Текст книги "Вира Кровью (СИ)"

Автор книги: Александр Пересвет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Другие диверсанты – Александр перестал в этом сомневаться – жёстко, едва не пинками, подняли не сопротивлявшихся гражданских. Скрутили им руки пластиковыми стяжками и поволокли в «зелёнку». Точнее, к лесозащитной полосе справа от поля.

Там ждала «буханка», одно зеркало которой было украшено георгиевской лентой. За рулём сидел гражданский. Из местных, что ли? Интересные дела!

В салон их впихивали тоже быстро и безжалостно, невзирая на состояние, – а поди-ка, не запыхайся, пробежав метров триста со связанными руками, да ещё через балочку перекарабкайся!

Сумки писателей тоже забросили в салон. Хорошо, нетбук дома оставил – вся работа там. А значит, и люди, с которыми разговаривал, брал интервью, которых фотографировал. Хоть тут повезло – никого не подставил! А то хорошая добыча для разведки была бы, какая бы из них ни стояла за напавшими военными.

До слёз жалко было ребят – весёлых, чубатых, с этим прелестным казачьим говорком! Десять минут назад разговаривали, шутками обменивались – и вот! Лежат, кто убитый, кто в машине обугливается горящей.

Никто до сих пор не сказал ни слова. То есть Сергей что-то пытался вякнуть протестующее, но получил затыльником автомата болезненный удар по рёбрам, вкупе с очень угрожающим шипением диверсанта, и предпочёл замолчать.

Визжа и качаясь, «буханка» выбралась на неровную дорогу, прибавила скорости. Потом свернула на совсем убитую дорожку. По правую сторону проволоклись домики заброшенного вида – похоже на дачный посёлок. Александр старался запоминать всё: мало ли, как жизнь обернётся, может, придётся по этому пути к своим выбираться…

Дальше была высадка из машины, снова бег по пересечёнке. Открылась река. К ней их и погнали. Совсем плохо. Судя по расстоянию, которое проделали, доставляют в расположение укропов. Значит, украинская разведгруппа. Точнее, разведывательно-диверсионная, раз людей на дорогах выкрадывает, а потом на свою сторону волочёт… Значит, вся эта провокация – чья-та продуманная операция с некоей сверхзадачей.

Два журналиста, два писателя. Аж из самой Москвы! Хороший пропагандистский, а затем и обменный материал! На ту же Мавченко, к примеру. Хотя, ту, пожалуй, не отдадут – слишком большая ставка на нее. Да и следствие официальное идёт. А вот обменять их на кого-нибудь ценного из тех, кто в руках ополченцев, – вполне возможно!

Поможет ли аккредитация журналистская? Всё же – собкор РИА. Душу, конечно, потерзают, но в конце концов передадут России. Оружия у них нет, все – в гражданском, к тому же взяты группой захвата не на украинской стороне, а на своей, пусть она и не признана…

И кто же мог их сдать укровской ДРГ, чтобы она вот так точно знала маршрут? И каков вес разработчика этого плана, коли диверсанты не побоялись напасть на группу гостей вот так, почти на глазах у ополченцев, в близком их тылу?

А может, свои слышали перестрелку и уже мчатся сюда на выручку? Сколько там до Первомайска осталось – он даже виден был уже. Перемирие же, по идее, – обстрелы должны привлекать внимание…

* * *

Но дальше стало совсем плохо. Скорость движения не уменьшилась, зато с боевиков на их стороне словно спало какое-то самоограничение. Ну, да, прежде они торопились молча и деловито, чтобы с чужой территории уйти. А теперь они уже на своей. То есть добычу взяли, к себе домой принесли, и отныне любое её, добычи, сопротивление – злостная диверсия против таких удачливых захватчиков.

Чуть охолонули только через километр, а то и больше, – когда добежали до места, где за деревьями пряталась ещё машина. На сей раз – медицинская, скорой помощи. Да, ничего себе организация! Как в кино про лихие 90-е…

Поскольку шестеро бандитов и четверо заложников в машину не помещались, то пленников просто покидали на пол, а похитители уселись на них сверху.

Это было тяжело и унизительно. А вот диверсанты ощутимо расслабились.

– Смирно лежите, москалики, – издевательски произнёс один из них. – А не то прирежем вас здесь, и фамилий не спросим…

И довольно захохотал. Ему вторили другие.

– Ничего, небось, недалёко, – проговорил другой, причём на совершенно чистом, даже «московском», русском языке. – Дальше ещё машина ждёт. Помните нашу доброту. Могли бы вас дотуда пешком гнать, пока не сдохли бы…

При этом край его берца болезненно впился в позвонок Молчанова. Нарочно ведь давит, гад!

Плюс дорога тут… Подбрасывало так, будто ехали по воронкам. А может, по воронкам и ехали? Ведь передний край. Впрочем, тут, на Донбассе, и без всякой войны трассы республиканского уровня так разбиты, будто их бомбили. Похоже, все годы незалежности никто их не ремонтировал.

Было больно, тяжело и унизительно. И ничего не сделаешь! Уже и кисти рук начали затекать…

Но всё когда-нибудь заканчивается.

Машина затормозила. Похитители выбрались наружу, не преминув напоследок вальяжно пройтись ребристыми подошвами берцев по пленникам.

Корзун не выдержал, прошипел зло: «С-суки»…

– Ну-ну, – лениво, вроде бы даже одобряя, проговорил последний из покидающих салон бандитов. – Скоро ты иначе запоёшь. А я тебя отмечу, чтобы запомнить!

И прицельно пробил ему прикладом по лицу. Что-то рассёк, потому что сразу показалась кровь. Но силу удара, видно, умерял – Александр представлял себе вполне отчётливо, как выглядит настоящий удар прикладом по голове…

Их выволокли наружу. Невдалеке виднелась какая-то деревенька. Рядом стояла новая машина – милицейский «Уазик». Точнее, даже «бобик» с зарешёченной конуркой сзади для перевозки задержанных.

Тоже грамотно стояло авто – за деревьями, надёжно укрытое от взглядов с «той стороны».

Возле него кучковались четверо военных – сплошь в цветах украинского флага. С шевронами с изображением хищной совы, нацелившей когти на добычу, и с надписью «З нами Бог» над нею.

А, понятно. У Александра непроизвольно заходили желваки. Под ложечкой коротко засосало. Батальон «Айдар». Бешеные твари, нацисты настоящие. И шеврон этот с совою. Ну, да, по тем сообщениям судя, что появляются даже в украинских СМИ, о лютой страсти контингента батальона «Айдар» грабить, мародёрничать, воровать у своих же, – самый тот бог для них хищная сова. В точку.

Надпись «Айдар» на шевронах тоже, естественно, присутствовала. И Александр окончательно убедился, что они вместе с московскими писателями стали целью какой-то тщательно разработанной провокации. Да и то сказать: по первому же сказанному диверсантом слову «москалики» сразу можно было понять, что похитители знали, по кому работают. И ждали именно их.

Интересно, где же это такая голосистая «птичка» засела в ЛНР, если только утром и только с казаками окончательно согласовали маршрут, а тут о нём уже знали?

Между тем, старший из нападавших начал доклад:

– Пане сотнику, в ходе проведения дозора нашей группой обнаружены четверо неизвестных, тайно пробиравшихся вглубь наших позиций. Было проведено задержание неизвестных с целью дальнейшего выяснения их личностей и намерений. При них обнаружены оптические и электронные приборы слежения, фотоаппараты и видеокамеры. Передаём задержанных в ваше распоряжение для проведения дальнейших следственных действий…

Ага, ну точно, провокация, значит. Началось. Да, вон и на камеру телефона съёмки ведутся…

– Мы протестуем! – быстро, но, кажется, зря вмешался Фёдор Прибылов, второй писатель из их группы. – Мы были похищены этими людьми с территории ЛНР! Мы…

Короткий удар прикладом прилетел ему в загривок, и Фёдор упал на колени.

– Ах, ЛНР? – протянул тот, кого назвали паном сотником, с подчёркнутым презрением. – Протестуете? Похитили?! А ну-ка, документы мне, быстро!

Синхронно клацнули затворы автоматов. Демонстрация, конечно, но на психику действует.

Один из похитителей полез по карманам задержанных.

– Та-ак, – радостно осклабился «айдаровец», даже не раскрыв ещё бордовые книжечки. – Россияне, значит? Значит, фиксируем: российские граждане обнаружены в зоне проведения антитеррористической операции, и со шпионской аппаратурой!

Тут он взял в руки украинский паспорт Сашки:

– А это что за красавец такой? Корзун, Олександр Мыколайович, громадянин Украины. Та-ак… Москалям продался, собака? Вместе с ними шпионил?

Сашка гордо поднял подбородок:

– Я не шпионил. Я журналист! Выполнял редакционное задание на своей территории!

– Тут всё – территория Украины! – рявкнул «сотник». – Временная оккупация части Украины бандитско-москальскими войсками ничего не меняет. И не отменяет её международно-признанных границ! И статуса!

Ишь ты, да он, кажется, интеллигент! Вон как грамотно выражается…

А «сотник» уже вошёл в раж. Он велел обыскать Сашку на предмет журналистского удостоверения и аккредитации.

Вместо второй нашли только заверенную штампиком комендатуры карточку-пропуск на время комендантского часа. А от первого документа командир бандитов пришёл в ещё более неистовую ярость. Даже, кажется не поддельную, настоящую.

Это была редакционная карточка с надписью «аккредитационное удостоверение прессы» и за подписью руководителя пресс-службы главы правительства ЛНР. Но с печатью почему-то «Штаба армии Юго-Востока».

– Да ты, падла, точно сепарский шпион! – заорал «сотник», потрясая документами. – Ваша пресса – это пропагандистская бомба под Украину! Это сурковская пропаганда! Это российско-бандитская армия её создала! И даже печати свои приложила! Да то, что ты в Луганске остался, когда его сепары с москалями захватили, – уже преступление! А ты ещё на них и работаешь!

– Самый борзый из них, – поддакнул один из похитителей, тот самый, что «пометил» Сашку ударом автомата. – Орал на нас, обзывался…

Корзун ещё выше поднял голову и усмехнулся презрительно. Чёрт, он пронзительно стал похож на молодогвардейца, какими их изображали в том старом фильме! Со связанными сзади руками, избитый, в крови, но не сломленный, с гордо поднятым подбородком.

Хотя всё же и боялся Сашка – опытный Александр это чувствовал, – но держался абсолютно мужественно.

– В Луганске всем такие дают, – решил он выручить коллегу. – У них других печатей просто нет, потому что армия только свои печати у корреспондентов признаёт. У меня такая же аккредитация…

– А ты кто такой? – взвился «айдаровец». – Тоже шпион сепарский?

– Нет, – спокойно пожал плечами Александр. Вот теперь было ощущение, что смерть близка и реальна. Но промолчать, не попытавшись защитить Корзуна, он не мог. – Я корреспондент РИА…

И поймал очень внимательный, даже какой-то облегчённый взгляд «сотника»…

* * *

Не помогло его вмешательство Сашке Корзуну, не спас он этого талантливого, старательного, доброго парня. По команде «сотника» того отвели в сторону и приказали петь украинский гимн. Глумливо добавив: «Перед смертью».

Сашка отказался. Сплюнул кровь под ноги окружившим укропам: «С хера бы? После того, что вы у нас натворили? Да у нас все теперь ненавидят этот ваш гимн и вашу тряпку сине-жёлтую…».

Его начали бить, приговаривая: «Ты же украинец, сука… Украинец, бля…». Сашка только матерился и выкрикивал: «Нацисты! Шваль вы фашистская, а не украинцы!»…

Когда Сашку поставили, наконец, на ноги, стало ясно, что сейчас произойдёт.

Корзун – видно было – сам это тоже понимал.

Но сплюнул на размочаленный снег кровавую слюну, усмехнулся и прохрипел – с физически ощущаемым презрением:

– Если такие, как вы – украинцы, то я…

– Стойте! – выкрикнул Молчанов, хотя понимал, что ничего изменит. На лице Корзуна уже стояла «печать ангела», которая каким-то образом всегда предвещает смерть. Черты лица обостряются, глаза словно поворачиваются вовнутрь, щёки западают…

– Я – русский, – выдохнул Саша перед тем, как раздались выстрелы…

Глава 3

На душе потяжелело, стало нехорошо. Так бывало в детстве, когда тащил со школы двойку. Однако капитан Кравченко не подал намёка. Он молодцевато отдал честь, доложился, получил ответное короткое: «Присаживайся».

Даже в этом одном слове звучало напряжение. Все сидели смурные, задумчивые, словно у гроба родственника. Неохота им отправлять на подвал не самого плохого офицера?

– Значит, так, товарищ капитан, – ого, как официально начал командир! – Недавно вы сформировали разведывательно-диверсионную группу, включив в неё некоторых из лучших разведчиков Народной милиции. Не только из нашего особого батальона, – не преминул он подпустить небольшую саморекламку, – но и из других подразделений и соединений – из второй и четвёртой бригад. Группа боеготова, взаимодействие отработано хорошо.

Ага, это же он больше для гостей говорит! Полноценных тренировок было только дня два, между которыми Рождество. Да сегодня вот с утра. И то оторвали. Перс прекрасно знает, что взаимодействие как раз пока не очень. Особенно между тройками. Буран добивался предупреждающего понимания друг друга, на уровне инстинкта! Чтобы мыслили одинаково, а не как на вчерашней тренировке спонтанной засады. Куляб за Злым попросту не успевал сообразить и среагировать.

– На данный момент появилась срочная работа, очень важная, – продолжал командир. – Доложите, готова ли ваша группа к выполнению ответственного задания в тылу врага? Очень важного задания?

Алексей ещё раз бросил быстрый взгляд на присутствующих. В тылу? Обычно разведка шебуршала на ЛБС, на нейтралке, подгаживая по мере возможностей опорным пунктам укропов и выявляя их систему обороны. В тылы противника ходили редко и по особым поводам. Сопровождая, например, какую-то группу дальнего замаха, как вон перед Новым годом…

Что это может быть за задание такое, «ответственное» на «минусе»? Подорвать чего? Генерала укропского схитить? У него ребята всё же не спецназёры, а разведчики, хоть и с подготовкой повыше средней. Да и не группа это, а два звена всего. Сразу бросать её глубоко за «ноль» – это не слишком… осторожно, скажем так. Так что как бы тут не сглупить. Отказаться не имеешь права, но сказать «готовы», а потом мямлить что-то тягучее, понимая, что не по плечу задача, – еще хуже.

– Группа готова исполнить любое задание, товарищ подполковник! – со всем уставным рвением отрубил Кравченко. И поддержал немудрящую рекламку со стороны командира: – Как зам по боевой подготовке могу доложить, что во всём батальоне любая группа готова исполнить любое задание!

Отрапортовав как положено и заметив одобрение в глазах командира, Алексей продолжал прокручивать в голове варианты.

Перс и Куга – свои. Они бы не сказали: «Очень важное задание». Формулировка явно не от них. И что касается его группы, то они отчётливо знают её состояние. Значит, это инициатива гостей. Откуда они знают его? Да так, чтобы верстать задачу сразу на него, пренебрегая другими, куда более сколоченными группами батальона?

Тарас на него навел? Но он знает Бурана со слов Мишки, вместе на выходах они не были. Но Тарас завязан на пропаганду и пиар. Значит, полковник – Алексей мысленно наделил второго штабного этим званием – получил установочную информацию на Кравченко от него, от Тараса. Получается, этот полковник либо что-то по замполитной части, либо бери выше – куратор.

Теперь МГБшник. Этот так просто не просчитывается. На опера не смотрится. Сидячий. Штабной. На фоне военных гостей должен представлять какой-нибудь политический отдел в их конторе.

Бэтмен, которому сегодня как раз девять дней, и душа его уже принесена на поклонение к Господу, здесь ни при чем. «Айдаровское» покушение на Новый год? Надо забить что-то «айдаровцам» по их раскрытой сети? Но тогда было бы больше контрразведчиков и комендачей, тот же Томич. Значит? Значит, что-то нацики наделали. Причём политически враждебного, раз тут замполиты в основном.

Замполитами они, конечно, не были, но Кравченко привык называть так офицеров этой специальности по рассказам отца и, так сказать, старших товарищией. Армия – штука консервативная…

– Во орёл, – проворчал «армянин», впрочем, невредно. – Любая – любое. Прямо мечта…

И неожиданно кинул прямо в лоб:

– Слыхал, у тебя, капитан, были какие-то проблемы с батальоном «Айдар»?

Ну, точно! «Айдар»!

* * *

За эти последние дни он не раз задумывался, не перешёл ли всё же известных границ в своей мести убийцам отца?

Не потому задумывался, что от нацистов прилетела ответка в виде гранаты в окно и похищения Ирины. Само как-то получилось, спонтанно. Нет, кара тем, кто казнил его отца за верность родине и убеждениям, должна постигнуть каждого, кто участвовал в том грязном убийстве. Он, Алексей Кравченко, обещал это душе Александра Кравченко, и слово своё, сына отцу, сдержать обязан. Это не обсуждается.

Сомнения вызывало другое – не слишком ли он лютовал в этом походе воздаяния? Он всё же солдат, а не «зорро недорезанный», как Мишка Митридат сказал. И всё же уже не лето и осень, когда по донбасским степям гонялись друг за другом идейные отряды – майданутых украинских нацистов в одной стороны и местных ополченцев вкупе с добровольцами за «Русский мир» с другой. При всей жестокости того противостояния это ещё не была настоящая гражданская война. По совести если, это была война идейных энтузиастов с обеих сторон. И, значит, охота была взаимной.

Очень скоро выяснилось, что всё – по-серьёзному. Это поначалу ребята на велосипедах могли отжать у солдатиков «Нону» голыми руками. И воинские части, тут, на Луганске, могли захватывать, просто пригласив матерей забрать своих сыновей, а остальных – на автобусах отправив на их Западенщину.

Всё кончилось, когда энтузиасты-нацисты осознали по-настоящему, что вместе с Киевом сумели получить в свои грязные клешни целое государство. И на базе уже его, государства, аппарата погнали воевать простых мобилизованных мужичков. Воевать уже как следует…

А сами взяли на себя не опасную военную работу, а труд по зачистке захватываемых территорий от «врагов нации». Пошли аресты, пытки, расстрелы, просто издевательства…

В ответ и с другой стороны места первых, «политических» энтузиастов заняли боевые работники. Точнее, становились рядом или под их команду – первые энтузиасты закономерно вырастали, как вон тот же командир «Зари», ставший главой республики, или как его тогдашние комвзводы, доросшие до командиров бригад. Нет, их не призывали, этих работников войны, не мобилизовали, как украинцев. Они вставали в строй сами. Чтобы защищать свою землю и мстить за убитых родных. Им просто ничего другого и не оставалось, когда нацисты – по дури ли своей, по убеждениям – начали терроризировать города и сёла артобстрелами и карательными акциями против «сепаратистов».

Другие сидели по домам, а кто и по ресторанам. Для них ничего не поменялось – и не хотели они в чём-то участвовать. Если однажды обстоятельства не заставляли…

Алексею как-то рассказывали историю одного ополченца, которому позвонили по мобиле с той стороны и предложили послушать, что происходит с его семьёй. И он слушал по громкой связи, постепенно седея, как кричат под муками его отец и мать, как воет жена, которую насилуют на глазах у шестилетнего сына, а затем режут сына у неё на глазах, а потом убивают её саму…

После такого… Не просто воевать пойдёшь. Ты пойдёшь люто и страшно убивать всех подряд, кого только увидишь во вражеской военной форме. И скоро погибнешь сам. Потому что не будешь ты, не захочешь ты беречься – ибо не так важна тебе своя жизнь, как важна ещё одна смерть на той стороне…

Подчас возникало ощущение, что киевские нацисты специально устраивали дикие карательные акции, чтобы бывшие сограждане уже никогда не смогли жить вместе. Чтобы рассечь, развалить народ на две ненавидящие друг друга части. Чтобы одна была у людей жажда – убивать друг друга…

Кажется, нацисты добились своего. Друг против друга стоят уже не энтузиасты-добровольцы. Стоят два разных народа в лице своих регулярных армий. И война между нами уже не гражданская, а полноформатная. Когда убиваешь любого на той стороне, не глядя на то, нацист это упоротый или мальчишка, мобилизованный прямо на вокзале. И уверен, что – прав ты. Потому что по ту сторону уже не соотечественник, а враг.

И ненавидишь ты уже не только его, но и всё, что он несёт с собою. Как уже было это в Великую Отечественную, когда ненавидели не только всё фашистское, но и всё немецкое. А тем более когда тут, на интернациональном, вернее, наднациональном Донбассе пытаются внедрить «украинскую», нацистскую по сути идею. Они пришли сюда, в эти места, отвоёванные когда-то Россией у степняков и турок, где всё построено русскими, имперскими руками ещё тогда, когда самого понятия «украинец» в природе не было. На горбу России взращённые, милостью России признанные, великодушием её оделённые землями, производствами, армией – да всем! – они пришли теперь сюда со своими убогими селюкскими представлениями, как тут всё должно быть! На историческую, культурную, а главное – ментальную территорию России! На Донбасс, который именно за это всегда так высокомерно презирали! Когда Укрия всю свою недолгую историю сидела на донбасском сырье, труде и деньгах, только проедая и продавая советский задел! Не дав, как говорится, миру ни мысли ценной, ни как там? – гением начатого труда. И дальше… это…

Эх, любил же Лермонтова в восьмом классе, зачитывался! А! – насмешка горькая обманутого сына над промотавшимся отцом! Точно! Промоталась Украина, спустила своё наследство дерьмом в унитаз истории. И сама туда же смылась после самоубийственного последнего майдана! Или предпоследнего? Чтобы последний вообще точку поставил?

Неважно! Главное, что заявился этот вечно чужой промотавшийся «папаша» на Донбасс, который его, бездельника и гуляку, фактически и содержал всю жизнь. И решил втащить в свои фашистские разгулы. Чтобы было кому их финансировать. Ведь сами-то хохлы – не украинцы, а хохлы профессиональные! – что они сделали за двадцать три года незалэжности? Родили идею древней Укрии от самых от питекантропов? Украли общерусскую историю и назвали её своею? Избрали всю гниль предательскую из истории и назвали её своими национальными героями?

Ну так давайте! Только не лезьте с этим к нам. В нашей, общерусской, истории все эти мазепы-бандеры – враги наши. И значит, земля ваша – не здесь, где мы их победили. Ищите себе свою землю, где предательство и измена в чести. Можете к шведам отправляться. Как Мазепа. Или вон рядом с фашистами в землю лечь, которым Бандера с Шухевичем прислуживали. А к нам не ходите. Приходили уже, мы помним. Полицаями на Донбасс приходили, карателями! Мальчишек и девчонок живьём в шахты бросали за десяток рукописных листовок!

Да и вообще! Как это так? Отделившаяся от Союза Украина – это хорошо и здорово, это свобода и всяческое благо. А отделившийся от Украины Донбасс – это сепаратизм и зло. Логика где? Где конец освобождения и начало сепаратизма? Отчего бы нам таким порядком и каждую деревню незалежной территорией не объявить?

И опять убеждался Алексей, размышляя над смыслом своего участия в этой войне: не мститель он уже. Здесь, на родине своего детства, на первой своей родине, он воюет ради защиты своего народа. Где-нибудь в Москве, может быть, это кажется пафосным. Наверное, и ему самому казалось бы, не случись того что случилось и останься он в ЧОПе «Антей-М», где, несмотря на некоторые задания в интересах государства, не чувствовал он себя воином за народ. А здесь… Здесь всё иначе. Когда увидишь девушку с оторванными ногами, которая ещё не понимает, что умирает, и всё беспокоится, куда отлетел во время взрыва её пакет с только что купленным хлебом для семьи. Когда увидишь не зарытую до конца могилу, куда те же каратели из «Айдара» наспех стаскивали тела забитых ими людей, мужчин и женщин. Когда увидишь фотографию той девчонки в Горловке, «Донецкой мадонны», убитой вместе с маленькой дочкой на руках…

Вот тогда ощущение пафоса куда-то уходит. И остаётся твёрдое, до кристаллической резкости понимание: ты действительно должен их защитить от этого чёрного, адского зла фашизма.

Не мститель уже больше ты, Лёша, а защитник. Не мстить тебе надо дальше, а – защищать…

И вот какие на этом фоне у капитана Кравченко проблемы с «Айдаром»?

– Никак нет, – твёрдо доложил Алексей. – Проблемы у них со мной!

– Какого же рода? – полюбопытствовал штабной.

Буран перевёл взгляд на Перса, затем вновь посмотрел на собеседника:

– Прошу простить! Информация об этом носит служебно-оперативный характер. Не имея чести знать ваши полномочия и допуск, не имею права раскрывать её.

Аж самому понравилось, как сказал. Прямо как «его благородие» в старой императорской армии!

«Армянин» хмыкнул.

– Они все у тебя такие уставники? – обернулся он к комбату.

– Капитан Кравченко – кадровый армейский разведчик, – туманно выдал тот полную правду.

Ну, правильно: далеко не все в ОРБ были «уставниками». Как и вообще в разведке. Разведка во всех, наверное, армиях мира отличается известной вольностью в «уставособлюдении». Что, конечно, не касается порядка исполнения боевого приказа.