Текст книги "Туман"
Автор книги: Александр Башкуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Башкуев Александр
Туман
Александр Башкуев
Туман
Я притормозил машину у края шоссе и еще раз посмотрел в мои записи, а за этим – на карту. Да, все верно, это вот здесь... После того поворота справа будет маленькая закусочная, а за ней – трейлер, в коем живет Этот. Я до сих пор не знаю, как его называть... Просто – Этот.
На улице было не то, чтобы жарко... Скажем так, – ярко и солнечно. "Над Канадой небо синее, с неба льют дожди косые, хоть похоже на Россию, только все же..."
Пустая, чистая и солнечная забегаловка. Таких много на любой нашей трассе. Если дорога – государственного значения. Престиж страны... А тут все они на одно лицо.
Этот сидел на крутящейся табуреточке перед стойкою продавца. Или бармена? Тут их не разберешь...
При виде меня Он вскинулся телом, весь обрадовался и подбежал, как бродячий щенок – в ожиданьи подачки. Я небрежно кивнул в ответ, взял от соседнего столика кресло из пластика и, хоть было немножечко низковато, сел напротив его табуреточки.
Этот, стеснительно улыбаясь, опять забрался на свой шесток и заискивающе спросил:
– "Может, пивка?"
– "Я за рулем".
Собеседник мой загыгыкал, будто услышал забавную штуку и я сразу припомнил, как в местной печати пару раз видел слова, что все русские пьяницы. Пьют и сшибают людей на дорогах.
Не знаю, Может, – в сем мнении много истины, но... Я сам не прочь выпить. Но – не за рулем.
Этот, наконец, понял мой короткий ответ и поспешил сменить тему:
– "У вас и здесь тоже – машина?"
– "Нет. Любезность принимающей стороны. Я принимаю участие в конференции... По нервным расстройствам... И учредители выделили мне личный автомобиль. Иначе бы я сюда – вовек не добрался".
Он растерянно пожал плечами и, не зная, как продолжать, еще раз спросил:
– "А, может быть, все-таки – выпьем?"
Сам он пил дешевый "Будвайзер". У меня от этого пойла все время изжога и я попросил продавца:
– "Orange juice, please!"
Канадец, услыхав привычную речь, улыбнулся в ответ и даже вышел из-за прилавка, подавая мне стакан прохладного сока в тонком, холодном бокале. По его поклону и прочему я догадался, что сок здесь пьют редко, – потому как он – мягко скажем, дороговат. Я открыл свой бумажник, выудил оттуда с десяток бумажек и произнес:
– "I havn't Canadian money. Can I use dollars, or rubles?"
Продавец засмеялся над моей шуткой и сам уж выудил из кучи бумажку нужных цветов и размеров. Этот с напряжением следил за процессом, а потом по моему кивку сгреб со стойки все, что осталось. Судорожно сглотнув, Он выдохнул:
– "Vodka. One. Please."
Поправив здоровье, Он с облегчением выдохнул, провел рукой по нечесаным волосам и спросил:
– "Хотите услыхать еще раз?"
У меня защемило сердце. Жена говорит, что это – нравственный мазохизм, – каждый раз слушать одну и ту же историю. Но я –психиатр и я привык слушать бред. А в этом бреду было что-то вот – этакое...
Я был корреспондентом газеты "Комсомольская правда". Отвечал за "трудовые подвиги и успехи в битве за урожай". Работа была нудная, но почему бы и нет? Когда мы приезжали в колхозы с совхозами, кругом были столы с выпить и закусить, а в конце рабочего дня – податливые пейзанки, которым хотелось в столицу. Я им не отказывал. А потом забывал позвонить, иль вернуться. Хорошее было времечко...
Однажды меня послали в какой-то колхоз в совершенную Тьмутаракань куда-то в Тверскую губернию. Конечно, тогда она была Калининской областью, но "Тверская губерния" звучит лучше. Этак – более стильно.
Вы вслушайтесь – "Тверская губерния". Газета – "Губернские Ведомости"! Класс...
Мы как раз перед этим пили на кухне у одного из редакторов и поминали былую жизнь. Вот люди жили, а?! А пришли комуняки и все опоганили. А такая держава была...
К корреспондентам-то небось – совсем по-иному в деревнях относились. "Ваше-ство". "Не угодно ли-с Вашему Благородию-с?" А с нами что? Разве считаются?
Да и вообще, – езда по этим, блин, деревням... Народ кругом грязный, да – спившийся. Вырожденье ужасное...
Вот был я как-то в Литве – делал там репортаж про доярку, – из местных. Вот там-то и чувствуется, что б у нас было, если б не – Революция. Народ кругом трезвый и чистенький. Все улыбаются. Фашисты, блин, недорезанные...
В общем, никто не захотел в том колхозе мараться. Я не про Литву, я про Тверскую губернию. Фотограф, блин, приболел, шофер – тоже, гад, придумал отмазку, а генеральный мне в зубы ключи и – езжай, дорогой сам. Ежели что – чек с заправки, бухгалтерия его, конечно, оплатит. В получку.
Я – туда, сюда, – все прикинулись шлангами и пришлось мне ехать, как миленькому. Мол, – надо, Федя, надо!
Закончил я свои дела быстро. Щелкнул того, другого, председателю руку пожал, коровницу ущипнул, – в общем, все шло, как по маслу. И управился я где-то к трем...
А был уж октябрь. Солнышко на покой шло к шести, а мне до Москвы аккурат – три часа на машине. "Москвичок" наш был хоть и старенький, но исправный. И потянула меня нелегкая на ночь глядя – на улицу!
Думал, – главное мне на Ленинградку бы выбраться, а уж по шоссе-то я до Москвы вмиг долечу. Пусть немного стемнеет, зато я – вечер и завтрашний день на казенной машине. Да может сегодня уже – "отбомблюсь" по приезжим. Там чирик, там – петрофанчик, вот уже и девочкам – на шоколадки.
Жена-то у меня была строгая... Всю получку дочиста выгребала. А девки, ясный пень, любят сладенькое...
Поехал я со двора, а забыл, что в местных краях цивилизация в жизни не ночевала. Местные рокеры по здешним дорогам исключительно – на тракторах. Хорошо – не на гусеничных. А иной раз и – на гусеницах!
О дорогах вы поняли, так что я объезжая какую-то лужу, наехал на болт. Ну вот – сантиметров пятнадцать болтина! Засел в колесе так, что я его так и не вытащил.
Про сервис в этих краях лучше не вспоминать, так что пришлось ставить запаску. А машина-то не моя! Хрен его знает, где наши чудики держат секретку. (Потом-то ее отыскали – после всего.) А я ее тогда так и не видел.
Что делать? Поехал так – на болту в колесе. Машина ревет, "резина" хлопает, а что делать? Кругом ни души, смеркается, блин, уже, – октябрь ведь на дворе! И ползет по дороге густой белый туман. Как молоко... И ни хрена в том тумане дорогу не видно!
Ну, и сел я в тумане в огромную лужу. Болт мой в какую-то дырку вошел и – абзац... Машина ни взад, ни вперед. В общем, – приехали.
Долго я так сидел. Сперва движок на холостом ходу был и в кабине тепло. Затем я не мог больше бензин жечь и мотор заглушил. И стало холодно. А куда идти?
Места кругом незнакомые. Костер я сложить не умею... Машину не бросить. Полный абзац.
И вот когда уж совсем стемнело и весь мир разделился напополам сверху темно, а снизу пеленой – местный туман, где-то раздался рев трактора.
Я сразу включил мотор, врубил все фары и аварийку. Рокот трактора приближался. Затем из тумана вынырнула старенькая "Беларусь" и пьяный в дым чей-то голос откуда-то проорал:
– "Ну что, загораем?"
Клубы тумана почти закрывали колхозника, но на крыше трактора висел лишний фонарь и я видел его силуэт. Обычный пейзанин, в кепке и пиджаке. Местные обожают носить пиджаки, особенно – в гости, но на них они почему-то глядятся, как ватники. Иль верней – "клифты лагерные", как они сами их называют. Я читал как-то статистику – треть местных "сидела на зонах"... Немудрено – с местного пьянства, да – бескультурья.
Так и на этом – пиджак висел, будто ватник. И кепочка еще – типично крестьянская.
Мужик покачнулся было вниз – из кабины, но потом втянул себя обратно наверх со словами:
– "Братан, извини... Я в штиблетах. Дружок мой с Афгана вернулся. Гудим третий день... Я тут – за первачком ездил, но ежли штиблеты изгваздаю Зинка мне моя – в жисть не простит.
Там у меня крюк с задницы, цепляй за себя и – поехали. А то мужики водку ждут, – опоздаем – убьют нас с тобой на хрен!"
Я торопливо побежал к трактору. Тот ловко зарулил к моему "Москвичу" и я быстро нашел крюк на тросу. С другой стороны трос был чуть ли не приварен намертво к "Беларуси". Так что я сразу понял, что по местным дорогам ездить можно только на тракторе. Иль платить дань – вот таким трактористам.
Мужик тем временем опять свесился из машины, показал мне из темноты ногу в ботинке и произнес:
– "Ежли б я в сапогах... Ну че, прицепил? С тебя стакан красненького! Держись, земеля!"
Долго мы ехали, или – нет, я – без понятия. Туман здорово глушит все звуки и скрадывает расстояния. Я только слышал рев того трактора, да обрывки выкриков тракториста, который пел какую-то песню. Слов было разобрать невозможно, так что я и не вслушивался.
Потом мы заехали в небольшую деревню. Обычная деревня Калиниской области. Пара домин – "огромадных, с высоким крыльцом, да резными наличниками" (так местные представляют себе дом их мечты). Больше обычных изб – часть бревен, часть обычного кирпича. И большинство – покосившиеся халупы.
Я все это видал много раз, так что – не очень и вглядывался.
В деревне было темно, а туман не давал разглядеть домов даже по сторонам главной улицы. Где-то играла музыка, где-то синими, да разноцветными светляками работали телевизоры – в общем, – заштатная деревуха...
Остановились мы на главной площади. Когда я выбрался из "Москвича", я сразу увидал в темноте две вывески: "Продмаг" и еще – "Промтовары". А между ними – огромными буквами из неона: "Кафе Т(в)ерь". Буква "в" постоянно хрустела, да немного искрила – то потухнет, то – блин, погаснет. Они бы еще свой гадюшник "Москвою" назвали!
В кафе ревела незнакомая музыка и, по-моему – Пугачева, пела незнакомую песню. При виде нашего трактора на улицу высыпали мужики, которые мигом подхватили здоровеннейшие канистры, привезенные моим трактористом, и скрылись с добычей в недрах кафе.
Спаситель мой спрыгнул из трактора на асфальт, ухмыльнулся фиксатой улыбкой и, хлопнув меня по плечу:
– "Ты наш гость! Пошли хряпнем, (йтить), за знакомство! Блин, кореш с Афгана пришел! Целый, блин, без единой царапины! Вот радость-то! Пойдем хряпнем!"
От мужика несло водкой и "Шипром". Когда он обнял меня за плечо, я увидал, что руки его покрыты наколкой: "воровские перстни" на пальцах. Я уже встречался с "сиделыми" и по опыту знал, что лучше бы им – не перечить. Поэтому я с содроганием пошел в это кафе.
Плохо помню, что там происходило. Какие-то пьяные в дым мужики, спавшие прямо в тарелках с салатом. Грязные, поддатые деревенские девки, которых приходилось мне обнимать. "Заложившее за воротник" старичье, норовившее попеть что-то из репертуара гражданской... В общем, вы – поняли.
И деваться мне было некуда. Толпа мужиков все время окружала спасшую меня "Беларусь" и я не мог отцепиться. Потом-то я понял, что на "Беларуси" был приделан какой-то бачок и местные к нему постоянно присасывались. А меж ними бегали как будто официантки и громко стыдили:
– "Ну пойдем, мальчики! Выпивку в кафе надобно брать!"
Как бы там ни было – пока в бачке хоть что-то да оставалось, отцепиться я просто не мог. Так что я плюнул на все, пошел и наклюкался.
Где-то под утро кто-то из мужиков стал рассказывать про какого-то Ваньку. Я спросил – какой это Ванька? А все почему-то обрадовались и заорали:
– "Так он Ваньки не знает! Так Ванька-то из Афгана вернулся! За то и гуляем! Пошли познакомим его с Ванькою!"
Меня повели вглубь кафе. Там, почему-то на сцене сидел молодой, здоровый бугай в камуфляже, высоких десантских ботинках, тельнике с синими полосами и голубом десантском берете. Бугай сжимал в лапах гитару с синим бантом и... Извините за подробность – мычал.
Глаза его были совершенно безумны, пусты и бессмысленны. Похоже, что его уже так накачали водкой, что любой более слабый мужик уже просто "сгорел бы" от выпитого. Меня подвели к этому "Ваньке", он не обратил на меня никакого внимания – если бы тут случилось землетрясение, он бы даже ничего и не понял...
Я не знал, что мне делать, что говорить этой скотине, когда ко мне подскочил какой-то дедок. Он с гордостью завопил:
– "Сынок-то у меня! Сынок-то у меня – чисто герой! Прошел весь Афган – от Кабула до Пешавара! Аж в Пакистане нащелкал америкосам! Во какой у меня – бравый солдат!"
В деревнях мужики старятся очень рано. Так что я не удивился тому, что у мужика такой старый вид. И только ради подначки я подивился:
– "Так уж и – американцам?! Да они ж там, небось, только инструкторами!"
Старичок аж обиделся:
– "Инструкторами?! Да сынок мой, если знаешь – два "Абрамца" лично подбил! Инструкторами...
Полный Георгиевский кавалер! Я вон в его годы – весь Вьетнам на пузе прополз! Три пальца отдал Богу, Царю и Отечеству! Под Фунанью осколком царапнуло!
Но, вот те крест, за каждый мой перст – с десяток америкосов в аду с чертями в покер играют! А ты, – где служил?"
В голове у меня поплыло. Я смотрел на десантника Ваньку и не мог оторвать взгляда от его широкой груди. Там, где у "голубых петухов" обычно значки, у этого парня рядком висели кресты... Кресты, – понимаете?! Самые настоящие – КРЕСТЫ!"
Сам не понимая – зачем, я спросил у дедка:
– "Где ж это ты служил – под Фунанью?"
– "Как где?! В Лейб-Гвардии Фанагорийском Десантно-Штурмовом! "Беркуты" мы! А ты – кто?!"
Что пискнуло у меня в горле. Я вспомнил какую-то ересь о параллельных мирах, о наших разговорах на кухне – про то, как хорошо бы нам тут жилось, не случись Революция...
Нет! Этого не могло быть! Эти люди не могли жить так плохо, мерзко и грязно! Этого не могло быть, потому что – не могло быть никогда!
У меня подкосились ноги. Кто-то сразу подставил мне стул. Кто-то вложил в руку стакан с водкой. Я, не зная уже – что и думать, вырвал у кого-то бутылку...
На бутылке с водкой были орлы. Выдавленные по стеклу. И тогда я закричал...
Однажды ночью к нам в дом постучались. Я вышел к гостям и мне сказали, что в деревне приезжий мужик – то ли чокнулся, то ль – из этих... Мы приехали на место одновременно с жандармом и господином из Третьего Управления.
Случай выглядел удивительно... У Этого в кармане нашлись документы, деньги, вырезки из газет и непроявленные фотографии. В паспорте значилось, что он – Гражданин неведомого нам Союза Советских Социалистических Республик. На деньгах было изображение неизвестного нам лысого господина и... Звезды на башнях Кремля.
Мы не нашли ни единой купюры с изображением столицы, но – только виды Первопрестольной. Этот уверял нас, что столицу перенесли в Москву – по Их Революции. После долгих исследований и обсуждений мы пришли-таки к выводу о существовании параллельных миров с похожей Историей. Мы даже нашли то место, где Истории расходились.
У Него была прекрасная Память и образование. По его рассказам, Государь Александр Второй "Освободитель" пал жертвой социалистов в марте 1881 года. Это при том, что любой школьник знает, что Александра убил террорист (на службе у турецкой разведки) зимой 1877 года...
Я часто думал, – что было бы с нами, если б Александр прожил еще пару лет. Тогда бы престол не перешел его смертельно больному Наследнику Николаю Второму и у нас никогда не было б Регентства Марии и вытекшей из него Революции.
Декабрьской Революции... Реконструкции... Поражения в Первой Войне и установления Конституционной Монархии.
Теперь я, похоже что – знаю. Если бы Александр прожил года три, Николай успел бы отправиться в мир иной, а на его место пришел бы его младший брат – Александр Александрович. Революция бы задержалась на двадцать лет и социальный нарыв к той поре был бы в сто крат страшней и ужаснее...
Монархисты из "Слова и Дела" добились у Этого прав на распубликование Его варианта Истории. С тем, мол, подтесктом – вот что бы было, если бы Власть досталась таким, как Он.
А еще они показывали телерепортажи и интервью с "Итогом Социалистической Эволюции" и мне гадко было Это смотреть. Я даже не смею назвать Его – человеком.
Поверьте, я нисколько не провожу грань. Я даже – социалист и мне по сердцу Его россказни о бесплатном государственном образовании и медицинском обслуживаньи. Вот вам и приоритеты для нашей партии на будущих выборах! Но все остальное... Не знаю.
Мы не из богачей. Революция и последовавшая за ней Реконструкция лишили нас родового гнезда. В Первую Мировую мой прадед погиб где-то в Польше и мы из землевладельцев докатились до служащих.
Во Вторую дед мой умер в Блокаду, а отец потерял руку под Балатоном. Он всегда мечтал стать хирургом, но юноши нашей касты обречены в годы Войн быть летчиками, иль танкистами. Так уж повелось исторически, что бывшие из Гусар стали Летчиками, а прочая Кавалерия пересела на Танки.
"И снова – Танки, в Париже – Танки, опять от страха вновь седеют Янки..."
Наш род издревле – в Кирасирах. В Первой Его Величества Кирасирской. Отец мой – до Балатона доехал, я тоже – подавил чехов в дни их Восстания... И в Венгрии был, и в – Болгарии...
Был еще на китайской границе, но те, к сожаленью, одумались. Во Вьетнаме нет, – не пришлось. (Танки там ни к чему.) А вот сын мой и жених моей дочери катаются на "тракторах" по афганской пустыне. После Института оба – добровольно изъявили желание, – "оказать братскую помощь".
Это правильно – дворянин для взросления обязан побывать на Войне. В старину-то за "штатских" из нашего круга и – девиц не отдавали...
Можно по всякому относиться к Режиму Николая Кровавого, но надо сказать, что в тридцатые годы, что в Англии, что в Америке, что Германии, иль – Японии к Власти пришли... Мягко скажем – не гуманисты. Как бы там ни было – Николай создал нам нашу тяжелую индустрию, которая и произвела на свет – наши Танки.
Правильно говорят, что каждый Век имеет свое Средневековье и если сравнить репрессии Николая с тем, что бритоны творили в Индии, а узкоглазые в Азии... О немцах я просто не говорю, – не к ночи будь помянуты.
К слову сказать, если сравнить нашего Николая с тем, что у Этих вытворял Сталин, нашему извергу крылышки пора пришивать... Не к ночи будь помянут... Впрочем и Им Их Сталин тоже создал Танковую Промышленность. И сделал Ракеты. И Бомбу. Как и Нам – Николай.
Здесь мы сталкиваемся с любопытнейшим парадоксом, – о Бабочке Бредбери. Насколько те, иль иные события влияют на судьбы народов и сам Ход Истории? Не знаю. Но думаю, что – неспроста наш Иван Грозный был современником Кровавой Елизаветы Тюдор и столь же Кровавого – Филиппа II Испанского. А казни на Лобном месте той "кромешной" поры совпадают по времени с Ночью Святого Варфоломея. И – битвой при Секигахара в Японии и последовавшей за ней резней проигравших...
Я погрузился в свои размышления и думать забыл про моего собеседника. А тот, в который уж раз, жалобно повторил:
– "Как? Как я мог жить дальше?! У меня же была Надежда, что мы хоть как-нибудь можем же – по-другому! Я надеялся, что все это – они! Комуняки!. А выходит, что – никакой разницы?! Выходит..."
Мне надоело слушать весь этот вой и я встал со своего кресла из пластика. Продавец поклонился мне, провожая, а Этот даже забежал вперед и открыл дверь.
Мы не из богатой семьи. Мой отец без руки не мог быть хирургом, но зато – стал великим неврологом. А я унаследовал от него всю его клинику. (И сын мой, иль зять – продолжат семейное дело. Оба окончили Медицинский с высшими баллами!)
А еще домик в Тверской губернии. Где-то тут когда-то стояла наша усадьба, но во время Войны здесь был Фронт. Немцы рвались к Москве и по сей день в нашей земле больше ржавых осколков, да безымянных могил, чем...
Отец как-то сказал мне:
– "Твой дед перед смертью от голода написал мне письмо. Он сказал, если сможешь – вернись туда, где была наша усадьба и поставь там свой домик. Чтобы местные смотрели на него и себя и на всю жизнь помнили, – кем были мы, и кем – они".
У меня совсем небольшой домик в Тверской губернии, но по сей день местные жители зовут меня – "барин". И даже верят, что мой дом – барская усадьба "еще того времени".
Это при том, что я почти там и не живу. Врачебная практика с клиникою в столице, понимаете ли...
Когда я садился в машину, Этот спросил у меня:
– "Куда ж Вы теперь?"
– "Известно, – домой!"
– "Как же вы можете в этом жить?! Ведь там же – пьянство, дикость и грязь! И никакого просвета!"
Я невольно задумался. Я представил себе грязную, разбитую тракторами дорогу, пьяного, темного, может быть – отсидевшего тракториста и услыхал, как он орет свою песню. Как он помогает неизвестному и, надо сказать, мерзкому "беляшу" – выбраться из дерьма, – просто так. Ни за что.
Потому как – Душа поет. Дружок из Афгана вернулся. Живой. Господи, радость-то!
Я невольно про себя улыбнулся и прошептал:
– "Нет. Дома – здорово!"
