Текст книги "Никому не нужный божий дар"

Автор книги: Александр Чуманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Чуманов Александр
Никому не нужный божий дар

Александр Чуманов

НИКОМУ НЕ НУЖНЫЙ БОЖИЙ ДАР

Я учился с ним в первом классе. Это был толстый болезненный мальчик с редким чубчиком на большой угловатой голове.

–Ну ты, сало, подь сюда!– приказал ему кто-то из второгодников на первой в нашей жизни перемене.

Ясно, почему для самоутверждения понадобился именно этот толстый мальчик. Хотя он и не был самым маленьким и хилым, весь его вид почему-то выражал полную беззащитность. Так бывает.

И вот когда рыжий второгодник с явными задатками диктатора призвал беднягу к себе для устрашения всех остальных, мы стали свидетелями чуда.

– Хочешь шарик?– дрожащим голосом спросил толстый мальчик – Хочу,-был ответ, в котором прозвучали удивление и некоторая неуверенность. Ведь было же очевидно, что никакого шарика у толстяка нет – где бы он его прятал? Или это такая особо дерзкая наглость?

А толстый мальчик вытянул перед собой потную ладошку и стал на нее дуть, краснея от напряжения и страха. И сияющий красный шар, неведомо откуда появившийся на ладони, начал расти на наших глазах.

Он скоро стал большим, этот шарик, и, когда мальчик перестал дуть, он медленно и как бы нехотя отделился от ладошки и так же медленно начал подниматься вверх. И он, наверное, взлетел бы под потолок, но его перехватили на лету сразу несколько рук.

Надувные шары тогда только-только появились в нашей детской жизни. Возможно, в больших городах они были уже не в диковинку, но в захолустном нашем поселке немногим доводилось держать в руках это чудо. Привезенное родителями откуда-нибудь издалека и надутое с величайшей осторожностью, оно было несравнимо с любой другой игрушкой. Даже лопнувшее диво никто не выбрасывал сразу, оно еще вполне годилось для изготовления огромного множества маленьких шариков, которые было так здорово хлопать о чей-нибудь лоб, да хотя бы о свой собственный.

Позже воздушными шарами нас стали соблазнять старьевщики, но какое старье могло быть в то время?

Все изнашивалось до дыр и потом, изношенное, еще долго служило людям для каких-нибудь надобностей: шло на половики, в крайнем случае, употреблялось для мытья полов. Поэтому чаще всего выходило так, что тряпки, обмененные на пузыри, как взрослые называли шары, подсознательно завидуя собственным детям, – эти тряпки оказывались, в конечном счете, уворованными из дома вещами...

Тогда, на переменке, мы не оценили увиденное по достоинству.

Мы бы, наверное, не очень удивились, если бы толстый мальчик сотворил из ничего, Скажем, мешок конфет-подушечек. Потому что их продавали в магазине всем желающим. То есть воздушный шарик изумил нас лишь своей собственной диковинностью, но отнюдь не способом сотворения!..

А потом прозвенел звонок, и толстый мальчик остался непобитым. Впрочем, противный второгодник получил свою долю удовольствия в следующий раз. Да и прочие дети не церемонились со своим классным волшебником. Наоборот, им доставляло удовольствие обидеть именно его. Удовольствие было вполне доступным.

–Эй, сало, сделай-ка мне шарик!– то и дело кричал кто-нибудь.

И несчастный покорно надувал щеки. А к концу уроков у него привычно болела голова.

Потом мои родители в поисках лучшей доли покинули поселок и долго возили меня из одного населенного пункта в другой, не понять про жизнь, может быть, самого простого. И я забыл маленького толстого волшебника. Другие имена и лица заполнили память до отказа.

С тех пор прошло огромное количество лет. По разным поводам вспоминая толстого мальчика, я был уверен, что он не задержался в этой малопригодной для него жизни. Почему-то думалось, что если бы этот волшебник из детства сделался взрослым, мир непременно знал бы о нем.

Я гнал строку в редакции одной заводской газетенки, ко мне частенько захаживали местные поэты, зарабатывающие на заводе надежный кусок хлеба. Я изо всех сил отвращал их от бесперспективного занятия. Кто понимал, что в этом и состоит подлинная доброжелательность?

Прикоснись к душе душа

Кто вас любит, кто вас гонит?

Невесомый красный шар

Поднимается с ладони.

Улетает в синеву

Бесподобную. Без края.

Как я медленно живу...

Как я быстро умираю!

Вот такие стихи я увидел однажды. "Ираклий Кожухов" – стояло под ними.

–Сало, это ты?!

–Ага...

Я был изумлен до последней степени. Господи, что натворила с ним жизнь! Передо мной стоял сутулый старец с детским лицом. И знакомый испуг был в его глазах. Может быть, еще больший.

–После твоего отъезда меня в классе совсем задолбили. Не поверишь, каждый день штук по двадцать этих дурацких пузырей надувал. Прихожу, бывало, домой, а перед глазами они, сиреневые да бирюзовые, синенькие-зелененькие... Восемь классов одолел – мама умерла. Она болела долго. И я поехал в училище. Выучился вот. Работаю...

Ираклий работал гальваником и мыкался по общагам. О семье, о детях можно было не спрашивать.

А странный божий дар все не давал бедняге житья, все лез наружу. Ираклий пытался его подавлять какимнибудь творчеством: пел в хоре, рисовал. И вот – стихи. Но не мог же я поступить с бедным Ираклием, как с другими!

–Слушай, а шарик можешь?– вдруг вырвалось у меня.

Он обиделся, если можно так сказать о человеке, которого всегда обижали все: -Брось, кому это баловство нужно? Да я и не пробовал лет двадцать...

–Ну все-таки, один, а?

–Если ты настаиваешь...

Он выставил перед собой ладонь, зажмурился и начал дуть.

Сперва ничего не выходило. Что-то возникало на растопыренной руке, но тут же опадало. Однако с третьей или четвертой попытки шарик все-таки получился, хотя несколько кособокий.

–Видишь,– пролепетал Ираклий виновато, -разучился... И хорошо, что разучился! На фиг! Ты лучше про стихи скажи! Как?

–К черту стихи! Зачем тебе стихи, дубина! Ты же можешь такое, чего ни одна душа, никогда!..

–А кому это надо?– уныло возразил Ираклий, – но уже в глазах у него было смятение, и почти надежда в глазах была...

Куда я только не таскал моего Ираклия! Кому он только не показывал свой талант! Боже, какие это были шары! Они переливались всеми цветами радуги, они были огромны, как десятиэтажный дом, обладали мощной подъемной силой.

–Зачем все это?– недружелюбно говорили знающие свое дело люди, -времена дирижаблей прошли, а если наступят снова, так мы разработаем куда более совершенную технологию. Резина из ничего? Подумаешь, сколько той резины!.. А комплект автопокрышек для "Жигулей" ваш товарищ может? Вот видите – не может.

–Но ведь это чудо!– кричал я в отчаянии.

–Чудо,– легко соглашались со мной. -Ну и что?

Даже в цирке Ираклия не оценили.

–Как, это все?! Да рчзве этим фокусом кого-то удивишь!

–Но у нас не фокус, у нас чудо!

–А нам нужны фокусы. Чудеса нам вовсе ни к чему.

Так и остался Ираклий в своем вредном цехе. Уж очень ему хотелось пораньше на пенсию выйти. Словно у него был шанс дожить до пенсии. Он приносил стихи в нашу газету, мы их печатали. А Ираклий неожиданно иcчез. И нашелся – в "психушке". Первый раз ему повезло. Он обосновался в отдельной маленькой и чистенькой палате. Лежал себе и блаженно улыбался.

А палата была заполнена разноцветными воздушными шарами, которые плавно парили, выводя замысловатые траектории и не сталкиваясь друг с другом. Это мельтешенье шаров напоминало фантастический танец, исполненный неведомого смысла, который, казалось, вот-вот раскроется.

–А, это ты,– сказал Ираклий буднично, рад тебя видеть, проходи. Я, наконец, понял. Ты бы тоже мог..

–Ну-ка, ну-ка, – я говорил голосом нарочито бодрым, так все говорят с безнадежно больными.

–Становись сюда...

Ираклий вытянул ладонь перед собой, она вдруг стала увеличиваться, все быстрее, быстрее и превратилась в просторную площадку. Я встал на нее! И сразу поднялся ветер. Я хотел за что-нибудь зацепиться, но не успел. Легко взмыл ввысь – без малейшего страха в сердце – и увидел вокруг сотни и тысячи счастливых лиц. Знакомых, а также и незнакомых.