Текст книги "Великий посланник (СИ)"

Автор книги: Александр Башибузук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– А не врешь, княже? – Ваня зыркнул на меня исподлобья.

– Нет, не вру.

– Так-то можно, почему бы не послужить, – с лица мальчишки наконец сошло настороженное выражение. – Тока у дядьки Вакулы, старосты нашего, надыть спросить. Я вишь, не сам по себе, а общинный...

– Хорошо. Пока иди, а завтра поутру тащи сюда сего Вакулу.

Парнишка откланялся и убежал, я взялся опять за книгу, но тут пожаловали Старица с Громом. Да не просто так, а с полной телегой добра.

Пришлось спускаться в каюту и принимать их по всей форме.

– Прими княже, благодарность нашу, за доброе дело, да за милость твою! – приказчики синхронно поклонились и разошлись в стороны, а их место заняли два опрятных мужика в длиннополых поддевках.

– Два «сорока» соболя! – зачитал Старица с длинного свитка.

Мужики достали из тюков искрившиеся серебром при свете ламп связки шкурок и принялись их встряхивать, дуть против ости и всячески показывать товар лицом.

Приказчик выждал пока демонстрация закончится и зачитал новую позицию:

– Один «сорок» куны!

Все повторилось один в один, только шкурки имели уже другую масть.

И пошло-поехало. Ласка, горностай, лиса, белка, волк и многое другое – мехами завалили весь угол каюты. Потом пошли бочонки с медами: лесными, ставлеными, ягодными, хмельными и черт еще знает какие. Копченые медвежьи, лосиные и вепревые окорока, осетриные теши, плиты паюсной икры и прессованной в меду ягоды. Даже небольшую шкатулку речного жемчуга презентовали.

Я сидел и тихо охреневал, смотря на все это добро. Черт, если заштатные приказчики могут оперировать такими богатствами, то что говорить за новгородских или московских. Хотя да, это не показатель, просто Гром и Старица сидят на кормлении, воистину в благодатном крае. И сами побогаче будут чем некоторые европейские графья. Правда, только потенциально, натуральными богатствами, дарами земли, леса и моря.

Последние подарки приказчики показывали сами, словно подчеркивая их ценность и значимость.

Начли они с объемистого свертка, оказавшегося шкурой медведя, снятой вместе с когтями и мордой. Настолько огромной, что в каюте даже не хватило места, чтобы ее полностью развернуть.

– Прими княже от души, – скромно сказал Гром. – Сам уполевал Потапыча. Этот поболе будет, чем давешний.

Принял, конечно, куда тут денешься. Положу ее в спальне своего замка в Арманьяке и буду трахкать на ней благородных девок. И не очень благородных тоже, ибо по собственному опыту знаю, что дворянское происхождение совсем не залог пылкости, страсти и умения в постельных делах.

Дальше мне подарили бобровую шубу и шапку, чем-то похожую на шапки британских гвардейцев, «горлатную», как выразились приказчики.

Но самый козырь, они приберегли под самое завершение.

– Разреши князь, поднести княгине подарок... – Старица дождался моего кивка, поклонился Феодоре и вынул из мешка что-то большое, невообразимо пушистое, отливающее огнем и черным серебром под светом масляных ламп. – Прими от души, княгиня...

Это оказалась крытая золотой парчой шуба-разлетайка из чернобурки и такая же шапка.

Федька просидела все представление рядом в кресле рядом со мной, представляя собой эдакую надменную фифу и изредка поглядывая на Грома. Но тут девицу проняло.

Она величаво улыбнулась, сняла с пальца золотое кольцо со здоровенным лалом[41]41
  лал – устаревшее собирательное название большинства драгоценных камней красного или кроваво-красного цвета


[Закрыть], ограненным в форме кабошона, вдела в него шелковый платочек, встала и подала его Старице.

Как я понял, это было сделано в пику Грому, который не высказывал ни малейших признаков того, что узнал свою подругу детства. А если и узнал, то тщательно это скрывал. Что, наверное, неимоверно бесило боярышню.

Приказчик с поклоном принял подарок и гордо приосанился. Даже тайком глянул на сотоварища: мол, смотри валенок, как надо.

Когда пришло время отдариваться, особо ломать себе голову не пришлось. Мой флагманский когг почти полностью забит разным товаром, вполне подходящим для презентов. Две трети груза занимают дары для Великого князя Ивана, остальное для способствования посольским делам. Мало ли кого придется умасливать.

Так вот, Грому и Старице, я подарил по длинному охотничьему кинжалу работы зульских мастеров, не в подарочном исполнении, а в боевом, отменного качества и весьма благородного вида.

И по увесистой серебряной чаше, да бочонок бургундского вина, чтобы было чем заполнять подарок.

Отдарился на славу, думаю, приказчики остались очень довольные.

После подарков пришло время серьезных разговоров. Старица предложил, чтобы не везти остаток товара в Новгород, не выбивать там разрешения на торговлю, да не платить лишнюю пошлину, пригнать новгородских купцов с товаром прямо в Холмогоры.

– Люди серьезные, – толковал приказчик, – уважаемые, из Иваньковской купеческой сотни[42]42
  Иваньковская купеческая сотня – новгородская средневековая купеческая гильдия


[Закрыть]. Заберут все сразу, ты только намекни, что хочешь взять за свое добро. За две седмицы здесь будут, заодно столкуешься с ними за следующие разы. А я пригляну, чтобы никакого обману не было. Ручаюсь головой, княже...

Я про себя усмехнулся. А приказчик явно не дурак. Уже роль моего торгового представителя примеряет, да и за посредничество ему от купцов нехилый процент капнет. А вообще, предложение стоящее. Скоро начнутся осенние шторма и возвращение в Биарриц станет очень опасным делом, но две-три недели у мурман в запасе еще есть. А приказчик пусть зарабатывает, не мое это дело. Быть посему.

– Хорошо, две недели. Об остальном договаривайся с ним, – я показал на Ульфа. – А мне невместно столь низменным делом заниматься.

Мы выпили по чарке и разошли. Приглашение попировать и попарится в баньке, я опять отклонил, но намекнул, что на охоту сходить не против.

А поздно вечером прибежал взволнованный Рихтер и сообщил, что гревинда наконец пришла в себя. Правда нихрена не помнит. Пришлось идти проведывать.

– Вы кто? – Инге настороженно уставилась на меня. Выглядела норвежка, скажу прямо, неважно. Глаза запали, мертвенно-бледное лицо осунулось, к тому же, на нем вовсю уже проступили последствия наших дружеских «обнимашек».

– Жан VI, граф божьей милостью Арманьяк.

– Тот самый Арманьяк? – во взгляде Инге плеснулся откровенное удивление.

– Он самый. Но мы друг-другу уже представлялись.

– Правда? Помню лишь, как взбежала на когг, где меня ударили... – недоговорив, норвежка прижала ладони к вискам. – Так я у вас в плену?

– Именно. Вы и около шести десятков ваших людей.

– Понятно... Я гревинда Инге Сигурдссон из рода Инголви, во мне течет кровь Харальда Прекрасноволосого, первого короля Норвегии. Выкуп? Хотя... с этим сложно... – Инге поморщилась. – Но у меня есть предложение...

«Наша песня хороша, начинай сначала...» – мне стоило предельных усилий не расхохотаться.

– Да-да, поединок, в случае моей победы вы добровольно возляжете со мной на ложе, после чего я всех вас отпущу, а в случае вашей, вы тоже получите свободу.

– Откуда вы знаете? – подозрительно поинтересовалась Инге. – Вы провидец, граф?

Настороженность и удивление в ее глазах смотрелись абсолютно искренне. Я даже на мгновение поверил в то, что она на самом деле потеряла память. Но только на мгновение. Слишком уж хорошо знаю женщин.

– Все уже случилось, графиня, – сел рядом с ней на кровать, наполнил бокал прихваченным из своей каюты вином и подал норвежке, – и поединок в том числе.

– И каков результат? – северянка взволнованно вскинулась. – Вы или я?

– Не помните? – я невольно улыбнулся.

– Нет. Я же говорю...

– Я, графиня, я. Но вы прекрасно сражались и даже слегка достали меня. На будущее дам вам совет, не так увлекаться в атаке. Вы открываетесь на входе и выходе из нее.

– Не может быть! – гневно воскликнула Инге. – И ничего я не открываюсь, просто никогда не встречала, чтобы кто-то так... Ой!!! – она испуганно ойкнула и зажала рот ладошкой.

– Графиня, графиня... – я с улыбкой покачал головой.

– Что? – норвежка смущенно улыбнулась. – Я вот прямо сейчас вспомнила...

– Ладно, proehali. Как вы себя чувствуете?

– Отвратительно, – северянка состроила нарочито страдательную гримасску. – За что вы так издубасили бедную слабую девушку?

– Слабую? – я осторожно помассировал ноющее плечо. – Но не суть. Все уже позади.

– Все? Вы решили простить мне? – с робкой надеждой поинтересовалась Инге.

– Ни в коем случае, – я на корню пресек все надежды.

– Грубый мужлан! – с чувством высказалась норвежка. – А могли бы. Надеюсь, вы не потащите меня прямо сейчас на ложе?

– Нет, в самое ближайшее время не потащу. Отдыхайте, выздоравливайте, приходите в себя.

– Пусть принесут еды и воды... – нарочито злобно буркнула норвежка.

– Обязательно, – я галантно поклонился и вышел из каюты.

Ишь чего захотела, прямо сейчас... Сейчас я и кашлянуть боюсь, не то, чтобы кувыркаться в порывах страсти. К тому же, надо будет подготовить северянку к случке, сделать так, чтобы она сама этого захотела больше всего на свете. Перепуганное и злое бревно, я трахать не собираюсь. Думаю, в недельку уложусь.

Эта забавная сценка неожиданно привела меня в прекрасное расположение духа. Тяпнув перед сном добрую порцию арманьяка, я завалился в постель и мгновенно заснул.

Глава 7

Если кто-нибудь пожелал бы мне сегодня доброго утра, клянусь, засунул бы ему в глаз дагу. Потому что это чертово утро, ну никак не было «добрым».

После полуночи меня начала бить жестокая лихорадка, а суставы выкручивало так, что я уже стал побаиваться, как бы они не сломались. Рана не выглядела воспаленной, а поднявшийся кашель и жар прямо намекнули, что это банальная простуда. Впрочем, по нынешним временам банальных болезней не бывает. В Средневековье каждая болезнь, пусть самая пустяковая – это гребаная лотерея, в которой шансов выиграть гораздо меньше чем проиграть, поэтому, к любому недомоганию стоит относится со всей серьёзностью.

Поднятый на ноги медикус диагноз подтвердил, назначил постельный режим и понесся бодяжить микстуры.

Я не стал саботировать его указания, правда, слегка подкорректировал. Помимо микстур и прочих декоктов, засадил пару бокалов перцовой настойки, которую держу как раз на такие случаи, залез в постель под меховое одеяло и вырубился.

Проснулся к обеду и понял, что хуже не стало. Но и не лучше. А доклад Августа еще прибавил хандры. Как оказалось, гревинда тоже свалилась с простудой, причем, в более тяжелой форме чем я: горит огнем, лежит в беспамятстве и бредит.

Бля... не дай бог помрет, с кого я приз буду получать? С горяча пообещав Рихтеру, что посажу его на кол, если не выходит норвежку, я принялся размышлять, каким образом поставить себя на ноги в самое короткое время.

Надоумила Федора.

– Баньку бы вам, тятенька, – девица положила мне на лоб ладошку и сокрушенно покачала головой. – А потом под одеяло, да сопреть как следует. Да и я всласть попарилась бы... – она мечтательно прищурилась.

Это да, согласился я с ней про себя, это самый лучший выход из ситуации. Конечно, справлюсь и так, микстуры Августа всегда действуют, но парилка ускорит дело в разы. Долго болеть мне сейчас никак нельзя. Да и Инге срочно надо на ноги поднимать. Но где ту баню возьмёшь? В монастырь католиков не пустят в любом случае, а поселок только отстраивается. Хотя, если приказчики приглашали, значит есть куда.

– Излишняя чистота еще никого до добра не доводила, – скривился Логан. – Надо быка забить, а потом сразу залезть в тушу. Вот это дело будет! Мой дед всегда так лечился. В туше и преставился.

– Хороший способ! – одобрительно закивал Отто. – А еще можно натереться детской мочой, а затем обмотаться только снятыми бараньими шкурами. У всегда так раньше делал.

– А мой дядька растирался горячей ослиной мочой, – встрял Луиджи. – Не знаю, помогало или нет, но помер он совершенно здоровым.

– Молитва Господу! – падре Эухенио торжественно вздел перст к верху. – Вот лучшее лекарство, сын мой.

Доминиканец, Луиджи, Логан и Штирлиц активно сопереживали мне и между делом вовсю пользовали вяленый лосиный окорок из вчерашнего презента с пивом.

– Обильное питье и покой! – с превосходством заявил лейб-медикус. – А туша и моча... вам придется сначала меня убить!

– Это недолго устроить... – гнусно ухмыльнулся скотт.

– Прямо сейчас... – шваб погладил рукоятку кинжала.

– Думаю, – священник ласково посмотрел на медика. – Вам самое время исповедоваться.

По своему обыкновению, Август до смерти перепугался и завопил:

– За что? Сир, спасите меня...

– Отстаньте уже от него. И заткнитесь, я сам решу, чем лечится буду, – проворчал я. – Дамуазо...

– Да, сир?

– Зовите сюда местных... – матерясь про себя, я встал с постели и утвердился на своем кресле. Не встречать же их в кровати.

Через несколько минут Луиджи вернулся со Старицей. Гром почему-то отсутствовал.

– Звал, княже? – приказчик внимательно выслушал и уверенно заявил: – Все спроворим в лучшем в виде, хворь мигом вылетит. И полонянку твою на ноги поставим. Прикажи собирать тебя, а я мигом обернусь.

Феодора и ближники единогласно высказали желание меня сопровождать. За главного остался Рагнар.

Старица действительно обернулся очень скоро, мне показалось, что у него все уже давно было готово. У причала появились несколько оседланных лошадей и две телеги.

Инге устроили на сено, крытое шкурами, Август занял место рядом с ней, а вот Федька наотрез отказалась туда грузиться. Пришлось задержаться, пока ее лошадку пересёдлывали на женское седло, которое, мы предусмотрительно захватили с собой. Я и свои взял, и ближников. Мало ли, лошадей через море не перевезешь, зато можно на месте купить. А без них в наши времена как без рук.

Я выбрал себе каракового жеребца, явно неместной мелкой породы, высокого, статного и поджарого. Чувствую себя крайне погано, но в телегу не полезу, позорится не стану, как-нибудь доеду. А уже в седле, заметил на причале Ванятку.

Один из помощников приказчика хотел шугнуть его, но не успел.

– Иди сюда, – поманил я пальцем мальчишку.

– Не пускают меня, княже, значица, – паренек горестно хлюпнул носом. – Грят, к фрязину, не отдадим.

– Это почему еще? – я обернулся к Старице.

Приказчик сверкнул взглядом на вертевшегося рядом здоровенного, сутулого и лохматого мужика, чем-то напоминающего собой медведя-шатуна.

– Почему я не ведаю? – в голосе руса прорезался металл. – Нешто за меня решать собрался, Митяй?

– Дык, батюшка... – мужик содрал шапку и повалился на колени. – Прости мя, без умысла я, не ведая... Сам посуди, пошто мальчонку отдавать фрязину, а ежели греховное сотворит с ним, али в свою веру обратит...

– Запорю смерд! – рыкнул на него Старица и обратился ко мне: – А зачем малец тебе, княже?

– Служить! – резко обрубил я. – Слуга мне нужен. В веру свою обращать его не буду, обещаю. По окончанию посольских дел верну туда откуда взял. Или мне упомянуть при дворе Великого князя, что...

Фен очень хорошо передал интонации в переводе. Приказчик нахмурился и кивнул.

– Раз так, быть по сему.

– Пока гуляй, – бросил я мальчику. – Вернусь – займусь тобой.

Вся эта сцена была похожа на хорошо срежесированный спектакль. Понятное дело, пацан хоть и сирота, лишний рот, но свой, поэтому отдавать его заезжему латинянину местные не захотели, мало ли, про католиков разное говорят, и что характерно, все скверное. Вот приказчик и перестраховался. Если бы я махнул рукой: не отдают так и не надо – тогда все в порядке, а если буду упорствовать, да еще гневаться, Митяй уже назначен козлом отпущения, а Старица наоборот, весь в белом: восстановил порядок и услугу оказал. Да уж, умен и хитер мужик, ничего не скажешь.

Кавалькаду возглавил Старица, я и Феодора следом. Телеги тащились позади. Путь лежал в лес, вдоль берега Двины, правда по хорошо наезженной дороге.

Долго гадать куда нас везут не пришлось, уже где-то чрез час мы подъехали к большой усадьбе за мощным тыном.

– Здесь мое скромное обиталище, княже, – приказчик радушно махнул рукой. – Не побрезгуй, будь гостем.

Обиталище «скромным» никак не выглядело. В пару этажей, затейливой постройки, с множеством флигельков и пристроек, весь в резьбе, терем смотрелся настоящими царскими хоромами.

Ну что же, красиво жить не запретишь, государевы приказчики, здесь, вдали от цивилизации, фактически самодержцы, цари и боги, могут себе позволить. И очень мудрое решение поставить усадьбу поодаль от основного поселения. С такой жизнью, замахаешься отстраивать после очередного набега.

Еще больше открытий последовало после того, как мы въехали во двор. Возле крыльца в рядочек выстроились домочадцы, что характерно, почти одни молодые девки. Все разнокалиберные, кто поменьше, кто повыше, кто полнее, а кто вообще богатырской стати, но как одна такие видные, статные и ладные, что хоть сейчас на конкурс славянской красоты. Румяные, пригожие, кровь с молоком, косастые, в нарядных сарафанах, увешанные бусами и в головных уборах слегка странной конструкции, видать по местной моде. Верховодила ими баба слегка постарше, но тоже хоть куда, эдакая прелестница в самом соку, с властным породистым лицом.

Старица гордо обвел взглядом личный состав, довольно крякнул и подкрутил ус при виде сего бабского великолепия: мол, смотри княже, какой цветник, а ты, дурашка, отказывался.

У моих ближников глаза чуть ли на лоб полезли, а вот Федора и Лизетт скривились, словно уксуса хлебнули, ну а я особых эмоций не испытал, потому что сильно переоценил свои силы и едва не терял сознание от утомления.

После нескольких команд Старицы началась организованная суматоха. Сначала повели дам устраиваться, потом занялись остальными, ну а меня, прямо с седла, две девицы под руки потащили в баню.

Август попытался отбить своего господина, но я его отослал. В самом деле, что мне станется. Да еще с двумя девицами.

В предбаннике девы меня посадили на крытую шкурами лавку и отступив на пару шагов, словно для того, чтобы я их получше рассмотрел, начали знакомится.

Статная волоокая дева с густыми, словно начерченными сажей бровями, в пояс поклонилась мне, приосанилась, повела плечами, перебросила толстенную косищу цвета воронова крыла на грудь и сочным грудным голосом представилась:

– Забавой кличут меня, княже.

Вторая дева, румяная русоволосая красавица, со смешинкой в глазищах, в точности повторила ритуал и кокетливо потупившись, проговорила отчетливо пришептывая:

– А я Власта, княже.

Затем, девы, как коршуны накинулись на меня и в мгновение ока разоблачили до труселей. А через мгновение лишили и их. Многочисленные шнурки, пряжки и завязки средневекового европейского костюма ничуть дам не озадачили. Девицы действовали по принципу: развязывай и расстегивай все подряд, авось и нужное попадется.

– Власта, вишь, ранетый он, тащи замазку, – скомандовала Забава и начала отмачивать каким-то горячим настоем повязку у меня на плече.

Власта выскочила из предбанника и через пару минут вернулась с маленьким глиняным горшочком руках, дождалась пока товарка снимет бинты и омоет рану, после чего принялась щепочкой намазывать на рану очень густую, черную мазь.

Я не сопротивлялся, полностью отдавшись в руки красавиц. Во-первых, чувствовал себя преотвратно, а во-вторых, по сноровке было видно, что девицы прекрасно знают, что делают. Да и не хотелось мне никуда деваться из этих умелых и ласковых рук.

– Испей, княже. Только до дна, до дна... – Забава подала резную деревянную ендову, дождалась пока я выпью очень горькую, пахнущую полынью жидкость, заботливо промокнула рушничком капельки с моей бороды, и только потом, взяв под руку, повела вместе с подругой в другое помещение, оказавшееся, как я понял, обмывочной.

Как и в предбаннике, в помывочной по углам были развешаны пучки трав, от чего в помещении стоял густой духмяный запах, дурманящий голову. Меня усадили на широкую лавку, Власта с Забавой ненадолго вышли, а вернулись уже... абсолютно нагими...

Статные упругие тела, сильные бедра и большая высокая грудь – в телах девушек не было даже намека на хрупкую изысканную красоту, зато они воплощали собой силу и выносливость. Обнаженные русские красавицы чем-то напомнили мне советских девушек-физкультурниц с хроник довоенных парадов на Красной площади. Или... языческих богинь...

На их фоне знатные европейские прелестницы со своими изнеженными целюлитными телесами, коих я вовсю пользовал дома, выглядели, мягко говоря, не в лучшем свете.

Никакой стеснительности, ни природной, ни притворной, на лицах девушек не прослеживалось. Судя про всему, парится в бане с мужчинами для них было не впервой. Впрочем, согласно моих обрывков знаний о средневековой Руси, подобное вполне обычно для всех славянок в это время.

Нет, экие фемины, в самом деле...

Забава подошла ко мне и ласково, но настойчиво уложила на лавку, Власта окатила теплой мыльной водой, после чего, девушки надели на руки шерстяные варежки и дружно принялись меня тереть. При этом вполголоса переговаривались, резонно предполагая, что я ни словечка не понимаю.

– Глянь, а княже-то, как из железа откованный, – шептала Власта. – Тока худющий, как тот хорт. Не кормят его што ле?

– Ага, – соглашалась Забава. – И порубанный весь, видать знатный вой...

– И ликом пригож, – озорно добавила Власта.

– Лик для мужа не главное, – наставительно заявила Забава.

Несмотря на крайне скверное самочувствие, от всех этих манипуляций мое естество немедленно вздыбилось колом и предстало девам во всей красе.

– А что главное? Уд? – хихикнула Власта. – Так глянь, какой, прям оглобля, а не уд...

– Экая ты срамница... – смутилась Забава. – Постыдилась бы...

Я молчал, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не... в общем, чтобы не превратить банную забаву в нечто более приличествующее голым людям. Но все-таки не удержался, и невольно положил ладонь на твердую и упругую грудь Забавы, подрагивающую у меня прямо перед глазами.

– Не балуй, княже... – девушка спокойно убрала руку. – Не для того мы здесь.

Власта хихикнула и тут же окатила меня ледяной водой из ушата.

На этом прелюдия закончилась и наступило основное действие – мне на голову приладили войлочный колпак и препроводили в парильню. Взгромоздили на полку, поддали кваску на каменку и приступили к... к экзекуции, по иному сей процесс, я назвать и не могу.

Хлестали вениками, отпаивали разными настоями, окатывали ледяной водой, опять хлестали – и так до того самого времени, как я начал проваливаться в бессознательное состояние.

Что было потом – не помню, потому что заснул прямо на полке и проснулся только утром.

Первым делом проанализировал свое состояние и понял, что хворь как корова языком слизнула. Вообще никаких признаков, только легкая слабость.

Приоткрыл глаза, повел по сторонам взглядом. Так, что тут у нас...

Небольшая горенка, бревенчатые стены, по потолку развешаны пучки трав, по углам висят вышитые рушники, несколько больших сундуков, с потемневшего образа на стене сурово смотрит Никола Чудотворец, под ним тлеет лампадка, на полу звериные шкуры. Кровать широченная, с высокой резной спинкой, перина пышная и мягкая.

А ничего так, уютненько, по-домашнему. И пахнет хорошо: сосной, полынью, ладаном и еще чем-то пряным, травяным.

В замках Европы и близко нет подобного уюта, как не благоустраивай эти каменные гробницы: вечная сырость, сквозняки и холод, а здесь все живое, настоящее. Благодать, да и только.

Почувствовав, что весь взопрел, откинул одеяла и только сейчас сообразил, что не один на ложе. Обнаженные Власта и Забава лежали по обе стороны от меня и даже во сне прижимались так, словно боялись, что сбегу.

«Выгревали своими телами...» – я про себя улыбнулся, положил руку на горячее словно печка бедро той что слева. Осторожно провел ей ладошкой по спине и пробежался пальцами по впадинке на пояснице,

Забава во сне порывисто вздохнула и закинула на меня ногу.

Душа немедленно потребовала продолжения, да и кто после такого остановится.

Я по-хозяйски огладил крепкие, словно каменные ягодицы, а потом нырнул рукой между бедер девушки.

Забава вздрогнула, едва слышно застонала, прижалась ко мне еще сильней и неожиданно проснулась.

– Княже... – в ее глазах плеснулась легкая паника. – Пошто безобразничаешь, княже...

Я молча опрокинул ее на спину, навалился сверху и распялил своими коленями крепко сжатые ноги.

Забава дернулась, попыталась освободиться, а когда не получилось, показала глазами на мирно сопящую во сне подругу.

Ну да... о лямур де труа даже речи не может идти. Буду настаивать – все испорчу. Да и ладно.

Не слезая шлепнул ладонью по заду девушки, а потом, когда она испуганно вскинулась, показал рукой на дверь.

Большего не потребовалось, Власта словно испуганная газель слетела с постели, схватила с сундука сарафан с рубашкой и мигом выскочила из комнаты.

Забава проводила взглядом подругу и как только хлопнула дверь, покорно обмякла и очень тихо прошептала.

– Бери теперь, чего уж...

И взял под такое родное: «ой, мамочки родные...».

Вы знаете, в моей нынешней жизни у меня было очень много женщин разной национальности: фламандки, британки, француженки, испанки, даже арабки и негритянки. Да много еще кто. Но, черт побери, ни с одной из них мне не было так хорошо, как Забавой. И дело тут не в каком-то особом умении в постельных делах, это, как раз, напрочь отсутствовало, хотя девка попалась чувственная до невозможности, просто, я наконец почувствовал себя дома. Через бабу, почувствовал. Такую родную и оттого желанную.

И черт возьми! Она оказалась девкой! В прямом и в переносном смысле. Причем, из той редкой категории девственниц, которым первый раз не доставляет слишком больших проблем. А чувственность с лихвой покрывает эти неудобства.

Всплакнула после того как стала бабой, не без этого. Но без надрыва, так пару слезинок проронила, после чего убежала мыться.

Потом мы еще слегка вздремнули. Проснулся я от голода и послал Забаву за едой. Вернулась она мигом, вместе с Властой притащив блюдо с горой еще горячих гречишных блинов, кучу плошек с разными заедками, да запивку: меда и узвара ягодного.

Власта мылилась остаться, по мордашке девы было видно, что она чувствует жуткую обиду оттого, что выбрали не ее, но Забава безапелляционно отослала подругу.

Есть со мной вместе она сначала наотрез отказалась, пришлось настоять в приказном порядке.

Снедали прямо в постели, попутно пытаясь разговаривать.

– Что там мои делают? – я как мог продублировал вопрос жестами.

Забава кивнула, показывая, что поняла, наложила в блин сметаны, скрутила его трубочкой, подала мне и только потом ответила.

– Всю ночь гулеванили твои ближники с боярином Старицей, да боярином Борисом. Ой как гулеванили, да так, что попадали где сидели, – девушка хихикнула. – А сейчас похмеляются, но чую, по второму кругу пойдут. Полонянка твоя, варяжка, в себя пришла, лучше ей. А под дверью ошивается... как его... тощий в черной одежке...

Вся речь Забавы сопровождалась активной жестикуляцией, что выглядело очень смешно. Я едва удерживался, чтобы не расхохотаться.

С последним ее словом, раздался деликатный стук и голос Августа.

– Ваше сиятельство...

– Пошел вон. Передай всем, что со мной все хорошо. Если кто еще сюда сунется, уши нахрен отрежу, – рявкнул я и подмигнул Забаве, мол, продолжай.

– А княжна твоя, – девушка слегка запнулась, – с Домной Ивановной разговоры разговаривают. И косоглазенький толмач при них, переводит, значит.

– Домна? – коверкая язык, переспросил я.

– Ага, – кивнула Забава, – боярина Старицы жонка. Ну как жонка... Не венчаные они, но живут как муж с женой.

– А ты кто? – стоило больших трудов растолковать вопрос, но Забава поняла и принялась объясняться.

Как выяснилось, она была выкупленной холопкой, читай, рабыней, впрочем, как и почти весь женский состав в поместье. Старица выкупал девушек, а потом, по случаю, пристраивал купцам и прочему состоятельному люду в качестве аманаток, а то и жен. Так сказать, устраивал девам судьбу.

Ну что тут скажешь. Вот не верю я, что благодетельство бескорыстное, но сей факт благородства Старицы отнюдь не умаляет. По большому счету мне дела нет, но все равно, приятно, когда человек раскрывается с неожиданной стороны.

Ну что же, пожалуй, я позволю приказчику выгодно пристроить еще одну девицу. В качестве кого? Просто для души. А там посмотрим. Но чуть позже, сначала присмотрюсь к красавице.

Ближе к обеду, заявилась Федора с визитом. Хотел и ее послать, но передумал. Самому интересно из первых уст узнать, как она здесь устроилась.

Федька вплыла в комнату эдакой величавой павой. За ней проследовала Лизетта и та самая Домна, сожительница Старицы. Поближе рассмотрев ее, я чуть завистливо не присвистнул. Нет, ну красавица, хотя и в возрасте. Хотя какой там возраст, до сорока точно не дотягивает. Последним протиснулся Фен. Похоже, Федька, полностью узурпировала толмача для своих нужд.

– Как вы, папенька? – Федора присела в реверансе, стрельнув глазами на Забаву, робко пристроившуюся в уголке рядом с моей кроватью.

– Лучше, – коротко ответил я. – Ты как устроилась?

– Все хорошо, папенька, хозяйка приняла надлежащим образом. Любо мне здесь. Пожалуй, съеду с когга. Уже приказала вещи перевозить. И твои тоже. Да мальчонку к делу пристроила, неча прохлаждаться. А ты, смотрю, время не теряешь? – Федора пристально посмотрела на Забаву, заставив ее покраснеть и потупиться.

– А тебе то что?

– Да ничего, – Федька пожала плечами. – Не все ж тебе служанку мою мучать. И эта всяко лучше будет, чем та кошка варяжская. Тут такое дело. Меня здесь досе считают твоей женой. Открываться али нет?

Я особо не раздумывал. Таиться смысла никакого нет.

– Открывайся. Что твой дружок сердешный? Узнал?

– Не-а... – Федора презрительно скривилась. – Валенок. Ну и ладно... Ну мы пошли?

– Идите. И смотри там.

– Я всегда смотрю.

После того как они ушли, я обратил внимание, что Забава словно не своя, скорее всего от страха.

– Что с тобой? Боишься?

По интонации поняв, что я спрашиваю, девушка кивнула.

– Да, княже, да... А как прикажет княгиня меня извести? Кто я для нее?

– Не бойся, не прикажет. Это дочь моя... – я изобразил как качаю младенца на руках.

– Понесла от тебя? Теперь нельзя ей с тобой на ложе? – Забава ожидаемо ничего не поняла. – Все равно... боязно...

– Тьфу ты, да нет...

Объясниться все-таки получилось. Впрочем, даже не знаю для чего я старался. Добрый, наверное.

Валяться в постели скоро надоело. Я оделся при помощи Забавы и решил прогуляться по дому. На ближников глянуть, норвежку проведать и вообще осмотреться.

С ближниками выяснилось очень быстро. Со двора доносился молодецкий гогот и рев. Как выяснилось, личный состав вместе с хозяевами изволили забавляться играми в стиле «вырви глаз» и «сломай ближнему спину». Дурковали, в общем.

Добрые молодцы, оседлав друг друга, изображали конную битву, а женский состав подбадривал бойцов одобрительными выкриками, визгом и хохотом. С учетом того, что все были вусмерть бухие, выглядело зрелище довольно эпично.