Текст книги "В тени"
Автор книги: Александр Аввакумов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Где-то в тишине раздались приглушенные голоса. Вскоре из глубины леса показались три мужские фигуры, тащившие парашют и тяжелый вещевой мешок. Они забросили мешок в телегу и в ожидании очередного приказания, посмотрели на Клима. Неожиданно парашютист вытащил из кобуры пистолет и уставился на кусты, за которыми скрывались красноармейцы.
– Ты больше никого с собой не привел? – спросил он Клима.
– Господь с вами, кого я мог привести?!
Николай взглянул на часы и посмотрел на Говорова. Но тот молчал, и это молчание было столь тягостным, что Смирнов готов был вскочить на ноги и бежать в сторону диверсантов, не дожидаясь приказа.
– Что-то случилось? – спросил парашютиста Клим. – Ты весь напрягся.
– Там кто-то в кустах, – ответил диверсант.
Николай понял, что засада обнаружена. Он передернул затвор пистолета.
– Сдавайтесь, вы окружены! – выкрикнул Говоров. – Сопротивление бесполезно!
Утреннюю тишину леса разорвала автоматная очередь, затем другая. Мужчина, направлявшийся в их сторону, взмахнул руками и повалился на землю, пропахшую разноцветьем трав. Бандиты открыли беспорядочный огонь по кустам. Рядом с Николаем зарокотал ручной пулемет, прижавший бандитов к земле.
С каждой минутой на поляне становилось все светлей и светлей. Под прикрытием огня националистов, парашютист начал медленно отползать в сторону хутора. Огонь пулемета отсек его от дома. В какой-то момент стрельба стихла. Каждая из сторон ждала, что предпримет противник.
– Сдавайтесь, вы окружены! Сопротивление бесполезно! – снова закричал Говоров.
Диверсант и бандиты молчали. Они хорошо понимали, что пройдет еще полчаса и станет совсем светло. И это было равносильно смерти, ведь они находились на открытом пространстве, простреливаемом со всех сторон.
– Сдавайтесь! – громко выкрикнул Смирнов.
В ответ прозвучала автоматная очередь. Пули впились в ствол вековой сосны, за которой укрылся Николай, так, что несколько крупных щепок отлетели в сторону.
– Вавилов, возьмите трех бойцов и обойдите их слева! – приказал сержанту Говоров.
Укрывшись за кустами, бойцы начали обходить диверсантов с фланга. Время шло, а диверсанты молчали. Николай терялся в догадках, с чем это было связано и кто кого обходит по флангам. Он посмотрел на часы: оказывается, прошло чуть больше пяти минут, а ему они показались вечностью! Наконец с фланга по диверсантам снова ударил пулемет…
– Не стреляйте, – послышался голос Клима. – Мы сдаемся!
– Бросайте оружие и медленно поднимайтесь!
С земли поднялись трое и подняли вверх руки.
– Отделение, взять всех на прицел! – приказал Говоров и направился в сторону диверсантов.
– Вавилов, соберите оружие! – скомандовал сержанту Смирнов.
Погрузив в подводу убитых бандитов и оружие, бойцы направились в сторону леса, где их ожидала полуторка.
***
Подвода медленно ползла по дороге.
– Лейтенант, – обратился к Николаю парашютист. – Я хочу поговорить с твоим начальником.
– Доставим вас в часть, там и поговорите.
– Смирнов! Ты это о чем шепчешься с диверсантом? – спросил Николая Говоров. – Ты знаешь, что вести разговоры с арестованными запрещено!
– Не знаю, Геннадий Степанович, я в конвойных войсках не служил! Он с вами хочет поговорить….
Говоров подошел к диверсанту.
– Так о чем вы хотели со мной говорить?
Тот бросил взгляд на Смирнова, как бы прося его отойти в сторону.
– Я офицер немецкой армии Ханс Хозер. Я лейтенант, служу в Абвере.
– И что?
– Я военнопленный, а не диверсант. Вы должны относиться ко мне иначе, чем к ним!
– Если это так, то почему вы оказались на нашей территории, ведь мы не воюем друг с другом? А, как же Пакт о ненападении?!
Диверсант засмеялся, посмотрев на Говорова, как педагог на школьника.
– Похоже, вы никогда не служили в разведке и не представляете, для чего подписываются подобные документы. Для победы многого не нужно, главное, чтобы враг поверил, что ты ему друг!
Говоров усмехнулся. Он начинал службу, как контрразведчик, и хорошо понимал, для кого и зачем был подписан этот межправительственный договор.
– На эту тему мы с вами поговорим в другом месте, – ответил Говоров…
Смирнов сидел в палатке и подшивал свежий подворотничок к гимнастерке.
– Давай, заканчивай! – поторопил его заглянувший в палатку Говоров. – Нас с тобой командир полка вызывает!
Николай перекусил зубами нитку и быстро натянул на себя гимнастерку. Надев ремень, он направился вслед за Геннадием Степановичем. Командир полка подполковник Истомин сидел за столом и с кем-то разговаривал по телефону. На большом столе, покрытом зеленым сукном, лежала развернутая карта. Лицо подполковника было сосредоточенным, похоже, он разговаривал с кем-то из больших начальников. Бросив взгляд на вошедших командиров, он, молча, указал им рукой на стулья. Наконец он закончил говорить и положил трубку на рычаг телефона.
– Штаб дивизии, – словно оправдываясь перед ними, произнес Истомин. – Я только что передал им показания задержанного вами диверсанта. Не буду лукавить, в штабе очень озабочены складывающейся оперативной обстановкой. Несколько часов назад, пограничники задержали немецкого перебежчика, который утверждает, что немцы завтра утром начнут наступление.
Он замолчал и внимательно посмотрел на Говорова.
– А что, если это провокация? – не согласился чекист. – Не могут же они напасть на нас без объявления войны! Завтра – воскресенье, значит, если и начнут, то в любой другой день. Воскресенье и у немцев, воскресенье!
– Вот и я так подумал. Директивы из Москвы нет, а инициатива сейчас наказуема. Отдашь приказ и уедешь надолго валить лес в Магадане!
– Правильно рассуждаете, товарищ подполковник. Коли нет приказа, так и не нужно дергаться!
Командир полка перевел взгляд с Говорова на Смирнова.
– Как новенький?
– Хороший командир, – ответил Говоров. – Оставьте его у меня, товарищ подполковник, мне нужны люди!
– Ничем помочь не могу! У меня свои планы на этого лейтенанта.
Он посмотрел на Николая. Тот поднялся и вытянулся по стойке смирно.
– Готов служить там, где прикажите, – голос Николая дрогнул от напряжения.
– Примете роту старшего лейтенанта Гацука. Он в понедельник уезжает в Москву. А, сейчас, отдыхайте, вы свободны.
– Есть принять роту, – счастливым голосом ответил Смирнов.
Николай вышел из кабинета подполковника и направился к палаткам.
***
Смирнов проснулся от нарастающего гула, который доносился с запада. Звук был таким мощным, что на столе завибрировала кружка. Николай вылез из палатки и невольно посмотрел на небо, в котором волна за волной летели немецкие бомбардировщики в сопровождении юрких истребителей. Где-то на востоке загрохотало; Смирнов не сразу понял, что это рвались бомбы.
Кто-то ударил в кусок металлического рельса, висевшего у столовой.
– Тревога! Тревога! В ружье!
Но было уже поздно. Немецкие самолеты, выстроившись в боевой порядок, устремились на военный городок. Взрывная волна, отбросила Николая в сторону. Он упал и потерял сознание. Очнулся он, оттого что кто-то тряс его за плечи.
– Товарищ лейтенант! Поднимайтесь! – услыхал он голос Вавилова.
Голос сержанта был неузнаваемо глухим и доносился как бы из-под земли. Николай пошевелил руками, затем ногами и лишь после этого поднялся с земли. Метрах в тридцати от него догорала палатка командира полка, возле которой зияла большая глубокая воронка…
– Вавилов, собери всех, кто остался в живых. Не могли же все погибнуть!
Сержант козырнул и побежал в сторону клуба. Смирнов с трудом, шатаясь, словно пьяный, направился к уцелевшей палатке. Спавший на койке напротив старший лейтенант Гацук, был мертв. Осколок авиабомбы снес ему половину черепа. Николай натянул на себя гимнастерку, проверил в карманах документы и, прихватив с собой полевую сумку убитого ротного командира, вышел из палатки.
Перед палаткой стояли красноармейцы, их было около сотни.
– Вавилов, а где командиры? Не могли же они все погибнуть от налета?!
– Товарищ лейтенант, многие из них вчера уехали в город. Два командира ранены. Остальные убиты!
– Выходит, я остался один! Раз так, стройся! – скомандовал Смирнов.
Через минуту бойцы построились на изрытом воронками плацу.
– Вскрыть склад с оружием и боеприпасами! – приказал Николай. – Бойцам получить оружие!
– Извините, товарищ лейтенант, но я не могу вскрыть склад без приказа командира полка, – запротестовал командир хозяйственного взвода.
Смирнов смерил его взглядом и, указав рукой на догорающую палатку, предложил старшему сержанту спросить разрешение у убитого командира.
– Что же вы стоите? – усмехнулся он. – Или вы немедленно откроете склад, или я вынужден буду арестовать вас и расстрелять на месте!
Через несколько минут лагерь опустел. Идти по дороге было опасно, немецкие самолеты атаковали все, что по ней двигалось на восток. Они прошли километра четыре, пока не встретили роту красноармейцев, рывших окопы по бокам от дороги.
– Лейтенант, это ваши люди? – обратился к нему капитан с черными петлицами на гимнастерке.
– Так точно, товарищ капитан. Следую в расположение полка.
– Какого полка? Ты что еще не понял, лейтенант? Началась война! Война! Я командир саперного батальона, вернее, того, что от него осталось. Мне приказали организовать здесь оборону, не пропустить немцев в Минск. Это сейчас самое главное, задержать их, не дать им развить успех. Ты хоть это понимаешь?!
– Не знаю, товарищ капитан. Я должен прибыть в полк и там получить приказ.
– Да я тебя сейчас прямо здесь расстреляю за невыполнение приказа старшего начальника! Ты меня понял, лейтенант?! Раз понял, доложи, кто и откуда.
– Остатки второго батальона 613 стрелкового полка. Остальные остались в лагере.
– Немцы в тридцати километрах. Думаю, часа через три они будут здесь!
– Понятно, – ответил Смирнов.
– Вавилов! – окликнул он сержанта. – Занять оборону!
Бойцы начали быстро рыть окопы и организовывать огневые точки.
***
Над головами красноармейцев, почти касаясь верхушек деревьев, пронеслись два «Юнкерса». Самолеты стремительно набрали высоту и, зайдя со стороны солнца, понеслись к земле. Бомбы упали в стороне от позиций, занимаемых бойцами Смирнова. Сделав еще один заход, самолеты улетели.
– Кажется, пронесло, – услышал Николай голос у себя за спиной…
Позади него стоял Вавилов и по-детски улыбался, сверкая жемчужными зубами.
– Почему не в окопе? – строго спросил его командир.
– Да от кого прятаться-то? Дорога пуста, никого нет, товарищ лейтенант.
Смирнов хотел что-то сказать в ответ, но со стороны дороги послышался звук моторов.
– Что это?
– Немцы, Вавилов, немцы, – произнес Николай и прыгнул в воронку.
Вавилов быстро побежал на фланг обороны и сходу упал в выкопанный им окоп. На дороге показались немецкие мотоциклисты, их было около двух десятков. Словно предчувствуя засаду, гитлеровцы остановились на дороге. Наконец последовала команда, и мотоциклисты двинулись дальше. В небо взлетела красная ракета, и в тот же миг по гитлеровцам ударил шквал огня, опрокидывая все на своем пути. Это была ошибка, часть мотоциклистов сумела развернуться, и устремилась обратно, оставив на дороге лишь несколько уничтоженных мотоциклов, да с десяток убитых и раненных солдат. Стрельба прекратилась; только крики раненых немецких солдат раздавались на дороге…
В воздухе послышался вой падающих на позиции русских мин. Взрывы вырывали из земли молодые березки, осколки секли кустарник, засыпая землей бойцов, находившихся в окопах. Обстрел продолжался минут двадцать, а затем на дороге показалось несколько бронетранспортеров и легких танков. Они развернулись и направились в сторону позиций красноармейцев. Когда между танками и окопами осталось метров пятьдесят, из ближайшего от Смирнова окопа выскочил боец и бросился бежать. Он успел пробежать метров десять, прежде чем очередь немецкого пулеметчика срезала его. Вслед за ним из окопов стали выскакивать отдельные бойцы. Бросая винтовки, они устремились к ближайшим кустам.
Николай метнулся в пустующий окоп и, прижав к плечу приклад ручного пулемета, открыл огонь по немецким пехотинцам, выскакивающим из кузовов бронетранспортеров. Заметив это, один из легких танков направился к нему. Смирнов нащупал рукой связку гранат и положил ее рядом с собой. Из соседнего окопа выбрался боец и короткими перебежками устремился в сторону танка. То ли танкисты не заметили его, то ли он оказался в «мертвой зоне» пулеметчика, но бойцу удалось приблизиться к танку метров на пятнадцать. Он размахнулся и швырнул в танк противотанковую гранату. Раздался сильный взрыв, накрывший и бойца. Он упал в траву и попытался отползти в сторону, но гусеницы другого танка буквально вдавили его в землю.
Смирнов швырнул связку гранат и упал на дно окопа. Он ощутил всем телом, как содрогнулась почва. На голову посыпались комья земли. Николай выглянул из окопа. В метрах в десяти от него, пылал подорванный им танк. Остальные танки повернули обратно, выплевывая из себя черные клубы выхлопных газов.
– Живые, товарищ лейтенант? – улыбаясь, спросил его скатившийся в окоп Вавилов. – Здорово вы его гранатой!
– Жив, сержант, – ответил Николай. – Как остальные?
– Капитан погиб, часть разбежалась. Может, и нам сниматься?
– Без приказа нельзя, сержант! Будем держаться до последнего патрона! Подсчитай, сколько нас осталось в живых…
Больше немцы в тот день не атаковали. Утром стало известно, что они обошли стороной этот участок дороги, оставив сопротивляющихся бойцов у себя в тылу.
***
Дорога, по которой двигалась группа, была изрыта воронками от бомб. Сильно пахло кровью и горелым мясом. То тут, то там на обочине валялись трупы домашних животных. Метрах в тридцати от дороги лежала лошадь с перебитой ногой; она ржала от боли и все время порывалась подняться с земли, но ей это не удавалось.
– Котов! – окликнул красноармейца Николай. – Добейте животное, вы же видите, как оно мучается.
Боец передернул затвор винтовки и направился к лошади. Он долго стоял, не решаясь сделать выстрел.
– В чем дело, Котов? Животное добить не в состоянии?
– Не могу, товарищ лейтенант. Посмотрите, она же плачет!
Смирнов вытащил из кобуры пистолет и направился к раненой лошади. Он остановился возле нее. Лошадь словно поняла, зачем к ней подошел человек с пистолетом. Она тихо заржала. Из большого глаза лошади выкатилась слеза. Пистолет нервно задергался в руке лейтенанта. Он закрыл глаза и нажал на спуск. По крупу лошади словно пробежала волна, и она затихла.
Неожиданно в небе снова загудели моторы, это возвращались после бомбежки немецкие самолеты.
«Сволочи! Летают как у себя дома и ни одного нашего самолета», – подумал Смирнов, провожая взглядом армаду «Юнкерсов».
Появление в небе немецких самолетов удручающе подействовало на красноармейцев, все моментально замолчали и как-то притихли. Там, откуда они шли, все дымилось и горело. Облако черного дыма столбом нависло над лесом. Неожиданно один из самолетов, идущих в строю, отделился и, включив сирену, как коршун устремился прямо на них. Это было так неожиданно, что бойцы растерялись. Все стояли на дороге и как завороженные, рассматривали самолет с черными крестами на крыльях.
– Воздух! – успел крикнуть Николай и повалился в кювет.
Тра-та-та! – застучал авиационный пулемет. Не успевший укрыться боец повалился в дорожную пыль. Пилотка слетела с его головы и упала на землю.
Самолет промчался так низко над ними, словно хотел срубить винтами верхушки деревьев. Затем круто набрал высоту и, завалившись на левое крыло, снова понесся к земле. Пули швейными иглами прошили полотно дороги. Стоявшая на ней машина вспыхнула, словно факел…
– В лес! В лес! – закричал Смирнов, чувствуя, что окончательно сорвал голос.
Красноармейцы метнулись под кроны деревьев. Пока самолет делал очередной разворот, они успели надежно укрыться. «Юнкерс» прошел прямо над дорогой, словно охотник, выслеживающий дичь. Затем поднялся ввысь, и скрылся за кромкой леса.
– Похоже, улетел, – выдохнул Котов, обращаясь к Николаю.
Смирнов поднялся с земли и, отряхнув с гимнастерки сухую траву и пыль, приказал построиться. За исключением одного убитого, группа потерь не понесла. Пройдя еще с километр, они наткнулись на сгоревшую армейскую полуторку. На земле возле кабины лежали водитель и молоденькая девушка, в которой бойцы узнали Зинаиду Новикову, медсестру из санитарного взвода полка. Смирнов нагнулся над убитыми, забрал у них документы и приказал двигаться дальше. Где-то недалеко от них шел бой. Было хорошо слышно, как бьют артиллерийские орудия и минометы. Немного подумав, Смирнов принял решение идти к месту боя.
Вскоре они увидели разрушенный военный городок, вернее, то, что от него осталось. Кругом торчали сожженные солдатские палатки, разбитая техника. Похоже, немецкая авиация нанесла удар по спящему летнему лагерю, так как основная масса убитых красноармейцев была в нижнем белье. В дальнем конце городка Николай заметил группку бойцов, словно ожидавших, что за ними кто-то придет. Заметив шагающего к ним командира, они поднялись с земли и быстро построились.
– Где командиры? – поинтересовался Смирнов у одного из бойцов.
Боец, молча, перевел взгляд на сержанта, рука которого была неумело перевязана. Сержант вытянулся по стойке смирно.
– Сержант Грызлов, – представился он Смирнову.
– Доложите обстановку, товарищ сержант.
– Товарищ лейтенант, в расположении летнего лагеря оставались лишь хозяйственный и комендантский взвода; остальные подразделения батальона еще вчера отбыли на новые позиции. Утром, немецкие самолеты полностью уничтожили лагерь. Командир погиб, пришлось взять на себя командование.
– Ясно. Сколько в живых?
– Со мной одиннадцать, трое раненых.
– Как с оружием и боеприпасами?
– Оружия и боеприпасов нет: все было отправлено вместе с батальоном.
– Сержант Вавилов, поделитесь с бойцами оружием и боеприпасами.
Смирнов присел под деревом и закурил.
***
Генерал Мерецков, военный советник Ставки Главного Командования РККА, ехал по опустевшим улицам столицы. Около магазинов стояли люди в надежде купить хоть что-то, что могло впоследствии облегчить жизнь. В большой ценности были: мыло, спички, соль. Прибыв в столицу рано утром, Кирилл Афанасьевич рассчитывал сразу попасть на прием к Сталину, но, как потом оказалось, вождя в Кремле не было. Спрашивать Поскребышева, где он и когда будет, было совсем не безопасно. Потолкавшись немного в приемной Сталина, Мерецков направился к Тимошенко, который в то время возглавлял Наркомат обороны. Открыв массивную дверь кабинета, он уверено зашел и, вытянувшись по стойке смирно, доложил маршалу о прибытии. Хозяин кабинета сидел за большим столом и что-то писал.
– А, это ты, Кирилл Афанасьевич, заходи, присаживайся. Ну, как там, в Ленинграде? – спросил у него Тимошенко.
– Пока нормально, – в унисон ему ответил Мерецков, – держатся.
– Тогда ознакомься с боевой обстановкой на Западном направлении, – предложил Тимошенко.
Мерецков нагнулся над разложенной на столе картой. Бывший начальник Генерального штаба Красной Армии, он мгновенно представил себе картину развернувшихся сражений. Только, сейчас, разглядывая карту, он окончательно убедился, что началась масштабная война, затяжная и кровопролитная.
– Что скажешь, Кирилл Афанасьевич? – поинтересовался Тимошенко. – Молчишь? Вот и я сейчас ломаю голову над тем, что докладывать Сталину.
Он замолчал и снова начал что-то писать, то и дело, обмакивая перо в инкрустированную металлом чернильницу. В тот день Сталина никто не видел, однако его незримое присутствие ощущали все, кто был тогда в Кремле. Не оказалось вождя на месте и в последующие дни.
Мерецков каждый день приезжал в Кремль, заходил в приемную и, встретившись с помощником вождя, молча, покидал помещение. Вот и сегодня все повторилось снова: Сталина на месте не было. Кирилл Афанасьевич шел по красному ковру коридора, стараясь понять, зачем и кому он понадобился здесь, и кому сейчас нужны его советы. Делиться соображениями с Тимошенко он не стал, поскольку тот сам был человеком военным и в качестве наркома обороны возглавлял Ставку Главного Командования. Именно он в это время, вместе с начальником Генерального Штаба Жуковым, подписывал все директивы и указания. Давать же какие-либо рекомендации Жукову, сменившему его на этой должности, было глупо и неосмотрительно: Жуков был не из тех людей, которые прислушивались к чьим-то советам!
Оставался лишь Сталин, которому могли бы понадобиться его опыт и знания, но того не было на месте. На четвертый день Мерецков, улучив момент, когда он остался с Тимошенко наедине, осторожно поинтересовался:
– Скажите, а нас товарищ Сталин не хочет собрать на совещание? К какому числу необходимо подготовиться?
Похоже, вопрос Мерецкова оказался для Тимошенко неожиданным, а может, и не совсем корректным. Он оторвал взгляд от карты и удивленно посмотрел на Кирилла Афанасьевича.
– Кого это нас? – хмуро спросил он, потирая выбритую голову.
– Я имел в виду военных советников, товарищ маршал. Меня, товарищей Жданова, Ватутина, Микояна, Шапошникова, Вознесенского и других.
Тимошенко усмехнулся.
– Ему сейчас не до советников, товарищ Мерецков. Похоже, вы еще не до конца осознали то, что произошло!
Как тогда показалось Кириллу Афанасьевичу, маршал едва не произнес фразу о том, что Сталин и прежде не особо нуждался в чьих-то советах. Однако, еще раз взглянув на него, промолчал. Несмотря на то, что они находились в этом громадном кабинете вдвоем, и каждый считал своего собеседника порядочным человеком, откровенного разговора не получалось.
– Ты помнишь, – обратился Тимошенко к Мерецкову, – как мы докладывали ему план отражения возможной агрессии немцев в отношении нас?
«Интересный вопрос, – подумал Мерецков. – Зачем он спросил меня об этом плане? Какой ответ его сейчас интересует?»
В кабинете повисла тягостная пауза. За это время они оба успели подумать об одном и том же. Мерецков, молча, кивнул. Еще бы ему не помнить тот памятный день пятого октября 1940 года.
***
Перед глазами генерала, словно кадры кино, закрутились те памятные ему дни. После мартовского заседания Политбюро ЦК ВКП (б), посвященного разбору войны с Финляндией, когда была подвергнута резкой критике вся система боевой подготовки РККА, Генеральный штаб, под руководством Шапошникова, все лето сорокового года разрабатывал план сосредоточения и развертывания вооруженных сил СССР на случай войны. Шапошников и он лично полагали, что если придется воевать Красной Армии, то наиболее вероятным ее противником будет именно нацистская Германия, которая рассредоточила значительные силы на границе с СССР. Однако, подобная концепция была встречена руководством страны неоднозначно.
В середине августа 1940 года, когда план был практически готов, неожиданно для Мерецкова последовала команда на смещение Шапошникова с должности, а на его место был назначен он.
– Ну что, Кирилл Афанасьевич, давай, рули штабом. Может, тебе повезет больше, чем мне, – напутствовал его Шапошников. – Да ты особо не переживай: я не думаю, что ты меня подсидел. Этот вопрос решался там…
Он ткнул пальцем куда-то в потолок и, быстро передав дела своему преемнику, покинул кабинет. После его ухода Мерецков достал из сейфа папки и на время полностью погрузился в изучение плана, который, как он полагал, был своевременно подготовлен. Мерецков, как и Шапошников, считал, что главный удар, в случае войны, противник нанесет в Западном направлении, к северу от реки Сан.
Пятое октября 1940 года выдалось дождливым. Дождь, начавшийся еще накануне, шел всю ночь. Кирилл Афанасьевич сидел за столом и перечитывал подготовленный им доклад. Иногда он останавливался и вносил поправки в текст. Ему и раньше приходилось докладывать Политбюро, и он хорошо знал, что доклад должен был быть понятен не только военным. В девять часов утра он, вместе с Тимошенко, прибыл в Кремль к Сталину. Во время своего доклада Кирилл Афанасьевич предложил вождю развернуть все силы РККА от балтийского побережья до Белорусских болот, в сторону дружественной Германии!
Он закончил речь и, положив указку на стол, посмотрел на вождя, который слушал доклад, стоя, прохаживаясь из одного угла кабинета в другой.
– Вам не кажется, товарищ Мерецков, что вы ошибаетесь? – спросил его Сталин. – Ведь для того, чтобы вести войну против нас, Гитлеру нужны богатые промышленные и продовольственные ресурсы Украины, а не болота Белоруссии. Не знаю, как считает Генеральный штаб, но я думаю, что нам сейчас намного важнее укрепить Юго-Западное направление, а не всю линию соприкосновения наших войск.
Вождь подошел к Мерецкову, ожидая от него ответа.
– Товарищ Сталин, Генеральный штаб считает, что для сдерживания сил противника на Юго-Западном направлении достаточно ресурсов Киевского и Одесского военных округов, – четко произнес Мерецков. – Генштаб полагает, товарищ Сталин, что Германия, в случае войны, нанесет в том направлении лишь вспомогательный, отвлекающий удар. Главный удар немцы нанесут на Минск!
В кабинете воцарилась гнетущая тишина. Сталин по-прежнему оставался непроницаемым, ни один мускул не дрогнул на его каменном лице. Те, кто хорошо знал вождя, моментально поняли, что вождь явно остался недоволен ответом Мерецкова. Сталин резко повернулся к Тимошенко.
– Что скажете вы, товарищ Тимошенко? Может быть, и вы считаете Юго-Западное направление более безопасным, как это полагает товарищ Мерецков?
Голос Сталина звучал спокойно и бесстрастно, но именно это и ввергло собравшихся людей в ужас. Нарком обороны только что прибыл с Юго-Западного направления, где знакомился с обстановкой, и теперь должен был высказаться на этот счет. Тимошенко отлично понимал, что в утверждениях Сталина есть определенный логический смысл: враг, естественно, начнет войну с захвата богатых сырьевых, промышленных и сельскохозяйственных районов. Вроде бы, все правильно, однако, существовала и военная диалектика, тщательно проанализированная оперативным отделом Генштаба.
– Вы правы, товарищ Сталин, – тихо произнес маршал и посмотрел на Мерецкова. – Конечно, Украина для Гитлера – лакомый кусочек.
Он хотел еще что-то добавить, но под взглядом вождя, осекся.
– Вот мы и договорились, – радостно подхватил вождь. – Надеюсь, что и товарищ Ватутин с нами согласится.
Первый заместитель Мерецкова, все время наблюдавший за ними, вздрогнул и, вскочив с места, вытянулся по стойке смирно. Он, молча, кивнул и, поймав одобряющий взгляд Сталина, сел на место.
Вождь засмеялся. Вслед за ним засмеялись все присутствующие на совещании члены Политбюро и члены Военного совета Ставки.
– Я, хоть и не профессиональный военный, но кое-что в ваших делах понимаю. Так, что вы, товарищ Мерецков, остались в одиночестве, – весело заключил вождь. – Демократия восторжествовала. Исправьте ваш план отражения агрессии! Если и будем ждать удара, то по Украине, а не по Белоруссии, как вы настаивали. Что теперь скажете? Всегда трудно признавать свое поражение, даже в теоретических спорах!
Мерецков, выходя из кабинета Сталина, отчетливо представлял, что его ожидает в ближайшее время. Предчувствие не обмануло его. В начале января 1941 года Мерецков был освобожден от занимаемой должности, передав ее генералу Жукову. Этому способствовало и второе обстоятельство. В конце декабря 1940 года в Москве состоялось совещание высшего командного состава РККА, на котором присутствовало практически все Политбюро. На совещании пришлось выступить и генералу армии Мерецкову. Кирилл Афанасьевич говорил о недостатках подготовки армии, особое внимание уделил слабостям высшего командного состава и штабов военных округов. Всем, кто присутствовал и слушал доклад, было ясно, что генерал Мерецков связывает этот опасный недостаток с притоком на высшие командные посты молодых, неопытных выдвиженцев, которые заняли освободившиеся сразу после «чистки» армии должности.
Его выступление не осталось незамеченным, и он сразу же попал в число неблагонадежных.
***
– Стой! Кто идет? – раздалось из ближайших кустов. – Бросай оружие или начнем стрелять!
– Я тебе стрельну! – произнес сержант Вавилов и посмотрел на Смирнова.
В кустах сухо звякнул затвор. Этот звук заставил идущих по дороге бойцов приготовить оружие к бою.
– Лейтенант Смирнов! – громко представился Николай. – С кем говорю?
– Бросай оружие! – снова раздался голос из кустов. – Последний раз предупреждаю!
– Оружие на землю! – приказал Смирнов красноармейцам и, расстегнув кобуру, достал пистолет, который положил у ног.
Глядя на командира, сложили оружие и другие красноармейцы. Прошло около минуты, прежде чем из кустов появился боец.
– Кто такие будете и откуда идете? – спросил Смирнова боец. – Часть?
– Веди к командиру! Кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывался? – произнес со злостью Николай. – Сами кто такие?!
Боец промолчал и сделал вид, что не услышал вопроса. Он постоянно оглядывался на кусты, словно боялся остаться наедине с этими измученными переходом бойцами. Наконец он улыбнулся, заметив вышедшего из-за кустов командира. Взгляд Смирнова невольно остановился на его малиновых петлицах.
«Он такой же лейтенант, – подумал Николай. – Только он сотрудник НКВД, а я, командир Красной Армии».
Смирнов козырнул офицеру и представился ему.
– Кто и куда направляетесь? – сухо спросил Николая лейтенант.
– Пытаемся догнать своих. Я – командир роты второго батальона 613 стрелкового полка.
– Документы! – жестко произнес сотрудник НКВД, глянув на Смирнова. – Эти люди с вами?
– Так точно, – по уставу ответил Смирнов.
Сотрудник Особого отдела внимательно изучил документы прежде, чем вернуть их Николаю.
– Назовите фамилию начальника Особого отдела вашего полка.
– Лейтенант НКВД Говоров.
Офицер вернул документы и стал внимательно рассматривать бойцов, двигаясь вдоль строя. Взгляд его был таким колючим и холодным, что Николай на какую-то долю секунды поверил, что сейчас последует команда «Пли» и по ним ударят пулеметы.
– Лейтенант, прошу следовать за мной, – произнес тот и, развернувшись, направился к кустам.
Смирнов, молча, последовал за ним, оставив своих бойцов на дороге. За придорожными кустами виднелась небольшая поляна, на которой находились красноармейцы численностью с роту. Кто-то лежал под деревом, кто-то сидел прямо на земле, подставив под горячее солнце свое обнаженное тело. Они миновали поляну и углубились в небольшой лесок. В тени вековой ели Николай увидел штабную «Эмку». Возле нее стояли несколько офицеров, среди которых он узнал Говорова.
– Как дела, Смирнов? – спросил его Геннадий Степанович. – Я думал, что ты погиб. Мне доложили, что летний лагерь был полностью уничтожен немецкой авиацией.
