Текст книги "Мертвое ущелье (Горный блокпост)"

Автор книги: Александр Тамоников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– То-то же, Валюша! Вернемся в часть, и если возникнет желание, обращайся без лишних слов. Помогу! Ведь мужчина просто обязан исполнять желания женщин, даже самые безрассудные и порочные, не так ли?

– Не знаю. Но тебе пора. Жаров может в любую минуту вернуться. А мне срочно нужно в душ.

Сержант рассмеялся:

– Боишься забеременеть? Ничего! Надо будет, я тебе такого врача подгоню, вычистит в лучшем виде!

– Да иди ты ради бога!

– До встречи, крошка!

– Иди, иди!

Мансуров вышел из блиндажа, слыша, как связистка загремела тазом в душевой. Вновь усмехнувшись, пошел к блиндажу второго отделения.

Жаров появился минут через десять после его ухода. Собрался пройти по позициям, но обнаружил, что кончились сигареты. Зашел в блиндаж. И сразу заметил бегающие, виноватые глазки Валентины и красноту, покрывшую ее левую щеку.

– Что с тобой, Валя?

– Ничего. Все нормально.

– А чего щека красная?

– Наверное, оттого, что опиралась ею о ладонь, сидя перед станцией.

– Да? А мне кажется, кто-то дал тебе пощечину.

Губочкина изобразила удивление:

– Думаешь, о чем говоришь?

Старший лейтенант заметил свежий мокрый след у двери, ведущий в душевую кабину:

– А это что?

– А что, я не могу во время дежурства душ принять? Или в туалет выйти? Ты чего домотался до меня, Игореша? И вообще, что за претензии? Тебе не кажется, что ты уже все грани переходишь? Я тебе не жена, чтобы по обязанности ноги раздвигать! И не для этого здесь! Ты понял?

Жаров посчитал за лучшее пойти на попятную, хотя чувствовал, что связистка обманывает его. Кто, пока он бродил по позициям, наведывался к ней и зачем наведывался, догадаться несложно. Точно, Мансур поимел связистку! Мразь черножопая. Но предъявить старлей заместителю и подчиненной ничего не мог. А посему приходилось строить из себя идиота:

– Ладно, ладно, успокойся. Чего ты в крайности кидаешься? Все нормально. Вот только как бы не простудилась. Вода в баке холодная, а ты, насколько знаю, предпочитаешь тепло. Мансуров на связь не выходил?

Валентина, закурив сигарету, ответила:

– Нет! Шарахался по траншее, но куда пошел, не знаю, внутренней связью не пользовался.

Старший лейтенант достал из чехла портативную рацию малого радиуса действия:

– Мансур?

– Да, командир?

– Ты где сейчас?

– Во втором отделении, а что?

– Ничего! Проверь, чтобы обед вовремя подали!

– Это обязательно было напоминать?

– Ты понял, что надо сделать?

– Так точно, товарищ старший лейтенант!

– Исполняй!

Жаров присел на диван, задумался. А правильно ли он поступил, делая вид, что ничего не произошло? Если не начать обрабатывать Губочкину сейчас, то Мансур, урод, вполне может невольно сорвать планы старлея в отношении Родимцевой, уведя от него связистку. Так не приоткрыться ли перед Валентиной прямо сейчас? Что должно заставить ее задуматься. Баба она практичная, поймет, что к чему, с полуслова. А не поймет, то будет мучиться в догадках, находиться в непонятке. Но не допустит ли он ошибки, открывшись связистке? Не повернет ли та против старлея его же оружие? В принципе, не должна. Черт! Или оставить пока как все есть! Но это тоже рискованно. Надо было чеченцу влезть в его дела?! Теперь решай, что предпринять. А то, что предпринимать что-либо необходимо, Жаров чувствовал каким-то особым чувством.

Из задумчивости его вывела связистка:

– Что с тобой, Игорь? Тебе плохо?

В голосе Губочкиной ощущалась фальшь, правда, не без примеси искреннего сочувствия. Странное сочетание, но именно таковой и была в жизни связистка. И старший лейтенант решился. Он поднялся, оперся руками о стол, произнес:

– Послушай, Валя, меня внимательно! Не связывайся с Мансуром, и совсем скоро ты убедишься, что быть со мной тебе намного выгодней, чем с кем-либо другим в гарнизоне. Только я в состоянии дать тебе то, о чем ты сейчас даже мечтать не можешь! Да, тебе придется делать то, что скажу я. И делать беспрекословно. Но... за очень приличное вознаграждение. Это касается не только ублажения моих прихотей в постели, но и других дел, совершенно для тебя безопасных. Поведешь себя правильно – через непродолжительное время станешь женщиной свободной, независимой и обеспеченной настолько, чтобы начать новую жизнь. Откажешься, так и останешься гарнизонной шлюхой, у которой одна перспектива: ходить по рукам, пока будешь представлять интерес как женщина. Но с годами интерес к тебе пропадет. А вместе с ним пропадешь и ты. В твоем нынешнем положении тешить себя надеждой подцепить какого-нибудь лоха-прапора или лейтенанта, заставив жить с тобой в законном браке, бессмысленно. И ты это прекрасно знаешь. Но у тебя еще не все потеряно. И помочь тебе могу только я! Естественно, заставлять тебя я не буду, принять решение ты должна сама, и добровольно. А я докажу, что могу держать слово. Так что, дорогая, решай. Либо со мной до поры до времени, либо... Но о втором варианте я уже сказал, повторяться не буду!

Такой речи связистка никак не ожидала. А уж сделанного предложения тем более. И как вдруг изменился этот пацан Жаров? Сейчас он не выглядел мальчишкой. Напротив, Валентина впервые почувствовала в нем какую-то скрытую силу и угрозу, угрозу, более серьезную, чем представлял чеченец Мансуров. Она спросила:

– Что я должна буду делать, если приму твое предложение?

Жаров ответил:

– Во-первых, больше и близко не подпускать к себе Мансурова. Не стоит отрицать, что он был здесь в мое отсутствие и пользовался тобой. Черт с ним. Эта тема закрыта! Во-вторых, вечером, как всегда, ты должна накрыть на полу постель, чтобы продолжить наши любовные игры, независимо от того, доставляют они тебе наслаждение или вызывают отвращение. Мне плевать на то, как ты принимаешь близость. А об остальном более конкретно мы поговорим по возвращении в батальон. И, пожалуйста, дорогая, определись с выбором до обеда. За столом ты должна будешь объявить мне свое решение. Помни: решение, от которого зависит твоя судьба!

Губочкина внимательно посмотрела ему в глаза:

– Заинтриговал ты меня, дальше некуда! Я подумаю, Игорь, и в обед ты получишь ответ.

– Не сделай ошибки, дорогая.

– Постараюсь.

– Постарайся!

Старший лейтенант поднес ко рту портативную рацию:

– Мансур?

– Я, командир!

– Что с обедом?

– Порядок. По распорядку.

– Добро! Теперь следуй в капонир позиции «АГС-30», убери оттуда солдат и жди меня там.

– Что-нибудь случилось?

– Ничего серьезного, сержант. Просто тема для личной беседы образовалась.

– Вот как? Хорошо. Жду в капонире.

– Отбой!

Отключив рацию, Жаров направился к выходу из блиндажа. У тамбура остановился, бросил через плечо связистке:

– Не забудь стол накрыть вовремя. Да спирт разбавь. Я сегодня выпью. Тем более, что будет повод. В любом случае!

Не дожидаясь ответа, Жаров вышел в траншею. Возле станкового гранатомета уже находился Мансуров. Увидев командира взвода, он с присущей ему ухмылкой первым задал вопрос:

– Что случилось, Игорь?

Жаров подошел к нему вплотную:

– Спрашиваешь, что случилось? Дурочка решил из себя строить?

Взгляд Мансура посуровел:

– В чем дело, Жаров?

Старший лейтенант повысил голос:

– В твоем паскудстве, сержант!

– Что?

– Ничего! Ты какого черта суешься в мои личные дела? К Губочкиной специально нырнул, чтобы мне подлянку подкинуть?

– Да с чего ты взял, что я трахал твою Валентину?

Жаров хотел врезать по этой лживой физиономии, но сдержался, взяв себя в руки:

– Короче так, сержант. Либо ты сейчас же клянешься мне в том, что никогда не доставишь мне хлопот даже в мелочи, а будешь служить верой и правдой нашему общему делу, что подразумевает твое полнейшее подчинение мне, о чем, кстати было оговорено на встрече с Расулом в свое время, либо я связываюсь с чеченом и предупреждаю его о том, что проход для каравана будет заблокирован. Ущелье закроется до тех пор, пока между нами не будут сняты возникшие противоречия. Причем вину за срыв акции я возложу на тебя, да оно так и есть на самом деле. Слишком много ты взял на себя, сержант!

Мансур выслушал Жарова:

– Все сказал? Теперь выслушай меня! Если ты сорвешь проход каравана, то ответишь за это в полной мере. Значит, собственной шкурой! Так что особо не понтуйся и в позу не вставай! Тебя купили. И теперь ты должен отрабатывать получаемые деньги. А то, что я трахнул гарнизонную шлюху, так это мое и ее дело. Я твою ценную Валентину не насиловал. Сама дала. Так что не хера мне выставлять претензии. Эта сучка в нашем деле ни при чем. А с Расулом хочешь связаться? Свяжись! Только потом я тебе не завидую!

Сержант рассчитывал, что сумел отбить натиск взводного и припугнуть его, но не тут-то было. Старший лейтенант пошел ва-банк:

– Ты, Мансур, о себе лучше подумай! С Расулом я свяжусь и объясню ситуацию. Посмотрим на его реакцию! Пусть он решит, как можно работать с человеком, который своими выходками ставит под угрозу проведение важной акции. Я не могу доверять тому, кто ведет за моей спиной двойную игру, даже если эта игра касается обычной шлюхи. Нельзя доверять тому, кто собственные амбиции ставит выше дела. А ты поступаешь именно так! Расул, а тем более Мулат люди не глупые, они разберутся, кто в действительности виноват в срыве акции, и кто будет платить свое шкурой – еще большой вопрос! Таких, как ты, можно внедрить в армию сотнями, это не проблема, а вот заполучить в союзники кадровых офицеров – совсем другое дело! Так что решай, Мансур, либо я сейчас же выхожу на связь с Расулом, либо ты клянешься мне в полном подчинении.

Мансур готов был разорвать этого сопляка в погонах старшего лейтенанта, но в одном тот был прав. Завербованные офицеры Российской армии ценились гораздо выше каких-то там наемных контрактников, несмотря ни на какие родственные связи. И если Расулу с Мулатом придется выбирать между ним, Мансуром, и Жаровым, да еще в придачу с замполитом батальона, то главари бандформирований однозначно пожертвуют сержантом! Так что придется идти на поводу этого пацаненка. Сержант подтянулся:

– Хоп, командир! Признаю, что был не прав. Допустил непростительную ошибку, грубо вмешавшись в твои личные дела. Клянусь Аллахом, в дальнейшем подобных вещей не допускать, а выполнять твои указания беспрекословно и в установленном порядке! Этого достаточно?

– Достаточно. Но учти ...

– Игорь! Я же дал клятву! Не надо ни о чем меня больше предупреждать!

– Хорошо, закроем тему, будем считать, что ничего не произошло. Сейчас иди на кухню, проконтролируй прием пищи личным составом, а в 15-30 встречаемся здесь же. Снимаем сигнал, подтверждающий ночной проход каравана Мулата.

Сержант кивнул:

– Понял. Разреши удалиться?

– Давай! И не обижайся, Оман. Иначе поступить я не мог.

Мансур улыбнулся:

– Да ладно. А вообще ты молодец. Не ожидал. В жизни так и надо. Выживает сильный, слабых давят. Я думал, ты слабый, ошибся! И можешь не поверить, но рад этому. А насчет обиды даже базара быть не может. Никаких обид.

– Хорошо. Работай.

Сержант последовал к полевой кухне, старший лейтенант вернулся в блиндаж.

Валентина уже накрыла стол.

Посередине стояла фляжка со спиртом и банка с водой. Губочкина разбавила спиртное в пластиковой бутылке. Жаров спросил:

– Приняла решение?

Женщина ответила:

– Да!

– Слушаю.

– Я решила, Игорек, подчиниться тебе. Но если ты не сдержишь своего слова о вознаграждении, договор будет расторгнут. Согласен?

– Вполне. За это и выпьем.

– Я не пью спирт!

– Извини, но «Мартини» я тебя угостить не могу, так что придется выпить то, что есть!

Старший лейтенант разлил крепкий напиток по кружкам. Себе граммов 200, любовнице и подельнице с этого мгновения наполовину меньше.

Поднял кружку:

– За наше взаимовыгодное и очень приятное, по крайней мере для меня, сотрудничество!

Валентине пришлось подчиниться.

Она с трудом проглотила разбавленный спирт, тут же закусив соленым помидором.

После обеда почувствовала себя плохо. Ее тошнило. Не привыкла к крепким напиткам. Попросила разрешения прилечь. Старший лейтенант спросил:

– А как же связь?

– Так я же буду рядом.

– Хорошо. Полежи, поспи. Но так, чтобы сеанс связи не пропустить. Впрочем, сейчас в части вряд ли кто вспомнит о нас. Ложись. А я пройдусь, не буду тебе мешать.

Начальник блокпоста вышел из блиндажа, направившись в пустой капонир. Без пяти четыре появился Мансуров с биноклем на груди. Доложил, как ни в чем не бывало:

– С обедом порядок, командир. Личный состав накормлен.

– Хорошо. Дай оптику, я свою в блиндаже оставил.

Сержант передал бинокль офицеру.

Жаров навел объективы на верхушку перевала, прямо напротив капонира, чуть правее начала трещины, рассекающей склон до террасы и входа в пещеру.

Ровно в 16-00 среди двух валунов появился черный флаг. Без оптики с поста заметить его было невозможно. Флаг замер на несколько секунд, затем невидимый знаменосец помахал им из стороны в сторону. После чего черное полотно исчезло, вершина Катаванского перевала приняла первозданный вид.

Старший лейтенант, опустив бинокль, удовлетворенно проговорил:

– Порядок. Есть сигнал.

Мансуров спросил:

– С Расулом мне связаться?

Жаров неожиданно для контрактника запретил:

– Нет. Я сам сделаю это. Следуй в блиндаж первого отделения, отдыхай до полуночи! Затем выставишь на позиции Гошу и сам займешь обычную позицию. Перед началом акции, я подойду к тебе.

Сержант пожал плечами:

– Как скажешь, командир.

– Давай, Мансур!

Контрактник побрел по траншее к полевому укрытию первого отделения, где был оборудован его спальный отсек. Проходя мимо главного блиндажа, сплюнул на камни. Козел! Но ничего предпринять против Жарова Мансуров не мог. Пока не мог! А дальше время покажет, как и кому ляжет козырная карта.

Старший лейтенант так же дошел до блиндажа, но остановился, не входя в укрытие, за душевой кабиной, в ближайшей пустой стрелковой ячейке второго отделения. Достал из накладного кармана миниатюрный американский прибор кодированной связи. Такие же приборы имели Мансур, Расул и Мулат. Поднес рацию ко рту, нажал клавишу вызова нужного абонента.

В это же время Валентина почувствовала приступ рвоты. Проклиная Жарова с его спиртом, женщина встала, прошла в душевую, нагнулась над отверстием стока воды. Желудок сдавил спазм, но ее не вырвало. Тогда Губочкина решила искусственно вызвать рвоту. И уже засунула два пальца в рот, как голос за бревенчатой перегородкой остановил ее. Женщина услышала, как старший лейтенант вызвал кого-то:

– Расул? Жар. Да, я! Сигнал снял. Проход каравана сегодня ночью в 3-00. Что? Почему не Мансур? А какая тебе разница? У Омана есть дела по службе! ... Да! Да, конечно! Все будет как обычно! Не беспокойся. Прошу, предупреди Мулата, чтобы поторопил людей на входе, чтобы мне не пришлось подозрительно долго отвлекать караул Катавана. Да и деньги готовь. Теперь они мне ой как потребуются. Что? ... Да, нет, никуда я не собираюсь линять, просто предстоят большие затраты на одну блядь... Это мое дело, Расул! Вот и я о том же. Ну, все, конец связи! До вторника!

Валентина, побледнев, забыла о тошноте. То, что она услышала, буквально шокировало ее. Очнувшись, она быстро юркнула в блиндаж, легла в кровать, накрывшись одеялом, притворившись, что спит. Сделала она это вовремя, по сути, сохранив жизнь.

Выключив рацию, Жаров взглянул на блиндаж. Увидел женщину, укрытую одеялом. Жаров подошел к постели. Перегнувшись, взглянул в лицо. Оно было бледным, но спокойным. Дыхание ровное. Спит! Это хорошо! Для подстраховки старший лейтенант заглянул в душевую кабину, ничего особенного не заметил. Похоже, связистка не заходила сюда. А не заходила, значит, и не слышала его разговора с Расулом. Но он допустил серьезный промах. Расслабился. Надо собраться и быть настороже. Хотя бы до завтрашнего утра. Потом можно будет отдохнуть. Пока осторожность и предельная концентрация внимания. Закурив, Жаров покинул блиндаж, направившись на запасные позиции третьего отделения.

А Валентина, как только офицер ушел, открыла глаза. Ее сковал ужас. Жаров связан с бандитами. Теперь понятно, почему он обещал приличное вознаграждение. Лейтенант-оборотень получает деньги за пропуск через границу караванов. А за это платят большие деньги. Очень большие деньги. И Жаров решил как-то использовать ее, Губочкину! Ведь говорил же, что ей еще кое-что придется делать, кроме того, как быть его любовницей. Вот влипла! Доигралась, дура! Дораздвигала ноги! Ведь она с этого дня, по сути, стала сообщницей предателя. И ни хрена не сделаешь! Люди, занимающиеся переправкой караванов, беспощадны! Раз заманили в западню, то уже не выпустят. Да, попала так попала. Но интересно, с кем здесь на блокпосту работает Жаров? Одному ему не под силу обеспечить проход каравана. Мансур, это ясно. А кто второй? Неужели Демидов, которого они постоянно держат при себе и зовут Гошей? Возможно. Но может быть и не он, а любой другой боец из первого или второго отделения. Но похоже, ее, Губочкину, Жаров в главные грязные дела посвящать не собирается. Он отводит ее роль в гарнизоне. Какую роль?

Валентину все же вырвало. После чего наступило облегчение. Заставив себя еще и успокоиться, она вновь легла в постель.

Глава четвертая

Военный городок у станицы Разгульной, среда 22 сентября, 9-20.

Ночью оперативный дежурный полка внутренних войск получил телефонограмму, из содержания которой следовало, что в пятницу в гарнизон Разгульной нагрянет комиссия штаба Северо-Кавказского военного округа. Текст телефонограммы командир полка довел до комбата батальона спецназа. И хотя проверка комиссии планировалась в полку, подполковник Белянин решил подстраховаться и подшаманить территорию батальона, отменив на сегодня все плановые занятия. Поэтому после развода, отправив взвод наводить порядок в районе специальной полосы, капитан Бекетов решил остаться в части. От выпитой ночью солидной дозы спиртного его мутило. Казарма давила своей духотой и разнообразными неприятными запахами. Взводный вышел на улицу. Достал из пачки сигарету, прикурил. И тут же выбросил в урну, захлебнувшись кашлем, вызвавшим острый рвотный приступ и обильное слезовыделение. Откашлявшись и выругавшись, капитан решил пройтись по тенистой аллее, ведущей к штабу полка и общежитию роты связи. Одно обстоятельство скрашивало и даже облегчало состояние офицера. И заключалось оно во вчерашней прогулке с Кристиной. Наконец, она согласилась провести с ним время наедине. Воспоминания прошедшей ночи теплой волной накрыли капитана. Накрыли настолько, что он не заметил скамейку в окружении кустов акции, на которой сидела та, о ком и были его мысли. Родимцева окликнула Бекетова:

– Доброе утро, Юра!

Капитан, вздрогнув, повернулся на голос:

– Кристя? Как же я не заметил тебя?

Женщина улыбнулась:

– Наверное, думаешь о чем-то очень серьезном!

– Да о тебе я думал! Извини, доброе утро!

Придя в себя, Бекетов присел рядом с Родимцевой.

Та, продолжая улыбаться, спросила:

– Обо мне? И что же ты думал обо мне?

– Думал, как хорошо, что в моей жизни появилась ты!

– Ой, ой, ой! Так я и поверила!

– Я серьезно, Кристина!

– Да? Хорошо, поверю, а куда направлялся?

Капитан пожал плечами:

– Собственно, никуда. В гарнизоне, как ты знаешь, объявили аврал. Приказано навести марафет, вот и получилось, что я оказался свободным.

– Разве ты не должен руководить подчиненным личным составом?

– Сержанты у меня хорошие. Без взводного знают, что делать.

Кристина повернулась к Юрию:

– Кстати о должности. Почему ты, капитан, до сих пор всего лишь взводом командуешь? Я еще вчера хотела об этом спросить, но забыла.

– Ты видишь в этом что-то зазорное? Или тебя интересуют чины?

– Да нет, но как-то странно получается. Странно и несправедливо. Ты же учился, и должен расти по служебной лестнице!

– Но возьми Краба, капитана Крабова, такого же взводного нашей роты. Образцовый семьянин, почти не пьет, и тоже командует взводом. И таких офицеров много...

– Ой, что это?!

Капитан не понял, но увидел, как испуг исказил черты лица молодой женщины, смотрящей куда-то через его плечо:

– Где?

– Господи, пожар!

Бекетов резко развернулся и увидел столб дыма, поднимающийся над крышей казармы первой роты. Его роты:

– Твою мать! Это ж моя рота горит! А в казарме люди!

Капитан вскочил и побежал к подразделению. Кристина побежала следом, как и многие военнослужащие, заметившие пожар.

Здание барачного типа, построенное в основном из деревянных конструкций и плит ДСП, накрытое шифером, разгорелось в одно мгновение. Когда Бекетов подбежал к казарме, та полыхала вовсю. Рядом стояли бойцы внутреннего наряда, каким-то чудом успевшие вынести из ружейной комнаты оружие и боеприпасы подразделения, а также бойцы, наводившие порядок в кубриках взводов. Капитан осмотрел солдат. Увидел рядом Кристину, за ней двух своих подчиненных. Но только двух, а он оставлял в кубрике троих. Где же третий? А именно ефрейтор Люлин. Капитан крикнул:

– Скодорец!

Солдат подбежал к офицеру:

– Рядовой Скодорец, товарищ капитан!

– Что случилось, Скодорец?

– А хрен его знает! Мы линолеум меняли, а тут вдруг дым повалил из отсека четвертого взвода. Потом пацаны оттуда выскочили. Да как заорут: горим, смывайся! Ну, мы и ломанулись из казармы. У оружейки дежурный по роте перехватил, заставил ящики с патронами и гранатами вытаскивать! Вытащили, а казарма уже вся пылает!

– А где Люлин?

– Иван?

Рядовой оглядел уже приличную толпу, собравшуюся возле полыхающего здания, пожал плечами:

– Не знаю, товарищ капитан! Был с нами в кубрике, а потом, ... потом я не видел его!

– Ищи! Найдешь, ко мне вместе с ним!

– Есть!

Солдат скрылся. Появился ротный, майор Фирсов, и замполит роты капитан Шуршилин. По их виду было заметно, что они тоже бежали к казарме, увидев дым. Майор обратился к Бекетову:

– Что случилось, Юра?

– Не знаю! Боец доложил, что пожар начался с отсека четвертого взвода!

Ротный повысил голос:

– Как это не знаешь? Ты же должен был быть в подразделении?

Бекетов огрызнулся:

– Пыл поубавь, Сергей! Вышел я, когда пожар начался. У бойцов Крабова спроси, отчего произошло возгорание. Это они первыми заметили огонь.

Фирсов процедил:

– Вышел он! А казарма, ...

Шуршилин отвел майора в сторону:

– Успокойся. Казарму поставим, главное люди целы и оружие вынесли!

– А кому за все это блядство отвечать?

– Вместе и ответим.

Подошли две пожарные машины полка внутренних войск. Солдаты быстро размотали рукава и начали поливать крышу, прекрасно осознавая всю тщетность своей работы. Через какое-то время деревянный остов казармы обрушится, обливай ты его или не обливай!

Бекетов смотрел на пылающее здание. Подбежал рядовой Скодорец:

– Товарищ капитан, нет нигде Люлина. Я везде смотрел. Он от казармы никуда уйти не мог!

Страшная мысль пронзила мозг взводного:

– Так, может, он в казарме и остался?

Рядовой побледнел:

– Да что вы! Он мог спокойно покинуть подразделение.

И тут Кристина вцепилась в руку капитана:

– Смотри на крышу, Юра!

Бекетов поднял взгляд и увидел своего пропавшего подчиненного. Тот стоял возле трубы старой газовой печи, с огнетушителем в руках, разбрызгивая вокруг себя совершенно бесполезную в сложившейся обстановке пену. Капитан оторвался от Кристины, рванулся к прапорщику, начальнику пожарной команды, вырвал у него мегафон, закричал:

– Люляй! Кидай огнетушитель и прыгай с крыши! Она вот-вот отвалится! Прыгай, приказываю!

Ефрейтор услышал голос командира, отбросил бесполезное средство пожаротушения и сделал шаг к кромке крыши, но тут кровля рухнула, подняв столб искр. Вместе с шифером вниз, в горящее пекло сорвался и Люлин. Толпа вскрикнула. Капитан принял решение мгновенно. Подставив себя под струю воды из пожарного рукава, бросился в полыхающее здание. Сзади услышал замполита:

– Куда, Бекетов? Там смерть!

И крик Кристины:

– Юра-а-а!

Больше капитан не слышал ничего, ворвавшись в помещение дневального. Стены горели, дым полностью закрывал видимость и перебивал дыхание. Но Бекетов знал, где может находиться его солдат, рядом с печью в бытовке. Как знал Юрий, что у него всего полминуты на то, чтобы вынести подчиненного. Поэтому он сразу рванулся вправо сквозь стену огня. Оказавшись в бытовке, капитан упал на пол, перекатился к стене, в которую и была вмонтирована давно не действующая печь. На втором обороте Юрий уперся в тело солдата. Чувствуя, что теряет силы, схватил тело и поднял его на руки. А затем рванул назад, к спасительному выходу, приказываю угасающему сознанию держаться. Держаться во что бы то ни стало.

Оборвав крик, как только Бекетов ворвался в пылающее здание, Кристина закрыла глаза ладошками. На нее никто не обращал внимания, застыв в ожидании скорой и скорее всего трагической развязки. Тишина нависла над толпой. И эту тишину не мог разорвать даже треск бурлящего огненным водоворотом пожара. Ее разорвал одновременный вздох облегчения десятков людей, смотрящих на пылающий вход. Разорвал тогда, когда из огня показалась фигура черного от копоти капитана, который медленно, шатаясь, нес на руках такое же закопченное тело ефрейтора. От этого вздоха открыла глаза Кристина. И тут же бросилась навстречу Бекетову. Но не успела добежать, поддержать. Капитан вдруг опустился на колени и упал, уткнувшись в траву газона, накрыв собой солдата. И она упала рядом с ним. Перевернула на спину, уткнувшись в грудь сквозь обильно проступившие слезы, умоляя офицера:

– Юра! Юрочка! Не умирай! Пожалуйста! Не умирай! Прошу тебя! Господи! Не дай ему уйти, ведь он только пришел!

И вновь:

– Юра! Юра! ...

Ее оторвали от Бекетова.

Дальнейшее она помнила плохо.

Санитарная машина, носилки, белые халаты. Какой-то мужчина над ней. Резкий удар нашатыря в нос. Офицеры, поднявшие ее с земли и усадившие на скамейку курилки, холодная вода. А в нескольких десятках метрах руины пожарища. Остов казармы рухнул почти сразу после того, как из нее вышел капитан Бекетов.

Очнулся Бекетов, когда за окном было темно, а в палате, в которой он находился, горел синий ночной свет. Очнулся и увидел сидевшую рядом Кристину. Их глаза встретились.

– Кристя, что с Люляем?

– Жив он, Юра, жив. Ожоги, правда, получил сильные, но врачи говорят, что для жизни не опасные. Ногу сломал, но это вообще ерунда. И, как ты, угарным газом отправился. Сейчас в соседней палате лежит. Юра, Юра!

Женщина вдруг заплакала, опустив голову. Бекетов дотянулся, погладил...

– Что ты, Кристина. Не плачь. Все же нормально!

– Да, нормально! Я чуть с ума не сошла, когда ты бросился в огонь! Почему ты обо мне не подумал?

– Ты была в безопасности, солдат же мог погибнуть, а я, дорогая, в ответе за него. Перед родителями в ответе!

– Да, да, конечно, прости, я спросила глупость! Но ты не сказал, голова болит?

– Болит!

– Вот! Начмед так и сказал: когда очнешься, головную боль надо будет снять. Лекарства оставил. Я сейчас дам тебе таблетки, только воды налью.

Кристина встала, взялась за графин. Руки ее дрожали. Горло графина отчетливо выбивало дробь о край стакана, пока она наливала воду. Подала таблетки и стакан. Юрий принял лекарство. Спросил:

– Сильно испугалась утром у казармы?

– Он еще спрашивает! Когда тебя увозили, я потеряла сознание. Нашатырем привели в чувство. Говорю же, чуть с ума не сошла!

Бекетов улыбнулся:

– Значит, полюбила!

Женщина вздохнула:

– Что ж теперь скрывать? Полюбила!

– А почему обреченно говоришь об этом? Словно не радость пришла к тебе, а беда!

– Не думала, что так вот все будет! Но ладно, ты молчи. Тебе нужен отдых.

Капитан возразил:

– По-моему, в отдыхе больше нуждаешься ты, я выспался! Кстати, сильно меня задело?

– Знаешь, ко всеобщему удивлению, нет! Спину обжгло немного, но ты сам, наверное, это чувствуешь, а так внешне ничего не повреждено. Отравление я не считаю! Просто удивительно. Даже волосы не обгорели, но ресницы опалило. Тебе невероятно повезло! Все, кто был возле пожара, думали, что не вернешься из огня!

– Ты в их числе?

– Да. Я тоже так думала. И у меня все разрывалось внутри. Я словно вдруг оказалась вне реальности. Огонь, дым, люди, крики, а потом ... тишина, как признание того, что тебя больше нет. Господи ... не хочу вспоминать!

– И не надо. Получается, пропал наш вечер.

Кристина присела на край кровати:

– Ну о чем ты думаешь? Разве об этом сейчас надо думать?

– А о чем? О пожаре? Он в прошлом, жить же следует настоящим. Я уже говорил об этом, а может, это ты говорила?

– Не помню. И ничего не пропало. Теперь у нас, Юра, если, конечно ты захочешь, все впереди.

Бекетов наигранно возмутился:

– Что значит, если я захочу? Ты на меня стрелки не переводи. Все от тебя зависит!

– Да нет, не от меня! У меня же дочь, Юра, вдруг тебе она придется не по душе? И зачем вешать на себя обузу? Но я пойму! Мне и немного счастья хватит. Осуждать не буду, если решишь бросить. Ведь вокруг столько хороших и одиноких женщин.

На этот раз Бекетов возмутился уже не на шутку:

– А ну прекрати пороть чушь! Ты мне эти мысли брось! За кого ты меня принимаешь? За самца, которому только и нужно, что поиметь самку? Я люблю тебя. Это значит, люблю такой, какая ты есть! С дочерью! Понятно? И чтобы больше я подобных базаров не слышал, ясно?

– Ясно, ясно, успокойся!

– И слезы вытри, не на похоронах!

– Хорошо. Я умоюсь.

– Умойся! И посмотри, пожалуйста, кто сегодня дежурит.

– Я и так знаю. Рая Крабова и начальник медслужбы полка с сестрой, но они следят за твоим солдатом.

– Жена Краба? Это хорошо.

– Почему?

– Ты умойся, умойся.

Кристина подчинилась. С полотенцем вернулась к кровати, переспросила:

– Так почему хорошо, что Рая дежурит?

– Да потому, что при ней мы спокойно слиняем отсюда. И ночь проведем на хате старшины. Он мне ключи от своей квартиры оставил.

– Что ты, Юра? Какой слиняем? Тебе лежать надо!

– И буду лежать, только в другой постели и с тобой! Или ты против?

– Я не против, теперь не против, но тебе нельзя.

– Можно! Я в порядке!

Женщина вздохнула:

– Даже если и так, то ночь-то, Юра, кончилась. Утро на дворе. Шестой час.

Бекетов удивился:

– Серьезно?

– Да. Посмотри на часы.

Она показала ему циферблат своих миниатюрных часиков. Бекетов чертыхнулся:

– Ну что за порнуха? Эх, не везет, так не везет!

– Это тебе не везет? Не гневи бога!

– Ладно! Но сегодня вечером...

Кристина закрыла ему рот ладонью:

– Не продолжай. Давай сначала дождемся этого вечера.

Вошла Рая Крабова:

– Во как? Я думала, наш Бекетов спит после убойной дозы лекарств и солидной порции газа, а он уже Кристину обхаживает. Ну, ты даешь, Юра!

Кристина покраснела:

– Да мы ничего, а Юра, он только недавно очнулся.

Рая улыбнулась:

– Ну, конечно, как же иначе? Как самочувствие, спасатель?

– Отлично, Раечка!

– Тогда, сейчас лекарства принесу.

Капитан удержал медсестру:

– Подожди! Я только что проглотил таблетки. Ты мне, Рай, лучше вот на что ответь: мне, случайно, в целях ускорения выздоравливания граммов сто пятьдесят спирта не положено вместо «колес» всяких?