Текст книги "Лондон в ожидании Холмса"

Автор книги: Александр Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Александр Волков
Лондон в ожидании Холмса

Переулки, тупики, туман, копоть. В Лондоне в ХIХ веке вечер напоминает вязкую ночь, утро  – беспросветные сумерки. Грязь и пыль вокруг, камень и асфальт впереди, позади. Сотни тысяч людей живут, как нищие. Копошатся в своих каморках – в каждой комнате по семь-восемь человек. Отвращение, неприязнь, обида, горечь. Эти чувства, как паутина, оплетают обитателей трущоб Ист-Энда. В коконе безысходности они спят и умирают. Чахнут, как цветы, облитые керосином. Как ростки, выдернутые из земли. Или становятся преступниками.

В 1800 году исследование, проведенное в Лондоне – в наши дни его назвали бы социологическим, – показало, что до 10 процентов горожан живут за счет «криминальной, незаконной или аморальной деятельности».

Иными словами, в городе царила преступность. Каждый десятый был нарушителем закона. Такого не наблюдалось и в современной криминальной России. Байроновские разочарованные герои не находили себе места в мире еще и потому, что в мире этом царили низменные, преступные нравы. Власти не могли не отреагировать на одичание общества. Отголоском борьбы с преступностью стали книги о знаменитых детективах.

Один из них, Шерлок Холмс, как гласит мемориальная табличка, ровно сто лет назад, в 1904 году, выбыл из числа жильцов дома 221б по Бейкер-стрит.

Эта каменная, асфальтовая, железная, бензинная, механическая страна  – называется сегодняшним... Лондоном.

Евгений Замятин

В Англию российские туристы приезжают не часто, но те, кто доберется до Лондона, наверняка выглянут из подземки на станции Бейкер-стрит, чтобы побывать в гостях у Шерлока Холмса. Уже на выходе из метро их встречает сам великий сыщик; при нем неизменные шляпа, пальто и трубка. Он приглашает приезжих в Музей Шерлока Холмса, расположенный на Бейкер-стрит, 221б. В этом узком, четырехэтажном доме, как гласит табличка, с 1881 по 1904 годы жил consulting detective Холмс. Наискосок через улицу манит витрина сувенирной лавки Sherlock Holmes Memo-rabilia Company. Неподалеку расположен отель Шерлока Холмса. Кажется, все улики подтверждают, что без Холмса здесь сто лет назад не жилось. Его проницательность, его остроумие, его дедукция не давали покоя преступникам. Он выводил на чистую воду любых негодяев.

Шерлок Холмс и его верный друг доктор Ватсон идеально воплотили образ карающего правосудия – вековую мечту англичан, изнывавших от зла и порока. В джунглях Большого Лондона нельзя было обойтись без великого сыщика, как в лесах Северной Америки столетием раньше – без Следопыта. Джунгли эти были густо заселены людьми – в основном бедными, отчаявшимися, опустившимися, обозленными на весь белый свет. Здесь ошибки и бездействие полицейских могли привести к социальному взрыву. Не привели. Почему, мистер Холмс?

За стенами крепости

В 1800 году число жителей Лондона перевалило за миллион, в 1900 году – за шесть миллионов. С изумлением, ужасом и растерянностью современники наблюдали за бурным ростом мегаполиса. Бурный, он и обещал бурю, восстание низов. В этом городе сам воздух был пропитан пороком, зло гнездилось на каждом углу. Лондон по праву считался столицей преступного мира.

В вечной сутолоке легко было обделывать темные делишки. Конечно, некоторые виды преступлений – например, убийства из ревности или в состоянии аффекта, кражи и грабежи – совершаются везде и всегда. Но если для маленького городка или деревни такое преступление было чрезвычайным событием, то для Лондона ХIХ века – повседневной рутиной.

Газеты то и дело сообщали об очередном неопознанном трупе, выловленном в Темзе, или о зверском разбойном нападении. Подобные известия будили в горожанах самые мрачные фантазии. Дух Потрошителя витал над Лондоном задолго до его появления. В такой обстановке необычайную популярность приобрел афоризм "My home is my castle", "Мой дом – моя крепость". Выйдя за стены этой крепости, как за стены средневекового замка, неуютно чувствовал себя любой человек.

Журналист Генри Мэйхью живописал мрачный колорит трущоб Ист-Энда в серии репортажей, публиковавшихся в 1861-1862 годах под общим заголовком "London Labour and the London Poor", "Пролетарии и люмпены Лондона". В них он показал условия, в которых живут низы большого города, где малейшая неосторожность может привести к непоправимой беде. Воры и убийцы – такая же неотъемлемая часть лондонского быта, как малярийные комары – жизни в тропических странах.

"Уличный грабеж нередко сопровождается удушением жертвы, – сообщал Мэйхью. – Грабежи совершаются с наступлением темноты, особенно туманными ночами. Обычно грабят в проулках в зимний сезон. Негодяй подбирается к человеку, имеющему при себе часы или некоторую сумму денег, и обвивает его шею рукой. Он крепко держит жертву за горло, нападая, как правило, сзади или сбоку. Душитель пытается поддеть человека за подбородок, другой рукой крепко сжимая затылок... В этом положении он удерживает его одну или две минуты, в то время как его сообщники, один или несколько негодяев, вытаскивают из карманов часы или деньги. Если человек пытается защищаться и противится ворам, ему так крепко скручивают шею, что он теряет сознание. Когда ограбление заканчивается, воры пускаются наутек".

Человек, поведавший эту историю журналисту, выжил, но так бывало не всегда. Грабители спокойно могли и убить свою жертву. Очередной труп, найденный поутру, порождал самые жуткие домыслы. Пять убийств Джека-Потрошителя – лишь одна из многих историй того времени; остальные благополучно забыты.

Занимательная топография: вас ограбят, растлят, взорвут

И все же самым распространенными преступлениями в Лондоне викторианской эпохи, то бишь эпохи Шерлока Холмса, были не убийства, а кражи, взломы, укрывательство краденого, хулиганство, мошенничество, шантаж и проституция. Часто преступники действовали сообща. В свое время «банды Ист-Энда» звучало не менее грозно, чем воспетые Скорсезе «банды Нью-Йорка». В них сбивались бродяги и безработные, много было детей и подростков. По оценке Мэйхью, в Лондоне того времени на 2,4 миллиона жителей приходилось более 30 тысяч бездомных детей. У большинства их не было будущего – было только криминальное настоящее. Во главе такой банды обычно стоял известный в городе вор.

В различных районах Лондона были свои "центры" преступности. Так, драки обычно случались в восточной части города; здесь же чаще всего убивали детей и укрывали краденое. В западной части Лондона селились более приличные люди, поэтому здесь чаще совершались кражи со взломом, грабежи и разбойные нападения. Лондонская преступность имела очевидную социальную подоплеку.

В Чипсайде, в самом центре Сити, по вечерам выходили на промысел воры и разбойники, намеренно одевавшиеся, как джентльмены. Они подстерегали прохожих, а еще лучше – мальчишек-посыльных, и отнимали у них деньги и доверенные им ценности.

В портовой части города орудовали речные пираты. Они грабили стоявшие на якоре суда и расхищали товары со складов. В этом районе располагались также мастерские фальшивомонетчиков.

Сбыт порнографической литературы был налажен в Вест-Энде. В середине ХIХ века полицейские напали на склад в южной части Ковент-Гардена и конфисковали здесь сотни непристойных книг и свыше 12 тысяч скабрезных гравюр.

В декабре 1867 года преступность в Лондоне вышла на новый уровень.

С нападения бомбистов на исправительную тюрьму в Клеркенуэлле началась серия террористических актов.

В тот день группа ирландских националистов попыталась силой освободить своих товарищей; в результате нападения были погибшие и раненые. Атаки борцов за свободу Ирландии достигли своей кульминации в 1883-1884 годах. Тогда целями террористов стали редакция газеты "Таймс", Уайтхолл (улица в Лондоне, на которой расположены правительственные учреждения) и даже Скотланд-Ярд, центральное управление полиции.

В одном веселом квартале...

Особого размаха в Лондоне достигла проституция. В начале 1860-х годов наблюдатели насчитывали в Лондоне около 50 тысяч проституток, в том числе примерно пять тысяч девочек моложе пятнадцати лет. Местность в районе Хаймаркета и Лейчестер-сквера из-за обилия там проституток называли «Hell Corner», «Гулящим уголком». Что еще оставалось делать этим женщинам? На что они могли рассчитывать в жизни? Что с них было взять? Что им посоветовать?

"Продайте руки!" – "Они недорого стоят. С утра до вечера надо сидеть в работном доме и к чему-то прикладывать руки. За это тебе заплатят гроши, когда тело заноет так, что хоть в гроб клади!" – "Тогда продайте всю себя". – "Но кому? Я же не могу стоять на улице и торговать своим телом; меня заберут за приставания к прохожим. Что мне делать?" – "Ищите да обрящете!"

В беднейших кварталах Лондона у женщины было мало способов заработать на жизнь. Самый распространенный – проституция. Продажные женщины хоть получали побольше наемных работниц. Власти смотрели на их порочное занятие сквозь пальцы, разве что запрещали шляться по улицам в поисках клиентов. А потому все эти "Мэри-нас-потрогай" каждый вечер слонялись по пивным, пытаясь подцепить какого-нибудь забулдыгу с торчащим из брюк кошельком. Заодно и сами хлестали джин под завязку. Выпив, охотиться было легче, а жить теплее.

У большинства проституток Ист-Энда не имелось даже своей комнаты. Они были и впрямь уличными потаскушками – они жили на улице, уходя спать в приюты для бездомных или публичные ночлежки. Таковых в городе было две-три сотни. Каждую ночь здесь укладывались вповалку 8-9 тысяч человек. Кровать на одного стоила восемь пенсов, на двоих – четыре пенса. Место на скамейке, где спали сидя, обвязавшись веревкой, стоило всего пенни.

Клиенты платили проституткам по два-три пенса; часто расплачивались не монетой, а едой, например, караваем хлеба. В фильмах о Джеке-Потрошителе убийца расправляется с красивыми, стройными женщинами, опрятно одетыми и, очевидно, хорошо пахнущими. На самом деле, героини той мрачной истории скорее напоминали современных вокзальных бомжих.

Относясь к клиентам по принципу "пришел, увидел, победил", проститутки Ист-Энда "все свое носили с собой". Напяливали на себя сразу по несколько поддевок и две-три юбки. Это хоть согревало в сырую, холодную погоду, а такое ненастье держалось большую часть года. На ноги эти "барышни подворотен" натягивали мужские сапоги. В них легче было смыться от врагов или полисменов, а в критическую минуту можно было крепко двинуть сапогом обнаглевшего клиента или товарку, перешедшую тебе дорогу.

Бобби в доме шотландских послов

Свалки и вонь, чердаки и подвалы, пьянство и драки. Смертный бой в каждом доме. Брат избивает брата, муж издевается над женой, отцы колотят детей. В мертвых глазницах домов бродят какие-то тени, но скоро и они отомрут. Страшный город! Кажется, что эти строки Рильке написаны именно о Лондоне ХIХ века:

 
В подвалах жить все хуже,
все трудней.
Там с жертвенным скотом,
с пугливым стадом
Схож твой народ осанкою
и взглядом.
Твоя земля живет и дышит рядом,
Но позабыли бедные о ней"
 

(пер. В.Микушевича)

В Англию российские туристы приезжают не часто, но те, кто доберутся до Лондона, вряд ли поверят, что таким был город всего сто лет назад. Лондон изменился до неузнаваемости – изменился без всяких революций. Немалая заслуга в этом принадлежит тысячам честных «холмсов», боровшихся с преступностью на всех уровнях и должностях. Все они – от рядовых полицейских до министров – совместными, слаженными усилиями вычистили эти трущобы, превратили Лондон в образцовый капиталистический город.

Начиналось все в ту эпоху, которую мы называем "байроновской". Сэр Роберт Пиль, министр внутренних дел, был человеком энергичным. Именно по его инициативе в 1829 году была создана Metropolitan Police Force, столичная полиция. Сделать это было, кстати, нелегко. Британцы гордились своими свободами и не хотели появления у себя "полицейских ищеек". Если жители других европейских стран находились под бдительным присмотром жандармов, то здесь о жандармерии и слышать не хотели. И все-таки Пиль настоял на своем, зная, как жители Лондона боятся приближения темноты, а с ней – воров и убийц. Парламент принял "билль о столичной полиции".

Конечно, и прежде в Лондоне было кому охранять покой горожан. В 1800 году в городе насчитывалось около двух с половиной тысяч ночных сторожей и констеблей. Они патрулировали городские районы, в которых проживали сами и где хорошо знали всех окрестных жителей.

Численность полицейских поначалу определили в три тысячи человек. В среднем на 500 горожан приходился один полисмен. Питомцев Роберта Пиля прозвали "пилерами" (Peelers) или "бобби" (это название дожило до наших дней). Поначалу дела у полисменов шли не лучше, чем у их предшественников. Если констебли порой "знали о каждом горшке на кухне" своих подопечных, то "бобби" не знали и самих подопечных. К тому же низкое жалованье не делало полисменов более решительными.

На первых порах никто и не задумывался о том, что полицейских надо специально готовить. Их пару часов муштровали, да три-четыре дня они несли учебные дежурства в городской страже, а потом все: голубой мундир, черный цилиндр (эта форма просуществовала до 1864 года), и новенький "голубой дьявол" шел исполнять свой долг. Его единственным оружием была дубинка, в то время как противники не брезговали ножами и пистолетами.

Вскоре столичную полицию стали именовать "Скотланд-Ярдом", поскольку ее штаб-квартира располагалась на Уайтхолле, близ Темзы, там, где когда-то, во времена независимости Шотландии (а та окончательно утратила ее в 1707 году), останавливались прибывшие в Лондон шотландские (Scotland) послы.

На первых порах внутри столичной полиции не имелось отдельных подразделений. Лишь в 1842 году после пары громких убийств был создан особый отдел расследований. В его составе поначалу числились два инспектора и шесть сержантов.

Однако город рос, и возрастала преступность. В 1878 году численность детективов в штате Скотланд-Ярда была увеличена. Появился отдел криминальных расследований. К концу ХIХ века Скотланд-Ярд превратился в грозу преступников, хотя скептическое отношение к нему сохранилось среди британской элиты.

В рассказах Конан Дойла его любимый герой не намерен ничего обсуждать с полицией. Он лишь иногда "просит засвидетельствовать свое почтение инспектору и обратить его внимание" на некоторые детали, которые "в отдельности наводят на размышления, а вместе приводят к определенным выводам". Узнав о выводах, сделанных полисменами, Холмс восклицает что-то вроде этого: "Невероятная тупость!"

Однако он был не совсем прав. Структура и методы полиции совершенствуются. В 1890 году центральное управление лондонской полиции – в ней насчитывалось уже около 16 тысяч человек – переехало в новое здание, Нью-Скотланд-Ярд, расположенное близ Вестминстерского моста и Парламента. К этому времени лондонские криминалисты полагались скорее на новейшие научные методы расследований – например, изучали отпечатки пальцев, найденные на месте преступления, – чем на психологические экспромты, выручавшие одиноких детективов.

Метод дедукции был не очень продуктивен, и только такой дилетант, как Шерлок Холмс, мог во всем полагаться на него, подолгу разгадывая тайну очередного преступления. Занятия Холмса были изысканным способом скрасить досуг, решением "прелюбопытных головоломок". Преступники же продолжали загадывать ребусы, нимало не считаясь с тем, успеет ли их разгадать единственный в своем роде сыщик. Лондонских детективов ждало не развлечение, а потогонная работа. Улики, допросы, "пальчики"... В этой рутине не было места яркой личности вроде Холмса. А его самого не было нигде.

Мечта о великом одиночке

Мистер Холмс неизменно называл свой метод научным; он исследовал кровь и отпечатки ног, замеченные на месте преступления, профессионально разбирался в ядах, применял в своей работе лупу и микроскоп. Однако его действия все же имели мало общего с тогдашней полицейской практикой. К полиции создатель «Приключений Шерлока Холмса», сэр Артур Конан Дойл, относился, как я уже сказал, пренебрежительно. Читая его книгу, трудно понять, какими преступлениями в основном занимались тогдашние криминалисты. Сам Холмс чаще всего имел дело с тщательно спланированными злодействами. Они-то как раз и были тогда редки. Холмс с неизменным успехом распутывал преступные замыслы, отыскивал логику в иррациональном обаянии зла. Его коллеги нередко терпели поражение; самым громким их победителем стал Потрошитель.

Лишь критики пытались победить самого Холмса. Они говорили, что Конан Дойл прибег к плагиату, заимствовав героя у Эдгара Аллана По. В рассказах американского писателя, и верно, действовал частный детектив, которого звали месье С.-Огюст Дюпен. Это был человек, наделенный аналитическим дарованием. Он тоже любил на досуге упражнять свои способности, разгадывая тайны странных историй. Сама структура рассказов Конан Дойла напоминает структуру новелл По.

Такой взыскательный критик, как Сомерсет Моэм, даже вынес убийственный приговор: "Я перечел все сборники рассказов Конан Дойла. И нашел их на удивление убогими. Завязка умело вводит в курс дела, обстановка описана прекрасно, но истории он излагает малоубедительные, и, дочитав их до конца, испытываешь чувство неудовлетворенности. Много шума из ничего" (пер. Л. Беспаловой).

Однако можно ли без обиняков называть рассказы Конан Дойла простым подражанием Эдгару По? Не случайно ведь мало кто помнит детектива Дюпона; у него нет яркого характера; он лишь приложение к очередной странной истории – живое приложение, в голове которого хранится готовый ответ на все вопросы.

Другое дело – Холмс. Он то работает по пятнадцать часов кряду, а порой и несколько суток подряд, а то лежит больной в номере случайно подвернувшегося отеля; то размышляет и действует, а то скучает и курит трубку. Кто-то считает его "самой совершенной мыслящей и наблюдающей машиной, какую когда-либо видел мир", а кто-то – "самым беспорядочным существом в мире", чьи привычки "могли свести с ума любого человека", живущего рядом. Он – крайне противоречивый человек, художник и эксцентрик, расследующий преступления чистого искусства ради. Он – "скрипач, боксер, владеет шпагой, юрист, отравляет себя кокаином и табаком".

Короче говоря, он – сын Fin de siecle, "конца века"; он – декадент, порой странно напоминающий оскаруайльдовского Дориана Грея. Тот "в погоне за ощущениями, новыми и упоительными,.. часто увлекался идеями, заведомо чуждыми его натуре,.. а затем, постигнув их сущность, насытив свою любознательность, отрекался от них" (пер. М. Абкиной). Точно так же Шерлок Холмс увлекался идеями чужих преступлений, а затем, постигнув их сущность, снова погружался в нервическую меланхолию.

Если бы Шерлок Холмс не был наделен таким ярким, колоритным характером, вряд ли почитатели его приключений вот уже второе столетие перечитывали бы несколько десятков рассказов о нем, вряд ли Холмс стал бы фигурой не только культовой, но и мифической. Его черты "Конан Дойл вдалбливает в сознание читателей с тем же упорством, с каким мастера рекламы превозносят мыло, пиво или сигареты, – ворчливо замечал Моэм, но и он был вынужден признать триумф ненавистных ему писателя и героя. – И с не менее прибыльными результатами".

 А ведь результаты и впрямь налицо! Преступность в Лондоне заметно снизилась. Социального взрыва не произошло. И если не сам мистер Холмс, фигура мифическая, стал виновником этого торжества справедливости, то его многочисленные коллеги, полисмены – они лишили Лондон звания "столицы преступного мира". Когда подобное скажем мы о Москве или "бандитском Петербурге"?

Конан Дойл придумал Шерлока Холмса и доктора Ватсона в 1887 году. Они стали персонажами его повести "Этюд в багровых тонах". Повесть не принесла ожидаемого успеха, и эта неудача натолкнула автора на мысль, что он выбрал неверную форму. Детективные истории должны быть емкими и короткими. Для них лучше всего подходит форма рассказа. Приключения надо пересказывать увлекательно. Тогда, взяв за образец новеллы Эдгара По, британский прозаик написал несколько рассказов о Шерлоке Холмсе. Первый из них – "Скандал в Богемии" – появился в июле 1891 года. Эти рассказы принесли Конан Дойлу успех.

Впрочем, писателю быстро надоел его проницательный персонаж. Конан Дойл считал детективный жанр низким, второсортным, ему хотелось писать историческую прозу. Уже в 1893 году появляется рассказ "Последнее дело Холмса". На последней странице читателя ждал неприятный сюрприз. Его любимый герой упал в пропасть, где навеки осталось лежать тело "искуснейшего поборника правосудия своего времени".

Этот грустный финал возмутил даже королеву Викторию. Читатели постоянно протестовали, и наконец восемь лет спустя писатель воскресил своего героя. Последний рассказ о приключениях Холмса был опубликован в 1927 году, всего за три года до смерти Конан Дойла.