истре-Дунае и в черноморских портах. О чем бравый адмирал уже не раз пожалел, оказавшись на Адриатике.

Союзники смогли выделить царю скифов только один корабль, сославшись на то, что весь остальной флот занят в войне с римлянами и участвует в блокаде Брундизия. Так что особой пользы на море, оттого что Иллур захватил все побережье от Эпира до самой долины реки По, для скифов пока не было. Разве что сухопутные войска могли теперь передвигаться там беспрепятственно. Да и то с оговорками. Поскольку скифы смогли «накрыть» не все лагеря иллирийских пиратов, а только те, что находились близко к берегу. Часть иллирийцев успели уйти в свои горные базы и успешно отбивали там атаки конницы. А иногда продолжали действовать в тылу, нападая на обозы.

Конечно, враг был разгромлен, но не до конца. Разбираться с мелкими отрядами Иллуру было некогда. Пройдясь железным маршем вдоль побережья, скифы захватили его, отрезав римлянам возможность беспрепятственно действовать на обоих берегах Адриатики, и ушли дальше в сторону подвластных кельтам земель. А здесь Иллур оставил несколько мобильных отрядов, которые занимались тем, что мгновенно усмиряли иллирийцев, посмевших высунуть нос из своих высокогорных убежишь. Полный разгром этих пиратов он оставил на более спокойные времена. Особой опасности для главного удара конной армии они, по мнению Иллура, не представляли.

Наконец спустя три дня скифские мореплаватели увидели «родной» берег. Первое время корабль носило по волнам, а когда ветер успокоился, он еще долго и осторожно пробирался вдоль иллирийского побережья, то и дело меняя курс, чтобы не налететь на подводные скалы. К счастью, все обошлось, и Леха привез обещанную катапульту своему царю.

Когда триера в сумерках причалила к небольшому пирсу, еще несколько лет назад выстроенному в укромном месте между двумя скалами инженерными частями армии Ганнибала, проводившей здесь первую зиму, Леха заметил, что в лагере царила непривычная суета. Несмотря на поздний час, в хорошо укрепленном лагере скифов, что находился на обширном плато, простиравшемся над побережьем, передвигались массы всадников, многие из которых были с факелами. Ближайший лагерь кельтов находился в нескольких километрах левее.

– Это еще что такое? – удивился адмирал, первым спрыгивая на помост, едва триера притерлась бортом к шершавому пирсу. – Может, римляне напали?

Он даже обернулся назад и вопросительно посмотрел на Токсара, словно тот знал ответ. Но бородач промолчал, в недоумении наблюдая, как большой отряд всадников, несколько тысяч не меньше, на ночь глядя покидал лагерь. Миновав мощные ворота, скифы направились по узкой дороге вдоль побережья в сторону Иллирии.

– Что делать с грузом? – поинтересовался Токсар, отвлекая Ларина от созерцания лагерной суеты.

– Что? – удивился адмирал, обернувшись, словно только сейчас заметил корабль. – А, ты об этом. Привяжите покрепче к пирсу да охрану выставь человек тридцать. Лучше из сотни Инисмея. Волнения здесь почти нет, не утонет, место толково выбрано. А разгружать все равно только утром будем. Слишком ценное орудие.

Скиф кивнул, отправившись выполнять приказание. А Леха в сопровождении нескольких бойцов направился вверх по дороге, которая вскоре разошлась на два рукава. Первый шел в обе стороны по берегу, а второй превратился в тропинку, петлявшую вверх меж каменных уступов. Одновременно по ней могли двигаться рядом только двое, не больше.

На пирсе, у самого начала тропы и на самом плато, Леху остановили пешие скифы-охранники, но, признав адмирала и кровного брата царя, пропустили в лагерь. Поднявшись наверх, Ларин остановился у самого края плато и бросил взгляд назад. Пришвартованная в узкой гавани триера была отсюда еле видна. В группе уже едва различимых в сумерках фигур Ларин разглядел Токсара, который суетился там, отдавая приказания стоявшим перед ним бойцам. С моря эта гавань тоже была почти не видна, а уж о том, чтобы разглядеть корабль, отойдя в сторону хотя бы на двести метров, и речи не было. Инженеры Ганнибала устроили эту пристань в очень укромном месте.

Дальше по берегу, насколько хватало глаз, тянулись высокие, поросшие лесом скалы, обрывавшиеся в море. Нападения римлян с этой стороны можно было особенно не опасаться. Вряд ли они были столь безрассудны, чтобы выбрасывать десант на голые скалы. Да и лагерь занимал единственное в этих местах широкое плато, нависавшее надо всем побережьем. Видимость отсюда, особенно в ясную погоду, была отличная. Правда и сам лагерь было не так уж трудно заметить, но Иллур особенно не прятался. Вот-вот должно было начаться наступление, в котором укрепленному лагерю отводилась роль опорной тыловой базы, не более того. Пока что, однако, этот лагерь был главной и самой дальней от Крыма ставкой царя Великой Скифии. Так далеко никто из предшественников Иллура в эти края не забирался.

Еще раз пожалев о том, что внизу не пришвартован весь его боевой флот, адмирал отогнал грустные мысли и направился сквозь главные ворота в лагерь, обнесенный мощным частоколом с башнями. Вообще этот лагерь был странным симбиозом скифского кочевья и финикийской инженерной мысли. Пологое место, на котором стояли сотни юрт и шатров, было обнесено деревянной крепостной стеной с воротами и башнями, за которой можно было пересидеть при желании несколько штурмов. Финикийцы построили стены давно, но не успели возвести бараки и казармы внутри, как поступил приказ наступать и армия ушла из долины реки По в среднюю Италию. Но Иллур, достигнув этих мест, оценил по достоинству незавершенное строительство своих новых союзников. Стены пришлись кстати, а бараки ему были и не нужны. Все свои дома скифы возили с собой в кибитках.

По дороге наверх Лехе попался еще один отряд, сотен пять всадников, проскакавший в направлении Иллирии. «Римлян там вроде бы не наблюдалось, – рассуждал сам с собою адмирал, проводив всадников взглядом и направляясь прямиком в юрту царя для доклада. – Может быть, опять дарданы зашевелились? Да нет, вряд ли бы наш царь стал так распылять свои силы ради кучки пиратов. Скоро наступать, а он всех солдат в тыл отправляет. Что-то не нравится мне это».

Оказавшись возле юрты, вокруг которой горели костры, – Иллур не слишком заботился о маскировке, даже, напротив, хотел, чтобы римские солдаты знали, где его лагерь, и заранее боялись встречи с ним, – Ларин вступил в пятно света, представ перед охранниками. Человек тридцать широкоплечих скифских воинов, рядом с которыми даже адмирал не хлипкого телосложения казался малорослым, охраняли покой царя. Узнав прибывшего гостя, позади которого остановилась его свита, командир охранников проговорил с поклоном:

– Царь ждет.

Без лишних разговоров Леха шагнул внутрь юрты, откинув полог. Своих бойцов оставил дожидаться снаружи. Пройдя сквозь сумрак «тамбура», он оказался в главном шатре, посреди которого тлела жаровня. В неясном красноватом свете, который исходил от углей, Ларин не сразу заметил Иллура, облаченного в доспехи, несмотря на столь поздний час; Иллур сосредоточенно рассматривал какой-то свиток с текстом и начерченной на нем картой. Царь сидел на полу, весь погруженный в размышления, и, казалось, не слышал, как вошел гость. Но ощущение было обманчивым. Едва Леха шагнул к жаровне, как Иллур, услышав шаги, приглушенные ковром, дочитал свиток, свернул и вдруг бросил его на угли. Папирус вспыхнул, мгновенно превратившись в тлен.

«С чего бы такая секретность?» – насторожился Леха, которому показалось, что он разглядел на краю бумаги печать с полумесяцем. Но Иллур, «разобравшись» с письмом, вдруг повеселел. Встал и даже шагнул навстречу своему кровному брату, раскрыв объятия.

– Ну здравствуй, Ал-лек-сей, давно тебя жду.

Указав на подушки рядом с низеньким столиком, где Ларин уже привык видеть вино и фрукты, Иллур уточнил:

– Ты привез то, о чем говорил?

– Привез, – кивнул Леха. Не дожидаясь, пока появятся слуги, он налил себе вина. – Только всего одну катапульту, зато какую.

Казалось, Иллур нахмурился.

– Ганнибал сообщил, что готовится к походу и каждое такое орудие у него на вес золота. У Федора в обозе их всего несколько штук, оказывается. Архимед работает медленно. Хорошо еще, что удалось получить одну. Но мы и с этой катапультой таких дел наделаем, римлянам мало не покажется. Вот завтра выгрузим ее и соберем. А потом проверим на прочность ближайший римский лагерь.

Слушая бахвальство кровного брата, Иллур снова повеселел. Он даже сел рядом и выпил вина из золоченой чаши. Но молча. А Леха не мог отделаться от ощущения, что Иллур что-то хочет ему рассказать, но не решается. Наконец властелин скифов отставил чашу в сторону и проговорил, усмехнувшись:

– Плохие новости, брат.

Леха напрягся, ожидая продолжения.

– Греки ударили нам в тыл.

– Греки? – переспросил Леха, словно не веря своим ушам. За последнее время он и думать забыл о том, что греки могут представлять опасность, воюя вместе с македонцами и солдатами Сиракуз против римлян. Опасность для него теперь жила только в Риме. А тут – греки. Вот это новость.

– И как это случилось? – подтолкнул он нерешительного, непохожего сегодня на себя Иллура, к разговору. Казалось, царь скифов действительно был обескуражен происшедшим. То, что случилось, было для него полной неожиданностью, и он старался не показать это, хотя закипавшая ярость вот-вот должна была вырваться наружу. Леха слишком хорошо знал своего кровного брата.

– Я получил известия с берегов Истра, – нехотя поделился плохими новостями Иллур, – племена, что живут вдоль реки у Малой Скифии, взбунтовались. А греки из ближних колоний собрали армию и вошли в мои владения. В общем, побережье и часть реки снова в руках греков. Да и некоторые скифы из отрядов Палоксая опять переметнулись к ним.

– Не беда, – отмахнулся Ларин, начиная понимать, куда клонит Иллур, – пошли туда Аргима, он быстро порядок восстановит.

– Это еще не все, – «успокоил» его Иллур, – остатки гетов спустились с гор и напали на мою новую ставку, что в семи днях пути от реки. Я оставил там достаточно войск, но мне доносят, что армия гетов пополнилась местными племенами. Они решили, во что бы то ни стало отвоевать свою древнюю столицу. Но этому не бывать!

Царь скифов встал и в ярости бросил чашу на ковер, разлив остатки вина.

– Я сам отправлюсь туда завтра же, чтобы уничтожить последнее сопротивление гетов, – заявил Иллур, резко остановившись возле жаровни и скрестив руки на груди.

– Но, – пробормотал Леха в изумлении, – а как же наступление на Рим? Ведь Ганнибал ждет нашего удара с севера. Вместе с кельтами. Зачем же мы тогда пришли сюда.

– У Ганнибала теперь войск вполне достаточно, – отмахнулся Иллур, словно вспомнив о чем-то, – а у меня их сейчас не хватает, чтобы держать в узде все народы, что мы завоевали. Ведь кроме того, что я уже рассказал, ты должен знать, что…

– Как, – изумился Ларин, даже не донеся новую чашу с вином до рта, – это еще не все новости?

– Узнав, что мы воюем заодно с македонцами и Карфагеном, остальные греки заключили союз против нас, который поддерживает римлян, – терпеливо разъяснил «непонятливому» брату Иллур. – Афиняне объединились с Аргосом, Аркадией, Коринфом и Фивами. Даже Спарта колеблется. Передовые части греков движутся через Балканы к берегам Истра, в земли трибаллов, а македонцы до сих пор не сломили сопротивление Эпира.

Леха опешил, услышав такое.

– Если они пробьют оборону македонцев и ударят на мою новую ставку, в самое сердце, на помощь восставшим гетам, то оставленных сил может не хватить. Поэтому я должен сам повести войска.

– А что делать мне? – обреченно поинтересовался Леха, понимая, что совместное наступление скифов и кельтов с севера на Рим откладывается на неопределенный срок. Иллур собирался сначала решить свои, неожиданно возникшие проблемы.

– Флот Аполлонии пришел на помощь Истру и Томам, когда они атаковали Малую Скифию. Если их немедленно не выбить оттуда, а позволить закрепиться и дождаться наступления сухопутных армий греков, то мои новые владения могут быть расколоты сразу на несколько частей. А я этого не могу позволить. Не для того я так далеко зашел.

– Хорошая перспектива, – пробормотал бравый адмирал, все же опрокидывая чашу в себя.

– Поэтому ты завтра же… – начал Иллур, но Леха, недослушав своего кровного брата, оборвал на полуслове.

– Спартанцы? – неожиданно воскликнул Ларин, словно только что услышал это слово. – Но ведь я видел многих спартанцев в войске карфагенян!

– Наемники, – презрительно фыркнул Иллур, – Спарта сейчас не та, о которой слагали легенды. Ее воины, познав власть денег1, продают свое умение всем, кто лучше заплатит.

– Значит, им кто-то хорошо заплатил, раз они пошли против нас, – пробормотал Леха, собираясь с мыслями, – интересно кто? Уж не те ли, с кем свел дружбу старейшина Иседон?

– Еще не пошли, но это уже не важно, – ответил Иллур, разворачиваясь к нему.

«Кому как, – подумал Леха, вспомнив предателя, продавшего его грекам, – если найду, своими руками задушу».

– Так вот, Ал-лек-сей, – снова нараспев произнес его имя царь скифов, – завтра на рассвете я вместе с Аргимом отправляюсь вдоль побережья в обратный путь со своей конницей. Здесь оставлю лишь малое число воинов, чтобы держать в повиновении иллирийцев до моего возвращения.

1 На протяжении нескольких столетий по законам Ликурга частным лицам Спарты полагалась смертная казнь за хранение у себя золотой и серебряной монеты. Деньги были практически запрещены. Каждый спартанец мог взять у другого совершенно безвозмездно все, что пожелает. Поэтому спартанцы называли себя «общиной равных». Роль денег выполняла очень мелкая и дешевая железная монета, для хранения которой строились целые амбары. Эти монеты в остальной Греции хождения не имели. Спартанцам же запрещалось использовать в расчетах «иностранную валюту», равно как хранить ее у себя дома и вывозить за рубеж. Это право имели только цари.

Однако к тому моменту, о котором идет речь в романе, в Спарте было разрешено хождение денег, что привело к подрыву основ военного государства и его быстрому разложению. Спартанцы стали стремиться к накоплению богатств, как остальные греки, и, будучи хорошими воинами, часто продавали свои услуги иностранным государствам. Карфаген часто вербовал военачальников своих войск из спартанцев. Учителем Ганнибала тоже был спартанец.

– А если римляне сами нападут? – не сдержался Леха, постепенно понимая, что с завтрашнего дня его жизнь покатится совсем по другому пути. Не так, как он себе представлял.

– Это дело кельтов, они на своей земле, – отмахнулся Иллур, и Леха понял, что спорить с царем бесполезно. Ганнибалу они пока не помощники. Еще чего доброго на виселицу можно было угодить, и так он вел себя почти панибратски. Иллур терпел его выходки до поры до времени, но и он мог осерчать. А на кого похож скифский царь в гневе, лучше было не вспоминать. Слишком много было примеров перед глазами.

– Ты отправишься одновременно со мной, но другим путем, – настоял Иллур, – отсюда через горы и вниз по Истру.

– Но ведь там живут эти… – пробормотал Леха, у которого от неожиданности повылетали из головы названия всех ближайших народностей, населявших верховья Истра, – кельты…скордиски, кажется. С которыми ты еще воевать не хотел, чтобы македонцев не задирать.

– Все так, – подтвердил Иллур, уперевшись руками в бока, – ты перегрузишь свою катапульту на телеги, она тебе еще пригодится в Малой Скифии. Возьмешь еще часть осадного обоза и повезешь через горы к истокам реки. Там наймешь суда и доплывешь до крепости, которую отстроил перед походом к дарданам. Так быстрее будет. Вода в верховьях, как мне доносят, еще свободна от греческих кораблей, да и гетов там не слышно пока.

– Так как же я доберусь, – удивился Леха, – если мне через земли этих скордисков придется тащить катапульту. Она тяжелая, а я дороги не знаю. С боем пробиваться, что ли? Подмять под себя эти племена?

– Нет, – взмахнул рукой Иллур, делая шаг вперед, и пластины на его доспехах глухо звякнули, – воевать с этими кельтами не надо. Они и так теперь на нашей стороне, с тех пор как мы с македонцами в союз вошли. Македонцы дают мне проводников, они тебя уже дожидаются, завтра увидишь. Вот с ними до реки доберешься. Они тебе и с кораблями помогут. А дальше сам.

Леха кивнул, уже невольно начав обдумывать предстоящую операцию по переброске катапульты Архимеда совсем не в том направлении, на котором она должна была себя показать. «А ведь Федор был прав, – невольно усмехнулся Ларин, откусывая от сладкого яблока, – словно почуял неладное. Это „секретное оружие“ может и не в те руки угодить. Его же еще довести надо до места, да и там весело будет. Все может случиться. А Ганнибала мы, похоже, с подмогой „прокатили“. Прости, Федя».

– Когда доберешься до крепости, где твои корабли стоят, по воде, я уже буду там, – сообщил Иллур, – а если нет, то пришлю гонца. К тому времени будет видно, сам управлюсь в степях или понадобишься. Если нет, то отправлю тебя с Аргимом сразу вниз по течению отбивать у греков побережье.

– А если афиняне с остальными туда раньше подоспеют? – поинтересовался Леха, вспомнив кое о чем. – Ты же говоришь, что они будто в земли трибаллов идут через горы.

– Не подоспеют, – пообещал Иллур, – путь вдоль побережья свободен. На перевалах македонцы. Я выступаю и буду у реки раньше греков. А там посмотрим, чего стоят эти хваленые гоплиты. Или ты испугался, брат? Что-то грустный стал.

– Я-то? – усмехнулся Леха, отряхивая крошки с бороды. – Да я любого спартанца порву, попадись он мне на дороге. Просто Федору обещал, что мы скоро у Рима встретимся, когда легионеров разобьем. А теперь вот неизвестно, что выйдет.

– Ничего, – уверенно заявил Иллур, – вот наведем порядок в наших новых владениях, греков отгоним, а там и сюда вернемся. Еще успеешь на развалинах Рима попировать. А этих хваленых спартанцев мы можем еще и не дождаться…

Иллур посмотрел в сторону углей, на которых тлел невесомый пепел от неизвестного письма, и добавил:

– Спартанцы переменчивы…

«Да уж, – невесело размышлял Ларин, пропустив мимо ушей последние слова кровного брата, – чтобы греков усмирить, похоже, придется сначала всю Грецию завоевать. Стоит только начать, увязнем по уши. Не скоро мы тогда сюда вернемся. Да делать нечего, я же скиф теперь, как ни крути. Не Ганнибалу служу. А Иллур прав, этот Пуниец – воин известный, как-нибудь и сам разберется. Жаль только, что с катапультой так неудобно вышло. Ну да он меня простит, надеюсь. На хорошее дело использую – греков бить. Потом верну».

Больше ничего серьезного Леха в тот вечер не узнал, если не считать сообщения, что царица Орития со своими амазонками тоже покинет лагерь завтра. Вместе с Иллуром сарматы отправятся добивать восставших из пепла гетов.

Просидев с царем в юрте еще часок, они распили пару кувшинов отличного вина. Леха немного захмелел и вскоре почувствовал усталость. Трехдневное плавание, полное опасностей и ничуть не походившее на развлекательную морскую прогулку, давало себя знать. Леха вдруг захотел побыстрее добраться до своей юрты, что стояла на дальней оконечности укрепленного лагеря, и лечь спать. Завтра предстояло начинать новый поход, а перед этим следовало набраться сил.

– Пойду я, – сообщил он Иллуру и, получив разрешение, покинул шатер царя.

Пройдя мимо охранников, остановился, вдохнув напоенный морскими ароматами и можжевельником густой воздух, от которого еще больше закружилась голова. Осмотревшись, нашел глазами группу бойцов, поджидавших его возвращения, и, приказав им жестом следовать за собой, побрел между юртами привычной дорогой. Вскоре он добрался до места, где отдельной группой стояли шатры его трехсот воинов. Между ними горели костры, на которых скифы готовили ужин в огромных медных котлах. От котлов доносились такие ароматы, что у адмирала потекли слюнки, но спать он хотел больше, чем есть. А потому зашагал прямиком к своей юрте.

Отмахнувшись от подскочившего с докладом Уркуна, Леха заявил ему, прежде чем сотник успел открыть рот:

– Завтра доложишь. С утра будь готов выступать, а сейчас отдыхайте. Да и я посплю.

Но не успел он пройти оставшиеся двадцать шагов до шатра, как послышался конский топот и в отблесках костров показались длинноволосые силуэты сарматских воительниц. Леха застонал, остановившись у входа в юрту. О чем-то подобном он подумал сразу, едва услышав от Иллура, что амазонки завтра тоже уходят в степи. Но в глубине души надеялся, что обойдется. Не обошлось.

Исилея осадила коня, спрыгнув на каменистую землю.

– Я уже думала, что не увижу тебя, скиф, – произнесла воительница, снимая шлем и встряхнув гривой своих волос.

Сидевшие у ближайшего костра скифские воины, даже оторвались от еды, невольно залюбовавшись статной красавицей, прелести которой были обтянуты кожей доспехов. Но стоило Исилее повернуть свое точеное лицо в их сторону, как бы невзначай положив свободную руку на меч, как все восхищенные улыбки мгновенно потухли. Воины обратились к мясу и вину, стараясь не смотреть в сторону амазонок.

– Иллур приказал завтра уйти из этого лагеря в земли гетов, – добавила воительница, делая шаг навстречу скифскому адмиралу.

– Я уже знаю, – обреченно кивнул Леха, рассматривая ее узкое решительное лицо, на котором, словно уголья костра, ярко горели глаза, – завтра я тоже ухожу из лагеря, но другой дорогой.

Эта женщина обладала какой-то магической властью над ним, а может быть, он ее просто боялся. Поймав себя на этой мысли, бравый морпех несколько загрустил – не любил он зависеть от женщин. Да и вообще раньше не любил долгих отношений, но тут ему выбирать не приходилось. Вся атакующая инициатива находилась в руках амазонки, которая по неизвестной причине никак не хотела от него отказаться. У Ларина уже давно возникло странное чувство, что он очарован против воли. Заколдован. Ведь куда бы он ни убежал от этой неистовой женщины, рано или поздно она все равно являлась следом с отрядом своих воительниц. Казалось, соберись он обогнуть Африку на квинкереме и спрятаться там посреди эфиопов, она и туда доберется.

«А может, это и есть любовь? – подумал он, как-то отстраненно рассматривая лицо Исилеи, хищной кошки, уже подобравшейся к нему совсем близко, – Хотя больше похоже на муку, а не любовь. Или на охоту, где я только дичь. Впрочем, есть в этом и приятная сторона».

– Значит, это последняя ночь перед походом? – произнесла Исилея, бросив взгляд на тонувший во мраке шатер адмирала. Он велел специально не разводить рядом костров.

– Да, – подтвердил Леха, решившись, – и мы не будем ее терять. Заходи!

Откинув полог, он пропустил вперед себя изумленную Исилею, ожидавшую долгих прелюдий и нерешительности с его стороны. И сам набросился на нее сзади, едва успев отстегнуть меч. В полумраке шатра – жаровня здесь давно горела, зажженная слугами, – Леха крепко прижал к себе привыкшую повелевать везде, даже в постели, Исилею и молча стал расстегивать крючки и застежки на ее богатом доспехе. А затем, когда из-под брони показалось нагое тело прекрасной амазонки, толкнул ее на ковер и сам быстро сбросил с себя панцирь. Усталость как рукой сняло. О сне он уже и не помышлял. В нем проснулся вепрь и жеребец одновременно. Исилея умела будить такие чувства. Она никогда не успокаивала и не ублажала, она всегда возбуждала его, а потом выпивала без остатка. Но на этот раз Леха твердо решил вести.

– Ты ждал меня? – спросила она, когда Леха опустился на колени и без разговоров провел рукой по ее груди, сжимая сосок, а затем принялся лизать его и быстро набухавшую грудь.

– Ждал, – быстро ответил Леха, спускаясь ниже и покрывая поцелуями упругий живот, дав Исилее обхватить свою голову руками.

И это была чистая правда. Он не соврал. Он ждал Исилею теперь всегда, в любое время дня и ночи, едва получал весть о том, что где-то рядом остановилось войско сарматов. Так уж она его приучила за последний год.

Он совсем недолго ласкал ее и без того разгоряченные от скачки на коне бедра. А затем резко раздвинул их и вошел, излившись почти мгновенно и застонав от наслаждения. Эта женщина действительно могла завести его так, как никто, и сама не любила долгих прелюдий. Уткнувшись в ее теплую шею, Леха невольно вспомнил Тарнару. «Жаль девчонку, – подумал он и сквозь пелену наслаждения ощутил укол совести, – из-за меня погибла, а тоже была красотка».

– О чем ты думаешь? – тут же напряглась Исилея, словно прочитала его мысли.

– Ни о чем, – соврал Леха, откатываясь в сторону в желании немного передохнуть. Он был уверен, амазонка отпустит его только с рассветом, не раньше.

– Хочешь уехать со мной в Ерект? – вдруг спросила Исилея.

С Лехи мгновенно слетела вся истома. Он напрягся.

– Куда? – проговорил он, даже прекратив усталыми пальцами ласкать ее пупок.

– В Ерект и жить там со мной, – повторила амазонка, – у меня большой дом и много слуг. Тебе будет хорошо.

«Этого еще не хватало, – подумал Леха, – что она там задумала». Но вслух ответил другое.

– У меня тоже большой дом и много слуг, – проговорил он осторожно, – и золота хватает. Зачем мне ехать в Ерект? Да и царь меня не отпустит, я ведь на службе.

– У сарматов тоже есть царь, – как-то слишком осторожно проговорила Исилея, и Леха заметил сквозь полумрак, что воительница смотрит на него, словно изучает, – он ценит хороших воинов. Ты мог бы служить ему, а жить со мной.

– У меня уже есть царь, – ответил Леха, переворачиваясь на спину и, коснувшись плечом разгоряченного плеча Исилеи, ощутил словно разряд тока – так от нее полыхнуло обидой. Исилея замкнулась, погрузившись в свои мысли, но Леха сразу понял, что просто так от своих желаний она не откажется. Эта чертова баба привыкла получать все, что захочет.

«Вот ты чего желаешь, красавица, – молча думал Леха, глядя в потолок юрты, тонувший в темноте, – чтобы я, скифский адмирал, у тебя в доме жил. Да только кем, мужем или слугой? Ведь если мужем, то по нашим законам тебе придется подчиняться. А ты этого ой как не любишь. Не вынесешь. Я могу тебя к себе увезти, если захочу, зачем мне в сарматы подаваться и царю вашему служить. Своего кровного брата я предать не могу, да еще ради бабы, от которой спасу нет. А семья у меня уже есть, как ни крути».

Теперь ему вспомнились Зарана и сын, которого он уже долго не видел. «Так и вырасти успеет, пока я с войны ворочусь, – подумал Леха, мысленно переносясь в далекий Крым, – а война у нас, похоже, надолго затянется. Выпросить, что ли, у Иллура отпуск на пару недель и смотаться в Крым, посмотреть на сына?»

Подумав так, он усмехнулся и даже развеселился. Этого Исилея вынести уже не могла. Она сама перешла в атаку, решив, что ее мужчина уже достаточно отдохнул, чтобы вновь попытаться удовлетворить желания амазонки. Без промедления девушка опустила свою ладонь вниз и сжала его мужское достоинство так, что Леха от боли даже вскрикнул. А затем отпустила и запрыгнула на него, обхватив бедрами.

«Опять начинается, – сдался Ларин, – ох уж мне эти наездницы». Но в этот раз амазонка «прокатилась» на нем сверху. Затем он снова взял власть в свои руки. Так они вырывали инициативу друг у друга до самого рассвета, оглашая юрту стонами, пока не забылись от усталости. Лишь когда первые лучи солнца окрасили скалы побережья в лазоревый цвет, Исилея выскользнула из шатра, облачившись в свои кожаные одежды. Перед тем как уйти, она наклонилась, шепнув ему на ухо:

– Подумай.

И растворилась среди шумов просыпавшегося лагеря.