Текст книги "Мой дед – врун!"

Автор книги: Александр Архипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Мой дед – врун!

Врун, болтун и хохотун – так себя называет мой дед. Врун – так называет его бабушка. Любя, конечно.

Первый раз дед обманул бабушку очень давно. Они познакомились на «дискаче» или на танцах, как тогда говорили. Дед тогда только вернулся с воинской службы. Бабушка вспоминала, что каждый день, на протяжении двух недель, он с упоением рассказывал беззащитной девочке, как героически служил пограничником на дальней заставе. На танцы он приходил в красивой парадной форме с зелёными погонами. Дед гордо рассказывал, за какие подвиги у него на груди эмалированные значки. И даже разрешал их потрогать.

Дед пел ей песни о том, как они вместе со своим боевым другом и верным напарником Джульбарсом перекрывали контрабандные тропы. Сутками напролёт преследовали нарушителей, ловили их, связывали штабелями, а потом грузили их пачками в вертолёты и увозили… Прямо в тюрьму. А награды: ордена, медали там всякие он не носит. Скромный потому что. Моя юная бабушка слушала моего боевого пограничника-дедушку с широко раскрытыми глазами, крепко зажмуривала их в страшных местах, хлюпала носиком от восторженных эмоций, смеялась над несмешными солдатскими шутками, верила и потихоньку влюблялась.

Прошло совсем немного времени, прежде чем моя бабушка случайно открыла дембельский фотоальбом деда. В нём не было фотографии ни одной собаки, даже дворняжки. Не было дозорных вышек и полосатых пограничных столбов. Зато на каждой странице был дед, то по пояс голый, то в фуфайке. Но везде с лопатой, киркой или молотком и полным ртом гвоздей. Это называлось загадочным и суровым словом – стройбат! Бабушка поняла, что её обманули, но было слишком поздно. Отшумела и отплясала свадьба, потрачены до копеечки подаренные молодым денежки, а в животе у бабушки уже толкалась моя мама.

Второй глобальный дедовский обман случился, когда выросла моя будущая мама. Ну, совсем выросла. Так выросла, что как-то на ужин привела в дом своих родителей моего будущего папу.

Вот мол, так и так… знакомьтесь.

– Игорь.

– И что? – недоверчиво спросил моего будущего папу мой будущий дед.

– Да вот, встречаемся… вроде серьёзно.

– Наливай тогда! – сориентировался мамин папа, увидев оттопыренный на груди пиджак у будущего моего папы.

– Тогда за родителей! – сориентировался и мой будущий папа.

– А дальше чё, Игорь?

А тот ни бэ, ни мэ… Стоит, обои ногтем ковыряет.

– Пойдём покурим, – говорит дед, оттаскивая нашего Игоря от капитального ремонта.

Курят. А дед возьми да и скажи задумчиво так:

– Хочу машину поменять. А вот «Мерседес» продавать жалко. Больно уж хорош. Оставлю-ка я его для внука! Пусть его папка катает.

На следующий день мой папа маме предложение сделал. Свадьба богатая была. И весёлая. Дедушка говорил всем по секрету, что он «свадебный генерал». Рядом сидящие гости им гордились и селфи с ним делали по очереди. «Мерседес», конечно, дедуля родителям моим не подарил. К тому же не внук родился, а я. Сашкой в честь деда назвали. А мой папа сам на машину заработал. Ещё круче, чем у деда.

Вы не думайте, врал дед и по мелочам! Вот, например, в нашей семье он был ответственным за моё физическое развитие и духовное воспитание. Как только с меня сняли последний памперс, он поволок записывать меня на различные секции, в студии и кружки. Искал во мне таланты, так сказать. В чём подвох? О! Это нужно слушать сидя. Мой, тогда ещё пятидесятилетний, равномерно седеющий дед каким то образом распустил слух, что он поздний, но очень состоятельный папаша-одиночка.

Деда клеили все тренерши-разведёнки, демонстративно высоко поднимая ноги и неожиданно при нём плюхаясь на шпагат. Пока в зале меня ставили в третью позицию, в комнате ожидания деда окружали лучшие специалистки по фитнесу, пилатесу и йоге. Он ел из рук спортивное питание и запивал кислородным коктейлем. Дед, высекая искры из кафеля, бил копытом и молодел у меня на глазах. Один раз даже назвал по телефону бабушку Ольгой Владимировной и сказал, что на сегодня она свободна. Просто в это время он перед тренером по латиноамериканским танцам круги сандалиями выписывал и возмущался, что секретарша у него назойливая. Вот я тогда смеялась! Конечно, бабушке я ничего не сказала. Я же не предательница. Только маме.

Процессу омоложения пришёл конец, когда бабуля, забыв ключи от квартиры, приехала к нам на тренировку. Вид спорта мы поменяли на следующий день. Теперь это было фигурное катание. Тренером был Анатолий Петрович!

Не вставайте, если вы сидите. Дальше будет очень жёстко! Мои родители купили новую квартиру, и мы переехали в другой район. К сожалению, пришлось менять и школу. В начале учебного года объявили о родительском собрании. Папа был в командировке, у мамы квартальный отчёт, а у бабушки варенье доваривается, которое на деда оставлять ну никак нельзя. Из совершеннолетних, способных принимать самостоятельные решения, оставался только дед.

Мои долго сомневались, но других вариантов так и не придумали, кандидатуру деда утвердили. Тот оживился, торжественно достал из шкафа строгий чёрный костюм, вытряхнув из карманов нафталин и мелочь времён Советского Союза. Потом оттащил бабушку от варенья, а меня от компьютера, и мы начали его собирать. Дед капризничал, менял галстуки, носовые платки, нервно продувал расчёску и ныл, что двубортные пиджаки сейчас не в моде. А ещё носки одевать не хотел, говорил, что без носков – самый писк, что в телевизоре все так ходят.

На родительском собрании, как и водится, 95% присутствующих составляли женщины. Мамы и бабушки. И только 5% – мужчины. Это был мой дедушка, хотя по физическому весу его было больше. Сделали перекличку. Потом классная руководительница попросила представиться новеньких. В нашем классе их было трое, вместе со мной. Встала мама Серёжи Борисова, представилась. Сказала, что работает в ж/д кассах и что будет рада помочь, если что… Родители оживились и благодарно закивали, записывая телефончик. Потом была бабушка моей подружки Насти Волошиной. Она была на пенсии… поэтому она просто улыбалась родителям, а те просто улыбались бабушке.

Потом был мой дед! Он встал по стойке смирно, одёрнул пиджак, еле застегнув его на все пуговицы, и, откашлявшись в кулак, громко прогремел:

– Лётчик-космонавт России. Заслуженный лётчик-испытатель Российской Федерации Иванов Александр Васильевич. Дедушка Саши Литовченко.

Потом в абсолютно гробовой тишине добавил, как гвозди вколачивая в Доску почёта:

– Два раза… виноват, три раза выходил в открытый космос!

И, развивая успех, окончательно добил тёток:

– На приёме у Путина… лично… за одним столом!

Бабушка Насти Волошиной громко икнула, зачем-то перекрестившись на дедушку, и в пояс поклонилась. Было слышно, как громко, на глубоком вдохе, скрипят лямки лифчика на спине у нашей классухи. Кто-то робко захлопал… и через мгновение весь родительско-педагогический коллектив разразился бурными и продолжительными овациями. Даже техничка тётя Паша, прислонившись ухом к двери класса, громко стучала шваброй по ведру, приветствуя гордость 4-го «В». Потом слово взяла Настина бабушка. Она натянула блузку на остатки груди и предложила моего деда выбрать председателем родительского комитета. Но тут встал дед и корректно поставил в известность коллектив, что мол, польщён доверием, но никак не может. В полголоса объяснив, что связан Присягой и что вызвать (оттуда) его могут в любой момент. Все дружно посмотрели на потолок и понимающе согласились.

А кто помнит фамилии всех наших героев-космонавтов? Их, родимых, уже за сотню. Кто после слов седого исполина в чёрном костюме и галстуке в горошек, как у Ленина, будет биться об интернет и доказывать, что нет такого Иванова на фотографии в скафандре? А вот и есть! Ивановы они везде есть!

Всё это перед сном, вместо вечерней сказки, рассказывал мне дед. Я похихикала и уснула. А на следующий день мой дед, а вместе с ним и я, были главными героями школьных сплетен. Я купалась в славе! Подруги угощали меня пирожными и конфетами, пропускали без очереди в туалет, а пацаны дрались за возможность подержаться за мой портфель и приглашали на дни рождения.

В течение всего учебного года дед сидел в президиумах всех общешкольных мероприятий. Его приглашали на все праздники, юбилеи, а иногда и на педсоветы. А на День космонавтики «живая легенда» даже произнес пламенную речь, после которой два троечника из 3-го «Б» пообещали стать космонавтами. А после линейки дед вместе с трудовиком и физруком заперлись в столярной мастерской. До самого вечера оттуда были слышны тосты за космос, прогресс и Гагарина. А трудовик жалобным голосом, а капелла, спел песню про яблони, которые зацвели на Марсе. Ходили слухи, что «имени его» хотели даже что-то назвать… Но не успели.

А сейчас мы всей семьёй и дедушкой Мишаней, другом деда, сидим на белых жёстких стульях в длинном коридоре с белыми стенами и таким же полом. Все молчат. А за той белой дверью умирает мой дед. Он всегда всем говорил, что у него железобетонное здоровье. Оказалось, что, как всегда, врал! Молча принимал какие-то таблетки, которые сам себе прописал, говорил, что ничего страшного, пройдёт… А теперь вот умирает…

В белую дверь быстро входят и выходят серьёзные тётеньки и дяденьки в белых халатах. На нас не смотрят. Папа не выдержал и побежал за самым главным врачом. Тихо охнула бабушка. Дедушка Мишаня крикнул:

– Можно врача?!

Вернулся папа и, ни на кого не глядя, хрипло сказал:

– Всё…

– Что всё?! Ничего не всё! Что вы, нашего деда не знаете? Он же врун!

Дедушка! Миленький! Ну пожалуйста!

Любовь зла, полюбишь и… таксу

Ну что я могу поделать? Ну не идёт у меня из головы эта смазливая девчонка. Ой! Я сказал «смазливая»? Вот хам! Это всё уличное воспитание. Она просто красавица! Жгучая брюнетка. Изящное стройное тело спортсменки-разрядницы. Длинная тонкая шейка, прямой и тонкий носик говорили о её непременно благородном происхождении. А глаза… Эти карие, пронзительной глубины глаза пронизывали насквозь мою израненную невниманием душу. Ласковый взгляд её удивительных органов зрения приводил моё душевное состояние в необъяснимый трепет и оцепенение. Цок-цок, цок-цок – бежала по дорожкам моя девочка. Цок-цок, цок-цок, и десятки любопытных оборачивались, чтобы хотя бы одним глазком увидеть это совершенство, запомнить и рассказать всем, что наш жестокий мир совершенен, если по нему «цокают» такие ножки. Прекрасен, если в нём живут такие небесные создания! О, как бы я был счастлив поймать на себе её случайный взгляд. Хотя бы метр пройти с ней рядом. По тропинке, по дорожке, да хоть по битому стеклу! Почувствовать её божественный запах и пропитаться им, чтобы потом, лёжа на своём холостяцком неуютном ложе, смотреть на звёзды, нюхать себя и вспоминать эти незабываемые мгновения.

Но однажды чудо свершилось! Я играл со своими друзьями-мальчишками и девчонками в городском парке. Мы бегали и прыгали, бросали и ловили мячик, орали и смеялись от восторга. Нам было очень весело! Но тут вдруг я увидел её. Я узнал бы её из тысячи. Она стояла рядом со своей спутницей, которая что-то возбуждённо рассказывала своей приятельнице, державшей за руку вертлявого мальчишку лет десяти. Моей прелестнице и мальчишке было скучно слушать эти взрослые женские разговоры. Они с большим интересом наблюдали за нашими жизнерадостными играми, постоянно дёргали за руки своих мучительниц и просили их отпустить побегать вместе с нами.

– Ладно, иди порезвись, дорогая. Только чтобы я тебя видела. Ты поняла меня, Рая? – наконец сдалась первая женщина.

– И ты иди, Серёженька. За Раечкой присматривай, – отпустила, наконец, мальчишку вторая собеседница.

Рая! Её зовут Рая! Теперь я знаю, как зовут любовь всей моей жизни! Я стоял как вкопанный, туловище не шевелилось, глаза остекленели. Я видел только её.

– Ромка, Ромка, лови мячик, – весело кричал какой-то мальчишка, запустив в мою сторону резиновый снаряд.

Мячик звонко шлёпнул меня между глаз и отлетел в сторону бегущей по траве Раечки. Она на бегу ловко поймала его, подбежала ко мне и положила у моих ног. Что я должен был делать? Ноги не держали, я весь задрожал от возбуждения и невольно сел, а потом лёг на травку. Мячик лежал перед моим носом. От переизбытка чувств я нежно лизнул его. Передо мной стояла и улыбалась та, которой я посвящал все свои мысли. Та, из-за которой я не спал ночами и готов был выть на луну от безвыходности своего положения. Та, чьё прекрасное имя так созвучно с моим.

– Раечка. Такса, – опустив свои густые длинные ресницы, произнесла моя прелесть. И, изящно присев, напи_́ сала небольшую лужицу.

– Роман, – чуть склонив свою лобастую голову, представился я. – Из биглей, хотя есть и другие версии.

Потом, галантно подняв правую заднюю ногу, два раза сикнул на жёлтый одуванчик.

– Значит, Роман из биглей, говорите? – переспросила знойная красавица, как бы невзначай понюхав мою попу.

– Так точно-с! Из биглей. Роман-с! – пробасил я в ответ, нервно и быстро заколотив хвостиком.

Давно я не вёл себя так глупо, так откровенно по-дурацки, по-мальчишески безответственно. Да и вид у меня был далеко не идеальный. Я сидел, непрерывно мигая своими поросячьими глазками, вывалив из пасти пересохший от переживаний язык, совсем не представляя, как и с чего начать разговор с этим коротконогим ангелом.

– Роман, а давайте в мячик поиграем! Догоняйте! – вдруг пискнула Рая, схватив своими восхитительно белыми зубками зелёный, от долгих скачек по траве, теннисный мячик.

Такса стремительно быстро побежала по лужайке, утопая в густых зарослях давно не стриженной газонной травы, сбивая своим хвостиком мелкие голубые цветочки и запуская в небо белые зонтики отцветающих одуванчиков. Конечно, такие понятия, как «стремительно быстро» и «запуская в небо» у такс имеют несколько иной смысл. Скажите, ну как можно «стремительно» бежать этими коротенькими, не совсем прямыми лапками? А всё, что выше метра, у них уже небо! Но это между нами. Рае – ни-ни!

Раечка бежала, попискивая от удовольствия и наслаждаясь свободой, а я, чуть отстав, не спеша шёл следом, интригующе приговаривая:

– Я щаз кого-то догоню, догоню, догоню…

Как же был счастлив я тогда! Где-то далеко позади остались девчонки и мальчишки, ползающие на зелёных коленках в поисках мячика, две дамы с растерянными лицами и вертлявый мальчик Серёженька, получивший подзатыльник за то, что не уследил за собачкой Раечкой. Мы их уже не видели. Правда, иногда доносился печально-драматический высокий голос, переходящий на гласных в ультразвук:

– Рая! Рая! Ко мне, моя девочка! Раечка, иди к своей мамочке!

«Мамаша, успокойтесь, ваша дочь в надёжных лапах!» – хотелось гавкнуть в сторону асфальтовой дорожки. Мы весело бежали по лужайке, утопая по самые уши в зелёной душистой травке. Её упругие стебельки нежно щекотали нам животики. Мы носились, как сумасшедшие, друг за другом, сбивая одуванчики и поскальзываясь на улитках.

– Привет, Ромка! – вдруг донёсся густой бас откуда-то сверху. – Всё носишься?

Я поднял глаза вверх и увидел огромную голову без ушей, заслоняющую своими размерами солнце и половину парка. Это был мой друг Тайсон. Его величественная фигура стояла на трёх лапах возле куста сирени. Великолепно сложенный торс, могучая грудь, необъятная напряжённая шея, ошейник, застёгнутый на последнюю дырочку, вдруг замерли, как на чёрно-белой фотографии с собачьей выставки. Под кустом сирени журчало.

– Ой, Ромочка, кто это? – нежно пролаяло из-под жёлтого одуванчика.

Журчание резко прекратилось, Тайсон быстро опустил правую заднюю конечность и глубоко втянул себе в нос запахи окружающей среды. Пахло женскими духами Angeou Demon le Secret, совсем как у его хозяйки. А ещё пахло селёдкой и обойным клеем. Это уже от Ромки. Раздвинув своими лапками широкие листики подорожника, к «мужчинам», грациозно виляя рыжим пятнышком на попке, вышла Раечка. Тайсон, галантно сглотнув набежавшую слюну, представился:

– Тайсон Памелла Энжел Америка третий! Американский питбультерьер. Для вас, мадам, можно просто Тайсон.

– Раймонда Сигуэрра Сьерра де Паско. Разумеется, первая. Такса. Можно просто Рая. Между прочим, мадемуазель.

Как же мне было неудобно смотреть на всё это. Скажите, пожалуйста, какие мы породистые! А как на кусты в парке сикать при всех… Я видел, как мелко-мелко задрожал у Раечки кончик хвостика, как заблестели её глазки, спотыкаясь взглядом о бугры мышц на груди у Тайсона. Видел и как этот здоровенный балбес, высунув свой мокрый язык, капал слюной мне на голову, по-щенячьи поскуливая. Надо было что-то делать. Разрядил обстановку далёкий, но такой душевный, а главное, своевременный женский голос:

– Та-а-а-айчи-и-и-ик! Ты где, мой зайчик? Ко мне!

«Зайчик? Вы где таких зайчиков видели? Ничего себе зайчик, весом с полцентнера! А зубищи? Такими клыками только морковкой хрустеть! Я уже не говорю об ушах, которых просто нет!» – возмущённо крутилось у меня в голове.

Тайсон сконфуженно оглянулся на крик, прекратил попискивать и семенить своими лапищами.

– Это моя… меня. Рад был… Идти надо. Ей волноваться нельзя. Давление, знаете ли, – доходчиво объяснил породистый Тайсон и, пару раз гребанув полноприводными лапами по густой траве, лёгкой рысью побежал в сторону запаха любимых французских духов фирмы Givenchy.

Но я-то видел, каким трепетным длинным взглядом провожала моя Раечка этого бодибилдера, играющего всеми группами мышц на моих нервах.

– Рая. Раечка! – пытался дозваться я до любви всей моей жизни.

– А? Ах, какой он всё-таки… Ромочка, вы с ним давно знакомы? – томным голосом спросила меня маленькая собачка, изящно вытягивая длинную шейку в сторону удаляющегося Тайсона.

– Да. Он мой друг. Лучший, – помрачнев, ответил я.

Вечерело. Конечно, у меня был план. Нужно было отвлечь эту породистую су… сударыню от золотого медалиста, лучшего представителя породы, чемпиона чемпионов, объекта мечтаний и ночных сновидений всех мадемуазелей нашего микрорайона. И было чем! Ещё со вчерашнего вечера, как будто зная наперёд сегодняшний расклад, я приберёг немыслимый сюрприз. По лично мной разработанной теории даже самую породистую су… сударыню можно отвлечь, привлечь, заманить и обворожить вовремя предложенным ужином.

Во время обеда на моей подшефной стройке дальнобойщик и мой друг Мишаня нечаянно вывалил себе под ноги из коробочки с домашней едой огромных размеров куриную ногу. Смеялись все, кроме меня. Я просто сидел и завороженно смотрел на эту пахнущую чесночком, с хрустящей корочкой и прилипшими к ней макаронинками огромную ногу курицы рекордсмена. В одно мгновение я вспомнил всё, что знал об Австралии и страусах эму, непосредственных родственниках Мишкиной несъеденной ноги. Длинные прозрачные, как слеза у страуса, похожие на шнурки слюни замёрзшим Ниагарским водопадом струились из моей открытой пасти на песок.

– Убежала, гадина. Ну, на то она и нога, – обречённо сказал Мишаня. – Чё смотришь, Ромыч? Бери. Надеюсь, никто возражать не будет?

Из присутствующих не возражал никто. К тому времени во мне уже было: полкотлеты говяжьей (спасибо девочкам-маляршам), шкурки от трёх сарделек (спасибо Васе-электрику), полбанки пересоленного горохового супа (Вовка, у тебя жена в кого-то влюбилась), приличный кусок «Краковской» полукопчёной (прораб Петрович, моё почтение) и две «жопки» от пирожков с капустой от жмота командировочного. Но два раза меня просить не надо!

Я быстро подбежал к Мишане, благодарно лизнул его пахнущую соляркой руку вместе с ложкой, поднял с земли эту ну очень заднюю куриную ногу и пошёл. Я шёл, путая следы, озираясь и присматриваясь к любому движению, к любому шороху. Хвост замечен не был. Я кошачий имею в виду. Потом старательно вырыл глубокую яму в куче свежего речного песка и быстро закопал свою добычу, пометив сверху для ориентира двумя-тремя струйками. Коты так рыть не умеют. Ну разве я не счастливчик?

– Ромочка, а где ты живёшь? – отвлекло от воспоминаний ангельское поскуливание Раечки.

– Собственно, мои апартаменты тут, недалеко. С моей террасы открывается великолепный вид на вечерний город, парк и речку. Долгими летними вечерами я люблю провожать солнце и встречать первые звёзды, сидя на самом краю самого высокого балкона. Раймонда, я почту за честь… – начал было я.

– К чему так много слов, милый мой, – перебила меня Раечка, нервно облизываясь. – Конечно, пойдёмте. Надеюсь, у вас будет, что перекусить. В это время в нашем особняке подают ужин.

Через десять минут мы были на стройке. Обойдя вагончик сторожа, перепрыгнув через глубокую колею, оставленную огромными колёсами Мишаниного КамАЗа, и съехав на попах по куче мелкого щебня, мы оказались у подъезда недостроенного девятиэтажного дома.

– Вот, собственно, мы и пришли. Моя, так сказать, будка, – скромно объявил я, наблюдая за реакцией Раечки.

Она медленно подняла вверх свою остренькую изящную мордочку. Её длинные бархатистые ушки внезапно завернулись от восторга. Раечка быстро-быстро захлопала своими длинными ресничками и с огромным удивлением пропищала:

– Рома, вы здесь живёте? Сколько же этажей в вашей будке?

– Да я как-то… восемь-девять где-то, – уклончиво ответил я, не понимая, куда клонит эта красотка.

– А прислуга? Сколько же здесь у вас работает людей?

– Много, дорогая! Маляры, штукатуры там… Вовка-электрик.

– Да вы олигарх! А в нашем доме всего три, – восторженно объявила Раечка.

– Возможно, у вас «недострой». Я в этом понимаю. Я в строительном бизнесе, так сказать, не первый год, – прояснил ситуацию я, пропуская даму вперёд на лестничную клетку.

На пятый этаж мы поднялись быстро и весело. Раечку совсем не смутило, что пришлось идти пешком. Оказалось, она за здоровый образ жизни и, вообще, чемпионка по бегу в закрытых и обогреваемых помещениях. В моей спальне был некоторый беспорядок. Перегруженная вешалка для рабочей одежды упала, и по всей комнате валялись спецовки, чьи-то носки, перчатки, фуражки и оранжевые каски, заляпанные цементным раствором. Я вцепился зубами в спецовку почище и подтащил её к проёму в стене, где планировали монтировать балкон.

– А это мой «телевизор», – гордо сказал я, – правда, программ пока всего три. Утренняя, дневная и вечерняя.

Перед нами открывался великолепный вид на вечерний город. Солнце садилось, но ещё было достаточно светло, чтобы успеть насладиться великолепной панорамой. Раечка мельком посмотрела на недопитую кем-то бутылку кефира с пузырьками, на кусок булки, облепленный муравьями, и скромно спросила:

– Ромочка, а когда в твоём доме подают ужин?

– Раечка, в этом доме подают ужин, как только этого пожелает очаровательная гостья, – галантно ответил я, понимая, что с высокого стола кефир и булку не достать и надо быстро бежать к заветной куче речного песка.

Предложив даме, пока меня нет, посмотреть вечернюю программу, я посадил Раечку на спецовку, поближе к проёму в стене, и помчался вниз. Ситуацию спасти могла только она. Задняя нога курицы-мутанта! Только она могла отвлечь мою любовь от воспоминаний о толстой шее, бугристой груди и мускулистой заднице моего лучшего пока ещё друга Тайсона. Уже через минуту я был у заветной кучи речного песка. Пока меня не было, она вдруг увеличилась. Наверное, Мишка вывалил на неё, а значит, и на мою заначку, ещё десять тонн песка. Передовик! Я начал рыть! Рыл… рыл… рыл!!! Нет, вы не подумайте, я знал направление. Просто я не думал, что будет так глубоко. Вспомнил даже про Раю. Таксы ведь норные охотничьи собаки. Может, пусть идёт и роет тоннель к своему ужину?

Мне казалось, ещё чуть-чуть и я услышу перестук колёс состава метро, но тут мой идеально настроенный на запахи нос почувствовал его. Этот неповторимый коктейль из запахов чеснока, чёрного перца и машинного масла. Именно так всегда пахли Мишанины руки, усы, майка на груди и всё, к чему он прикасался, а я потом нюхал. Через минуту я уже пятился назад, выволакивая на свежий воздух консервированную в речном песке гигантскую куриную ляжку. Она была вся в панировке из мельчайших фрагментов различных пород камня и приобрела дополнительный запах речной тины, но она была целой и даже весила чуть больше!

Мои сопли, слюни и слёзы, смешиваясь, капали на продукт в моей пасти, а я, перепрыгивая ступеньки, спешил накормить свою единственную и неповторимую. Рая сидела на спецовке и думала обо мне. Нет, ну а о ком ещё? Не о Тайсоне же?

– Ой, Ромочка, ты так быстро. А что это у тебя так вкусно пахнет? – спросила Раечка, резко рванув на себя куриную ногу.

Раймонда Сигуэрра Сьерра де Паско лежала на спецовке, крепко обхватив своими коротенькими лапками куриную лодыжку. Её ослепительно белые маленькие зубки рвали на части и тщательно пережёвывали куриную плоть. Хруст перемалываемых костей и речного песка с ракушками звонким эхом уносился по подъезду до девятого этажа «моего» домовладения. Спрашивать её – «вкусно ли ей, угодил ли я своей любимой?» – смысла абсолютно не было.

Я сидел под столом, на всякий случай, на безопасном расстоянии. Сидел и не понимал. Не понимал, как в эту длинную коротконогую су… сударыню могла поместиться, по сути, нога небольшого австралийского страуса эму?

Даже костей, на которые я всё же рассчитывал после ужина Раечки, не осталось. Последнее, что я от неё услышал, было шёпотом сказанное:

– Ромочка, почеши меня за ушком, я так лучше засыпаю. И выключи свет, пожалуйста.

Полночи я сидел рядом с раздувшейся Раечкой и почёсывал её за ушком. Она иногда подрыгивала лапками, икала чесноком и улыбалась во сне. Наверное, видела во сне меня. Вот только, как выключить луну и звёзды, я понятия не имел.

На утро у меня тоже был план. Пока Раечка не попросила меня «подать завтрак», нужно было «делать ноги» со стройки и вернуть аристократку домой. То есть в её привычную среду обитания. Я долго уговаривал невесту пораньше выйти на прогулку. Пробежаться по утренней росе, погонять ещё заспанных голубей, отобрать что-нибудь у горластых ворон. Но Раечка то спрашивала, где её лоток для туалета, то просила фильтрованной водички, пока по ступеням подъезда не зашаркали ботинками, поднимаясь на этажи, строительные рабочие. Но не успели мы выбежать из подъезда и подняться на кучу щебня, как от вагончика сторожа послышался срывающийся крик сторожа нашей стройки Кузьмича:

– Дык вон она! Собачонка чёрная! С Ромкой нашим! Её вчера по телику показывали. Пропала она! Деньгу дают большую, кто найдёт! Лови её, братва! Мои десять процентов, ежели чё!

Моментально оживилась стройка. Как будто «чёрную» премию в конвертах привезли. Растопырили руки одни, вытянули шеи другие, начали рыться в целлофановых кульках, в поисках вкусненького для заманухи, третьи. Но я ж говорю, у меня на утро план был. Уходили тайными тропами.

Через полчаса мы прибежали к Раечкиному дому. Мой план был разработан ровно до границы резиденции. Огромные кованые ворота и четырёхметровый каменный забор не могли скрыть изысканную архитектуру трёхэтажного особняка. Эксклюзив. Вы уж мне поверьте. Я давно в строительном бизнесе.

– Не волнуйтесь, Роман. Нас в камеры наружного наблюдения непременно увидят, – успокоила меня Раечка, поглядывая вверх на какую-то трубку со стеклянным окошком и красным огоньком.

И правда! Очень скоро мы услышали стук каблучков по мощёной дорожке двора. Дверь открылась, и на пороге появилась симпатичная молодая женщина в строгом синем платье и белом кружевном переднике.

– Ой! Раюшка нашлась! Сама пришла! А Иннеса Вильгельмовна в полицию поехала. Сказала, что всем им сейчас устроит лёгкую жизнь и план «Перехват» они на всю жизнь запомнят! Ещё кого-то уволить обещала. Иди ко мне, моя девочка, – замурлыкала то, что должна была мурлыкать, женщина в белом переднике.

Раечка лизнула меня в нос, и я почувствовал всё, что она ко мне питала. А именно – лёгкий коктейль из запахов: чеснока, чёрного молотого перца, пережаренной куриной шкурки и речной тины. Ну хоть так!

– Думай обо мне, мой герой! – прошептала такса мне в правое ухо.

Щёлкнули замки, и дверь мягко захлопнулась. Я хотел было уже уходить, но тут дверь снова отворилась и в небольшую щель кто-то сказал:

– Не уходи, красавчик. Я сейчас.

Кто здесь был красавчиком, объяснять не надо было. Через десять минут послышался приближающийся знакомый стук каблучков и на пороге снова появилась широко улыбающаяся симпатичная женщина в кружевном переднике.

– Держи, мужчина. Заслужил! – сказала она, почесав моё левое ухо, и сунула под нос ещё тёплую жареную куриную ножку.

Я очень аккуратно принял из её рук подарок, а мой организм, вспомнив, что голоден со вчерашнего дня, начал выделять слюни, сопли и слёзы одновременно. Женщина, рассмеявшись, ушла, а я съел ножку ещё до того момента, как она успела войти в дом. Конечно, размер был не тот, конечно, была явная проблема с недовложением чеснока и перца, но как же было приятно…

Как же было приятно жрать курицу без песка, ракушек и запаха речной тины!

И заметьте! За всё утро ни слова о Тайсоне!