Текст книги "Вовка – брат волшебника"

Автор книги: Александр Охотин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Александр Анисимович Охотин
Вовка – брат волшебника
(Брат – волшебник – 1)

Глава 1. Падение

Вовка сидел почти у самого края. Он пробрался туда по коньку крыши. На скат вставать было опасно: ночью прошёл дождь, и крыша была скользкая. Вот он и уселся на краю конька. Отсюда хорошо виден двор интерната, набережную Оки, пристань. В общем, он сидел там, а во дворе интерната творилось нечто. Вон Гоблин – бегает, машет руками, что-то кричит. Вовка не слушает – не интересно. Ну что интересного может кричать Геннадий Олегович? Всякие ругательства, угрозы? Вовка это уже слышал – каждый день слышит. Так что пусть орёт. Хотя нет, это не ругательства. Вовка прислушался. Странно: Гоблин умоляет его слезть с крыши? Нет, не требует, а именно умоляет. И испуганный он – с чего бы это?

Даже отсюда, с высоты четырёх этажей видно, какой он испуганный. Странно, почему? Вовка стал с интересом наблюдать за происходящим. Внизу суетились учителя, директор, завуч. Там толпились воспитанники интерната, собравшиеся на линейку. На этой линейке он должен был «сознаться» в том, чего не совершал.

Почему-то вспомнилась мама. Вовка всегда её вспоминал, когда ему было трудно, а трудно было не так уж и редко – из-за Гоблина. Бывает, нанесёшь кому обиду – специально, нечаянно ли – а потом места себе не находишь. Хочется всё исправить, извиниться хотя бы, а… нельзя. Уехал тот человек так далеко, что и не найти. Вот и Вовка не мог теперь извиниться перед мамой за все нанесённые ей обиды. Ушла мама в такие края, из которых не возвращаются – умерла она полгода назад… Нет у него теперь никого. Остался он совсем один. А теперь ещё и это… Вовка этого не делал. Он и не смог бы такого сделать – никогда. Гоблин наверняка это знал – просто он Вовку ненавидел, вот и воспользовался случаем…

В чердачную дверь чем-то колотили – пытались выбить. Нет, с дверью они просто так не справятся: дверь железная и без сварщика её не откроют. Вовка надежно её запер железным ломом. Он просунул лом в крепкие, намертво приваренные замочные петли. Так что есть ещё время побыть одному. Есть время подумать, что делать дальше.

«Может сознаться? Всё равно ведь не отстанут» – подумал он.

Но эта мысль пришла только на миг. И правда, сознаться можно в том, что сделал, а так – это не сознаться, а наговорить на себя.

«Нет, нельзя этого делать, не дождутся, – это он теперь решил твёрдо. – Так нельзя. Должна быть справедливость. Вот кто это сделал, тот пусть и сознаётся».

Несмотря на пасмурную погоду, вид с крыши открывался великолепный. Вдоль набережной расположились аккуратные домики; около берега стояла на воде пристань; по Оке плыл белоснежный пароход; по набережной спешили по своим делам прохожие. И почему раньше Вовка не замечал всей этой красоты? Почему он только теперь увидел, как прекрасен этот Мир? Разве ему сейчас до этого? А внизу продолжалась суета. Теперь и директор интерната умолял, чтобы он слез с крыши.

«Интересно, чего это они все такие странные? – подумал Вовка. – Что ли, потому что не могут до меня добраться? Ну и что? Я же не вечно тут сидеть буду. Ну, огорчённые были бы – это ещё понятно. Но чтобы напуганные?!».

Вовка видел, какой неважный у Гоблина вид. Нет, он даже не растерянный, а именно напуганный. Да что там напуганный, Блинов вообще в панике. Да, Геннадий Олегович предстал перед ВСЕМИ в таком вот «несолидном» виде. Таким его никогда ещё не видел. Ведь он всегда выглядел степенным, уверенным в своей непререкаемой правоте. Что же это с ним? Почему он суматошно бегает по двору? Почему он так «нижайше» уговаривает Вовку слезть с крыши?

Неожиданно во двор интерната въехали сразу три машины: милицейская, пожарная и скорая помощь. В дверь больше не колотили. Это и понятно: что толку колотить, если её всё равно так не выбить – нужен сварщик. Из машин вышли люди. Пожарные стали поднимать лестницу. И тут Вовка всё понял:

«Вот дураки-и-и! Что ли они думают, что я с крыши прыгать собрался?! Вот почему они испугались – особенно Гоблин. Понятное дело, в тюрьму-то ему не хочется. Если чего случится, виноват-то он».

Если бы только один Гоблин был в панике, Вовка этому даже рад был бы. Но и Арсений Ильич – директор – тоже не в лучшем виде. А вот директора жалко. Арсений Ильич – очень хороший человек, только вот Блинову слишком доверяет. Он-то не знает, каков его зам на самом деле.

«Ладно, надо вниз спускаться, – решил Вовка, – и стоять насмерть, пусть этот гад даже не надеется, что я на себя наговаривать буду».

Вовка встал и пошёл к чердачной двери. Пока он шёл по коньку, всё было в порядке, но когда он ступил на скат крыши, ноги заскользили и…

Это произошло очень быстро. В ушах засвистел ветер, сквозь который прорвался многоголосый вопль ужаса. Земля неумолимо понеслась навстречу. Это конец… Вовка от страха закрыл глаза…

…Не было удара, не было боли, не было теперь и падения. Главное, стало очень светло… и тепло. Свет Вовка почувствовал даже с закрытыми глазами. Он не понял, что случилось и почему он жив. «А может, я уже не живой? Может мне только кажется, что живой? – подумал он. – Хотя нет, ерунда. Если бы не живой, то и казаться не могло бы…»

Он так и стоял, боясь открыть глаза. Да-да, именно стоял, а не лежал, распластавшись на земле.

– Ну что, так и будешь стоять с закрытыми глазами? – услышал он насмешливый мальчишеский голос.

Вовка открыл глаза и увидел, что оказался на огромном залитом солнечным светом лугу. Перед ним стоит незнакомый мальчишка. На вид он Вовкиного возраста, хотя нет, всё-таки постарше. Воздух наполнен ароматом трав и цветов; лёгкое дуновение ветерка; ярко светит солнце – вот почему так светло и тепло.

Вовка огляделся по сторонам. Позади он увидел здание, похожее на большой старинный замок. Замок заканчивался высокой башней с узкими окнами на самом верху, с конической крышей и длинным шпилем. Вдали за замком виден был город с невысокими домами. В городе Вовка разглядел такие же высоченные, как в замке, башни. Между некоторыми из них были перекинуты висящие над землёй и домами мосты.

– Ну что, всё оглядел? – услышал Вовка голос мальчишки.

– Ты кто? – спросил Вовка.

– Дед Пыхто, не узнал, что ли? – ответил незнакомец.

– Кого не узнал?.. – опять не понял Вовка – он всё ещё не мог прийти в себя после падения.

– Кого, кого… – деда Пыхто! Ну, ты и ненормальный! Я ведь тебя в спальне искал, потом в столовой. Вот не думал, что тебя дурь понесёт на крышу. Я еле успел.

– Чего еле успел?

– Перехватить тебя до того, как ты разбился там, в твоём Мире.

– Так то, что я здесь, это твоя работа?!

– Ага, ты догадливый – моя.

– Как ты это сделал?

– Сделал и ладно. Не заморачивайся на этом. Хорошо ещё, что я вовремя во двор вышел. До земли тебе всего десять сантиметров оставалось. Ну ладно, пошли. Я отведу тебя к Учителю.

– К какому ещё учителю?! К Гоблину?! Не пойду к этому гаду! Что ли думаешь, я буду позориться и признаваться в том, чего не делал.

– К какому ещё Гоблину? Я говорю о моём Учителе, о Главном Хранителе Миров…?

Глава 2. Подстава

Заместитель директора по воспитательной работе был человеком солидным, «правильным» и… тупым. Звали его Геннадий Олегович Блинов. Учащиеся интерната придумали ему прозвище «Гоблин». Это не только из-за имени, отчества и фамилии. Это, скорее, потому что они его, мягко говоря, не любили.

Именно из-за тупости Блинов никогда не сомневался в своей правоте. Он считал, что ученики должны безропотно исполнять все его приказания. Неповиновения он не терпел. Ну и что с того, что эти приказания бывают дурацкими, а глупость Блинова доходит порой до степени идиотизма?

Вовку Блинов невзлюбил, как только он появился в интернате. Это потому что он отказался быть «тайным агентом», а проще, доносчиком. Геннадий Олегович хотел, заставить его доносить обо всём, что говорят ребята, что они делают. Вовка отказался – наотрез. Вот тогда-то и начались придирки.

Гоблин всегда мог найти повод придраться. Он старался показать, что Вовка чуть ли не преступник, что ему одна дорога – в тюрьму. Поводом могло послужить что угодно: не так взглянул, не так понял, не то ответил, не с той ноги встал. Да чего там перечислять? Ведь у нас часто бывает, что кто главнее – всегда прав, а остальные – дураки. Есть такое слово в русском языке – «самодур». Так вот, это слово вполне подходило к Блинову.

А началось история, о которой я хочу вам рассказать, вот с чего. У Антонины Александровны – учительницы младших классов – пропала сумочка. В пропавшей сумочке были деньги, которые она копила на ремонт домика в деревне. Кроме тех денег, там была только что полученная зарплата.

На следующее утро к Вовке подбежала Нинка Голубева. Она сообщила, что под матрасом его кровати нашли украденную сумку.

– Какую сумку? Под каким матрасом? – опешил Вовка.

– Да брось прикидываться. Ту сумку, которую ты украл у Антонины Александровны.

– Я?! Украл?! Да ещё у Антонины Александровны?! – Это был шок. Вовка ни за что не мог бы украсть. Он бы и жить после этого не смог.

Вовке опять вспомнилась мама. Он вспомнил, как она не любила нечестных людей. Вовка – так их вообще ненавидел. Он ненавидел тех, кто может украсть, или ещё чем-нибудь принести человеку горе. Мама всегда ставила в пример отца. Она много о нём рассказывала.

Вовкин отец был следователем. Он расследовал разные преступления. Он никогда не отступал и доводил дело до конца. Ему часто пытались помешать, требовали закрыть дело, угрожали. Особенно трудно было вести дело, когда среди преступников попадались важные чиновники. Но отец был человеком чести и не прогибался. Вот поэтому его и убили…

Отца Вовка почти не помнил. Отец погиб семь лет назад. Вовке было тогда всего три года. В памяти остались только обрывки воспоминаний. Вовка помнил, как они втроём – он, мама и папа – ехали в машине, гуляли в лесу, ездили на дачу. Он вспомнил, как высоко казалось ему, когда папа поднимал его на руки. Вспомнил ещё фотографии, на которых они были все вместе и которые куда-то пропали, когда умерла мама…

…Воспоминания прервались криком Гоблина:

– Вот он голубчик! Полюбуйтесь на этого негодяя! Ну, ворюга, где деньги?!

– Какие деньги?

– Те, что были в украденной тобой сумке, и не смей отпираться!

– Не крал я никаких сумок.

– Я велел не отпираться! Все видели, что вот эта сумка лежала у тебя под матрасом! Как она там оказалась, если ты, гадёныш, её не крал?! Может я её тебе под матрас положил?

Какая-то буря поднялась в душе. С Вовкой такого ещё не было. Он и раньше не любил Гоблина. Хотя, кто из воспитанников его любил? Даже физрук Евгений Иванович недолюбливал Блинова. Но такой ненависти, как сейчас, Вовка никогда, ни к кому не испытывал. Он готов был вцепиться в Гоблина, рвать, царапать, кусать его зубами, как хищник.

– Может и ты!!! – закричал он. – Потому что ты гад, фашист!!!

На мгновение наступила мёртвая тишина. Все просто обалдели от «такой дерзости». Только Антонина Александровна сказала очень тихо:

– Вова, я от тебя этого не ожидала. Разве я тебе сделала чего-нибудь плохого? Я же всегда ко всем относилась по-доброму, и к тебе. А ты так со мной поступил.

– Я не крал, Антонина Александровна, – сказал Вовка. – Я не вор и никогда им не стану, хоть кое-кому и хочется показать, что я вор.

– Вот видите, Антонина Александровна, к чему приводит ваш либерализм! – кричал Блинов. – Я сколько раз Вам объяснял, уважаемая Антонина Александровна, что с этими мерзавцами нужно быть жёстче!

– Ты сам мерзавец! – закричал Вовка и заревел от обиды. Снова наступила тишина.

Этот разговор слышали все: и учителя, и воспитанники интерната. Все видели, как «взвился» Геннадий Олегович, как он орал, брызгая слюнями. Он готов был убить Вовку, и, наверное, так бы и сделал, останься они один на один. Потом, «спустив пар», он сказал:

– Сегодня за свой мерзкий поступок и за грубость по отношению ко мне ты лишаешься завтрака, обеда и ужина! Но это ещё не всё! Когда все позавтракают, мы соберём линейку. Ты, стоя передо мной на коленях, извинишься за нанесённые оскорбления! И добровольно! Слышишь?! Добровольно, сознаешься в своём ужасном поступке! И в том, что деньги ты потратил на сигареты и пиво!

– Геннадий Олегович, – робко произнесла Антонина Александровна, – может, следует разобраться? Вдруг это и правда – не он.

– Вы с ума сошли, Антонина Александровна! В чём тут разбираться?! Что тут не ясного?!

– Я не буду сознаваться в том, чего не делал! – закричал Вовка.

– Будешь, ещё как будешь! – прорычал Гоблин. – Только не в том, чего ты, якобы, не делал, а в том, что ты совершил!

– Посмотрим!

…Не было никакой линейки, потому что когда закончился завтрак, и ребят собрали во дворе, Вовка сорвался с крыши.

Глава 3. Главный Хранитель

– Пошли, – сказал мальчишка, – Учитель ждёт.

– Я не хочу никуда идти, – еле слышно ответил Вовка.

– Придётся, хочешь ты, или нет.

И Вовка понял, что придётся. Мальчишка пошёл к башне. Вовка поплёлся следом. Только тут он увидел внизу башни дверь. Когда они приблизились, дверь, неожиданно, открылась сама собой. За дверью оказалась железная винтовая лестница, ведущая наверх. Мальчишка стал подниматься по лестнице, а Вовка с обречённым видом поплёлся следом.

Комната, в которую они вошли, сильно удивила. Она была похожа на жилище алхимика из кино про средние века. Старинная мебель. На массивных дубовых столах стоят разные колбы, реторты, какие-то механизмы. Там же, на столах, сложены пожелтевшие от времени свитки. На свитках – надписи, сделанные непонятными знаками. Но, несмотря на древнюю обстановку, было там и кое-что современное – огромный жидкокристаллический экран во всю стену.

Учитель сидел в старинном кресле, больше похожем на трон. Он был похож на древнего алхимика, колдуна или волшебника. Казалось, ему немыслимо много лет, но он вовсе не выглядел дряхлым стариком. Нет, он был стар, но был крепок и полон сил.

Старец, с минуту, молча глядел на Вовку, а потом сказал мальчишке:

– Благодарю тебя, Кирилл. А теперь оставь нас наедине – у нас с Владимиром будет долгий разговор.

– Хорошо, Учитель, – ответил мальчишка и пошёл к двери.

Проходя мимо Вовки, он сказал ему:

– Теперь держись. Достанется тебе от Учителя по полной программе.

Старик на это чуть заметно усмехнулся, помолчал, собираясь с мыслями, а потом обратился к Вовке:

– Итак, Вова, то, что ты совершил, – непростительно. Боле того, это преступление против сил света. Ты понимаешь это?

– Но я ничего не делал! Я не вор! Я той сумки даже не видел раньше!

– Я не про это. Я знаю, что ты не крал. Ты никогда и не смог бы совершить столь низкий и позорный поступок. Но ты проявил малодушие. Ты отступил перед несправедливостью.

– Я не отступал… то есть я… я… собирался… – Вовка замолчал. Он не знал, что сказать в своё оправдание.

– Не отступал? Тогда что тебя понесло на крышу? Ты же знал, что ночью прошёл дождь, что крыша скользкая. Кирилл искал тебя, чтобы помочь восстановить справедливость, а ты всё испортил. Из-за своей глупости ты потерял жизнь.

– Но этот… ну… Кирилл, он же… Ну, я же не разбился.

– А если бы не Кирилл? Если бы он не успел? Что тогда? А насчёт того, что не разбился… вот, посмотри.

Старик сделал движение рукой, будто начертав в воздухе невидимый знак. Огромный экран на стене включился и на нём Вовка увидел свой интернат. Он увидел себя, сидящего на крыше. Он увидел учителей и воспитанников интерната, толпящихся внизу и с ужасом глядящих на крышу. Во дворе интерната была паника. Только любимчик Гоблина по прозвищу «Гоблинёныш» спокойно стоял в сторонке и противно ухмылялся.

Вот через ворота во двор въехала милицейская машина, а за ней пожарная и скорая. Потом Вовка, то есть не он, а как будто другой, тот, что на крыше, встал и пошёл по крыше к двери на чердак. Вот он поскользнулся и поехал по скату вниз, а вот уже падает. Под многоголосый возглас ужаса собравшихся во дворе людей он с оглушительным ударом падает на землю. Потом он как-то странно вздрагивает и больше уже не двигается. Вокруг его головы начинает растекаться алая лужица.

Это был такой ужас, какого Вовка никогда раньше не испытывал. Это был шок. Как, оказывается, страшно видеть себя – мёртвого – со стороны. Вовке стало так плохо, что, казалось, лучше и в правду умереть.

Вид на экране переместился во двор интерната. Во дворе интерната происходило нечто. Блинов, схватившись руками за голову, опускается на землю; директор, весь бледный, бежит с милиционерами и докторами к тому страшному месту; Антонина Александровна падает в обморок… Только Гоблинёныш стоит в сторонке и противно ухмыляется.

– Ну что, самому жутко? – спросил старец, погасив экран и взглянув на Вовку.

– Да, – ответил он чуть слышно. Ему и правда было жутко, даже не жутко, а совсем плохо. Казалось, что-то оборвалось внутри, и он еле стоял на ногах. Ещё немного и Вовка упал бы в обморок.

– Вот видишь, к чему приводят необдуманные поступки.

– Но я же не нарочно, я же не хотел… И если я разбился, то почему я здесь и живой? Так же не бывает.

– Скажи спасибо Кириллу. Это он тебя спас – еле успел. А ты знаешь, что ему это стоило? Ты знаешь, сколько энергии ему пришлось потратить?

– Не знаю…

– Ну так вот, Вова, столько энергии не выработает за целый год ни одна электростанция в вашем Мире. А ведь он потратил свою собственную жизненную энергию. Теперь ему придётся очень долго её восполнять.

– Но зачем?! Я же его не просил!

– Он не мог поступить иначе.

– Но как же, я не понимаю, то, что там, и то, что здесь? Там мёртвый, а тут живой?

– Это пока слишком сложно для твоего понимания. Зато, я надеюсь, ты увидел, к чему приводят необдуманные поступки.

– У меня не было выхода. Мне пришлось запереться от них на крыше.

– Неправда! Выход есть всегда! Выхода нет только у слабых, безвольных, людей. А ты не такой. У людей, сильных духом, выход всегда есть.

– А какой у меня был выход? Сделать всё, как велел Гоблин? Наговорить на себя, при всех, да ещё стоя на коленях?

– А что – ты не хозяин своему языку? Твоим языком управляет Блинов? Нет, Вова. Твой язык подвластен только тебе. Он скажет только то, что велишь ему ты.

– Вот я и не собирался на себя наговаривать. Только Вы ведь не знаете Геннадия Олеговича. Он не отстанет.

– Я его знаю. Это очень непорядочный человек. Да, он на всё способен. Но он не может заставить твой язык говорить то, что хочет услышать он. И запомни: такие люди, как ваш воспитатель, на самом деле очень слабы духом; они могут только кичиться своей важностью, а на деле ничего собой не представляют.

– Вы такое говорите о воспитателе? – удивился Вовка.

– Я говорю о нём правду. И неважно, что он воспитатель. Если человек – негодяй, то никакая должность не сделает его порядочным.

– А зачем Вы мне это рассказываете?

– Для того чтобы ты это знал. Ты должен был отстоять правду, а ты, вместо этого, полез на крышу и сорвался оттуда. Теперь некому доказать, что ты не вор. Все продолжают думать, что деньги украл ты. Разве ты хочешь этого?

– Мне теперь всё равно, ведь я уже мёртв. Я видел, что разбился.

– Если бы ты был мёртв, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Ты разбился там, в твоём Мире. Только там разбился уже не ты, а лишь то, что было тобой до того, как Кирилл перенёс тебя сюда. Здесь совсем другой Мир, в других измерениях. А раз ты перенесён в этот Мир, значит, ты жив. Вот если бы Кирилл не успел… но он, к счастью, успел – в самый последний миг.

– И что же теперь будет?

– Не знаю. Этого не знает никто. Всё теперь зависит только от тебя.

– Но теперь же, ничего с этим не поделать!

– Вот так бывает всегда, когда совершаются необдуманные поступки. А ещё хуже, когда эти поступки непоправимые. Сначала сделают, не подумав, а потом не знают, как исправить. Но тебе придется это исправить.

– А как теперь исправить-то?

– Я помогу тебе. На этот раз такое возможно. Тебе повезло, потому что Кирилл был в вашем Мире и искал тебя. Я верну время вашего Мира назад, на сколько смогу. Всё повторится с того момента, когда ты находился ещё на крыше.

– А как вы это сделаете? Вы что, бог?

Я Главный Хранитель Миров – это всё, что я могу тебе сказать. И я прошу тебя, будь осторожен. Это будет первая служба, которую ты мне сослужишь.

– Вам?! А какая вам от этого польза?

– Большая польза. Я охраняю правильный порядок вещей. Я оберегаю Миры от разрушительных стихий. Одна из таких стихий вы, люди. Ваши необдуманные поступки, совершаемое вами зло – всё это ведёт ваш Мир к гибели. Не разбившись, ты уменьшишь количество зла на Земле, а противодействие злу это моя главная цель.

Хранитель замолчал, о чём-то задумавшись, а потом продолжил:

– Это лишь первая служба, которую ты мне сослужишь. Потом, ты должен будешь наказать зло. Это ты должен был сделать раньше. Кирилл для того тебя и искал. Упав с крыши, ты чуть всё не испортил.

– А какое зло?

– А ты не знаешь? Ведь кто-то же украл деньги у твоей учительницы. А у неё двое маленьких детей. Их надо кормить, одевать, покупать игрушки. И это всё на небольшую зарплату. Они во многом себе отказывали, чтобы накопить деньги на ремонт своего домика. Теперь у них всё сорвалось. Разве это не зло?

– Да, это плохо, – согласился Вовка. – Вы ведь не знаете, как мне жаль Антонину Александровну.

– Знаю, потому и разговариваю с тобой. Видишь ли, Вова, то, что подло поступили с твоей учительницей, – это страшное преступление. Этому преступлению не может быть прощения. Но у этого преступления есть ещё одна страшная сторона. Ты не догадываешься какая?

– Нет.

– Ладно, подскажу. Дело в том, что кражу совершили не из-за денег.

– А из-за чего? – удивился Вовка.

– Это сделано для того, чтобы обвинить тебя в краже. Кое-кому хотелось показать, что ты вор. А кому этого хотелось, ты и сам, наверное, догадываешься.

– Догадываюсь. Но ведь не Геннадий Олегович украл деньги?

– Нет, конечно же, не он. Видишь ли, Вова, Блинова теперь посадят в тюрьму – не за кражу, но посадят. Это если ты не исправишь свою ошибку. Но если даже его и посадят в тюрьму, это не значит, что зло будет наказано сполна. Ведь тот, кто по его велению украл и подложил тебе сумку, останется ненаказанным.

– А разве деньги украли по его приказу?! – удивился Вовка.

– Не по приказу, а по велению – это разные вещи. Ну ладно, ступай к Кириллу. Ты будешь жить с ним в одной комнате, пока не сделаешь всё как надо.?