Текст книги "Мародёры"
Автор книги: Александр Ансуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Ну, по хулиганкам понятно, а по кражам – это правильно. Сколько народу за мешок картошки сидит.
– Правильно, согласен. Но за мешок картошки все равно сидят и сажают. Потому что вышли новые изменения в УК и ввели изменения в административный кодекс, в понятие мелкого хищения. Теперь абсолютно не важно, какой ущерб причинен, если кража произведена, например, из кармана или ручной клади потерпевшего, с проникновением в жилище и т. п. И это теперь квалифицируется по второй части УК, по более тяжкой. Сейчас люди за банку варенья сидят. А если «глухарь», то можно отказать.
– Бред.
– Ха, а у нас такие дела по бомжам в судах проходят. Вот тебе и закон. Статистика, она выгодна всем: прокуратуре, судам. Пытался я однажды прекратить такое дело, по части второй статьи 14-й УК РФ, то есть по малозначительности. Есть такое понятие, что если в деянии содержатся все признаки состава преступления, но само деяние в силу своей малозначительности не представляет общественной опасности, то такое деяние преступлением не является. После этой попытки я из прокуратуры вылетел как ошпаренный. Большинство дел, которые ведет милиция, по сути, не содержат состава именно по принципу общественной опасности. Законом этот термин не расписан. Пора уже вводить жесткое понятие общественной опасности и жестко привязывать его либо к МРОТу, либо к степени тяжести вреда здоровью.
– А почему из прокуратуры?
– Потому что никто не может противоречить прокуратуре. Она решает, какой у нас закон, а все остальные чернь и права на собственное мнение не имеют. Практически все органы, в отличие от судов, находятся от них в служебной зависимости, а прокуратура никогда не признает деяние, которое содержит признаки преступления, но не обладает общественной опасностью, непреступным деянием. Потому что им тоже нужны «палки» в виде выигранных дел в суде, а судам – благополучно рассмотренное дело.
– Да уж, лучше этого не знать.
– Угу, но вещи нужно называть своими именами, представь, как изменилось мое мировоззрение после института. Ну так вот. Чтобы не терять контроль над делами, в МВД создали службу дознания. Сперва это были просто опера, а в старом УПК, еще РСФСР, который действовал до лета две тысячи первого или второго года, не помню уже, слова «дознаватель» вообще не было. Представь, как измывалось начальство над дознавателем при расследовании. Все постановления и даже некоторые протоколы тогда утверждались начальником органа дознания, сейчас поменьше, а тот не утвердит документ, который ему не нравится. А у начальника одна забота – это показатели. Мы сейчас проводим расследования по делам небольшой и средней тяжести. Разница, конечно, есть, но тупорылому законодателю и в голову не пришло, что разница эта минимальна. Дело по преступлению небольшой тяжести по своей сложности может быть такое же, как и по тяжкому. Например, 327-я, это подделка документов. Это же дикость, мы за двадцать дней собираем дело чуть ли не на том. Там же куча экспертиз, с которыми нужно всех ознакомить. 222-е, ну, незаконное хранение оружия и боеприпасов, такие же, как и 228-е, наркотики. Один в один. Аналогичная экспертиза, и все. Но мы заканчиваем такие дела за двадцать дней или за тридцать, а следаки за шесть месяцев. Вот и получается, что дознавателем сейчас работать интересней, если ты хочешь живые дела вести, но не престижно, а следствие сидит и «глухари» штампует. Вообще-то, вести «живое» дело – это счастье. Его заслужить нужно, – добавил грустно Асов, а затем снова продолжил: – И вообще, никто не думает о том, что какую-нибудь справку в дело какая-нибудь организация будет делать месяц. Я уже молчу про освидетельствования. Если кому-то набьют морду, то он будет делать освидетельствование за свой счет. Иначе ему откажут в бюро судебной экспертизы, даже по назначению ОВД. А это освидетельствование необходимо для решения вопроса о квалификации, да и без этого акта дело возбуждено не будет. Тем более никогда этот акт не будет готов в течение десяти дней, в срок, за который мы должны провести проверку. Что делать? Вот и приходится «футболить» эти материалы, нет чтобы разочек «накрячить» это бюро. А если «терпело» не сможет пройти освидетельствование, то тогда этот материал будет вечным гнилым «висяком», его ни отказать, ни возбудить.
– Что же делать?
– Самому идти в экспертизу и проходить освидетельствование за свой счет, пока побои не зажили. Либо идти в больницу и лечиться, чтобы хотя по документам можно было его сделать. Потом расходы можно попытаться компенсировать как процессуальные издержки, но если «терпело» «дуб» или просто отморозок ленивый, который думает, что за него все должны делать, то все бесполезно.
– А что за «левые дела»?
– Ну, – неохотно ответил Асов. – Я как первый раз сел за дела, то мне расписали аж девять таких дел, хорошо, что я их прекратил за отсутствием состава. Это дела для показателей, «палки». Они всегда были, есть и будут, и так как я процессуально-зависимое лицо, то вынужден был их вести. Приходится выкручиваться, но я уже свой выбор сделал и плевал на всех, такие дела я «валю», как могу. И мне такие выкрутасы прощают, потому что сейчас мало таких, кто может «вытащить» серьезное скандальное дело, когда адвокаты «упираются». Вот поэтому меня и терпят, я «чистильщик». Это, конечно же, очень неприятно. Почему «блатные» должны сидеть и пальцем в носу ковырять, а я ношусь как угорелый? Надо бросать все это, увольняться.
– Так бросил бы. Нормальный же парень, уволился бы.
– Не могу. Армия. А знаешь? Ирония в том, что если отменят призыв, то рухнет не армия, а все остальные силовые ведомства. Посмотри, на ком все держится? Кто там служит? Либо такие, как я, или пенсионеры, или отморозки, которых больше нигде не возьмут. Остальное блатное бабье, сидят тихонечко на окладах, пенсию и стаж зарабатывают. Даже в тюрьмах женские смены. Чем они там занимаются, никто не знает, правда. Фишка в том, что даже если отменят призыв и сделают так называемую профессиональную армию, это ничего не изменит. Боеспособности в ней не прибавится. Призывники – это только лишь «пушечное мясо» и дармовая рабочая сила – товар, а вот офицеров призывников нет и никогда не было. Необходимо менять условия службы, может на крайний случай сделать систему военных сборов. Если бы не ядреные ракеты, нас бы давно уже завоевали, а так завоевывают и уничтожают замаскированно. Если бы я знал, что я отслужу нормально, не потеряю года своей жизни и буду служить своему народу, а не тупому и блатному генералу или полковнику, разве бы я не пошел служить? Как говорил отец, сейчас любого генерала можно не сомневаясь ставить к стенке, потому что есть за что. Хоть я…, итак служу.
– А что, так в армию не хочешь?
– После окончания института мне около трех лет осталось до конца призывного возраста. Я посчитал глупым идти на два года в «зону» добровольно. Я сравнивал правила внутреннего распорядка и нормы довольствия в тюрьме и казарме. Может это странно, но в них нет особой разницы. Я отношусь к той категории людей, которые предпочитают десять лет прожить в нищете, но с пользой для себя и своего Отечества, чем хоть год в рабстве. Да, еще когда я в тюрьме служил, мне ребята сказали, что армия – это хорошая школа, но постигать ее нужно заочно. Ребята сказали, что я все правильно сделал. Кроме того, то, что некоторые понимают только через мордобой, унижения, бесконечные отжимания и чистку сортиров, я осознал сам, без этого. А сортиры чистить и дрочить в койке я даже во благо Отечества не соглашусь. По этой причине, кстати, во всех армиях мира этим занимается вольнонаемный персонал. В смысле, драят сортиры. Да, я думаю, что, наверное, был бы не против годик отслужить в армии восьмидесятых годов. – Саша помолчал и добавил: – Учитывая, что мы жили в гарнизоне, то я еще в школе насмотрелся на то, как служат. И просто есть у меня свои причины, армию я ненавижу, как и погоны вообще.
– Как же ты в них оказался?
– Судьба. От нее никуда не денешься. Порой я себя спрашиваю, а зачем? Зачем она меня впихнула в погоны?
В кабине ненадолго повисла тишина, затем Сергей сказал, пытаясь выразить свое мнение, и Саше вдруг стало легче, что Сергей с ним согласен:
– Тут ты прав. Я сам отслужил давно, тоже водителем. Дедовщина и тогда была, но это была абсолютно другая страна и армия. То, что сейчас в ней происходит!.. Я своего ребенка никогда туда не отдам.
– У тебя есть дети? – спросил Асов, зная, что на такой вопрос обычно незнакомому человеку не ответят. Он хотел понять, готов ли Сергей быть искренним с ним.
– Да, – просто и с теплотой ответил Сергей. – Сын, пять лет. А ты женат?
– Нет.
– А что так?
– Времени нет. Даже чтобы выспаться. Вот уволюсь, может быть. Да и не могу я так. Заниматься межполовыми сделками, а потом ребенок растет не в любви. Если нет чувства – значит, Бог положил сдохнуть тебе в одиночестве.
– Нет, ты не прав, – задумчиво ответил Сергей. – Женись ради ребенка и живи только для него, как я.
Асов посмотрел на Сергея: еще никто не отвечал на подобные высказывания Асова таким осмысленным ответом. В этом решении был смысл, но Саша уже думал над подобным вариантом, давно. Несмотря на то что он мог обидеть Сергея, все же ответил, прямо и честно, так, как думал:
– Нет. Так нельзя. Мои родители не любили друг друга, оставались вместе только ради меня. И что? Я хоть и не понимал этого сперва, но чувствовал. Всякое было в нашей семейной жизни, и до рукоприкладства доходило. Тем более в голодающем и замерзающем гарнизоне, – Асов вспомнил, что в один из припадков озлобленности отец сломал ему нос, но сейчас он отогнал эту мысль и решил вообще забыть о ней. Как и большинство детей, он простил своим родителям все, лишь бы они только были рядом. – Вот и я никак не мог себе объяснить, почему же я так часто убегал из дома. Просто чувствовал, что что-то не так, и убегал из дома, когда был ребенком, по-настоящему убегал, а меня ловили. Не хочу, чтобы мой ребенок так мучился. Кроме того, любая семья может разбиться о быт. Любовь иногда может не помочь в таком случае. Я себя-то сам еле-еле содержу, а семью не смогу. Как сейчас найти себе пару, вообще не представляю. Девки сейчас как думают? Они же не любят, они выбирают. Вот что бесит, выбирают. У меня сослуживец был, так он с одной девчонкой сошелся, как-то она напилась и призналась, что она выбирала между мной и им. А это всегда видно, когда девчонка к тебе приглядывается. Так вот, она сказала, как бы в шутку, что у того был мобильный телефон и машина, а по тем времена мобильник вообще был роскошью. А у меня такого не было, естественно. Так что никаких шансов. Приличная такая девушка была внешне. Да и вообще, они какие-то туповатые стали, ленивые, хотя и красивые. Если только не жарятся в соляриях, отчего кажется, что это шахтер. И кто сказал, что это модно? – ехидно вставил Саша. – Тем более не переношу, когда человек ни к чему не стремится. А уж если умные, то такие… – он помолчал, подбирая слово, – корыстные, что клейма ставить негде, прагматичные. Хотя может быть, в том, что я так думаю, виновата моя работа. Я же нормальных людей не вижу. Однако я предпочитаю верить тому, что сам знаю, а не тому, что мне рассказывают другие, либо что написано в дешевых бульварных романах. А видел я в людях больше плохого, всю их подноготную. Возможно, это кара, я всегда чувствую фальшь, обмануть меня сложно, и то один человек может сделать это только раз. Справедливости ради должен отметить, что по большому счету мир все-таки не без добрых людей.
В кабине надолго повисла тишина. Каждый думал о своем, и оба они понимали, что оба правы. Один в своем решении жить ради ребенка, другой в мечте о нормальной семье.
Наконец Сергей свернул под указателем заправки с трассы. Асов быстро выкинул окурок в окно. Вдали проселочной дороги замаячил свет. Радио так и не настроилось, и Сергей выключил его. Проехав по запорошенной снегом дороге, машина выехала на площадку с двумя рядами заправочных колонок, которые были сверху прикрыты металлическим навесом. На заправке автомобилей не было. Почти у самого въезда, там, где дорога расширялась и переходила в асфальтированную площадку, стояла бетонная будка, больше похожая на летний однокомнатный домик. В окне горел свет. Вся площадка ярко освещалась двумя высокими уличными фонарями, висящими над заправочными колонками. Поэтому, несмотря на то, что свет, отражаясь от заснеженного покрытия площадки, немного слепил, под самим козырьком, около колонок, было темно.
Сергей поставил машину между рядами колонок и, не заглушая двигатель, вышел на улицу. Асов тоже вышел за ним. Они стали ждать заправщика. Ночью заметно понизилась температура. Асов почувствовал, как замерзли кончики его ушей. Странно и спокойно было стоять в полнейшей тишине, вдыхая морозный воздух, в который неестественно примешивался запах газа.
Саша застегнул дубленку и, выйдя из-под навеса на свет, стал разглядывать свою тень. На стройном черном силуэте на снегу от головы, в такт мерному дыханию, выплывали пушистые и четкие тени облачков пара его дыхания. Словно чернила в воде, после нескольких витков узоров тени дыхания растворялись и исчезали, оставляя после себя пустоту. Саша посмотрел вниз, на свою грудь и увидел, как выходящий из его носа воздух, сильными и равномерными струями превращаясь в белый пар, рвется вниз, а затем, поднимаясь вверх, отлетает в холод и растворяется. Саша чувствовал кожей лица свое дыхание и вдруг вспомнил слова своего отца: «Мать-природа не дура. Не зря же она дала человеку нос. Холодный воздух опасен. Никогда на морозе не дыши ртом. Именно поэтому, когда ты бежишь по морозу, дыши только носом. Холодный воздух пройдет по носоглотке, согреется и только потом попадет в легкие. И поэтому ты не заболеешь. А если будешь дышать открытым ртом, даже летом во время бега, обязательно простудишься». Асов тогда готовился поступать в институт, тренировался и бегал зимой; после одной из пробежек почувствовал, что у него жутко болит горло, как будто его просто разрывали изнутри.
Мысли об отце опять заставили сжаться сердце, и возникла щемящая, тягучая боль в груди. В уголках глаз появилась влага, тут же превратившаяся в лед и сковавшая липкими прикосновениями ресницы. Саша отогнал все мысли и заставил себя разозлиться на заправщика, который неприлично долго заставил их с Сергеем ждать.
Саша быстрым шагом пошел по направлению к домику, но не успел пройти и половины расстояния до него, как ему навстречу, хлопнув дверью, вышел молодой парень в бушлате и без шапки. Парень, пройдя мимо Асова, поспешил к заправочной колонке. Саша развернулся и пошел за ним. Парень привернул шланг от колонки к горловине заправочной трубки и нажал какую-то кнопку на самой колонке. Колонка затрещала и загудела, а на дисплее запрыгали красные цифры, которые стали изменяться, показывая объем и цену заправленного газа.
– Хорошее давление, – сказал Сергей.
– Да, быстро заправляет, – подтвердил парень. – Сколько?
– Полный, – ответил Сергей.
– О'кей, – ответил парень, и Сашу аж передернуло от отвращения, когда он услышал это идолопоклонское западническое слово: «Лох и раб», – решил он, так как в минуты возмущения любил делать категоричные и поспешные выводы. А в этой глуши услышать столь явное, не соответствующее обстановке слово, не ожидал.
Наконец колонка натужно загудела, из заправочного шланга раздалось шипение, и она отключилась. Парень отсоединил шланг, и от горловины с шипением вырвалось белое облачко смердящего газа. Закинув шланг на колонку, парень заспешил обратно к домику. Саша запомнил сумму на дисплее заправочной колонки и пошел за ним. Парень остановился на полпути к домику и, повернувшись к Асову, сказал:
– Деньги давайте здесь. В домушку не заходите.
– А чек?
– Нужен?
– Да.
– Сейчас вынесу.
Парень вернулся в домик, а Саша остался на улице ждать. Он стал перепрыгивать с ноги на ногу, чтобы согреться. Брюки задеревенели от мороза, и чувствовалось, что они потеряли эластичность. За то время, пока Асов ждал сдачу, Сергей развернул автомобиль и подъехал к Саше. Наконец вернулся паренек, неся сдачу и белую бумажку кассового чека. Саша запрыгнул в кабину автомобиля, и они поехали обратно на трассу.
– Теперь километров на четыреста хватит, – сказал Сергей.
– Ага, – Асов резкими движениями растирал себе уши, которые вдруг как будто бы нагрелись, и теперь их жгло. – Понял, а почему он в домушку меня не пустил? Кто-нибудь так не расплатившись и уедет.
– Боятся. Мало ли что, там же касса, – ответил Сергей, выруливая на трассу, а Саша положил чек в карман своей дубленки.
Саша посмотрел на часы в свете проносящегося за окном машины фонарного столба. До девяти часов вечера оставалось совсем немного времени. Судя по тому, что трасса становилась все более освещенной уличными фонарями, микроавтобус приближался к Москве. Уже не было черной пустоты под звездным небом, когда взгляд упирался в горизонт. Там горело марево мегаполиса, как оттенок света. Все чаще стали встречаться на пути регулируемые светофорами перекрестки.
Горизонт и небо над ним затянулось вязкой мглой бело-серой измороси. Казалось, что мир вокруг превратился в замкнутую грязную комнату, пропитанную сыростью. По мере приближения микроавтобуса к мегаполису потеплело, и от этого повысилась влажность. Обледенелая чистая трасса превратилась в черную асфальтовую полосу, покрытую влажной кашей снега и грязи.
– Смотри-ка, ни одного гаишника. Даже стационарные посты закрыты, – сказал Саша.
– Да, – промычал Сергей, – что-то не видать.
– Еще бы, кому охота торчать в Новый год на трассе.
– А ты в каком отделе работаешь? – спросил Сергей, имея в виду район Опольска.
– Я в ЛОМе.
– Где? – удивился Сергей.
– Это с советских времен осталось. Разговорное название транспортной милиции. Раньше ее отделы называли линейным отделом милиции. Сокращенно ЛОМ.
– А теперь?
– Линейный отдел внутренних дел на транспорте.
– И в чем разница от обычных? – заинтересовался Сергей.
– Да ни в чем. Все то же самое, только образуются они по линейному принципу. ОВД по районам административной единицы, а ЛОВД по федеральным трассам и округам. Подчиняются друг другу по линии, то есть вертикально.
– Значит, гаишники вам подчиняются?
– Да нет. У них вообще свое управление в МВД. Они так же, как и территориалы. Мы обслуживаем объекты на железнодорожном транспорте, водном, воздушном. ГИБДД – это абсолютно другое, это автотранспорт. Как-то один дебильный начальник ГОМа [4] пытался нам сплавить материал по факту хищения документов в автобусе дальнего сообщения. Вот тогда-то я поизгалялся над ним. Представь, назначают начальником, а тот даже не знает элементарного: подследственности и объектов обслуживания. Я тогда в сопроводиловке расписывал ему выдержки из приказов и от себя добавил, типа, что мы также не обслуживаем гужевой транспорт, трамваи и троллейбусы. И ничего, сопроводиловку подписали, поржали. Материал к нам больше не вернулся.
– А ты, если что, сможешь помочь?
– В смысле?
– Ну, у меня вот раз друга на вокзале пьяного задержали.
– Я, конечно, сошка маленькая, но так помогу, конечно. Но нужно учитывать, что и происшествия разные бывают. За некоторые не то что не помогу, а могу и наоборот. Если у нас что-нибудь по мелочи, то это, пожалуйста, без проблем. В любом случае все нужно решать до регистрации материала или до возбуждения уголовного дела. Если же вопрос касается уголовного дела, то тут милиция вообще ничего не решает. Наша задача проста – штампуй дела. А вот что с делом делать, уже решает прокуратура. Только они утверждают ключевые постановления.
– Понятно.
– А ты рыбу ловишь? – поинтересовался Асов.
– Ну да.
– Сетями?
– Не, я только на удочку. Сетями ловить – это самое последнее дело, – вдруг эмоционально и зло ответил Сергей. – А тех, кто электросачком ловит, вообще топить надо.
– Да, правильно. Не столько выловят, сколько убивают.
– Да дело даже не в запорченной рыбе. Она же после электрошока несколько лет икру не мечет.
– Правильно, нереститься не может, – уважительно ответил Саша, – знаешь. У нас по этому поводу считают, что таких рыбаков нужно по пояс загонять в воду и включать электросачок, чтобы эти мрази сами на себе почувствовали, как жить без половой функции. Но я не об этом. Дела по браконьерству – это наша подследственность, так что если с сетями поймают, можешь смело ко мне обращаться. Вся область наша подследственность по таким делам, а ребята из ЛПМа [5] мне многим обязаны. Если, конечно, ты не собрался контрабандить красную и черную икру. Тут уж, извини, сам посажу.
– Да что ты. Что ж я совсем? – засмеялся Сергей.
– Я врать не люблю и обещаю только то, что могу. Так что не обижайся на откровенность.
– Да нет, тут ты прав. Какие обиды.
– Кстати, по 256-й, незаконному лову рыбы то бишь, состав формальный. Только сети закинул, независимо от того, поймал ты рыбу или нет, преступление совершено.
– А чего же тогда по телевизору показывают, что браконьеры скидывают улов?
– А они не улов скидывают, а вещдоки. Кроме того, по гражданскому иску за эту рыбу много платить. А санкция статьи маленькая, условно максимум. Но у нас в Опольске таких пород рыб особо ценных нет.
– Раньше были.
– Как и везде.
– Ты вот говоришь, что дела только прокуратура прекращает.
– Да, официально органы, а фактически они.
– Ну а тебя прокуратура заставляла дела прекращать? Такие не простые дела.
– Заставляли. Но прекращали за деятельным раскаянием, то есть они все равно оставались виновными как бы. В суде бы то же самое было. Когда прокуратура заставляет, деваться некуда. Это труба. Правда, было у меня одно дельце, когда я взбрыкнул.
– И что?
– Натянул более тяжкую статью. Прикинь, злодей был сыном адвоката и до кучи помощником адвоката. Его вся коллегия отстаивала. А когда я стал проверять пацаненка, выяснилось, что он состоит на учете у нарколога как алкоголик. В семнадцать лет поставили. Да еще судим и в колледжах учился по году, пока его не отчисляли за академическую неуспеваемость. Так он «косил» от армии.
– Чем закончилось?
– Его от меня в стационар спрятали. Он еще оказался и с головой пробитой. Дело приостановил до выздоровления, это довольно распространенный ход. Врачи же у нас самые врачеватые, и никак их диагноз не проверишь. На фальсификации не поймаешь. Можно, наверное, но овчинка выделки не стоит. Я один, какой-то вшивый дознаватель, буду переворачивать весь архив больницы? Да меня туда и не пустят, а заступиться за меня некому, если что. Сам прокурор и задвинет меня куда-нибудь. Так что в итоге говоришь себе: да пошли они все. Вот, значит. Дело затянули, а потом вышли изменения в УК, и его деяние декриминализировалось. Но я этому пацаненку, наверное, до сих пор в кошмарах снюсь. Не все так просто в жизни оказалось, как он думал. Меня тогда в том деле не столько само преступление задело, сколько поведение злодея и его личность. Никакого раскаяния. Ходил пьяный по электричке с расстегнутой ширинкой, побил баб-проводниц и разбил стекла в поезде, сопротивлялся гражданским, которые его успокаивали. Поэтому, кстати, вторую часть и натянул. Доказал сопротивление. Выяснилось, что этот помощник адвоката, будущий адвокат, по сути, трутень и уверен в своей безнаказанности. В объяснениях во всем сознавался, вместо подписей ставил восклицательные знаки. В общем, это называется цинизм. Я еще тогда мало с адвокатами общался, меня удивило, что на самом деле все так обстоит. Наверное, сейчас уже где-нибудь практикует, с лицензией. Вот кому-то повезет такого нанять. – Асов замолчал, сдерживая гнев.
– А где найти-то хорошего адвоката, если что?
– Позвони мне, я порекомендую. По 51-й со многими пришлось общаться. Всяких насмотрелся. Но чтобы не ошибиться, бери только тех, кто раньше работал в органах. Причем не просто в органах, а «на земле». Либо бери блатных, которые уже со всеми судьями и прокурорами перепили и вхожи во все кабинеты. Ведь только безбашенный судья или прокурор будут брать мзду через незнакомого человечка. Но есть тонкости. Такой «блатняк» в законах ни бум-бум, один гонор.
– То есть как «на земле»?
– Ну, не отсиживался, а действительно занимался практикой, и не просто практикой в кабинете, а вживую ходил по зоне обслуживания. Вот тебе две категории, есть еще и третья, наподобие пацаненка, про которого я тебе рассказал. Бывшие помощники адвокатов и тэ пэ. Реальной юриспруденцией они никогда не занимались, а бегали только разносить запросы. Два года он таким образом отсиживается и получает юридический стаж. Когда такой человечек получает диплом, стаж у него уже есть, и он получает лицензию. Сам понимаешь, какой это специалист. Человек избежал всей грязи, остался чистеньким и даже не представляет, как создаются документы, а теперь рвется «грести» деньги. Большинство судей, кстати, вылупились аналогично. Походит в коротенькой юбочке по коридорам суда, попечатает секретарем судьи. Там ножки раздвинет, там подогнется и бац, вслушайся: юрист высшей категории и квалификации, двадцать лет безупречной юридической практики, а на самом деле УПК если и читали, то только с конца, с главы «Судебное заседание», то есть где-то четверть, и это в лучшем случае. Большинство в суде просто перепечатывают наши постановления от своего имени, а в последнее время вообще обнаглели и стали требовать вместе с делами дискеты с документами в электронном виде. Чтобы просто копировать, а не печатать. Иначе дело в суд не принимают.
– Ну, про секретарей я слышал, – сказал Сергей.
– Слышать мало, ты еще не общался с таким вот человечком. Становится страшно, когда понимаешь, что у него в голове творится. Надо бы отметить, что адвокат – это вымогатель. Что он есть, что его нет. Дело все равно будет идти своим чередом, во всяком случае, чаще всего бывает так. Сейчас еще сделали так, чтобы адвокат обязательно участвовал в деле. А как он там появится, никого не волнует. Интересный факт: ни в одной адвокатской конторе нет секретариата, чтобы можно было официально затребовать защитника в уголовное дело, то бишь зарегистрировать запрос. В судах тоже канцелярия не регистрирует по входящей постановления об аресте, например, чтобы сроков не пропускать. Судья внаглую требует, чтобы следователь или дознаватель за ручку всех привел к нему в кабинет. В том числе и адвоката, которого подвергнуть приводу ты не вправе. Я когда учился в институте, не думал, что буду курьером, почтальоном и тому подобное. Вот и подумай, много ли желающих так работать. А сколько народу все это поломало! Я не только про организацию следственных действий, я про процесс делопроизводства вообще, со всеми гуманными реформами процессуального закона. Хотя «леваков» и глухарей по сорок штук, это было всегда. Ты даже не представляешь, какая текучка в подразделениях предварительного расследования, особенно в РОВД. Про прокуратуры и управления я промолчу. Но всем на это плевать, руководство и прокуратура предпочитает месячишко списать на «молодого» левак, глухари, просто гнилые материалы, а потом по статье отправить «молодого» в сельское хозяйство. Ирония в том, что так работать начальству безнаказанно, а сейчас просто уже не могут найти кадров. Потому что все, кого использовали, сломали и выбросили, никуда не исчезли. Они просто остались на гражданке, и этих людей все больше и больше, а значит, и информации об этой мясорубке у людей становится больше. Поэтому, я думаю, что желающих заниматься предварительным расследованием больше не будет. Все станут лезть в адвокаты, прокуроры и судьи, чтобы в носу ковыряться и ничего не писать, ни за что не отвечать. Кроме того, еще получать даром власть, большую зарплату, льготы и квартиры. Понимаешь, составить грамотный протокол допроса, да и просто провести допрос – это очень серьезное искусство. Так скажем. А учитывая эту гребаную иерархию, когда на твой труд просто плюют, а с протоколом обращаются минимум неуважительно, желание доказывать пропадает, даже если предположить, что ты любишь это дело, хочешь ловить преступников и восстанавливать справедливость и что ты готовился к этому со школьной скамьи.
– Кстати, – спросил Сергей, – а что за 51-я?
– Ну, это разговорное. 51-я статья УПК раскрывает понятие «адвокат», или права и обязанности, точно не помню, но в этой сфере. Употребляется в смысле участия в деле адвоката за счет государства.
– То есть бесплатно?
– Да, типа бесплатно, сиди себе да подписи ставь. И за это имей часть МРОТа, за несколько часов безделицы. Непыльная работенка. Но учти, что бесплатный он и в Африке бесплатный.
– То есть как?
– Бесплатник для злодея хуже всего. А из дела его убрать потом сложно. Бесплатник ничего не делает, а все результаты следственных действий, полученные в его присутствии, имеют статус неоспоримых доказательств. Отказаться от такого бесплатника злодей реально не может.
Асов замолчал, в горле першило от непрерывного и громкого разговора. Саша сказал пока все, что хотел. Помолчав, он добавил:
– Кофе нужно долбануть.
– Точно, – согласился Сергей. – Я знаю тут кафешку: «Макдоналдс». Еще и поедим.
– У меня бутербродов полно, их нужно прикончить побыстрее, чтобы не испортились.
– Ладно.
Потеплело. Туманное марево ухудшило видимость дороги и растворяло и без того бесформенную кашу снега с грязью. Машина ехала по дороге, которая уже имела статус улицы какого-то города. На технической разделительной полосе стояли голые остовы зимних деревьев, а участившиеся фонарные столбы отбрасывали свой ядовитый оранжевый свет более интенсивно. Таким образом, на ветровом стекле образовалась эстафета огоньков, которые двигались от низа стекла до его верха и исчезали за краем окна. Асов следил за этими огоньками, вновь выпуская сигаретный дым, и одновременно искал взглядом какое-нибудь кафе на обочине.
Это была Москва либо пригород, который уже слился с ней. Только в ней кафе и столовые заменил «Макдоналдс» либо его аналог в виде какого-нибудь «бургера». Впереди показалась вывеска, похожая на знак метро. Сергей свернул с дороги на дорожку, которая огибала одноэтажное здание с большими прозрачными стеклами и неоновыми огоньками рекламы гамбургеров и выводила обратно на дорогу.
«Где это я уже видел? – спросил себя Саша. – Точно, в компьютерной игре и иностранных фильмах. Машина подъезжает к окошку в стене кафешки, водитель говорит заказ, потом машина проезжает дальше, и в другом окошке выдают заказ».
Сергей подогнал машину к окошку, в котором виднелась девушка с прозрачным козырьком в прическе.
